за окном середина декабря. время, конечно, не раннее и не позднее для зимы, но на улице темнеть начинает рано. улицы покрыты слоем снега, а весь свет ходит по узеньким тропкам, проклиная все и вся за такую холодрыгу. противоречивые, однако, люди. когда им холодно — они просят тепло, а когда им тепло — вновь хотят, чтобы было холодно. анечке не нравятся противоречия.
анечка любит зиму. любит этот холод, пробирающий до костей, любит гулять на морозе и ловить ртом снежинки. особенно после школы нравится идти домой. в этом здании сидишь себе, ничего не ведая, на батареях все перемены, приложив к ним руки, и проклинаешь этот холод. слыша бьющий по ушам звонок, демонстративно закатываешь глаза и идёшь на своё место. отсидишь свои сорок минут, растирая ладони, и по новой.
а после восьми или, не дай боже, девяти таких кругов ада, идёшь домой. а там — тепло. придёшь, вдохнёшь полной грудью запах уюта, закутаешься в плед и ходишь по квартирке до самой ночи в развевающейся мантии. а на ужине ловишь на себе улыбающиеся взгляды родителей и их бережное: «замёрзла, солнышко?». отвечаешь лёгким кивком и ответной улыбкой.
или же сидишь, в той самой школе на уроке физики, коя совсем не сдалась анюте, и смотришь в окно. а там снежок падает, земельку припорашивает, и никакие силы и ньютоны, с амперами напару, тебя вообще не колеблят. деревья все в инее, ребятки из детского садика гуляют, гул машин и белые облака на небе. там кипит жизнь, а ты сидишь и слушаешь какую-то нудную лекцию.
ну кому-то она вообще-то сдалась, — делает вывод аня, время от времени переводя взгляд на одноклассников, внимающих и изредка переспрашивающих физичку. а лучше бы она не сидела тут.
аня проклинала всех, кто придумал, пока она в девятом классе училась, отменить спасающее от нудных предметов право выбора. право? разрешение? сейчас не так важно, как эта херотень называлась, главное, аня бы избавила себя от двух часов просиживания физики на жопе ровно точно.
а сейчас она учится в одиннадцатом классе, собирается сдавать биологию и химию и поступать в мед. в седьмом классе эта перспектива щербакову не радовала ни в каких смыслах. это ж сколько подготовки, сколько нервов, сколько времени убить нужно… а сейчас казалась вполне реальной и даже желаемой. может потому что аня в седьмом классе боялась крови?
но прошлым летом, когда дедушка на её глазах зарубил и потрошил петуха, блевать не хотелось. ну, если только от дерьмового запаха. хотелось только подержать внутренности в руках и посмотреть на размеры сердца у птицы. сначала анечка посчитала, что она ебанутая вкрай извращенка и живодёрка. но тогда она поняла и приняла, что идти на врачевание всё же нужно.
анечку также бесили люди, у которых настроение скачет как незнаемо что. вчера он готов тебя задушить, но сегодня он тебя любит и душит, но обнимая. такой была её старшая сестра, которая сидела около неё и спокойно потягивала винишко из бокала. она приехала вчера, спустя те три месяца, во время которых аня почти ничего не слыхала о старшей. она бы не хотела знать о ней ещё добрые полгода и даже дальше, но день рождения мамы… все её мечты обламывались и пресекались на корне.
сейчас аня сидит в кругу пьяных родственников, половины имён которых не помнила и вспоминать не собиралась, под аккомпанемент громких для восприятия слуха разговоров и смеха вперемешку с чоканьем бокалов и негромкой музыки из колонки.
так ли проходят подобные праздники? аня не знала. потому что впервые сидела на таком застолье. раньше она всегда быстренько ела и просиживалась в комнате до конца подобных мероприятий и засыпала в наушниках под успокаивающую музыку. а сейчас… смотрела в окно. в красивом платьице по колено, что заставила нацепить маман, с пустой тарелкой и взглядом, утонувшем в декабрьской темени.
благо, аня жила всего-навсего на втором этаже и перед окнами в гостинной не было каких-то других высоченных пятиэтажек. вид открывался на небольшой парк, весь усаженный деревьями и с тонной гуляющих по нему парочек.
последнюю неделю погода была плюсовая и весь едва напавший снег растаял. все телевизеры кричали о том, что отсутствие снега в середине декабря происходит впервые в их небольшом городке и уже настало то самое глобальное потепление, что все мы скоро будем снесены водой из растаявших ледников. а у ани в голове всплывал повод закупиться парой ведёрок мороженым, чтоб не сжариться дома, когда на улице будет плюс два. и на всякий пожарный купить надувной матрац. вдруг волны понесут на юг, а у ани уже и мороженое, и плот спасательный есть.
в последние дни анечка только и грезила о порции нового, живительного для её разума белого покрывала, скрывающего все недостатки поверхности матушки-земли, а точнее быть её совсем непривлекательный коричневый цвет. летом всё обрастает зелёной травушкой, а зимой — снежком. конечно, синоптики обещают в ночь этот супер-мега-ультра снегопад, и анечка ждёт-недождётся этой ночи. а пока стакан сока, голоса родственников и темнота, разбавленная фонарями, за окном.
— …я же во владивосток осенью ездил, — говорил какой-то дядечка с другого конца стола — ну, на этот, — икнул, — на сахалин ездил. — аня встала с ступор. сахалин или владивосток? это же два разных города. так, нужно дослушать, чего он там наплетёт. — и что. мы приехали туда, там хорошо… ветерок подувает с моя, солнышко светит,
чайки летают… — и всё у этого дядюшки хорошо. и солнышко, и ветерок. правда, стоит отметить, что он тигров там, оказывается ловил. интересно, оказывается, слушать пьяных взрослых… здесь такие блокбастеры, дух захватывает. аня переводит взгляд.
— …а мы вот,
собачку купили… уже с другого края стола пищит какая-то бабулька.
— а какую же?
— чихуа-хуа, такая хорошенькая…
— а покажите её. — всё не унимается случайный слушатель.
— а давайте. — и вот они уже сидят и смотрят в телефон на чихуя-хуя.
-… знаете, я же в октябре впервые в
самолёте летал. — рассказывает дядя паша какому-то дедушке. такое аньке не интересно, он это ещё три недели назад говорил, когда гостил.
-…там же
трубы до небес! — восклицает какая-то тётка маме и другим слушателям. те начинают негромко смеяться и перебрасываться фразами. а тётка не унимается. — нет, я же серьёзно… — слюна брызжет изо рта, а глаза яростные. на это ане тоже не интересно смотреть.
-… и представляешь, стас, в машине мы сидим. не завести, ничего. прямо посреди трассы
засели, представляешь?
гололёд тогда ещё жуткий был… — опять дядя коля говорит папе про то, как они с женой заглохли, не доехав до москвы. история прошлогодняя, говорилась не единожды. не интересно. что дальше?
-… а там такой
звездопад был… — вещал ловец тигров, разводя руками. — такие кометы летали, не представите. —
а они на сахалине, или во владивостоке? — хотелось спросить ане. а может, за полярным кругом? напару с северным сиянием? он же в таком случае комбо словил… -… и всё вжих-вжих, миау-миау… такая красота… — анечка демонстративно закатывает глаза.
— …я их спрашиваю: а где эта самая царапина? они репы свои чешут, на машину смотрят. я им, мол, нету там ничего. а они такие, мол, посмотрим, посмотрим. ей-богу.
менты уже совсем обнаглели. вот всё им чего-то неймётся… — опять любитель машин дядя коля уже раз десятый рассказывает, с каждым разом всё больше и больше украшая.
аня закрыла лицо руками. за что ей всё это? а когда можно уйти отсюда? она бы, конечно, ещё посидела, но эти истории… от них хохотать в голос хочется… как же люди под влиянием алкоголя меняются. всё говорят-говорят, треплются, треплются… ещё и аню споить хотели… она этого больше не выдержит. опускает руки, переводит взгляд на окно… снег идёт. аня улыбается во все тридцать два. снег идёт. белый, чистый, непорочный, нежный и лёгкий, самый-самый желаемый. аня уйдёт прямо сейчас.
встаёт, подходит к матери. обнимает со спины, шепчет на ухо поздравления и, ссылаясь на усталость, говорит, что уйдёт к себе. мамочка, разморённая спиртным и им же пахнущая, разрешает ей уйти. анечка улыбается, уже одной ногой в коридоре и слышит от ловца тигров:
— снег идёт!
тут же слышны и голоса дяди коли, и тётки с брызжущей слюной, и любительницы собак со случайным слушателем. аня усмехается. эта ситуация очень смешна.
в комнате она переодевается в любимые шорты и безразмерную футболку, выкатывает на середину комнаты стул на колёсиках, садится на него с ногами, заворачивается в плед и смотрит на падающий снег. внутри разливается тепло от этого действия.
где-то за стенкой говор, гул, люди, а здесь, перед аней — падающий снег. захотелось прогуляться. но в восемь вечера мало кого такая авантюра устроит. даже анечке это казалось чем-то незаконным, преступным. хотя… она и до одиннадцати гуляла, и до полуночи, но сейчас…
и есть в этом моменте что-то интимное. как минимум то, что за стенкой у тех же дядь и тёть тот же снег, а они на него не смотрят. он их не интересует. а анечка смотрит и завораживается.
пытается сосчитать снежинки, но, увы, не может. теряется где-то на десятой. красиво. слишком.
этот день уже почти ушёл, а мыслей осталось много. но сейчас они все будто испарились. и не волнуют аню ни оценки за сегодняшний диктант, ни биология с химией, а снег за окном.
на столе вибрирует телефон, оповещая о звонке. аня дотягивается до него, чуть не сваливаясь на пол, и, выпрямившись, смотрит на имя звонящего.
саша. аня улыбается во все тридцать два и прикладывает трубку к уху.
— алло?
— аня, подойди к окну. — голос у сашки нежный и лучистый. — если я дом и твои окна не напутала, то сейчас ты меня увидишь. — аня подходит к окну и… не видит ровным счётом ничего. точнее, никого.
— я тебя не вижу. — аня ещё раз смотрит под окна и опять никого не замечает.
— да блять…
— я в семнадцатом…
— дак я возле него и со стороны с подъездами, — уточняет сашка, тяжело дыша.
— моё окно на другую сторону выходит. — улыбается аня, сильнее кутаясь в плед.
— да блять, — чертыхается трусова и слышно, что она начинает идти. — вот знала же, что с другой стороны, а пошла…
— что, саш, романтика не получилась? — хихикает аня и сашка отключается. щербакова обижается лишь на секундочку, отмечая про себя эту грубость. война — войной, а сашка — сашка не изменится. и аня этого вообще не хочет.
рыжая бестия, как называют её учителя и все кому не лень. реактивная ракета, шило в жопе… а имя у неё одно и заменяет все прозвища: сашка.
так-то они не дружили. ни в началке, ни в средней школе, а в девятом что-то в них ёкнуло. в обеих. анечка объясняла на переменах что-то из уроков, саша пару раз пригласила на чай… так и пошло-поехало.
даже алёнка, сашкина подруга, не ожидала подобного и обвиняла трусову в измене родины, на что сашка лишь отмахивалась и смеялась. сначала при встрече были рукопожатия, потом — неловкие объятия, а сейчас они чуть не сносили друг друга. им нравилось проводить время вместе.
нравилось сидеть на уроках и тихонько хихикать. особенно на физике. нравилось провожать друг друга до дома. нравилось валяться на большом сашкином диване, обниматься и щекотать друг друга. пить зелёный чай и говорить про скорейшее будущее.
у сашки во влажных мечтах (как их аня окрестила, потому что они слишком сахарно-ванильные) всё как-то слишком хорошо строится. со своими информатикой, профилем по математике и русским, да ещё и золотым значком гто и портфолио с волонтёрской книгой, в какой-то институт на бюджет сашка стремилась в центре области. ну, анька тоже туда метилась, то бишь в город, но ей бы сначала эти биологии с химией осилить, чтоб на бюджет поступить. так-то пробники она нормально пишет, но не очень стабильно.
а сашка уж строит им светлое дружеское будущее, где они, гонимые холодным северным ветром холодной зимой, забираются в анину общагу, вваливаются к ней на кровать и лежат под пледом. вместе, рядом, в обнимку. потом пару чашек зелёного чая и саша слушает до рассвета какую-нибудь анатомию, физиологию, или что там вообще есть.
анечке нравится слушать эти влажные фантазии и таять от осознания количества тепла, которое была готова отдать сашка одной только ей и никому больше. и нравится трусова вся и полностью, но… в последнее время аня чаще ловит себя на мысли, что начинает её приписывать в какой-то… скрытый подтекст… или же… романтический… да. наверное так.
пытается искать в ее задерживающихся на талии руках, пальцах, смахивающих в столовой с губ какую-то субстанцию, в голове на плече, когда они сидят на лаврчке на физре. в мимолётном касании губ щеки и множестве совместных фотографий, которые сашка никогда не выкладывала, а хранила в какой-то отдельной папке в телефоне. в её улыбке, жестах, контексте бесед, шутках аня пыталась искать какой-то скрытый смысл. какую-то романтику и привязанность, трепещущую в груди ани с каждой такой зацепкой всё сильнее и сильнее.
а может это… влюблённость? ведь именно так это всё описывают. лёгкость на душе, шквал бабочек, неконтролируемую улыбку и смех… к лучшей подруге? нет, аня в такое не верит. вот у всех там как-нибудь, а вот она на такое не способна. аня так точно не могла. стопроцентно. а лучше какой-нибудь тест в интернете пройти, чтобы точно убедиться в том, что у щербаковой ничего нет.
анечка улыбается, когда видит в окне рыжую макушку. та машет рукой и жестом призывает открыть окно. щербакова послушно выполняет просьбу, высовывает голову наружу и слышит негромкое:
— выйдешь погулять?
анечка задумывается и смотрит на время. после недолгих размышлений и понятия, что она ничего не потеряет, выгуляв себя на пару часов, отвечает:
— да. и ты сюда столько прошлёпала только ради того, чтобы в девять вечера позвать меня в эту холодрыгу погулять? — аня наклоняет голову набок и щурится. сашка тоже наклоняет голову и отвечает, широко улыбаясь:
— да. тебя что-то не устраивает? на улице всего минус пять. ах, я потревожила ваш неприкосновенный покой, анна станиславовна? — отводит правую ногу назад, ставит на носок и показушно кланяется. — извиняйте меня, анна станиславовна, я могу загладить свою вину, купив мороженое. вы примете подобное извинение за мою шалость?
— саша-а-а… — аня не в силах сдержать улыбку. — ладно. я согласна. простить твою шалость…
— дак ты идёшь? я тут сейчас закоченею и не погуляешь ты со мной. придёшь и отмораживать придётся. — саша показушно трет руки и шмыгает носом.
— я бегу. пять минут и я уже рядом с тобой. — аня отходит, тянется закрывать окно и слышит негромкое:
— я засекла. жду.
у анютки в груди цветы нежно-розовые расцветают, на душе лёгкость и волнительное предчувствие. она быстро берёт и натягивает на себя первые попавшиеся спортивки и толстовку, выбегает из комнаты, телефон и ключи чуть не забывая, впрыгивает в ботинки, надевает шапку и хватает шарф, натягивает куртку, кричит маме о том, что вышла прогуляться и, слыша в ответ что-то одобрительное, выбегает в подъезд. семенит ногами, перепрыгивает последние три ступеньки и выскакивает на улицу. сашка уже стоит перед ней в десяти шагах и улыбается во все тридцать два, распахнув руки для объятий. аня практически запрыгивает трусовой в объятья, прижимается к шее и вдыхает парфюм.
— эй, анют, снесёшь же сейчас. мы всего пять часов не виделись, так сильно соскучилась по мне? — сашка заглядывает в самую муть карих глаз и тонет в них.
— не то чтобы соскучилась… — анечка отходит на пару шагов и стряхивает с плеч трусовой снежинки. — просто у моей мамы день рождения и весь дом в родственниках… я от них устала. а ты — как лучик света что ли…
— то есть не соскучилась?.. а я по тебе даже очень… — сашкин театральный вдох и тыльная сторона ладони на лбу. аня закатывает глаза.
— я соскучилась. и устала. от праздника. — по полочка раскладывает аня и смотрит в глаза сашке.
— всё понятно с тобой. ладно, проехали. — саша хватает за руку и переплетает их пальцы.
— и куда мы?
— а куда бы тебе самой хотелось? — саша хищно улыбается.
— ну… я не знаю. — аня вглядывается в чёрное небо и чувствует, как на лицо падают снежинки. приятно. — мне без разницы куда, я с тобой хоть на край света.
— тогда за мороженым. — саша начинает шлёпать и тянет аню за собой, которая нахмурилась и сжала руку трусовой сильней.
— за мороженым? ты же только в начале недели выздоровела. саша, заболеешь — я тебе писать не буду. — аня с самым серьёзным выражением лица, имеющимся в репертуаре, вглядывается в лицо трусовой, которая улыбается во все тридцать два.
— ну а-а-ань. я же обещала тебе мороженое. ну, точнее, предложила, а ты не отказалась. не волнуйся ты так, не сдохну я в конце-то концов.
— ну трусова, ты меня поняла. заболеешь — я не приду к тебе. и не напишу. и даже не задумаюсь о тебе…
— пиздишь. — саша улыбается, глядя ей в глаза.
— не-а. не пизжу.
— кстати, а как правильно: не пиздю, или не пизжу? — саша задумчиво вглядывается подставляет руку к подбородку. аня улыбается, смотрит на такое выражение лица. милая.
— тему отводишь?
— тип того. а я тебе буду и писать, и звонить. прямо на уроках. и превратится твой телефон в вибратор и будешь развлекаться…
— саша! — аня рассмеялась и шутливо ткнула ту в плечо.
— …заменишь им меня и всё… прости-прощай наша дружба… — саша — ходячее театральное представление.
— ну всё, не прибедняйся.
— ладно, не буду, солнышко. — саша расцепляет их руки и щёлкает ане по носику, продолжая улыбаться. — дамы вперёд. — открывает двери в круглосуточный магазин и пропускает щербакову вперед. аня на секунду задумывается о том, как быстро они досюдова дошли и входит внутрь.
— а ты у нас не дама, а рыцарь на белом коне? — аня разворачивается к сашке и заглядывает в глаза.
— ну да. твой рыцарь на белом коне. ты против? — саша разворачивает щербакову и подталкивает к морозильнику с мороженым.
— нет.
— вот и хорошо.
***
через пятнадцать минут они уже сидят в парке на безлюдной улице на какой-то скамеечке, припорошенной лёгким снежком. едят мороженое. в полной тишине. им не нужны какие-либо слова, всё и так более-менее понятно. аня беспорядочно болтает ногами и смотрит на них. сейчас рядом с сашкой спокойно. даже очень.
улицу освещает лишь тусклый свет фонаря. вдали виднеются панельки с зажженным в многих окнах желтым цветом и щербакова думает о том, что в каждой квартирке происходит своя история. аня аккуратно облизывает свой пломбир и смотрит на трусову, которая безжалостно откусывает свой шоколадный рожок. морщится, будто это у нее ноют зубы. сашка замечает этот жест и спрашивает:
— чего морщишься? зубы ноют?
— нет. просто не могу смотреть, как ты мороженое кусаешь. мне больно становится. блин, так классно, что снег идёт…
саша усмехается и задерживает взгляд на аниных глазах. тёмно-карие, она никогда не любила этот цвет. до девятого класса. до ани щербаковой. почему-то раньше могла смотреть в глаза и не тонуть в них. сашка так просто не умела. не была подобному обучена.
а сейчас… тонула в этой пучине. саша всегда пыталась вглядеться лучше, найти в ане хоть какой-то изъян. даже самый-самый малюсенький, но не могла. их попросту не было.
анечка стушёвывается, отводит взгляд. смутилась. а у щербаковой внутри сердце кульбит делает, и дыхание почему-то начинает сбиваться. отчего-то всё взбаломутилось, и бабочки эти клишированные будто проснулись. блин. саша как ни в чём не бывало спрашивает, попутно докусывая свой шоколад:
— чего ты? смутилась, анечка? — хищная улыбка.
хоспаде, да почему я смущаюсь, — думает аня, чувствуя, что щёчки рдеют. сашка доела шоколад и потянулась через аню к мусорке. когда рыжие волосы коснулись щербаковского подбородка, аня захотела запустить в них руку и вдохнуть аромат шампуня. не очень резкий, но приятный, больше, наверное, экзотический. — аня, — отряхнула руки и пригладила волосы, — ты так смотришь на меня, будто съесть хочешь. я сичас сама начну смусяться. — махает ручкой и улыбается.
— да нет… просто… знаешь, есть в моменте сейчас что-то… — аня задумывается, засовывая в рот остатки мороженого.
— так, пока ты жуёшь, я попытаюсь отгадать, что же там у тебя за момент. так — саша тараторит и уже повернулась к ане лицом, закинула ногу на ногу, придвинулась так, чтобы их колени соприкасались. — что-то хорошее. — аня мотает головой. — вкусное? тёплое? нежное? эм. спокойное? дружелюбное? безумное? головокружительное? ахуительное? — на каждый ответ аня мотала головой и всё сильнее улыбалась. — ну… я сдаюсь. мой словарный запас исчерпан.
-… ну… мне кажется, есть… интимное что-то.
— интимное? не, интимное было, если бы мы засосались. а так…
— саш. я утрирую. ну вот что такое интим? ну вот для тебя, к примеру.
— ну… типо поцелуи, полапать там…
— это чувство, саш. ну лично для меня, это какая-то особая атмосфера, некая идиллия, в которой… присутствует интрига, какая-то влюблённость что ли… то есть это ощущается одновременно и как-то отдалённо, как одиночество, но и есть в этом чувство запрещённости, повышенного рейтинга, лезть в который нельзя. вот будто так нельзя, запрещено, но одновременно это нужно и без этого уже никак…
саша встала в ступор. вроде она и поняла, но аня какими-то окольными тропами до этого добирается, что совсем не понятно. вроде и так, а вроде и… нет, так. прямо так, как аня сказала. также тяжело и запутанно, что совсем не понятно куда и с чем лезть.
как подобраться со своими чувствами к ней. такими же как и этот «интим»: с некой интрижкой, отдалёнными и одинокими, но одновременно запрещёнными и обжигающими изнутри. повышенного рейтинга. да-да, похоже так. аня замечает эту непонятную эмоцию на лице сашки и пытается продолжить своё изложение:
— …вот посмотри. мы сидим вдвоём на лавке и идёт снег. этот же снег могут видеть и люди на балконах, из окна, но именно здесь и сейчас это ощущается… ну, лично для меня… по-другому. как-то по-особенному, потому что ты рядом… это по большей части.
— я поняла… ну, более-менее… и… то, что так это всё чувствуется именно со мной, мне льстит. но всё же я была бы не против и интима, который сама предложила. — теперь анькина очередь входить в ступор. вспоминает слова сашки и переводит взгляд на неё.
облапать или поцеловать? облапать, она и так меня лапает и трогает, а вот… ну нет. нет-нет-нет. как? саша и я… мы… — аня краснеет.
— но… саш? я, мы… как мы? — аня дышит как загнанный зверь и сверлит глазами какое-то желтое окошечко.
— ань… посмотри на меня… — этот голос… низкий и возбуждающий (и когда же он успел таким стать?)… аня повинуется ей. медленно поворачивает голову и натыкается на глаза. саша в нескольких сантиметрах, наклоняется над анечкой и рука лежит уже на бедре. трусова немного сжимает руку и бабочки в очередной раз начинают переполох. — что нам мешает воплотить мой интим в реальность?
наш интим… — шепчет прямо в губы, на что у ани дыхание сбивается в край, пульс чувствуется в висках, а щёки полыхают. — аня, если тебе важно это, то…
ты мне нравишься.
в черепной коробке слова отдаются эхом и аня забивает на правила морали. сильно-сильно зажмуривается, хватает сашку за ворот куртки и тянет к себе, мгновенно перекладывая руки на щёки. они неумело встречаются губами и у ани перехватывает дыхание. сашка нежно сминает губы, перекладывая руки на талию щербаковой.
у ани в голове фейерверки взрываются и бабочки в животе, по-видимому, разорвали к чертям всю пищеварительную системы, продолжили свою деятельность в лёгких и сердце, потому что дышать она перестала. она не может пошевелиться. мысли крутятся и не одна нормальная выйти не может. на губах тает вкус шоколада, перемешиваясь с послевкусием пломбира, отчего во рту возбуждаются вкусовые рецепторы, образуя обилие слюны, что начинает размазываться по щекам.
саша облизывает губы ани и прикусывает нижнюю, отчего щербакова прерывисто вздыхает, чуть не простонав в голос. аня не может открыть глаза. она совсем не понимает, что она может увидеть. и хочет ли она вообще чего-то видеть.
все мысли уходят, в голове звенящая тишина и все ощущения сейчас были полностью отданы губам. чувствительность будто повысилась до неощутимых ранее пределов. пальцы безумно сильно сжимают колени, аня не понимает свои внутренние ощущения. всё происходит так медленно и тягуче, что щербакова совсем теряется во времени, прошедшем с начала прикосновения с губами напротив.
воздуха перестаёт хватать и саша отлипает, сталкиваясь лбами и дыша прямо на лицо. аня наконец открывает глаза и смотрит на трусову. та улыбается нежно-нежно. они уже сидят впритык друг к другу и сашка приживает её к себе за талию.
сначала аня улыбается в ответ, но осознание тех дел, что они наделали, бьёт в голову и кареглазая с страхом и волнением вглядывается в глаза напротив. у саши выражение лица меняется в одно мгновение и она хватается за анины щёчки и шепчет:
— аня, всё нормально, не волнуйся.
— мы…м-мы…
— да. мы. и точка. — волнение отступает на второй план и аня чувствует нежность, потому что саша вновь приживается к губам ани в кротком поцелуе. а на землю продолжает падать снег…
***
они лежат на сашиной кровати и жмутся друг к другу ближе. маме пришлось наговорить о том, что они с сашей провалялись в первом снегу и у ани вся одежда оказалась насквозь мокрая, а дом трусовой оказался ближе. и та вроде как поверила.
сашина мама встретила их очень даже позитивно, даже предложила выпить чаю, от которого они просто-напросто не смогли отказаться. воля тёти светы оказалась выше их слов. и не взначай, посмотрев на очень частые переглядки ани и саши, сказанула что-то вроде: «что ж вы друг на друга как влюблённые смотрите? целовались что ли?..» саша подавилась чаем, а аня вся покраснела.
потом они по очереди сбегали в душ, саша убедила маму в том, что аня поспит с ней в кровати, а брат рассказал ане забавную историю с сашей в главной роли, от чего трусова покрыла мелкого благим матом и выгнала из комнаты.
а сейчас аня в сашиной футболке дышала её шампунем и тыкалась носом в шею. слишком хорошо и никакие слова им не нужны. но изнутри обеих гложет чувство недоговоренности. аню саша успокоила ещё на лавочке, сказав, что об этом они поговорят дома. наверное, прямо сейчас.
— ань, — хрипит саша куда-то в макушку. словно мысли прочитала.
— м?
— знаешь, ты мне ещё с девятого класса нравишься… а сегодня я… просто…
— не оправдывайся и не извиняйся. — аня немного отодвигается, чтобы смотреть саше в глаза, — мы обе в этом виноваты…
— виноваты? почему? тебе не понравилось?.. — саша вглядывается в черты лица ани.
— нет. мне понравилось… просто это так… неожиданно что ли… — аня переводит дыхание и заглядывает в глаза напротив цвета чистого изумруда. — ты мне тоже нравишься где-то с девятого…
— блять… — саша переворачивается на спину и бьёт себя по лбу. — мы такие идиотки…
— саш, — аня улыбается, приподнявшись на локтях. —
всему своё время.
саша улыбается в ответ, хватает аню за ворот футболки и тянет на себя. на часах давно заполночь и почти весь город спит. фонари освещают дороги одиноким путникам и те бредут, каждый в свой дом. звёзды на ночном небе прекрасно дополняют идиллию спокойства и умиротворения. ещё несколько часов, и город вновь проснётся и зашевелится в своём привычном режиме, а пока…
…снег идёт,
снег идёт.
