***
8 марта 2024 г. в 12:00
— Придёт время, Грейнджер, придёт…
Смех Гермионы практически растворяется в шуме вечеринки — министерские мероприятия всегда собирали довольно говорливую толпу, — но Нарцисса почти интуитивно распознаёт этот звук, как будто её тело настроено на поиск юной ведьмы вне зависимости от внешних обстоятельств.
Благодаря подобной привычке она умудряется разглядеть этот, на самом деле невинный, жест, который тем не менее сродни удару под дых. Гермиона игриво сжимает руку Драко и смеётся. Это нельзя принять за однозначное «да»; это даже не «может быть», учитывая, как её рука, держащая бокал с шампанским, создаёт некоторое пространство между ними.
И всё-таки это вполне может быть подтверждением, размышляет Нарцисса, игнорируя боль в челюсти, когда слишком сильно стискивает зубы.
Едва ли она имеет право быть такой расстроенной, такой собственницей по отношению к чему-либо — кому-либо, — не принадлежащему ей. Не в той мере, как ей хотелось бы. И, само собой, Гермиона понятия не имеет, что ее лёгкий невинный флирт совсем не безобиден, когда дело касается Драко, поскольку Гермиона не осознает, что Драко от неё без ума.
Тайна, столь беспечно доверенная ей сыном, который лишь недавно начал предпринимать робкие, болезненные попытки восстановить их разрушенную семью после войны, тяготит её сердце. Нарцисса отвернулась от Люциуса, от своих старых союзников, солгала Тёмному Лорду в лицо — всё ради сына, чтобы спасти его от дальнейших мучений, и что теперь? Теперь её руки полнятся секретами, похожими на бомбы замедленного действия.
Гермиона находит её примерно час спустя на балконе, с которого открывается вид на танцпол. Она аккуратно и умело избавилась от внимания Драко; Нарцисса наблюдала за произошедшим, и её внутренности сжимаются при мысли, что именно такие мелочи делают Гермиону особенной в глазах не одного, а целых двух членов семьи Малфой.
— Привет. Тебя долго не было.
Нарциссу хватает лишь на натянутую улыбку в ответ. Лицезреть, как Драко общается с брюнеткой, всегда настолько же болезненно, как если бы ей воткнули нож глубоко в сердце. Это напоминание о том, что она живёт как будто взаймы — так всегда с Гермионой, потому что это лишь вопрос времени, когда кто-то лучший, более достойный, кто-то вроде Драко или любого другого молодого человека, боготворящего Золотую Девочку из Гриффиндора, появится на горизонте и уведёт её.
Гермиона приподнимает бровь и хмыкает в ответ на наполненное горечью молчание Нарциссы, вероятно, уже догадываясь, что у той на уме. Она делает ещё один шаг, и её рука ложится на талию слизеринки. Прикосновение лёгкое, даже нежное, но в том, как пальцы Гермионы перебирают ткань мантии Нарциссы, есть что-то собственническое, и Нарциссе приходится бороться с огненной бурей, зарождающейся в животе.
Кроме того, это никак не помогает утихомирить ярость, подпитывающую чувство вины, и Гермиона знает это — определённо знает — и, как ни странно, кажется, наслаждается этим.
— Я тут подумала, — продолжает брюнетка после небольшого глотка шампанского и украдкой оглядывает помещение. — Мы могли бы… уйти отсюда?
Если её тон прозвучал недостаточно намекающим, то движение пальцев по бедру Нарциссы, безусловно, таковым является. От этого по спине пробегает дрожь, и как бы сильно она ни хотела унять эту вспышку желания, Нарцисса прекрасно осведомлена, что абсолютно бессильна. Она слаба, Гермиона стала источником её слабости — в коленях, в сознании, в сердце. Нарцисса ничего не может поделать, кроме как прогнуться — и добровольно, и, ох, так охотно — под весом Гермионы, как в переносном, так и буквальном смысле.
— Нам нельзя продолжать делать это и дальше.
Нарцисса хотела бы, чтобы в её голосе было больше убеждённости. Хотела бы, чтобы у неё была возможность заявить: «Я не могу продолжать», поскольку все карты у неё на руках — она обладает силой, пусть Гермиона и делает её бессильной.
Единственным ответом, которым её удостоила брюнетка, является неодобрительное хмыканье — тихий недовольный звук, сопровождаемый мягким прикусыванием на шее Нарциссы. Нарцисса хочет отстраниться — нет, не хочет, да, хочет, нет, не хочет, — но застывает на месте, подчиняясь естественному процессу гравитации, пока Гермиона затягивает её на свою орбиту.
Её глаза неотвратимо находят Драко, пробирающегося внизу сквозь танцующую толпу, и в груди вновь расцветает укол вины. Гермиона следит за её взглядом, и сорвавшаяся с уст раздражённая усмешка удивляет Нарциссу.
— Только не говори мне, — произносит брюнетка, язвительность в её голосе совершенно неожиданна, — что нам нельзя продолжать это делать из-за дражайшего Драко.
Нарцисса ощетинивается; она ничего не может с собой поделать, когда имя сына упоминается с такой интонацией, однако Гермиона не даёт ей возможности ответить.
— Должно быть, я — знатная добыча, раз двое Малфоев хотят меня так сильно. Может быть, стоит нанести небольшой визит старине Люциусу в Азкабане, чтобы проверить, смогу ли я собрать полный комплект?
Нарцисса разворачивается в объятиях ведьмы; она не в состоянии скрыть гнев, готовый пролиться наружу жгучими слезами.
— Ты знаешь… ты знала, — обвиняет она низким и угрожающим голосом. — Ты знала, что Драко влюблён в тебя, и всё равно искала отношений со мной.
Глаза Гермионы темнеют, губы сжимаются в тонкую линию. Когда она прерывает молчание, в голосе слышится рычание.
— Какого чёрта меня должно волновать, чего хочет Драко, Нарцисса?
Нарцисса отступает, хотя и вздрагивает от ругательства. Она пытается высвободиться из хватки Гермионы, но безуспешно. — Он — мой сын, — говорит она, как будто этот факт всё объясняет. — Мой единственный ребёнок.
— Поздравляю, — саркастически замечает Гермиона. — Мне по-прежнему всё равно. Ты та, кого я хочу, Нарцисса. Не Драко. Не кто-либо другой. Ты.
— Тебе не следует, — Нарцисса качает головой, потому что это не имеет смысла. — Ты не должна. Я… я тебе не подхожу.
Гермиона издаёт недоверчивый смешок. — А Драко подходит? — в её голосе слышится раздражение. — Не обижайся, детка, но твой сын придурок.
— Вам было бы хорошо вместе, — настаивает Нарцисса, игнорируя оскорбление, потому что чем больше она думает о таком сценарии, тем больше находит в нём смысла. Драко и Гермиона просто… подходят друг другу. Оба упрямые, невероятно умные, безмерно талантливые и составили бы совершенно потрясающий тандем. — Вы были бы чудесной парой, вы бы… раскрывали потенциал друг в друге, вы бы хорошо смотрелись вместе.
Глаза Гермионы широко, почти комично, раскрыты и переполнены недоверием и гневом. — Нарцисса, — шипит она, однако Нарциссу не остановить.
— Ты должна дать ему шанс, — продолжает она, слова слетают с губ прежде, чем она успевает даже подумать о том, чтобы прекратить этот поток мыслей. — Я знаю, что он бы прекрасно обращался с тобой, и я уверена, что ты, безусловно, была бы добра к нему. Представь…
— Прекрати.
Нарцисса осекается, так как замечает нечто неожиданное, что совершенно сбивает её с толку. Хватка Гермионы усиливается до почти болезненной, однако что по-настоящему шокирует, так это редкое и щемящее зрелище навёртывающихся на глаза девушки слёз.
— Я знаю, ты хочешь меня, Нарцисса. А я хочу тебя. Откуда, чёрт возьми, Драко в этом уравнении?
Нарцисса чувствует себя ошеломлённой. — Он — мой сын.
И снова этот недоверчивый смех. Гермиона отпускает её только для того, чтобы вытереть слёзы, которые теперь текут по щекам. — Я знаю. И всё же, причём здесь он?
Нарцисса пребывает в состоянии ступора, ведь разве это не очевидно? Почему Гермиона не способна увидеть непреложную истину? Она поклялась никогда больше не причинять Драко боль; как Гермиона может настаивать на том, чтобы вот так разбить ему сердце?
Встречное молчание Нарциссы вынуждает Гермиону выпрямиться, её карие глаза приобретают стеклянный отблеск.
— У тебя есть выбор, Нарцисса, и это простая математика. Ты либо разбиваешь одно сердце — сердце Драко, либо разбиваешь три. Потому что если ты считаешь, что мы с Драко будем вместе лишь из-за того, что ты решила покончить с этим… — она обводит рукой пространство между ними, — ты жестоко ошибаешься.
Нарцисса хочет возразить, хочет, но обнаруживает, что просто… не в состоянии.
— Как насчёт того, чего хочешь ты, Нарцисса? Как насчёт того, чего хочу я? Драко — взрослый мальчик. Когда ты перестанешь жить ради него и начнёшь жить ради себя, учитывая, что теперь у тебя наконец-то появился шанс?
Нарцисса — идиотка, полная и безоговорочная идиотка. В голове как будто что-то щёлкает после слов Гермионы, после её слез, и это не стирает испытываемое ею чувство вины полностью, однако отодвигает его прочь на задворки сознания, переводит фокус. Она оглядывается через плечо и направляет взор туда, где Драко очаровывает толпу в бальном зале.
Позади раздаётся всхлипывание — Гермиона по-прежнему утирает слёзы. Она не поворачивается к ней лицом, пока рано, потому что хочет в последний раз взглянуть на своего сына, прежде чем попытается — и будет пытаться снова, сколько бы времени это ни заняло, — сгладить это чувство вины.
Как много ночей с Гермионой она потратила впустую, изводя себя понапрасну? Сколькими прикосновениями и ласками наслаждалась так, словно они были недозволенными — торопливо, тайно, стыдливо?
— Решение за тобой, Нарцисса.
Она замечает, как Гермиона уходит прочь, как раз в тот миг, когда глаза Драко встречаются с её, когда он поднимает взгляд. Он улыбается ей и машет рукой, и в эту самую секунду Нарцисса решает, что настал переломный момент.
Она отвечает на его шутливое приветствие собственной быстрой улыбкой и отворачивается. Прежде чем Гермиона успевает завернуть за угол, Нарцисса спешит за ней.