Самые страшные тени остались за мной

When you were here before Couldn't look you in the eye

      Он бежал по тёмному коридору поместья Олетуса, не понимая, что произошло. Все воспоминания были будто в тумане, а при попытке коснуться их, те растворялись перед глазами как в замедленной съемке. Совсем недавно Орфей сидел за столом в главной гостиной, о чём-то разговаривая с людьми напротив, чьи лица были покрыты чёрной вуалью. Теперь же его преследует животный страх чего-то неизвестного позади него. Он не знал куда бежит, коридор казался бесконечным, а стены с каждой минутой становились к нему все ближе. Ещё немного и «неизвестное» схватит его, сожрёт без остатка. Орфей был уверен в этом.       Неожиданно, впереди, он видит приоткрытую дверь, которая будто звала его частичкой света, давая надежду на спасение. Орфею не оставалось ничего другого, кроме как залететь в комнату и закрыть за собой дверь, облокачиваясь на неё спиной. Сердце стучало как бешеное. Казалось ещё немного и новеллист потеряет сознание, но открытое настежь окно, за которым шёл дождь и завывал ветер, не дало Орфею упасть в небытие. Он настороженно подошёл к нему, боясь взглянуть в темноту рядом находящегося леса, но кроме шевелившихся листьев от порывов ветра ничего не было. Поэтому новеллист быстрыми движениями рук закрывает окно и зашторивает его. Но вдруг, лампа, стоящая на столе, что горела рядом с Орфеем тёплым жёлтым светом, гаснет. Комната погружается в темноту, и только шумное дыхание новеллиста слышно в ней.       Так казалось Орфею, пока позади него не появилось что-то ещё. Чужое, громкое сердцебиение. Он замер, но страх, что до этого управлял телом, покинул его, оставляя после себя странное спокойствие. Новеллист медленно оборачивается, темнота больше не пугает его, поэтому он вытягивает руки вперёд, пытаясь нащупать то «неизвестное», чьё сердцебиение становилось всё сильнее. Неожиданно к его рукам прикасаются чужие, с огрубевшей кожей и мозолями на пальцах; тянут в свою сторону осторожно, будто боясь причинить вред. Орфей не вырывается. Пару шагов, и его голова упирается в крепкое плечо, а чужие пальцы обводят его запястья. Новеллист вдыхает запах чужой одежды и та будто напоминает о чём-то забытом, чертовски важном. Лампа снова загорается, Орфей поднимает глаза и видит перед собой мужчину, чьё лицо «украшал» багровый ожоговый шрам над левым глазом. «Неизвестный» же смотрит на новеллиста как-то печально, словно любящая мать на своего плачущего ребёнка.       Орфею кажется, что он уже видел этот взгляд, где-то там, в далёком и забытом кусочке его памяти. Чувствовал эти руки, что сейчас поднимались от его запястий к талии; эти прикосновения, что посылали сладкую истому по всему его телу. Мужчина напротив продолжает молчать и всё также не отрывает взгляда от Орфея, отчего тот, в попытке вспомнить, где он уже видел «неизвестного», напрягается. В голове всплывают лишь осколки разных сцен, будто и не его воспоминания вовсе. Лишь один фрагмент цепляет его взгляд: тело, не дышащее; одежда, покрытая чем-то багровым; и его руки, что украшал этот же цвет. «Кровь? Я кого-то убил?» — подумал новеллист и снова переживая ту сцену в собственной голове, приглядывается к лицу, которое было стёрто чьими-то руками (или его собственными). Он нервно пробегает глазами и тут его взгляд цепляется за шрам, тот самый над левым глазом. Его будто током прошибает.       — Нортон, — выдыхает новеллист, — я убил тебя?       Мужчина вздыхает совсем тихо, но продолжает молчать. А Орфея накрывает. Накрывает волна чёртовых воспоминаний и та сцена, что на повторе крутится в голове: он, мёртвое тело Кэмпбэлла и слёзы, стекающие по его бледному лицу.       — Я убил тебя, — новеллист сам отвечает на свой вопрос, — забил как свинью, а ты даже отпор мне не дал. Почему? Почему, блять, ты не остановил меня?       Проспектор продолжает молчать, лишь крепче прижимает Орфея к себе. Он не может дать ответы на вопросы новеллиста; он сам не знает почему. Но наполненные болью глаза Орфея продолжают требовать, в уголках глаз уже начали скапливаться капли. Ещё немного и голову новеллиста сорвёт. А Нортон всё также молчит, боясь расплакаться самому.       — Скажи хоть что-то, прошу тебя, Нортон, — Орфей начинает задыхаться, слёзы медленно скатываются по щекам, — я знаю, что ты не больше, чем моя грёбанная галлюцинация; палач, что пришёл по мою душу за все те грехи, что я совершил…       — Замолчи. Всё это не имеет значение, — тихо произносит Кэмпбэлл, — Больше не имеет. Я не галлюцинация или другая чушь, что навязает тебе твой разум, я настоящий… Я тут, с тобой, и я не уйду. Больше не уйду.       Нортон опускается на кровать позади себя, утаскивая за собой плачущего Орфея. Тот, как маленький ребёнок, утыкается головой в грудь Кэмпбэлла, всхлипывая. Чувствуя это, Нортон поднимает лицо новеллиста, прикасаясь губами к стекающим слезам, пытаясь успокоить. Орфей на это лишь прикрывает глаза, тянется губами к чужим и встречается с ними в ответ. Сердца взрываются у обоих. Руки Кэмпбэлла опускаются к талии новеллиста под белую рубашку, нежно проводя по спине вверх вниз. Ближе. Хочется быть ближе.       В какой-то момент от переизбытка эмоций, Нортон сжимает чужое тело сильнее, прижимает к себе, пытаясь слиться с Орфеем воедино; чтобы больше никогда не видеть его слёз, чтобы больше никогда не давать разуму новеллиста попытку сломать своего владельца.              Кэмпбэлл знает какого это терять всё, знает, какого быть одиноким в войне с собственным разумом. Он не хочет, чтобы Орфей сражался с этим в одиночку.       Нортону не хочется больше существовать одному.       Орфей хочет утонуть в Нортоне.       Орфей проваливается в небытие.       Нортон же смотрит на спящего Орфея, прикасается к нему как в последний раз.       — Меня убил не ты. Это я убил тебя.       Комната, некогда принадлежащая новеллисту, сгорает в огне вместе с лежащим на кровати Орфеем, а Нортона встречает чистая страница в старом и потёртом дневнике.