Голубые глаза

      В одной психиатрической больнице N, в палате №6 сидел привлекательный мужчина двадцати четырёх лет, с миленьким овальным личиком и красными щëчками, с голубыми глазками, которые чем-то напоминали сапфиры с топазами, и длинными ресницами; средних размеров нос с горбинкой, который прекрасно вписывался в всю концепцию лица, дополнял эту картину и заставлял обратить внимание на себя, нежели на лысину больного.       Говорят, что до того, как его положили в психиатрическую лечебницу он работал учителем математики, любя свою работу и не старадая от того, какая она тяжкая и малооплачиваемая. Главное, что это занятие ему было по душе: он считал, что учить детей и есть неотъемлимая часть его жизни, его своеобразный долг, который он обязан исполнять столько, сколько потребуется, делая это вплоть до своей старости. Также говорили, что он был очень оптимистичным и ярким человеком, который никогда не отказывал в помощи и делал всë свыше нормы, никогда не показывая своей усталости. Мужчина считал, что маска — оптимальный способ скрыть все свои проблемы от окружающих: своё утомление, своё нехотение что-то делать и свои дикие фантазии, которые с каждым днëм плодились в его бедной головке путëм митоза ; пока маска не сорвалась и он не обезумел от своих идей, которые перешли в воплощение сразу в ту же ночь...       Больше информации никто не распространял. Видимо правда была хорошо засекречена, так что посторонние глаза и уши, кроме работающих с Балди, не знали того, что он совершил и что сталось с ним дальше. Стало интересно, что же он такого сделал? Может, слежка за новым сотрудником этой больницы нам поможет узнать все детали?       Кевин Найт — новый сотрудник психиатрической больницы. Статный, красивый мужчина двадцати семи лет, который с удовольствием окончил медицинский университет и иные дополнительные курсы, желая посвятить себя тому, чем никто и никогда бы не стал заниматься с особым пристрастием. На выборе был патологоанатом, директор какой-нибудь шараги и ещë пару тяжких профессий, которые мало у кого вызывают приятные чувства и эмоции. Всë же Кевин первым делом решил начать работу в психиатрической больнице, мимо окон которой проходил каждый раз, идя на учëбу. Больные за решёткой смотрели на него... Нет, не на него, прямо в его душу и просили помочь, просили вызволить и наставить на верный путь. Кевин был парнем отзывчивым и трудолюбивым, крепким на трудную работëнку, так что решил во что бы это не стало помочь этим людям, а потом, если получится, отдаться этой работе полностью, а коли нет, выбрать другую из списка и пробовать себя уже в ней.       И вот, идя по коридорам первого этажа, он пришëл в кабинет главного врача, где уселся за стол и стал ожидать мужчину, с которым переписывался прошлым вечером. Через минут десять после перекура зашëл тощий мужчина лет пятидесяти шести, бледный, с крупными мешками под глазами. Он посмотрел на бодрого и румяного шатена, который поправил очки в серебряной оправе и улыбнулся старику. Казалось, главврач побледнел ещë сильнее от вида бодрячка, и даже горячая кружка у него в руке не могла вернуть ему прежний цвет кожи. Медленно, чуть похрамывая, он прошëл к своему месту и поставил кружку на стопку бумаг, став лениво просматривать остальные, ища заявление для Найта. Через десять минут поиска он обыскал все шкафы в кабинете и нашëл заявление, с коим быстро ознакомился молодой человек и расписался везде, где только можно и нужно. — Что ж, — лениво и тихо, хрипящим голосом с кашлем сказал дед, — можешь начать уже с сегодняшнего вечера, но в ночную смену. Дневная вся забита... — Да, хорошо, я с радостью! — улыбнулся тот ему и отдал заявление, сразу перехватив ледяную руку старика и пожав еë. Дед чуть приподнял веки и после сразу же вздохнул. Заметив это, шатен приподнял бровь. — Что-то не так? — Да просто странно на тебя смотреть... Ты молод, красив и идëшь работать сюда... Зачем? На что ты расчитываешь?.. — старик откашлялся и пожал его руку своей, обтянутой кожей на кости, где сине-зелëные вены были видны лучше, чем бледная рука на фоне белых бумаг. — Мог бы устроиться в более яркое и благоприятное место, чем это... Гнетущее... Сырое, противное... — Так вы и сами здесь не хотите работать? Что же вас держит? — выпрямился и поправил халат. — Холостая жизнь, парень... Да и куда мне идти в свои-то годы?.. А ты? Зачем? — Всегда притягивала та работа, которая отличается своей загадочностью от остальных. И первой решил опробовать эту, — усмехнулся Ди. — Слушай, давай забудем, что ты подписал эту несчастную бумагу и сделаем вид, что не переписывались с тобой о том, чтобы устроить тебя сюда? Ты свихнулся раньше положенного, Найт? Выбери другую работу, я не смогу смотреть на то, как такой парень, как ты, — тот закашлялся из-за повышенного тона. Видимо давно не разговаривал так громко или перекурил, вот и горло посадил, — погибнет и сойдëт с ума от тех, кто сидит здесь! Если бы была дневная смена, было бы куда лучше, и я бы дал тебе попробовать здесь пробыть определëнный срок, но у нас осталось только ночная. Тут ты не посидишь на первом этаже с лечащимися быстро, они-то спят! А вот на минус первом, куда тебя сейчас я должен отправить, сидят те, кто не спят круглыми сутками и доставляют уйму проблем людям своим существованием. Ты будешь обязан ознакомиться с делом того, за кем будешь следить, и проходить с ним лечение до тех пор, пока он не вылечится или не умрëт от методов лечения. Про электрический стул слышал? Накачиваем их определëнными зарядами по несколько раз, пока те не вырубятся, чтобы хотя бы как-то их усыпить, иначе начинают бредить и рвать обивку камеры, носиться и причинять себе боль таких масштабов, что смирительная рубашка не помогает. Они себе шеи сворачивают и остаются живыми! Это твари, от которых у здоровых людей поедет крыша. Не нужно тебе сюда, молодец, не нужно, иди другой дорогой... — А если я садист? Мне это по душе, — посерьезнел тот и стал на него смотреть проницательным взглядом, ухмыляясь. — Ты уверен, что твой садист выйдет наружу, смотря на страдания бедных заключëнных в белые камеры? Ознакомившись с причинами, по которым этот больной попал на минус первый этаж, ты останешься с ним навечность, станешь буквально его второй половинкой, так что чувство жалости, особенно у таких людей, как ты, будет преобладать, нежели сладость садизма. Некоторые не могут процедуру начать, потому что им жалко этих психически нездоровых, они же тоже люди!.. Да и... — Стоп, — тот вздохнул. — Часы тикают. Ночная смена скоро начнëтся. Отведите меня туда, куда полагается, пожалуйста, и расскажите всë, что нужно для работы, а не то, что чувствовали вы и другие рабочие на протяжении многих лет работы. Не нужно лишних спойлеров, я хочу насытится ими лично. Вы ещë больше возбудили во мне интерес к этой работе. Не зря сюда пошëл, — хитро ухмыльнулся и усмехнулся шатен, что аж глаза от удовольствия сверкнули.       Главврач на него глянул с безнадëгой. — Чудак... Видал я таких, как ты... Ну что ж, пойдëм... Но знай, я тебя предупреждал.       Откашлялся дед и пошëл медленным шагом к верхнему лифту с решёткой.       Спустились те еле как на минус первый этаж и Кевину открылись новые просторы больницы, о которых он даже не догадывался до сегодняшнего вечера. Метавшиеся работники со своими "животными" из одной комнаты в другую не обращали внимания на Кевина и главврача, поэтому ни взглядов, ни приветствий не было. Лишь суета. Кевин увидел пару больных: все в смирительных рубашках и с цепями на ногах, люди их буквально за ошейник на шее тащат в нужную комнату, умело избивая в случае непослушания. Директору это мягко говоря не понравилось, вызвало отвращение и понимание непрофессионализма к своим будущим коллегам. Можно ведь найти подход к больному, с которым ты уже наверняка не первый день работаешь, верно? Всё-таки старик был прав: они люди, — Кевин этого и не отрицал, — просто с особенностями, травмами, которые работники психиатрической больницы должны помочь проработать, чтобы привести своих пациентов к нормальной жизни и выпустить наконец на волю, как выпускников из школы. И при этом гордиться результатами своей работы, что забрала кучу сил и нервов. Почему здесь не так?       Дойдя до нужной двери среди многочисленных, старик открыл одну и зашёл в смотровую с огромным стеклом, где была видна камера с высоким и худым мужчиной в смирительной рубашке, который покачивался из стороны в сторону, сидя на полу. Услышав открытие двери очень внятно, больной перекатился силком на колени и подполз к стеклу, зная, что ничего не увидит, но зато услышит. Голубые глаза уставились в затанированное чëрное стекло, пытаясь там что-то разглядеть.       Кевин молча уставился на голубоглазого, присев перед ним на корточки. Казалось, они смотрят друг на друга, но никто из них не ощущал этого, ведь лысик ничего не видел, и Кевин это знал, а из этого следует, что контакта нет.       Встав, он взял папку из рук старика со всей информацией на... Балдимора Лефтина.