И станет ясно

Кёльн, наше время.

Одна пара сапог сменяется за другими, оставляя на месте преступления всё новые и новые следы. Отпечатки подошвы одинаковые, от массивных берцев, которые выдают сотрудникам полиции ещё в первые дни работы. Туго завязанные шнурки пачкаются от грязи, перемешанной со снегом, ведь на дворе конец февраля — солнце светит ярко-ярко, люди меняют одежду с зимней на менее тёплую, а с крыш капают капельки растаявшего снега. Вот и на жертву зверского преступления одна за другой капает холодная капля с листов деревьев, заставляя воротник рубашки стать мокрой. Он не дышит. Не дышит уже давно, с прошлой ночи, пока полицейские обходят место преступления, слегка пачкая его одежду брызгами грязи от уверенных и быстрых шагов. Один шустро, но аккуратно перемещается с одного места к другому, щелкает на кнопку на фотоаппарате сверху, а из через ещё несколько нажатий вылетают фотографии, которые он быстро убирает в зеленую папку. Фотоаппарат не из дешевых, да и бумагу специальную закупать приходится часто, но что поделать — работа такая, времени на поход в фото салон или принтер совсем нет, когда речь идет о жизнях людей. Второй медленно, со слегка дрожащими руками наклоняется к трупу. — найден в лесу… Значит, возможно стал жертвой так называемого «хозяина». Сейчас и проверим. — монотонно и медленно размышляет мужчина и оглядывает лицо трупа. Чистое, почти белое, нет ни волос, ни каких других улик, которые могли бы как-то указать на преступника. Чистое лицо, не испачканные блондинистые волосы. Светлую, растрёпанную челку мертвого он поднимает ладонью в перчатке аккуратно и медленно, лишь бы не смахнуть что-то важное. И в миг догадки подтверждаются — на лбу, большими печатными буквами, не очень глубоко вырезано слово «раб». Рана зажила, будучи не глубокой. Уже не кровоточит, но надпись на лбу всё равно словно горит пламенем из-за застывшей крови. — улики не найдены? — интересуется мужчина, выгнувшись и зажигая пахучую сигарету без стеснения. В сторону коллег не смотрит, взгляд всё так же направлен на труп комиссара полиции, пока тот, прикрыв глаза, мирно лежит на мокром февральском снегу. — отпечатки пальцев на телефоне так-же могут быть не Смита. Гляньте ведь. — слышится строгий голос женщины, которая лишь на пару секунд прекращает записи и указывает на телефон, лежащий рядом с карманом, чуть прикрытый пальто. — и то верно. Отдадим на проверку криминалистам, может найдут что. Если вы закончили с обследованием трупа, везём его в морг. — тяжело выдыхает мужчина, делая несколько шагов к машине, сквозь ночную тьму и делает ещё одну затяжку сигареты.

Ранее привычная тропинка в лесу теперь стала недоступной для лишних глаз. Мокрая лента в чёрно-желтую полоску обвивает место преступления и ещё несколько метров от места, где нашли майора Смита, не давая пройти дальше. Час за часом тает всё больше и больше снега от ярких, тёплых лучей солнца, заставляя криминалистов лишь сильнее волноваться о уликах, которые не обнаружили за первоначальный осмотр. Погода совсем не позволяет качественно проводить повторный осмотр.

— черт, в чем заключается проблема сравнить отпечатки пальцев, найденные на телефона Эрвина? Я же прекрасно знаю, что на нем были не только его отпечатки. В конце концов, у меня имеется алиби. — Аккерман впивается ладонями в край деревянного стола, когда говорит это. Грубо и с ясным не довольствием в голосе, с яростным взглядом. Будь его воля, наверняка бы сейчас разгромил весь кабинет от нахлынувшей злости, от желания поскорее закончить всё это. — есть детективы опытнее вас, которые быстрее сумеют решить это дело, об этом я твержу вам не в первый раз, детектив Аккерман. И вам мы никак не можем позволить работать над этим делом из-за ваших связей с комиссаром. — тяжело вздыхает мужчина, с легким огорчением и прекрасно заметной усталостью глядя на собеседника. Ощущение, что последний вот-вот разорвет его. Видеть озлобленное лицо детектива, который ранее всегда вел себя более безразлично ко всем сотрудникам совсем непривычно. — а о отпечатках… И речи быть не может, пока вы не расследуете это дело. Мы уже поручили его ранее другому детективу. У вас ещё будет возможность раскрыть другие дела. Из губ детектива выходит тяжёлый вздох, когда он перестаёт поддаваться порыву гнева, а ладони уже не так яростно сжимают край крепкого стола. Голос становится более спокойным, но всё таким же недовольным: — тогда почему этот детектив уже как два месяца не может раскрыть это дело? Ни одной вести о том, как идёт расследование. — наши детективы хотя бы не нанималась только из-за жалости майора Смита. — грубо, гораздо громче чем ранее отвечает ему седой мужчина. Говоря это, вскакивает из-за стола и ударяет по крепкому дереву от стресса, тем самым показывая, что разговор окончен. Но Аккерман упертый и его такой ответ явно не устраивает. Он глядит в глаза собеседника с ещё большей, новой ненавистью, когда он совсем ближе, а сердцу хочется кричать лишь от упоминания мертвого друга. От упоминания того, кто вытащил его когда-то из той дыры. Почти гробовая тишина наступает между ними, когда они с ненавистью смотрят друг на друга, а каждый пытается сдержаться, чтобы не высказать ещё больших гадостей. Почти полная тишина сплошь наполнена ненавистью и гневом, их бы воля, устроили бы здесь беспощадную драку. Но в миг тишину и пронзающие друг друга взгляды прерывает скрип двери, цоканье каблучков и тихий, еле слышный голосок: — я прошу прощения за беспокойство… Вы просили прийти сегодня к пяти и принести документы. В дверном проёме виднеется силуэт не высокой девушки: поза совсем неуверенная, руки от волнения крепко сжимают папку с документами, а глаза бегают в разные стороны, когда помимо уже знакомого лица седого мужчины, она замечает не без известного детектива Аккермана. Оборачивается на неё медленно, а в глазах боль и усталость виднеются сразу… «Видимо, его это сильно затронуло…» — задумывается Эрсель, глядя в стеклянные глаза мужчины. Разговоры его с помощником комиссара были слышны ещё с коридора, а слова о связях детектива со Смитом в том числе. Девушка с тревогой поджимает нижнюю губу от неприятных мыслей, но их быстро прерывает уверенный, хриплый тон: — Леви, подождёте немного? Девчушка пришла на работу документы до конца оформить. Говорит, на помощника детектива метила в участке другого района. — последнее предложение он произносит с хитрецой, наконец-то подняв взгляд на недоумевающего собеседника. А тот не глупый, намёки то понимает. Хмурится, а стеклянный взгляд, ранее полный боли, на которую было совершено плевать седому мужчине, сменяется более недовольным. — я работаю один. — фыркает он, без стеснения смотря на даму напротив. Дрожит вся, боится, будто-бы вот-вот в угол забьётся от всего происходящего. Аккуратные ручки от страха крепко сжимают папку с документами, заставляя кончик помяться, а сама она создаёт у Леви впечатление не самого лучшего помощника из-за ужасной неуверенности. — прошу прощения… Не думаю, что стоит навязывать идею детективу, если он не желает. Он и без того по рассказам прекрасно раскрывает дела. — с неловкой улыбкой, врывается в разговор рыжая девушка и склоняет голову на бок. С диким стеснением оглядывается мужчину напротив в ответ, заметив пристальный взгляд на себе. — у детектива Леви это последний шанс взять это дело на себя. — монотонно и медленно, растягивая слога продолжает седой мужчина, перебирая краешки листов из папки с документами по делу. Леви хмурится, оглядывает его и совсем не знакомую девушку суровым взглядом. Желания работать с кем-то незнакомым, уж тем более после убийства столь близкого человека совсем нет. Сердце бешено бьётся и чуть ли не до слез болит от того, что нужно вновь принимать выбор. Спустя несколько секунд раздумий из его губ выходит несколько уверенных слов: — по рукам. Но учить её всему я не собираюсь. — вот и славно. Это вам, а завтра в девять ждём в участке, отдадим оставшиеся документы. Вы свободны. — мужчина протягивает ему папку с документами и облегченно вздыхая, облокачивается на спинку стула. А от Аккермана и звука не слышно. Он быстро забирает все нужные документы и тут же удаляется из кабинета, явно не желая оставаться в одном помещении с «неуверенной соплячкой» и «душным стариком», как он уже прозвал их мысленно в порыве ярости. Ещё бы тут не злиться. Сначала как ни в чем не бывало пьешь чай и разговариваешь с другом в его кабинете во время обеда, а на следующий день его уже находят мертвым. Боль и ярость, отвращение ко всему охватили детектива на все эти дни, поедают его изнутри, не оставляя и намека на хоть какую-то радость. Он выходит в коридор, а в глазах все так туманно, и словно видит перед собой мёртвого Эрвина. Того близкого, кто понимал как никто другой, кто всегда давал руку помощи и в конце концов, вытащил его из той дыры, той кромешной, казалось тогда нескончаемой тьмы. Отсутствие аппетита даёт о себе знать — детектив несколько последних дней ужасно питался, позабыл про сон и отдых, из-за чего слабость по всему телу сейчас накатывает огромной волной, вот-вот смоет его и заставит упасть без сознания. — вы в порядке? — вырывает Аккермана из раздумий заботливый голос Петры. Взволнованна, по ней сразу видно. Глядит на него недоумевающе и с тревогой и придерживает за плечо, пока тот медленно, но стремительно приходит в себя и выдавливает лишь пару слов: — всё в норме. — звучит это пусть и без капли какой-то эмоции, но с жалостью. Он вздыхает тяжело и томно, прежде чем наконец-то поднять взгляд с пола на дежурную участка. Петра пусть и работает здесь не так давно, но всем пришлась по душе сразу же. Заботливая, добрая и ответственная, словно мама всего участка, с таким волнением заботиться о состоянии коллег.

— будет что-то подозрительное в его поведении — скажешь. Нам не выгодно доверять ему. Завтра тоже к девяти здесь. — всё таким же серьёзным тоном и медленно говорит седой мужчина, когда протягивает рыжей девушке её уже подписанные документы. Руки её всё так же дрожат, но бумаги принимают и убирают в желтую папку. Сама Эрсель сглатывает, тяжело вздыхает, а в мыслях никак не уходит тот стеклянный, полный боли и отчаяния взгляд. «Он сам страдает не меньше… Не верю, что мог бы убить Смита» — задумывается она и в ответ собеседнику лишь послушно кивает. Вскоре вновь слышится стук лаковых туфелек типа «Мэри-Джейн», а дверь в кабинет закрывается вслед за ней. «Что же теперь будет? " — задаётся вопросом рыжая, шагая по длинному коридору участка и держа в руках яркого цвета папку. Осознание того, что теперь всё будет по другому, ещё не до конца осенило её, а только начинает медленно приходить. Словно яркий, тёплый лучик начинает загораться в глубине души, когда она с уверенностью шагает по коридору, будто бы вступая в новую жизнь. — удачного вам дня! — прощается она с дежурной участка Петрой, прежде чем выйти и улыбается ей в след, на что получает милое: — и вам того же! Стоит Эрсель выйти из участка, как по приятному холодный лёгкий ветерок дует в лицо, а глаза приходится щурить из-за ярких лучиков, которые пробираются сквозь козырек над небольшим крыльцом. Хочется улыбаться без причины, просто улыбаться и радоваться жизни, ведь в душе всё так же сильно нарастает осознание того, что это начало новой жизни. Новая работа, расследование дела и в конце концов, помощь тем, кто нуждается в этом. С мягкой улыбкой она смотрит на безоблачное небо, но лишь заметив какой-то силуэт справа, улыбка резко сходит с лица, она вскидывает брови и удивлённо хлопает глазками, что-бы убедиться, не показалось ли ей. — чего смотришь? — заметив на себе такой заинтересованный взгляд девушки, вскидывает брови Аккерман и лёгкими движениями пальцев отряхивает сигарету в руках от пепла. Вскоре, из мягких, аккуратных губ выходит дым, слегка затмевая резкие черты лица. Эрсель тут же спускается с крыльца без раздумий и встаёт напротив мужчины. Из губ выходит тяжёлый вздох, прежде чем она начинает разговор. — детектив Аккерман… Я прошу прощения за такое, но сидя в коридоре, услышала что вы с комиссаром Смитом были близки.- неуверенно изрекает она и чувствует, как собеседник прожигает серьёзным, словно ледяным взглядом. — мне даже тот старик напомнил об этом, ближе к делу. — я хотела сказать, что мне очень жаль вас. Я сама теряла близких и понимаю, как это тяжело. Особенно, как тяжело отпустить и жить дальше… Вы не одни, Леви. Каким бы человеком вы не были, лично я буду рада помочь и выслушать, ведь разделяю вашу боль. Если вдруг захочется выговориться, да и по работе нужно будет, давайте я дам свой номерок? Что угодно, а этого детектив совсем не ожидал. Сигарета почти выпадает из пальцев, которые он случайно ослабляет от удивления. «К чему вся эта доброта?.. " — задаётся вопросом он, с заметным подозрением разглядывая рыжую. Ему сейчас совсем не до разговоров, а сердцу хочется кричать от боли, но слова поддержки, даже такие простые, слышать совсем неожиданно. — диктуй. — кратко, серьёзным тоном отвечает он и достаёт телефон из кармана, но взгляда с собеседницы не сводит, пытаясь найти в выражении её лица хоть каплю хитрости или обман во взгляде. Пытается упорно, но не получается совсем. Эрсель медленно диктует цифру за цифрой выученного номера, параллельно разглядывая напряжённое лицо мужчины. Уставшие глаза смотрят в экран телефона, судя по всему внутреннюю часть губы он слегка прикусывает. Круги под глазами прекрасно видны и заставляют заботливую Эрсель слегка нахмурится от мысли о возможном плохом сне. — ещё чего-то? — убрав телефон обратно в карман, поднимает свой взгляд Леви на неё. Смотрит с безразличием и одновременной болью, пусть и пытается выглядеть серьёзно, лишь бы не показывать всё настоящее, весь переизбыток чувств, который наполняет внутри. Несколько секунд раздумий «а стоит ли?» девушке вполне хватает, чтобы мысленно сказать себе уверенное «да» И с небольшой сумки снять вязанный брелочек в виде миловидной звёздочки. — а это вам! Что-бы знали, что когда-нибудь вновь будете гореть как звёздочки на небе. — довольно хихикает она, так радостно улыбаясь ему, словно освещая своей улыбкой уставшего детектива. Тот и ответить не успевает, как собеседница, глянув на часы, тут же убегает, сказав на прощание лишь: — простите, трамваи не ждут! И оставляет его наедине с миловидным, ярким подарком и своими мыслями. — вот же чуднáя. — шепчет Леви, внимательно рассматривая небольшой брелок в руках. Бережно убирает его в карман пальто, а после тушит сигарету, бросает в мусорку и удаляется от уже родного полицейского участка. А на душе остаётся странное чувство, когда он шагает в сторону своей квартиры. — Ильза, я дома! Ставь чайник, буду рассказывать, как всё прошло. — слегка повышает голос Эрсель, но из-за этого он не звучит менее добрым. Она быстро снимает с себя обувь и только успевает выгнуться, как уже видит перед собой подругу. Та стоит, с довольной улыбкой осматривая юбку-карандаш подруги. Черные, длинные волосы слегка лезут в лицо, но их она быстро смахивает длинными, аккуратными ногтями. Чёрные глаза внимательно изучают подругу, а вскоре слышится уверенный голос Ильзы: — чего ты в этой юбке не ходишь почти, не понимаю. Тебе очень даже идет. — даже слегка возмущённым тоном, интересуется брюнетка и следует за подругой на кухню. — ох, ты же знаешь, как я не люблю одежду, которая так выделяет… — слышится совсем неуверенный голос Эрсель, которая уже тыкает на кнопку на чайнике. — бёдра? И всё из-за тупой шутки Альберта? — горько усмехается собеседница и хмурится. Несмотря на своё легкое недовольство, отказываться от посиделок с подругой не собирается, тем более, когда речь должна идти о новой работе. — Ильза, когда-нибудь я с этим справлюсь, но точно не сейчас. Работа новая, особо времени сбросить вес в этой зоне и не будет… — голос не всё такой-же огорчённый, когда она достаёт из шкафчика сверху две кружки с солнцем и полумесяцем — парные, купленные ещё два года назад, когда обе учились в университетах. — ладно уж, малая. Рассказывай, чего там с работой. — представляешь, буду помогать детективу с расследованием. Ну и много же дел предстоит… — а детектив то кто? — Аккерман. И выглядит он… Честно говоря, очень подавленно. Мне его жаль. По ходу расследования буду стараться поддерживать его. — из губ рыжей выходит тяжёлый вздох, когда она вспоминает про столь взволнованный вид мужчины, а с каждой секундой становится всё грустнее и грустнее. — ох, точно! Когда ехала домой в метро, такое случилось, я думала описаюсь от смеха! — резко переводит тему она, всё же не желая портить настроение в такой день. На лице от приятных воспоминаний о событии в метро появляется радостная улыбка. — давай заплету тебе косички, а ты будешь рассказывать, что там случилось, пока чайник греется. — Ильза встаёт из-за стола не ожидая ответа и пристраивается позади подруги. Сначала треплет короткие волосы сзади, переходит вперёд, а после начинает заплетать в тонкие, но миловидные косички одну из волнистых, рыжих прядей примерно по ключицы спереди. — сначала всё было хорошо, вот только захожу я в вагон, а там… — восхищённо начинает Эрсель, жестикулируя, но не сильно, чтобы не мешать подруге, которая так заботливо перебирает одну небольшую прядку за другой, переплетая их меж собой.

А вот детективу, который вскоре стал приятной таких бурных обсуждений двух подруг-сожительниц, совсем не до шуток и разговоров. Пересчитывая деньги из конверта, осознаёт, что нужно ещё копить и копить, на операцию собрана только половина суммы. Он просто убирает всё обратно, а чувство безысходности и пустоты вновь накатывает с новой силой. «я обещал, что накоплю ей на операцию.» — проносится в его голове раз за разом, когда он сжимает меж пальцев краешек белого одеяла. Но всё в миг прерывает вибрация от телефона. Он словно выходит из своего тревожного мира, будто бы его из этой дыры вытаскивает та, кто звонит. — Леви, я так по тебе скучала.- слышится хриплый голос женщины по ту сторону экрана, когда Аккерман, придя в себя, берет трубку и ставит телефон на тумбочку рядом. Лишь вид пусть и уставшей, больной, но такой родной матери заставляет позабыть про всё и будто выдохнуть все тревоги вместе с воздухом. — как идут дела с расследованием? — голос его матери нежен и полон заботы, а даже через экран видно, с какой добротой она смотрит уже на взрослого сына. Но не успевает и договорить, как слышится уже привычный кашель, но всё ещё пробирающий детектива до боли. — сегодня наконец-то соизволили дать документы по делу, завтра к девяти в участок за остальным. — только сильно не утруждайся. Отдых тоже нужен, ты и без того много чем занят. — накоплю тебе на операцию, тогда и отдохну. — ох, Леви. Ты такой упертый. Но запомни, что отдыхать нужно, а то опять круги под глазами начали появляться. — заботливо возмущается Кушель, а самой так и хочется обнять любимого сына и ни о чем плохом больше не думать. Совсем позабыть про болезнь, про деньги на операцию и прочее. Просто наконец-то быть рядом без волнений о завтрашнем дне. — лучше думай о своём самочувствии. Что говорят врачи? — переводит тему Леви, а в голосе слышится чистейшая тревога за мать. — сказали, что состояние ухудшается, но это поправимо… С таким то сыном как ты оно точно должно улучшится рано или поздно. — на её лице появляется такая родная, ласковая улыбка, что мужчине аж самому на душе спокойнее становится. — а что это у тебя? Жёлтое такое, слева. Внимание Леви сразу переходит с родного лица матери на небольшую игрушку слева. Придя домой, выложил ту вязанную звёздочку из пальто, чтобы не потерять, а убрать и вовсе позабыл, занятый своими тревогами. Он берет звёздочку в руку и подносит ближе к экрану, что-бы показать её заинтересованной матери. — помощницу мне пристроили. Подарила её и убежала, чуднáя такая. «Надо бы ей всё же сообщить, ко скольки должна быть в участке.» — задумывается Леви, но эту мысль закидывает «на потом», лишь бы не отвлекаться от разговора с матерью, по которой и без того до ужаса скучает. — радует, что у тебя появляются новые знакомые. В последние месяцы ведь почти ни о ком ничего не говоришь… — тяжело вздыхает женщина, но её последующие раздумья прерывает голос врача о вечерних процедурах. — прости, Леви, пора на процедуры. Спокойной тебе ночи. — ласково улыбается она сыну и прекращает звонок, оставив его наедине. — и тебе спокойной, мама… — тяжело вздыхает Леви, когда вместо лица матери виднеются обои на телефоне. Вскоре он его выключает, и сладко потянувшись, зарывается головой меж мягких подушек. Устал. До безумия устал жить каждый день в страхе того, что самый родной и близкий человек, чье состояние так ухудшается, может умереть в любой момент. Устал от того, что столько ужасного в этой жизни происходит, словно небо, полное густых и отвратных туч глубокой осенью не желают расходится, и никогда не разойдутся.И не выглянет лучик света средь них. — что же… Надо позвонить ей, пока не поздно. И придумать тебе имя, бедолага. — Леви устало произносит это, когда чувствует, как на спину усаживается кот, которого он недавно приютил у себя. Чёрный, большой и пушистый, сидит у него на спине и будто бы массирует спинку мягкими лапками. Имя ему даже спустя несколько дней не придумал — не до этого сейчас. Он берёт кота в руки, усаживает рядом и сам садится на край кровати. Питомец тут же ластится, заползает к нему на колени и трётся мордочкой об тыльную сторону руки, показывает, как жаждет внимания. Мурлычет громко и успокаивающе. А из телефона детектива уже слышится гудок за гудком, на которые чёрный кот не обращает особого внимания и ластится к новому хозяину. — добрый вечер? — удивлено вскинув брови, решается сама начать разговор Эрсель тем, кого принимает сейчас за незнакомца. Но стоит услышать знакомый голос детектива, как словно камень с души спадает. — тебе того же. Узнаëшь? — слышится строгий, но словно бальзам для ушей его голос. В первую встречу и рыжей совсем не было времени обратить внимания на столь приятный голос, а сейчас, будучи в сонном состоянии, слушает его с заметным для подруги на соседней кровати удовольствием. — конечно! С вами что-то случилось, Леви? — встревоженно интересуется она, а взгляд в миг становится более серьёзным. — жду завтра к девяти, седьмой кабинет, первый этаж. Введу тебя в курс дела. — запомнила! Может, что-то ещё? Вы сейчас в норме? — заботливо интересуется Эрсель, когда волнение за подавленного мужчину нарастает от воспоминаний о дне. — на этом всё. А такое волнение обо мне… Вовсе ни к чему. — я буду заходить в кофейню утром, может быть, вам что-нибудь захватить? — успевает Эрсель лишь договорить, как звонок сразу прекращается без ответа. Она удивлённо вскидывает брови и хлопает глазами, глядя на экран телефона. А после, медленно и с хитрецой в голосе протягивает: — Ильза, а у нас теперь есть его номер. Глянем аккаунты в соц сетях? — не желая портить себе настроение, интересуется рыжая с хитрой улыбкой на лице. Да и причина такой не разговорчивости детектива ей вполне ясна и обижаться из-за этого она не собирается. Подруга встаёт со своей кровати и садится на неё почти сразу, так-же довольно улыбаясь. — спрашиваешь ещё. — усмехается она, ожидая подругу, которая уже старается над поиском.

Осмотр соцсетей бедняги детектива плавно переходит в обсуждении бывших, смешных ситуаций, а потом и вовсе в игру в карты. Кон за коном, а время близится к двенадцати. Но только ближе к часу ночи, рыжая удивлённо глядит на время на телефоне и тут же принимается складывать карты, которые мешала ранее, обратно в коробку. Вставать уже через шесть часов, прийти не выспавшаяся в первый рабочий день она не желает. «Кажется, это начало чего-то нового… »— с радостью и приятным, тёплым чувством, вспоминая прошлый день, задумывается Эрсель и со слабой улыбкой на лице погружается в сон, надеясь на самое лучшее и с чувством предвкушения на душе.