…
Вечеринку организует Джисон, что вообще-то уже должно было вызвать у Феликса достаточное количество подозрений, учитывая, что тот никогда не упустит возможности засунуть свой язык в глотку Минхо. Гадость. Именно поэтому Феликсу стоило напрячься и держать ухо востро, ожидая подставы от лучшего друга. Однако всё выглядит прилично, да и собираются только самые близкие друзья, поэтому он не упускает возможности поддразнить товарища, мол, от вечеринки здесь одно название. И Феликс немного успокаивается. Это так, дружеские посиделки в рождественскую ночь. — Да и слава Богу, — ворчит Чан, открывая очередную бутылку вина, — не придётся завтра драить квартиру и подсчитывать убытки, — сидящий на барной стойке Феликс согласно мычит. Уж он точно не против, чтобы они встретили Рождество исключительно в компании друзей. Вечеринки он не любит, да и скопление незнакомых людей тоже, поэтому только рад такому раскладу. Конечно, Джисон с самого начала планировал что-то грандиозное, но, в конце концов, решил отказаться от этой идеи — либо сыграла его интровертная натура, либо Минхо настоял на чём-то менее масштабном, учитывая, что именно им двоим пришлось бы разбираться с устроенным беспорядком. Одно из двух. Именно поэтому единственным раздражителем оставался Чанбин, без которого этот вечер обойтись не мог. Во-первых, он лучший друг Минхо (Феликс до сих пор не может понять, как эти двое спелись). Во-вторых, все их общие друзья (за исключением Феликса, разумеется) были с Чанбином в отличных отношениях, как будто он очаровал всю их компанию, и только Феликс оказался бракованным, не подвластным чарам Со. И честно говоря, такой расклад одновременно и раздражал, и задевал, будто это не Чанбин был засранцем, бесящим лишь фактом своего существования, а с самим Феликсом было что-то не так, раз он не смог подобраться к сердцу Со. От подобных мыслей Феликс фыркает. Достаточно громко, чтобы привлечь внимание Чана, возившегося с последней бутылкой соджу. Чан смотрит на друга с нескрываемым интересом — это видно по озорному блеску в его пронзительных глазах, приподнятым бровям и лёгкой усмешке, скользнувшей по пухлым губам, как будто он точно знает, о чём думает Ли. Феликс просто закатывает глаза на такое поведение Бана и отворачивается к двери, благо Джисон заходит на кухню в этот момент, спасая его от новой порции нравоучений от главной душнилы их компании. Феликс спешит переключить внимание Чана на Джисона, окидывающего кухню потерянным взглядом: — Случилось чего? — знает ведь, зараза, что Чан не оставит подобный вопрос без внимания. И, действительно, Чан поворачивает голову в сторону друга, чтобы посмотреть, что с ним произошло. — Да нет, — отмахивается Джисон, не замечая, как брови Чана сходятся на переносице, а хмурый взгляд устремляется прямо на Феликса, обещая устроить порку при первом удобном случае. — Хёнджин сказал, что мы просчитались с количеством закусок. Пришёл проверить. — Ты? — насмешливо слетает с губ Феликса до того, как он успевает подумать. Чан неодобрительно шлёпает его ладонью по колену, и Феликс изображает вселенское возмущение под тихий смешок Хана — все прекрасно знают, что слова «Джисон» и «кухня» — антонимы (однажды он захотел приготовить для Минхо романтический ужин и чуть не спалил всю квартиру, арендуемую совместно с Феликсом, Феликс тогда тактично попросил Джисона переехать к Минхо), такие подколы даже не были обидными! — Посчитать, Феликс, а не готовить, — закатывает глаза Джисон под тихий смешок Чана, эти двое… — Справишься? — в излюбленной издевательской манере продолжает Феликс, с нескрываемым удовольствием наблюдая за тем, как брови Джисона сходятся на переносице. — Кажется, математика не была твоей сильной стороной. — Ещё одно слово, и будешь сидеть рядом с Чанбином весь вечер, — с тихой уверенностью говорит Джисон, подходя к оставшимся на окне тарелкам с закусками. Улыбка в одно мгновение сползает с лица Феликса, будто он никогда не был с ней знаком, Ли бросает на Джисона убийственный взгляд, который тот успешно игнорирует. — Доставишь лучшему другу любимого парня столько проблем? — предпринимает ещё одну попытку оставить за собой последнее слово Феликс, но, кажется, безуспешно. — Поверь, Феликс, великий мученик здесь только ты, — хмыкает Джисон, забирая ещё две тарелки и относя их в гостиную, которая постепенно заполнялась приезжающими друзьями. Феликс моргает несколько раз после того, как дверь за Джисоном закрывается, Чан тактично делает вид, что не слышал этого диалога, но по лёгкой улыбке на чужих губах он догадывается, что тот не менее заинтересован в происходящем. — Какого хрена Джисон имел в виду? Чан пожимает плечами, будто вопрос был адресован не ему. — Наверное, только то, что Чанбин не так сильно горит вашей враждой, как ты. — Точно, — фыркает Феликс, — я и забыл про его святость. — Иногда ты перегибаешь палку, знаешь? — Чан методично расставляет бокалы на подносе, место в центре занимает бутылка вина. — Не моя проблема, что он меня раздражает, — защищается Феликс, пальцы, сжатые в кулаки, подрагивают. — Или ты пытаешься себя в этом убедить, — улыбается Чан, подхватывая поднос и выходя в коридор, оставляя Феликса в полном недоумении. Ему хочется пойти за Чаном и, глядя в глаза, заявить, что он не пытается убедить себя в неприязни к Чанбину, что он действительно его раздражает, но какая-то здравая часть заставляет его остаться на месте. Наверное, он всё-таки понимает, как глупо будет выглядеть в глазах друзей, особенно, если Чанбин уже здесь. Феликс морщится. Он не переносит этого Со Чанбина, каким бы хорошим он ни был для всех вокруг, и ничего в этом мире не сможет этого изменить……даже блядская омела, под которой они оба оказываются в самый разгар вечера.
…
Феликс замирает, словно оленёнок в свете фар, когда слышит доносящееся со стороны дивана задорное улюлюканье друзей. Он поднимает голову, замечая висящую веточку омелы, тихо матерится себе под нос и бросает сердитый взгляд в сторону невинно улыбающегося Джисона. Тот пожимает плечами и кивает, мол, действуй. Феликсу очень хочется стереть эту хитрую ухмылку с лица друга. Конечно, это Джисон во всём виноват. Джисон и алкоголь, которого в крови Ли было уже предостаточно, чтобы он мог спокойно потерять бдительность. Ему следовало ожидать подобного, потому что это Джисон, который (Феликс напоминает сам себе) полезет к Минхо целоваться при первой удобной возможности и, конечно, омела как нельзя кстати. Разумеется, этот придурок развесил её по всей квартире, чтобы иметь законное право целоваться со своим парнем под возмущённые возгласы остальных. И, конечно, он проигнорировал тот факт, что из восьми человек, собравшихся в их с Минхо квартире, только двое встречались друг с другом. О, Феликс убьёт своего друга при первой же возможности, теперь даже особый повод не нужен. Достаточно того, что он стоит перед растерянным Чанбином под проклятой омелой и не знает, что делать, пока его придурки друзья веселятся, наблюдая за этой картиной. — Ты же понимаешь, что нам не обязательно— ну, знаешь, — Чанбин выглядит виноватым, его щёки покраснели то ли от выпитого алкоголя, то ли от смущения и волнения. Феликсу хочется хорошенько ему врезать хотя бы за то, что даже в такой ситуации он пытается оставаться самой невинностью и джентльменом, давая ему выбор, когда остальные друзья не позволили даже этого, скандируя дружное «целуйтесь». О, он убьёт их всех, а Чанбина оставит на сладкое. — Слышишь меня? Феликс, — Феликс переводит взгляд на взволнованного Со, кусающего губы, и замечает протянутую руку, которой тот, очевидно, планировал дотронуться до его плеча, но передумал. И, конечно, он слышит, поэтому резко подаётся вперёд, обхватывая своей маленькой ладонью шею Чанбина, притягивая его к себе и прижимаясь к чужим губам своими. От неожиданности Чанбин делает шаг назад, врезаясь спиной в дверной косяк, и сдавленно шипит Феликсу в губы, чем, кажется, лишь сильнее раззадоривает его, потому что Феликс крепче вцепляется пальцами в чужую шею и прикусывает нижнюю губу до крови. Чанбин морщится, чувствуя металлический вкус на языке и ощущая чужую улыбку — ох, Феликс не может не показать зубы даже сейчас, когда он находится, кажется, в самом унизительном положении в жизни. Феликс не знает, сколько времени проходит, пока по неведомой для себя причине продолжает целоваться с проклятым Со Чанбином, который совсем не выглядит оскорблённым или обиженным. Растерянный, взволнованный и, возможно, немного смущённый, но лишь потому, что не ожидал от Феликса такого напора. Чужие губы оказываются не гадкими, немного обветренными (почему-то, Феликс знает о том, что Чанбин вечно кусает губы на морозе) и отдающими виноградным соджу, но это сочетание кажется таким правильным, что Феликсу хочется выстрелить себе в висок. Однако он всё ещё в том положении, когда ощущает себя словно в вакууме — он не слышит внезапно притихших друзей, привычного тиканья часов на левом запястье, даже биения собственного сердца, чувствует лишь тёплые ладони, лежащие на его талии, и мягкость губ Чанбина. Вернуться в реальность Феликса заставляет ощущение чужих кудряшек под пальцами. Он распахивает глаза, едва ли не отпрыгивая от Чанбина, смотря на него затравленно, подсознательно облизывая губы и пытаясь игнорировать тот факт, что глаза Чанбина опускаются к его губам. Феликс не знает, куда себя деть, потому что руки Чанбина всё ещё удерживают его рядом, не позволяя дать дёру в первую же секунду после того, как наваждение спадает. Он разглядывает свои дурацкие носки с оленями, пытаясь придумать, что сказать, отыскать себе оправдание, но в голове пустота, а под пальцами — фантомное ощущение пушистых кудрей (как он вообще мог додуматься вплести ладонь в волосы Чанбина?!). — Ну, вы, ребята, даёте, — Феликс дёргается, когда слышит голос Джисона. Кажется, к нему снова возвращается способность слышать. — Если что у нас есть гостевая спальня, — он подмигивает, а затем сдавленно шипит — это Минхо отвешивает ему подзатыльник. — Всё в порядке? — снова этот учтивый голос над ухом и внимательный взгляд, от которого хочется провалиться в преисподнюю, прямиком к чертям. Феликс несколько секунд смотрит в тёмные глаза Со и срывается с места, запираясь на кухне. Обречённое «блядь» срывается с его губ, когда он прикладывается к бутылке вина, прикидывая, сколько ему ещё придётся выпить, чтобы забыть собственный позор. Кажется, у Минхо где-то был припасён виски на всякий случай……
Кажется, попытка вытравить из памяти алкоголем разной степени крепости ощущение чужой мягкости губ на своих собственных не увенчалась успехом, раз сегодня он оказался здесь — в неизвестной ему спальне с раскалывающейся головой и чьим-то мерным сопением с правой стороны кровати. Он даже не успевает испугаться или решить, что оказался в постели какого-то незнакомца (спасибо рациональности, не отключающейся даже в те моменты, когда он безбожно пьян), поскольку знает, что не мог сорваться куда-то с дружеских посиделок только потому, что тот непредвиденный поцелуй с Чанбином задел его за живое. Господи, они действительно вчера поцеловались. Он почти уверен, что кто-то из друзей привёз его к себе, только вот потолок и шкаф, который слева попадает в поле зрения, кажутся совершенно незнакомыми. Нет, конечно, из всей компании, Феликс никогда не был только у одного конкретного человека по вполне объяснимым причинам. Но в этом мире не существует ни одной ситуации, в которой Со Чанбин, зовущий его к себе, и Ли Феликс, спящий в его кровати, — это правдивые утверждения. Ну, разве что Со лишился рассудка и совершенно не контролирует то, что делает. Или Феликс, наконец, сошёл с ума? Однако он тут же гонит подобные мысли прочь из головы, кажется, звон в висках не идёт ему на пользу и мешает рационально думать. Он протяжно вздыхает, чувствуя новый виток терзающей его голову боли, и проклинает все решения, которые он принял вчера и благодаря которым оказался в этом положении. Честно говоря, Феликс пока не может определиться, насколько дерьмовым было его положение, учитывая их с Чанбином взаимоотношения. Лучше бы он проснулся в кровати какого-то незнакомца, пусть это и противоречило бы его моральным принципам, но зато Чанбину наверняка не пришлось тащить его пьяное тело к себе домой — да уж подкинул он ему лишние поводы для издёвок. Феликс фыркает и переворачивается на другой бок. Слишком резко для страдающего похмельем человека, но теперь чужое сопение доносится из-за спины, что даёт призрачную надежду на то, что сегодняшнее утро ещё можно спасти. Особенно, если он перестанет лежать и попробует свалить отсюда, будто его никогда здесь и не было. Мало ли что потом будет думать о нём Со Чанбин — пить меньше надо — вот что. И в целом можно не уточнять, что для Феликса этот совет куда актуальнее, ведь как это идеальный Со Чанбин позволит себе такую вольность и напьётся до потери памяти. Феликс снова фыркает, на этот раз от того, что Чанбина в его мыслях чересчур много для человека, которого Феликс планировал игнорировать так долго, как только сможет. Он уже собирается встать, чтобы убраться отсюда подальше, как чувствует шевеление за спиной, а потом на бок опускается чужая тяжёлая рука, заставляя задержать дыхание и оставить любые попытки сбежать. Сердце начинает колотиться сильнее, когда Феликс понимает, что ему прямо сейчас нужно либо подтвердить свои догадки касательно хозяина квартиры, либо опровергнуть. В конце концов, что ещё делать, если побег с треском провалился? Только принимать поражение и мириться с тем, что сейчас его преспокойно прижимает к кровати рука Чанбина. Расскажи друзьям — засмеют. Со Чанбин и Ли Феликс — не друзья, даже не хорошие приятели. Так, знакомые, вынужденные видеть друг друга на постоянной основе в общей компании друзей, ну, не злейшие враги, и слава Богу. И хотя Феликс не горел желанием лишний раз пересекаться с этим Чанбином, он услужливо терпел его круглое лицо с…
После импровизированного завтрака они отправляются исследовать квартиру, чтобы уже через пару минут выяснить, что это (о, Господи!) их квартира. В рамках на стенах и полках висят и стоят их фотографии, в шкафах их одежда, в ванной стоит любимая зубная щётка Феликса и гель для душа, принадлежащий Чанбину — всё это заставляет волноваться куда сильнее. Феликсу кажется, что его сейчас стошнит. Но от волнения, промелькнувшего на лице Чанбина всего на несколько секунд, ему становится немного легче, теперь Чанбин кажется куда более человечным и приземлённым, хоть и всё ещё достаточно сдержанным, наверное, его природное спокойствие сейчас помогает ему справляться с переживаниями куда лучше. — Ты так внимательно всё рассматриваешь, — отмечает Феликс, наблюдая за Чанбином, — ищешь какой-то подвох? — Пытаюсь понять, в чём дело, — кивает Чанбин, — все эти разговоры про свадьбу, поездку к твоим родителям и прочее заставляют задуматься. — О чём? — почти без эмоций интересуется Феликс, садясь на диван, на спинку которого накинут его любимый плед, который он ездил покупать с Чонином несколько месяцев назад. Всё происходящее напоминает какой-то сюр. — Сначала я подумал, что это всё твоих рук дело, — Феликс возмущённо открывает рот, чтобы возразить, но потом понимает, что ему нечего сказать — он бы и сам подумал точно также, если бы кто-то пытался провернуть что-то подобное с ним. — И почему передумал? — пряча ладони в рукавах бежевого худи, интересуется Феликс, не отводя глаз от залезшего с головой в угловой шкаф Чанбина, явно ищущего там свою одежду, хотя даже со своего места Феликс видит его любимую безразмерную толстовку на плечиках и заваленные футболками боковые полки. Он хочет подойти и швырнуть эту одежду Со прямо в лицо, чтобы, наконец, не видеть чужую подтянутую спину, но вовремя себя останавливает, понимая, что вызовет ещё больше подозрений. — Актёр из тебя никудышный, Феликс, — Чанбин, наконец, выбирается из шкафа, слава Богу, уже полностью одетый. Феликс не может не гадать, сколько ещё времени его будут преследовать сновидения с разгуливающим по квартире в одних спортивках Чанбином, но он несколько раз качает головой, пытаясь выбросить этот образ из своей памяти, — ты бы не смог так натурально играть ужас и отчаяние, если бы действительно приложил к этому руку. Феликс мог бы с ним поспорить, но вместо этого просто спрашивает: — Откуда ты знаешь? — Помню твои попытки сыграть Гамлета в школьном спектакле, — усмехается Чанбин, садясь на диван рядом с Феликсом, тот неосознанно прижимает колени к груди, опуская на них подбородок. — Так ты помнишь меня? — он смотрит на профиль Чанбина, видит, как тот едва заметно морщится перед тем, как ответить: — Тебя тяжело не помнить, Ли Феликс. — Ну да, ну да, — Феликс заставляет себя прикусить язык, чтобы не влезть в новую перепалку с Чанбином, по крайней мере не тогда, когда у них есть общая проблема. Некоторое время они молчат, пока Чанбин первым не начинает разговор: — Как думаешь, что произошло? — Ну, — Феликс как можно безразличнее пожимает плечами, — я всё ещё надеюсь на то, что это просто затянувшийся кошмар. — Очень приятно, Феликс, спасибо, — парирует Чанбин, цокая. — Дело не сколько в тебе, сколько в ощущениях. Безысходность и абсолютное непонимание, это заставляет меня нервничать. Я не контролирую происходящее, я не понимаю, чего ждать в дальнейшем, и самое страшное — я почти уверен в том, что я не сплю. Но это такой… — он не договаривает. — Я хочу сказать, что всё вокруг выглядит так, будто мы действительно вместе, и об этом знают все, кроме нас самих, — он смотрит на Чанбина, задумчиво крутящего на пальце помолвочное кольцо, Феликс это знает, потому что на его безымянном пальце такое же. — Да у нас даже свадебные кольца есть! — в конце концов его голос срывается. — Феликс… — Не смей говорить мне про холодную голову, ладно? Я сам понимаю, как важно не поддаваться панике, но я не могу. Посмотри вокруг: рядом с ключами в прихожей стопка билетов из кино, в ящиках на кухне чеки из походов в супермаркет, любовные записки на холодильнике, в наших галереях фотографии, которые мы никогда не делали, мне пишет твоя сестра и приглашает на семейный ужин, и это не считая других сводящих с ума вещей. Как такое— — Ты веришь в параллельные вселенные? — Чанбин заговаривает так неожиданно, что Феликс вздрагивает, переводя на него взгляд. — Думаешь, мы оказались в параллельной вселенной, где настолько без ума друг от друга, что решили пожениться? — горький смешок срывается с губ Феликса неосознанно, потому что существуй параллельные вселенные на самом деле — ни в одной из них они не были бы вместе. — Если допустить такую вероятность, — Чанбин действительно выглядит задумчивым, — как ты думаешь, что могло спровоцировать наше появление здесь? Феликс морщится, не желая допускать такую вероятность, ведь тогда ему придётся смириться с существованием вселенной, где у них с Чанбином всё получилось. Они засыпают в одной кровати, обнимаясь, вместе завтракают, проводят свободное время тоже вместе, их семьи знают об их отношениях и поддерживают их — конечно, если они собираются рассказать им о помолвке. Отвратительно и унизительно. — Не знаю, возможно, что-то, что отличается от нашего привычного поведения в «нашей», — Феликс изображает пальцами кавычки, — вселенной. — Как, например, поцелуй? — он спрашивает это без какого-либо подтекста, просто интересуется. Спокойно и с искренним любопытством. Феликсу приходится приложить все усилия, чтобы сохранить самое невозмутимое лицо, на которое он только способен, в конце концов, Чанбин не должен догадаться. — Наверное, — он пожимает плечами, — что ты хочешь от меня услышать? — Варианты, — Чанбин поворачивает голову, окидывая Феликса взглядом с ног до головы, — идеи, мнения? — Я не знаю. И это правда, он действительно ничего не знает и ни в чём не уверен. Ещё вчера в его жизни всё было хорошо, а сегодня всё перевернулось с ног на голову, словно никакой стабильности в его жизни никогда не существовало. — Просто, я подумал, — Феликс заинтересованно смотрит на Чанбина. Неужели у него появилась идея, — если всё вокруг нас изменилось после того, как мы поцеловались на вчерашней вечеринке, быть может, нам стоит сделать то же самое, чтобы всё вернулось на круги своя? — Ты фильмов пересмотрел? — шипение непроизвольно срывается с губ Феликса до того, как он успевает это осознать. Ну, уж нет, он никогда не позволит этому вновь случиться. Хватит с него одного раза. — Там это срабатывало, — беззаботно пожимает плечами Чанбин. — Потому что это кино, а это, — он обводит гостиную взглядом, — настоящая жизнь, в которой подобные приёмы не работают. — Так ли ты в этом уверен, проснувшись сегодня не в своём настоящем? Проклятый Чанбин, способный сеять сомнения одной фразой. Феликс закатывает глаза, смиряясь с чужой правотой — ведь так действительно не бывает. Ты не можешь заснуть в своей жизни, а проснуться в совершенно другой: всё вокруг такое знакомое, но такое не твоё. — И что ты предлагаешь? — Феликс надеется, что Чанбин не слышит, как его сердце начинает биться сильнее. Долбанное волнение, расползающееся по его организму от сердца до кончиков подрагивающих то ли от страха, то ли от предвкушения пальцев. — Мы можем попробовать поцеловаться снова, чтобы либо подтвердить мою догадку, либо опровергнуть её, — эта невинная, крошечная улыбка, с которой начались все ныне существующие проблемы Феликса. — Если ты так хотел снова поцеловать меня, то мог просто попросить, — Феликс старается звучать настолько безразлично и дразняще, как только может, но он понимает, что его с головой выдают бешено колотящееся сердце и подрагивающие пальцы. — Ты хоть иногда не бываешь занозой в заднице? — тяжёлый вздох срывается с губ Чанбина, заставляя Феликса фыркнуть. — Оу, поверь мне, ты не захочешь знать, какой занозой в заднице я действительно могу быть, — хитрая ухмылка и напускная уверенность, за которыми Феликс привык прятаться большую часть своей жизни. — Хочешь сказать, что твои выходки это не всё, на что ты способен? — искренне удивляется Со. — Выведи меня из себя и узнаешь. — То есть я не вывожу тебя из себя, просто находясь рядом? — Недостаточно, — Феликс облизывается, будто предвкушая, как бы мог отыграться на этом парне за свои потрёпанные нервы, но на самом деле думает, как Чанбину повезло, что он не бесит его настолько, — и тебе лучше не пытаться бесить меня сильнее. — Переживаешь за меня? — опять этот невинный взгляд, заставляющий сердце переворачиваться в грудной клетке. — Предупреждаю, — он пожимает плечами, — ладно, давай вернёмся к тому, на чём остановились, — игривый настрой пропадает в тот момент, когда он осознаёт, что они с Чанбином не друзья — у них есть проблема, которую нужно решить в кратчайшие сроки. Это единственное, что их связывает. — Так не терпится снова поцеловать меня? — это флиртующее (?) выражение лица Феликс видит впервые. Он даже теряется на какое-то время, особенно внимательно вглядываясь в чужую радужку, ища подвох, потому что Чанбин не может флиртовать с ним. — Скажи это снова, и я сломаю тебе нос, — фыркает Феликс, с ногами забираясь на диван, чтобы в следующее мгновение перебраться ближе к Чанбину, едва ли не нарушая его личное пространство. — Ох, — Чанбин вздрагивает, когда Ли оказывается настолько близко, что его дыхание обжигает чувствительную кожу на шее. Кажется, растерянного Чанбина Феликс тоже видит впервые, и пока не может решить, нравится ли ему эта эмоция (вызванная им) на чужом лице, — ты готов? Он поворачивается, сталкиваясь с Феликсом взглядом. От былых чертей, привычно пляшущих в чужих глазах во время их перебранок, не остаётся и следа, только изучающий бегающий взгляд, будто Феликс не знает, на чём сфокусироваться. — Ты нервничаешь? — спрашивает Чанбин, опуская взгляд и замечая сжимающую подол худи ладонь, которую он тут же перехватывает своей, заставляя Феликса вздрогнуть и посмотреть на их переплетённые пальцы, как на самую удивительную вещь в мире. — Н-нет, — едва слышно говорит Феликс, пытаясь приказать своему дурацкому сердцу успокоиться и не выдавать его с потрохами. Чанбин больше ни о чём не спрашивает, несмотря на то, что Феликс видит неозвученные вопросы в его глазах, однако, решает не накалять ситуацию ещё сильнее. В конце концов, он же не хочет свалиться в обморок. Кажется, что время замирает, когда Чанбин, всё ещё держащий одну руку Феликса в своей, второй тянется к чужому лицу, убирая отросшую чёлку за ухо, даже не догадываясь, каких усилий стоило Феликсу усидеть на месте от такой ненавязчивой ласки. Он задерживает дыхание, когда ладонь Чанбина касается его щеки, слегка поглаживая её большим пальцем перед тем, как опуститься на шею. Со внимательно следит за любым изменением эмоций на лице Феликса, не желая напугать и без того нервного Ли ещё сильнее. Он слегка подаётся вперёд, замирая на приличном расстоянии от лица Феликса и позволяя ему сделать выбор, но Феликс не двигается, и тогда Чанбин тянет его на себя, заставляя приблизиться. Феликс позволяет вести. Он подчиняется, следуя за рукой Чанбина и замирая всего в нескольких дюймах от его лица, переводя взгляд с глаз на губы и обратно, не решаясь на что-то большее. Смотрит внимательно, будто изучает, пытаясь увидеть в тёмной радужке что-то такое, что заставит его перешагнуть черту, но вместо этого он просто опускает голову, прикусывая нижнюю губу. В прошлый раз именно Феликс стал инициатором их первого, немного сумбурного поцелуя, теперь — Чанбин это понимает не сразу — он передаёт ему инициативу. Пришла очередь Чанбина делать первый шаг. И он его делает. Поддаётся вперёд, сокращая и без того крошечное расстояние между ними, и накрывает чужие влажные губы своими, заставляя Феликса удивлённо пискнуть. Они оба замирают, не зная, что делать дальше. Считается ли простое прикосновение губ полноценным поцелуем? Чанбин отстраняется, едва заметно ухмыляясь, потому что Феликс неосознанно тянется за ним, сам того не зная, отвечая на не озвученный Со вопрос. Чанбин целует его снова, также осторожно и нежно, словно боится причинить боль. Он захватывает нижнюю губу Феликса зубами, слегка прикусывая, давая понять, что он помнит события прошлой ночи. Наступает очередь Феликса сдавленно шипеть не от боли, а из вредности. Никто не смеет использовать его же методы против него. Они целуются некоторое время, позволяя себе полностью раствориться в этом моменте, позабыв о времени и друзьях, что на этот раз не могли их отвлечь. Феликс, кажется, полностью расслабляется, позволяя Чанбину выбирать темп, в котором их губы сталкиваются. Впервые он позволят себе стать ведомым, полностью отдаваясь ощущениям, забывая о том, кто этот человек, кому он позволяет такую вольность. Свободная рука Феликса оказывается на Чанбиновом плече, сжимая в кулаке его футболку с изображением Def Leppard, пока Чанбин перемещает правую ладонь с Феликсовой шеи в область затылка, стягивая резинку с волос и позволяя осветлённым прядям рассыпаться по плечам. Он вплетает пальцы в волосы на затылке, слегка оттягивая пряди и вынуждая Феликса вздрогнуть, но не отстраниться. Это всего лишь целомудренный поцелуй, успокаивает себя Феликс, лишённый намёка на что-то большее. Он может себе позволить эту слабость. Может позволить себе расслабиться и насладиться моментом, думать, что всё это по-настоящему. Будто Чанбин действительно хочет быть здесь, рядом с ним и целовать его так, словно от этого зависит его жизнь, будто он заслуживает быть любимым Чанбином. Он может притвориться, что этот их второй поцелуй — проявление чувств, но не необходимость, вызванная безысходностью. Одинокая слеза скатывается по веснушчатой щеке, когда он, окончательно теряя связь с реальностью, позволяет себе очередную вольность, на которую никогда бы не смог решиться, окажись они при других обстоятельствах. Его язык скользит по нижней губе Чанбина, осторожно, словно спрашивая разрешения, и Феликс не может сдержать облегчённого вздоха, когда Чанбин приоткрывает губы, позволяя Феликсу сделать то, что он хочет. Феликс обводит его нижнюю губу языком, натыкаясь на затягивающийся след от собственных зубов, терзавших эти самые губы прошлой ночью. Едва слышимый полувздох слетает с губ Чанбина, окончательно отключая разум Ли. Странный звук, напоминающий не то шипение, не то рычание, вырывается из его горла, прежде чем обе его руки оказываются на щеках Чанбина, не позволяя ему отстраниться (не то чтобы Чанбин планировал это делать), пока он неловко перебирается на чужие колени, вынуждая Чанбина подхватить его за талию, чтобы он, не дай Бог, не свалился на пол от того усердия, с которым он пытается устроиться на чужих мощных бёдрах. Широкие ладони Со крепко держат его, не позволяя упасть, когда с лёгким головокружением и влажным звуком Феликс отрывается от искусанных губ всего на пару мгновений, для того чтобы увидеть затуманенные глаза Чанбина, слепо потянувшегося за ним. Кривая ухмылка замирает на губах Феликса, когда он понимает, что Чанбин наслаждается этим мгновением не меньше его самого. Это лестно. — Разве не достаточно для возвращения в «нашу» вселенную? — о, он не может не подразнить, замечая эту небольшую рассеянность на чужом лице. Чанбин несколько раз моргает перед тем, как к его взгляду возвращаются осознанность и способность говорить: — Издеваешься? — Просто напоминаю тебе, для чего мы здесь, — Феликс пожимает плечами с лёгким пренебрежением, будто на его бёдрах сейчас не лежат чужие ладони, будто они не провели последние несколько минут своей жизни, изучая рты друг друга. Но врать всегда легче. — Когда ты молчишь, то нравишься мне намного больше, — Чанбин говорит это абсолютно искренне, лёгкая улыбка на губах тому подтверждение. Но на Феликса эти слова оказывают совершенно другой эффект. Он упирается ладонями в грудь Чанбина, когда он тянется, чтобы снова поцеловать его, и прищуривается, пытаясь поймать Со на лжи. Однако в этой игре в гляделки он тоже проигрывает, позволяя, наконец, губам Чанбина столкнуться с его собственными. Теперь это больше не невинный поцелуй. Феликс, не стесняясь кусает чужие губы раз за разом проходясь по следам от зубов языком, заставляя Чанбина рвано выдыхать в поцелуй. Его руки оглаживают острые лопатки, то и дело натыкаясь на мешающийся объёмный капюшон. Феликс хихикает ему в губы, потому что это своеобразная борьба его забавляет, особенно, когда он знает, что тоже влияет на Чанбина, и может спокойно наслаждаться происходящим, не боясь быть отвергнутым. По крайней мере, пока они не вернулись в «свою» вселенную. Чанбин ловит его язык зубами, и Феликсу приходится постараться, чтобы постыдный стон не сорвался с его губ, когда хлопает входная дверь. Они настолько увлеклись друг другом, что совершенно не услышали, как проворачиваются ключи в замочной скважине. Феликс первым реагирует на голос Джисона, доносящийся из коридора, и отталкивает от себя Чанбина (или себя от Чанбина) с такой силой, что чуть не оказывается на полу, спасибо сильным рукам Со, удержавшим его от падения в последний момент. Однако слезть с колен и принять непринуждённую позу он не успевает до того, как Хан заходит в гостиную, что-то бубня себе под нос. — Господи, я так и знал, — оценивая развернувшуюся перед его глазами картину, театрально взмахивает руками Джисон, — ни на минуту вас нельзя оставить. У вас целый медовый месяц впереди, а вы как сраные кролики не можете оторваться друг от друга хотя бы на минуту. Он ещё раз смотрит на устроившегося на коленях Чанбина Феликса, их опухшие от долгих поцелуев губы, растрёпанные волосы и виноватые взгляды, и тяжело вздыхает. — Между прочим, я звонил тебе четыре раза, Феликс, где твой телефон? Феликс, чувствуя себя виноватым, всё-таки находит в себе силы отойти к окну, складывая руки на груди и игнорируя взволнованное «хэй» от Чанбина, по всей видимости не желающего его отпускать. — Я не слышал, как ты звонил, извини, — он снова кусает губы, думая о том, что в жизни не оказывался в ситуации глупее, чем эта. — Конечно, с языком Бинни в глотке тяжело что-то услышать, — усмехается Джисон, садясь в стоящее в углу кресло, — я прав? — Заткнись, ты ничего не знаешь, — почти шипит Феликс, сурово глядя на друга. — Спасибо за гостеприимство, — игнорируя выпад Ли, снова говорит Джисон, — я забрал костюм, можешь не благодарить. — Я и не собирался, — раздражённое фырканье адресовано Джисону, и Чанбин, молча наблюдавший за перепалкой друзей, предпочитает не вмешиваться. От греха подальше. — Что ты здесь забыл? Кажется, не такого приёма ожидал Джисон, заходя в гости к друзьям, однако, он пытается сохранить дружелюбный настрой: — Привёз тебе костюм, потому что знал, что ты будешь не в состоянии доехать до ателье. Ты должен завтра к обеду отвезти его обратно, иначе они ничего не будут больше менять. — Спасибо, — Феликс будто немного успокаивается, садясь на подоконник и принимаясь болтать ногами, — но я не думаю, что свадьба состоится. — Чего? — Джисон, кажется, готовится поднимать челюсть с паркета. — Что значит «свадьбы не будет»? Феликс смотрит на сидящего на диване Чанбина, изображающего вселенскую заинтересованность в бахроме от покрывала, накрывающего диван. Однако он понимает взгляд Ли, включаясь в разговор: — Феликс прав, свадьбы не будет. Джисон подскакивает со своего места, взмахивая руками: — Какого чёрта происходит? У вас предсвадебный мандраж или что? — он переводит взгляд с одного друга на другого, стискивая зубы так сильно, что Чанбину кажется, что он слышит их скрежет. — Нет, просто мы… — Феликс теряется, не зная, что должен сказать и как должен объяснить то, что с ними происходит. Он беспомощно смотрит на Чанбина, и тот не может не откликнуться на эту немую просьбу. Чанбин поднимается со своего места, кивая Джисону, призывая его пойти за собой. Бровь Джисона приподнимается в немом вопросе, однако, он видит на лице что-то такое, что заставляет его следовать за другом, оставляя Феликса одного.…
Осознание собственной слабости приходит почти сразу после того, как Джисон и Чанбин скрываются на кухне, предусмотрительно прикрыв за собой дверь, давая тем самым Феликсу то самое пространство, о котором он молил, глядя на Чанбина во время небольшого конфликта с Джисоном. И теперь, кажется, он никогда не освободится от клейма должника, ведь Чанбин так великодушно согласился принять весь удар на себя, очевидно, планируя рассказать Джисону правду, ведь у них не было другого варианта. И на что они вообще рассчитывали? Феликс вновь занимает место у окна, вглядываясь в хмурое небо за стеклом, за которым пролетают редкие снежинки. Неосознанно он касается губ пальцами, будто пытается осознать, действительно ли события последних минут (до того как Джисон нагло ворвался в квартиру) были реальными, но прокушенная нижняя губа заставляет убедиться, что ему не приснилось. Он снова по уши в дерьме. И с одной стороны в этом нет его вины, потому что он больше не может контролировать своё глупое сердце, вечно подводящее его, стоит лишь Чанбину показаться на горизонте. Больше не было сил заставлять себя злиться, искать причины для очередной вспышки агрессии, врать самому себе, говоря, что Со Чанбин ему не интересен. Это всё будто потеряло смысл в тот момент, когда Чанбин первым поцеловал его сегодня. С ними что-то произошло, по их вине или нет, но они оказались там, где они были, вопреки всем законам физики и здравого смысла. Как бы сильно Феликс ни противился этой мысли, но реальность вокруг них изменилась. И пока он не видит причин бежать отсюда, если здесь у них действительно есть шанс, пусть они и пропустили основные события, проложившие им дорогу к этому дню — пусть, Феликс сможет смириться с потерянными воспоминаниями и с искажённым миром, но не с тем, что может снова отказаться от того, кому подарил своё сердце много лет назад. Они с Чанбином никогда не разговаривали о том, что было в старшей школе, когда вновь встретились в общей компании после того, как Джисон однажды притащил с собой Минхо, следом за которым пришёл и Чанбин, превратив его жизнь в руины. Сам того не замечая, Чанбин день за днём, кирпичик за кирпичиком разрушал привычную рутину, заставляя его раз за разом вспоминать то, что когда-то разбило ему сердце. Но обретя Чанбина вновь, Феликс не мог заставить себя искоренить в себе ту злость, что взращивалась на протяжении долгих студенческих лет, что была призвана сохранить его поломанное сердце, уберечь его. Чанбина сложно было ненавидеть, ещё сложнее было отрицать свои чувства к нему, которые за годы разлуки, казалось, не только не угасли, а, наоборот, окрепли, делая Ли ещё уязвимее. Потому что Чанбин изменился: из худого подростка с острыми чертами лица превратился в статного подкачанного мужчину, к ногам которого фанаты штабелями должны были падать. И Феликс не хотел становиться исключением из правил. По правде говоря, он всегда был тем, кто следовал правилам. Может, Чанбин был прав, когда говорил про фильмы, в которых всё возвращалось на круги своя, стоило главным героям осознать чувства друг к другу. В таком случае, они никогда не вернутся к себе, потому что Феликсу нечего осознать, он давно в курсе, что вляпался по уши ещё тогда, когда ему было шестнадцать, а Чанбин… За него он не рискнёт говорить, но, возможно, Феликс тоже ему небезразличен. Ему бы хотелось в это поверить. Феликс снова не замечает, как из глаз скатываются слезинки. Он смахивает их лишь около подбородка, ладонью размазывая по впалым щекам, и шмыгает носом. На самом деле он не так часто плачет, но, кажется, сегодня его нервная система решила сдать окончательно. Неудивительно. Плеча касается тёплая ладонь, заставляя Феликса вздрогнуть и резко обернуться, глядя на сосредоточенное лицо Со покрасневшими глазами. — Ты плакал? — заботливые нотки в его голосе кажутся такими искренними, что Феликсу хочется расплакаться заново, но вместо этого он качает головой: — Натёр, наверное, — вздыхает, — ресница выпала. Где Джисон? — Покрутил пальцем у виска и сказал, что вечером позвонит узнать, вернулись ли наши мозги на место. Феликс фыркает, уголки губ ползут вверх: — Что ты ему сказал? — Правду, — пожимает плечами Чанбин, не сводя взгляда с чужого лица. Казалось, что с каждым годом веснушки Феликса становились лишь ярче, особенно после поездок в Австралию, когда он много времени проводил на солнце в окружении семьи, превращаясь в персональное солнце их компании. Несмотря на вредность, от которой никуда нельзя было деться, Феликс всё равно был чистейшей души человеком, и Чанбин не мог этого отрицать, даже несмотря на то, что Ли чаще всего смотрел на него, как на врага народа номер один. Он был добр ко всем их общим друзьям и друзьям друзей, одного его посылая взглядом куда подальше, и, честно говоря, Со долго не мог понять, что он такого сделал, пока не начал смотреть и слышать. — Почему ты меня ненавидишь? Они всё ещё стоят на расстоянии шага друг от друга, рука Чанбина по прежнему лежит на чужом плече, но Феликс не предпринимает попытки отстраниться или освободиться. Вместо он поднимает на него глаза, смотря со смесью недопонимания и лёгкого презрения, будто Чанбин спросил самую глупую вещь в мире. — Решил спросить об этом только сейчас? — Феликс всё-таки делает шаг назад, поясницей упираясь в подоконник, заставленный какими-то неизвестными ему цветами. — Стоило узнать об этом, когда решил сделать вид, что не помнишь меня. — Я не делал вид, что не помню тебя, — Чанбин складывает руки на груди, — ты смотрел на меня так, будто собираешься мне череп проломить, я решил не усугублять ситуацию. — До сих пор хочу это сделать, — Феликс смотрит на него с вызовом в глазах и борется с желанием по-детски показать ему язык. — Так я бешу тебя или нет? — он делает шаг вперёд, заставляя Феликса почувствовать себя неуютно. — Стой, где стоишь, — он упирается ладонью в Чанбиново плечо, — не смей нарушать моё личное пространство. — То есть моё личное пространство нарушать можно, а твоё — нет, — Чанбин ухмыляется, глядя на то, как Феликс хмурит брови и прикрывает глаза, — так и запишем. — Я не… — пытается оправдаться Феликс, но оправдываться было бы глупо, учитывая все предшествующие этому разговору события, — я тебя не ненавижу, — вздыхает он, — почти. Ты просто меня бесишь. — Итак, новые вводные данные, — ладонями он упирается в подоконник, заключая Феликса в своеобразную ловушку, чтобы тот точно не смог улизнуть от разговора. Феликс снова хмурится, переводя взгляд с одной руки на другую. Чанбин не был выше него, но был шире в несколько раз, из-за чего он действительно чувствовал себя загнанным в угол. Но вырваться не пытался. — Это не новые данные, — он сверлит взглядом чужое плечо, будто мечтая, чтобы оно испарилось к чертям вместе с человеком, которому оно принадлежало, — ты всё это время знал, что бесишь меня. — Но мы никогда не говорили об этом. — Серьёзно? — голос Феликса повышается. — Как ты себе это представляешь? Я должен был подойти к тебе со словами «хэй, чувак, ты меня бесишь вот по этим причинам, — он выставляет левую ладонь перед лицом Со, как будто на ней были написаны эти самые причины, — поэтому сделай одолжение и не смотри в мою сторону». — Сейчас мы говорим об этом, — Чанбин скашивает глаза на миниатюрную ладошку и снова смотрит Феликсу в глаза, когда тот опускает руку, — нам ничего не мешает. — Да, потому что сейчас у нас нет другого выбора, а до этого он был. И мне очень нравилось избегать тебя, — фыркает Феликс, отворачиваясь и не замечая, как уголок губ Чанбина ползёт вверх в кривоватой ухмылке. — Хреново ты меня избегал. — Чего? — глаза Феликса распахиваются, когда он слышит это. Когда он снова успел облажаться? — О чём ты? — он снова смотрит в чужие глаза, пытаясь отыскать в глубине радужки ответы, но видит только смешинки и искренне наслаждение ситуацией. — Издеваешься надо мной? — Ты так часто смотрел на меня с этим своим излюбленным оскорблённым выражением на лице, что совсем не замечал, как в один момент начинал смотреть этими дурацкими глазами-сердечками, — он улыбается, касаясь волос Феликса, чтобы снова убрать спадающие на глаза пряди за уши. Дерьмодерьмодерьмо. Он не мог всё это время знать, потому что Феликс не мог быть настолько очевидным. Несмотря на то, что почти все их друзья знали или догадывались об истиной причине такого отношения Феликса к Чанбину. Но он всегда думал, что был достаточно убедительным, чтобы подобные подозрения не появлялись в чужой голове. — Что ты несёшь? — шипит Феликс, отпихивая Чанбина от себя. — Думаешь, весь мир вертится вокруг тебя? Особенно после того, как ты оставил меня в Австралии, — он снова толкает Чанбина в грудь, — и даже не попытался сообщить мне, что с тобой всё хорошо. — Ты знаешь, что моя программа по обмену закончилась, — Чанбин поднимает руки в извиняющемся жесте, — я не мог остаться, — но это только злит Феликса сильнее: — Я не об этом говорю, придурок, — он сжимает пальцами переносицу, мысленно считая до десяти сначала на английском, а потом и на корейском, чтобы точно не сломать Чанбину нос, — мы были друзьями, а ты просто вышвырнул меня из своей жизни, как только твой самолёт взлетел. — Я не… — Заткнись, — шикает на него Ли, — пока я действительно не вмазал тебе по носу. Ты не имел права так со мной поступать, а потом спустя хренову тучу лет появляться как ни в чём не бывало. И знаешь, поначалу я думал, что сделал что-то не так, обидел тебя, раз ты просто пропал, пока в конце концов до меня не дошло, что это ты засранец, а не я. — Прости, — Чанбин пытается коснуться руки Ли, но тот шлёпает его по раскрытой ладони. — Можешь засунуть своё «прости» себе в задницу, если тебе станет от этого легче. Больше я не намерен это обсуждать, — он сжимает челюсти, чтобы не сболтнуть чего-нибудь лишнего, и направляется в сторону двери в коридор, надеясь отыскать свой телефон, который действительно валялся неизвестно где. — Мне не станет легче, пока мы не поговорим, Феликс, — Чанбин хватает его за руку, разворачивая к себе лицом, замечая, как поджимаются чужие губы. — Ну, значит, будешь мучаться, как я все эти годы, — продолжает язвить Феликс, но больше не предпринимает попыток покинуть гостиную, вместо этого он разваливается на диване, с притворным любопытством глядя на растерявшегося Со. — Я действительно не мог тебе написать или позвонить, как бы сильно этого не хотел, — Чанбин садится на подлокотник на другом конце дивана, — мой телефон украли в аэропорту, я потерял все свои контакты, — он вздыхает, зачёсывая пятернёй чёлку назад. — Ага, сделаем вид, что не живём в век интернета, — фыркает Феликс. — Мне было семнадцать, Феликс, — Чанбин пытается поймать чужой взгляд, — я даже не знал о существовании фейсбука, да я даже сейчас в нём не разбираюсь, — он выглядит оскорблённым, что не может не вызвать у Феликса смешок. — А когда мы снова встретились, я и не думал, что ты помнишь меня, ты ведь смотрел на меня затравленным волчонком, готовым вцепиться в горло при первой же возможности, я просто не решился заговорить с тобой. — Придурок, — на этот раз Феликс говорит это без намёка на яд в голосе, будто он констатирует факт, — ну, почему ты уродился таким идиотом? — он смотрит на потолок с такой болью в глазах, будто действительно ждёт от небес ответ на свой вопрос, бессовестно игнорируя возмущённое «хэй!» Чанбина. — Можно ли считать, что ты простил меня? — тыкая пальцем в чужую лодыжку, интересуется Чанбин. — Это не значит, что ты стал бесить меня меньше, — Феликс подбирает под себя ноги, принимая сидячее положение, — но я подумаю над тем, чтобы меньше цепляться к тебе. Феликс не может долго злиться на Чанбина, даже если он проклинал его так сильно, как только мог, когда ему было шестнадцать. Даже если говорил задиристые вещи, даже если думал, что ненавидит Чанбина всем сердцем. Он всегда был слишком слаб перед ним, чтобы позволять ярости мешать ему наслаждаться этим потрясающим мужчиной. — Мы буквально женимся, Феликс, — напоминает ему Со, — ты априори не можешь «меньше цепляться», — он имитирует те же кавычки, что изображал Феликс несколько часов назад, — к своему будущему мужу, — он показывает Феликсу руку, на которой до сих пор надето дурацкое помолвочное кольцо из розового золота. Феликс не то фыркает, не то вздыхает, когда переводит взгляд на аналогичное кольцо на своей руке: — Ставлю пятьдесят тысяч на то, что это ты купил это уродство. — Тебе не нравится? — Розовое золото не совсем в моём вкусе, — он подносит ладонь ближе к лицу, придирчиво разглядывая кольцо. — А что в твоём вкусе? — с искренним интересом спрашивает Чанбин, он осторожно берёт Феликса за руку, гадая, прилетит ему по лицу за это или нет. — Всякие идиоты, бросающие меня на другом континенте, — Феликс говорит это с такой интонацией, будто сообщает о погоде за окном, а не распахивает душу перед человеком, к которому неровно дышит почти десять лет. — Это признание? — смущённая улыбка появляется на губах Чанбина, когда Феликс поднимает взгляд, чтобы увидеть чужую реакцию. — Ещё скажи, что для тебя новость, — закатывает глаза Феликс, — когда буквально пятнадцать минут сказал мне, что всё знаешь. — Предполагать это одно, — пожимает плечами Чанбин, — быть уверенным — совершенно другое. Феликс не может сдержать нервного смешка: — Так, всё нормально? Ты не… не знаю, не разочарован. Наступает очередь Чанбина усмехаться: — Я был бы разочарован, если бы мои предположения оказались ошибочными. — Как ты понял? — Что нравлюсь тебе? — кивок. — Замечал твои взгляды, наверное, поначалу наблюдал за тобой, пытаясь понять, что именно тебя бесит во мне. Так случайно начал обращать внимание, что ты оставляешь мне мои любимые закуски или сторожишь моё любимое место у окна в барбекю, да много чего. Ты язвишь, но при этом заботишься обо мне, — он кусает губы, — это были просто догадки, но после вчерашнего поцелуя всё встало на свои места, — Феликс задерживает дыхание, — так не целуют людей, которые бесят. И сегодня я лишь сильнее убедился в своём умозаключении. — Какой сообразительный, — качает головой Феликс, — угостить тебя конфеткой за это? — А ты вот не очень сообразительный, Ли Феликс, — Чанбин немного наклоняется вперёд, чем заставляет Феликса отпрянуть, — я же говорю, — он улыбается. Феликс смотрит на него в недоумении, будто пытается понять, какие загадки ему тут загадывает Чанбин: — О чём ты? — Какие кольца ты бы хотел на свадьбу? — этот невинный тон. — Так мы женимся? — А почему нет? — беззаботно пожимает плечами Со. — Очевидно, моя теория провалилась, мы всё ещё здесь, и у нас всё ещё запланирована свадьба. — Да, но мы не… — Феликс неловко замолкает, не зная, как закончить мысль. Как сказать, что они не пара. — Не пара, да, — кивает Чанбин, будто прочитав его мысли, — но нам ничего не мешает ей стать, — он снова улыбается, наблюдая за мыслительным процессом на чужом лице. Феликс моргает несколько раз, то открывая, то закрывая рот в попытках что-то сказать, но в итоге просто беспомощно смотрит на Со, — я же говорил, что сообразительность не твой конёк. Ты же знаешь, что я был прав, когда говорил, что так не целуются с теми, кого ненавидят, так целуют тех, кого любят, — он снова ждёт, пока до Феликса дойдёт, но вновь терпит поражение, усмехаясь, — я пытаюсь сказать, что ты тоже нравишься мне, Феликс, потому что так не целуют людей, на которых плевать. Говоря об этом, я имел в виду и себя тоже. — Оу, — кажется, до Феликса, наконец, доходит, потому что его глаза комично расширяются, а брови приподнимаются, будто он услышал то, чего не ожидал услышать. Хотя так и было, — хорошо. — Хорошо? — теперь Чанбин больше не пытается скрыть смех. — Это всё, что ты мне говоришь? — А что ты хочешь услышать? — Феликс растерян, он ещё не оказывался в подобной ситуации. Чанбин делает вид, что задумывается на мгновение: — Станешь ли ты моим мужем, например? Феликс смеётся, легко и искренне. Чанбин смотрит на него в недоумении, но Феликс качает головой и демонстрирует ему ладонь с окольцованным пальцем: — Кажется, я уже сказал «да».…
Феликс потягивается, сонно почёсывает щёку и открывает глаза, мысленно простонав. Потолок в этой квартире всё ещё не его. Сбоку раздаётся уже знакомое сопение, поэтому ему не нужно поворачивать голову, чтобы убедиться в дремлющем рядом Чанбине. Почему-то теперь начинает казаться странным тот факт, что они не всегда просыпались именно так. Он приподнимается на локтях, на всякий случай оглядывая спальню и убеждаясь, что со вчерашнего вечера ничего не изменилось. Они всё ещё не «дома». Он поворачивает голову, замечая выглядывающие из-под одеяла тёмные кудряшки, и тепло улыбается, когда воспоминания о прошедшем вечере вновь всплывают в его голове. Они долго говорили о том, что произошло в их жизнях за то время, что они не разговаривали друг с другом. Феликс рассказал, как переехал в Корею после окончания школы, потому что бабушке было тяжело одной в Сеуле, как познакомился со своими друзьями, как пытался привыкнуть к культуре чужой страны и как по ускоренной программе учил корейский не без помощи Чана. Чанбин поделился ещё одним опытом учёбы заграницей — оказывается, он также по обмену ездил в Англию, но не смог привыкнуть к климату, поэтому за высшим образованием вернулся в Сеул, где полностью посвятил себя учёбе и музыке, именно так он познакомился с Минхо, для которого написал песню для дипломного проекта, именно так влился в его компанию и именно так вновь встретился с Феликсом. Долго и упорно спорили по телефону с Джисоном, потому что ему не нравились приглашения, на которых они всё-таки остановили выбор, и Сиднейский пляж для проведения свадебной церемонии ему тоже не нравился, видите ли, ему хотелось чего-то более традиционного, именно поэтому Хан несколько раз был послан в пешее эротическое и чуть не снят с неофициальной должности их свадебного организатора. И в конце концов, заснули в обнимку, надеясь на то, что новый день не принесёт новых сюрпризов. Однако сюрпризы начинаются сразу после того, как Феликс на цыпочках выходит из спальни и натыкается на пустую стену в коридоре, где ещё вчера висели их с Чанбином общие фотографии. Нахмурившись, он забывает о своём первоначальном желании попить воды, потому что направляется в гостиную, которая тоже оказывается пустой — ни рамок с фотографиями, ни пледа, ни остальных вещей, даже шкаф с одеждой оказывается пустым. Только горшки с драценами (Феликс вспоминает название, потому что это любимые комнатные цветы Хёнджина) по-прежнему занимают место на окне. Феликс чувствует, как у него начинает дёргаться глаз. — Чанбин! — он кричит это так громко, прижимаясь к дверному косяку, что Чанбин просыпается в то же мгновение, дезориентированный, вываливаясь в одеяле в коридор. — Что случилось? — Со взволнован, потому что он видит, как дрожит Феликс, и видит, что интерьер претерпел некоторые изменения. — Мы вернулись? — он кладёт ладони Феликсу на плечи, разворачивая его к себе и позволяя чужому холодному носу уткнуться себе в шею. — Квартира та же, — едва ли не всхлипывает Ли, — но всё остальное. Телефон! Он вдруг бросается к стоящему на зарядке гаджету, с ужасом осознавая, что вместо обоев с Чанбином на экране блокировки стандартные обои. — Я ничего не понимаю, — он заходит в галерею, не находя ни одной совместной фотографии, просматривает переписки, но не видит диалога с Со, проверяет журнал вызовов, но даже от вчерашнего маминого звонка не остаётся и следа, как и от звонков Джисона, терроризирующего их весь вчерашний день. — Так, значит, мы теперь в своей вселенной, — Чанбин со своим телефоном в руках опускается на корточки рядом. — Не похоже, — Феликс показывает ему кольцо на руке, — оно должно было пропасть тоже, как и эта квартира, — он откидывает голову на стену, тяжело вздыхая, — мы что, снова в говне? Однако Чанбин не успевает ответить на вопрос, потому что им обоим приходят сообщения от Минхо и Джисона соответственно, и вот тогда картинка складывается перед глазами окончательно:«Надеемся, вы не слишком страдали в этой небольшой суматохе. Нам искренне жаль, но в противном случае, вы бы никогда не признались друг другу в чувствах. Целуем, обнимаем и ждём приглашения на настоящую свадьбу. P.S. Хёнджин сказал, что кольца — это ваш свадебный подарок! P.P.S. Мы все приедем к часу, надеемся, вы уже выспитесь».
Несколько долгих секунд после прочтения Феликс и Чанбин смотрят друг на друга, пока Феликс не откидывает телефон в сторону, резюмируя: — Им пизда.