«Правду…»
«…Правду…»
«…Скажи мне правду… »
«Скажи мне наконец правду…»
Истошный вопль раздался на весь дом. Зрачки резко сузились, по щекам потекли слёзы и сам он начал задыхаться, хрипя от страха. Снова, спустя столько лет, опять этот проклятый кошмар. Хватая ртом воздух, как рыба на береге, Клеф судорожно оглядывался сторонам, пытаясь понять, где он, всё ещё путаясь меж сном и реальностью. Когда чья-то тяжёлая рука накрывает его и он чувствует шевеления под боком, он вскрикивает, тут же несильно, но получая по башне. — Три ёбаных часа ёбаной ночи, — бухтят за спиной. Клеф нервно оборачивается, но видит не её. Это Кондраки, сонно щурящийся, пытающийся понять, что за концерт Витаса тут случился, пока он спал. — А… Я… Э… — нервно и обрывисто выдаёт Альто, постепенно приходя в себя, но пока не способный не слова из себя выдавить. — Конечно ты, кому тут ещё орать, — ухает Бен, полноценно садясь на кровати. — Ну? И хули мы орём в два ночи? — Она… Я… И… Понима… Заст… Я… — всё ещё задыхаясь от воспоминаний, бормочет Клеф. — Ясно, — ставит диагноз Король Баааабочек. — Кошмар значит. Зная тебя, что-то из прошлого приснилось. — Да… Она… Прост… Я… Тогда… — Не-не-не, мне не нужна вся твоя биография, не сотрясай воздух, — махнул рукой Бен. Клеф, хоть и был до сих пор напряжён, но изрядно опешил от такой реакции. — А… А как… Зачем ты… — Ладно, понимаю, странная реакция, но послушай, — Кондраки трёт переносицу, вздыхая. — То, что произошло с тобой, оно… Уже произошло, понимаешь? И произошло слишком давно. Некоторые вещи надо просто пережить и ты тому живой пример. — Но я… А она… Я… — Альто, ты сейчас здесь, в нашем доме в нашей постели, а она — сдохла много лет назад, про кого бы там ты сейчас не гундел. После тебя, хах, долго бабы не живут, — мрачно отшучивается Кондраки и прижимает Клефа к себе, поглаживая по голове. Альто прикрывает глаза, прижимаясь в ответ. Объятия у Кондраки сильные, жадные, но не давящие, собственнические, но спасения от них искать не хочется. Поглаживания его ласковые, искренние, он проходится пальцами по самым нежным местам, не стремясь укусить или ударить в спину. Наоборот, зализывает так незримо раны прошлого, нанося целебную мазь в виде тепла и любви из своего сердца. — Полегчало? — спрашивает Бен через время. Клеф не имеет понятия, сколько они так сидят, по ощущениям вечность. — Угу, — раздаётся из-под его рук. — Как ты это делаешь? — Кодекс здоровых отношений гласит, что когда партнёру требуется поддержка её следует оказывать, — усмехнулся горько Кондраки, не отпуская из объятий Альто. — И как я допустил отношения с таким мудилой? — язвит Клеф, не желая признавать, что ему правда помогли как в детской сказке обнимашки. — Не язви, не то время ты в наших отношениях выбрал, чтобы так говорить. — Кто обжёгся на молоке впредь дует на воду, — с долей обиды бурчит Клеф, снова уводя глаза куда-то вниз. Бен только фыркает. — Блять, тебе кольца не хватает или тебе роспись из ЗАГСа достать, или штамп в паспорте показать? — шикает он, но как-то беззлобно. Упрекает, но не бранит, видя, что Альто не в настроении. — Альто, я на тебе женился не для того, чтобы над твоими проблемами потешаться, но и прошлое ты уже не перепишешь, хоть трижды проклянёшь и обрыдаешь, — выдыхает он, целуя мужа в макушку. — Я знаю… Я даже не знаю откуда этот кошмар пришёл… Он уже лет 20 как не снился мне… — нервно усмехается Клеф. — Ну и чтож теперь, убиться? Сам же сказал, это кошмар. Этого не было в реальности, а если и было то больше никогда не будет. Забей, — отозвался Кондраки, переходя от поглаживаний на почёсывания. — Совет хуйня, знаю, но другого дать не могу. Ты теперь другой, мир изменился, жизнь изменилась, дочь твоя давно выросла. Всё прошло. Какая бы хуета не была у тебя тогда, она уже прошла и больше не вернётся. Поговори об этом с Глассом на досуге, он тебе лучше объяснит. — Кон. — М? — А у тебя такая хуйня в жизни была? — У меня ребёнок появился по обоюдному согласию, — отшучивается Бен, за что получает в нос. — Ладно, ладно, отставь кипиш. Если без шуток, то в моей жизни было полно хуеты. Эта дорога не бывает ровной, сколько не пытайся. Но какой смысл всю жизнь ворчать или плакать по калдобине, когда ты её давно проехал? Знаешь, я не вижу в этом смысла. — Вся наша жизнь в сути не имеет смысла, — фыркает Клеф, прикрыв глаза. — Ну, не скажи, — возражает Кондраки. — У всего есть смысл. Фигня в том, что ты сам его должен для себя придумать. Иногда смысл жизни в самой жизни. Вот сейчас, какой в ней у меня смысл, когда у нас отпуск? Только с тобой в кровати валяться да кофе хлебать. Это и зовётся жизнью, мне кажется. Жить, да наслаждаться. Делать вывод из ям, объезжать их в следующий раз и радоваться ровным участкам. Вот ты мне скажи, ты сейчас в яме? — Нет… — Ну вот видишь. Значит наслаждайся, — улыбается уголком губ Бен, поднимая взгляд на окно. — Пошли лучше на кухню, кофе сварим, а потом на балкон. — Это ещё зачем? — недоумевает Клеф, хотя судя по позе согласен на мини-путешествие. — Будем из твоей дурной бошки тупые мысли выметать. Пошли справлять день рождения нового дня и твоей новой жизни.