Танхулу

— Ну и где же он? — Мо Жань снова озирался по сторонам и даже на месте прокрутился от нетерпения – точь-в-точь непоседливый пёс, не в силах даже пару минут спокойно усидеть на месте. Чу Ваньнину иногда и правда казалось, что у Мо Жаня вот-вот и в самом деле вырастет на голове пара мохнатых ушек, которые наконец полностью дополнят образ шкодливого щенка. Вот и теперь он разве что не подпрыгивал, высматривая Сюэ Мэна среди снующих туда-сюда людей. Некоторое время назад Сюэ Мэн отправил витиеватое звуковое сообщение, где долго и пространно вещал, что в преддверии Нового года, ведомый долгом, он не мог не оказаться в окрестностях горы Наньпин, ведь как духовный глава он обязан совершать регулярные визиты и в другие школы, дабы поддерживать дружественные отношения и налаживать новые связи; а посему не было ничего удивительного в том, что даже перед праздниками он был при деле, и кроме того, у него могло появиться немного свободного времени аккурат к Чуси, и раз уж обстоятельства складывались таким удачным образом, а с их последней встречи прошло уже немало времени, то он мог бы заглянуть и к Учителю с братом, если только у них, конечно, ещё не было четких планов и они не хотели провести этот день… На последней фразе Сюэ Мэн вдруг закашлялся и сообщение резко оборвалось, но Мо Жань был совершенно уверен, что там должно было прозвучать слово «наедине». Его глупый младший братец до сих пор иногда вёл себя странно, когда дело казалось отношений Мо Жаня и Чу Ваньнина. Нет, он совершенно точно давно принял их, но озвучить что-то такое вслух ему очевидно было порой нелегко. Впрочем, вслух он вообще много чего выражал отчаянно неуклюже — например, свои желания. Вместо того, чтобы прямо сказать, что соскучился и приедет на праздник, попытался прикрыться десятком надуманных причин. И вообще это ведь уже не первая их встреча после тех самых памятных событий, было бы из-за чего Сюэ Мэну волноваться. Чу Ваньнин так и вовсе преисполнился вдохновения от его весточки, и пожалуй, даже слишком, так как некоторое время спустя Мо Жань стал замечать, как тот снова украдкой копался в книгах с рецептами. Так что во избежание семейного кризиса, а также ради всеобщего благополучия Мо Жань поспешно предложил насладиться всем атмосферой праздника в небольшом городке у подножия Наньпин, и заодно отужинать там же. На лице Чу Ваньнина тогда отразились сложные чувства, но то была невеликая плата за избавление от возможной трагедии и нескольких смертей прямо на празднике. Вспомнив это, Мо Жань невольно поморщился. Неповторимый запах того самого тофу с капустой даже спустя долгие годы отзывался кислым привкусом на языке и неприятным бурлением в желудке. Хотя его желудок мог бурлить и из-за голода, уже подходил к концу час петуха, а организму взрослого здорового мужчины, не брезгующего, к тому же, а лишь всячески поощряющего физическую активность, особенно определённые её виды, было необходимо регулярное питание. — Не стыдно же ему заставлять нас торчать на холоде, — наигранно недовольно протянул Мо Жань. — Непохоже, чтобы ты мёрз, — Чу Ваньнин выразительно посмотрел на землю. Последнюю минуту Мо Жань старательно чертил кончиком обуви на снегу что-то, напоминающее иероглифы. В некоторых из них при желании можно было разобрать слова «Сюэ», «дурной» и «тыква». *** *** 傻瓜 – shǎguā – дурак, болван, глупец, где 傻 – дурной, глупый, а 瓜 – тыква. — Вообще-то, не я, а ты, — Мо Жань смахнул с волос Чу Ваньнина несколько снежинок. — Одно лишь твоё слово, и мы тотчас возвратимся домой, и я буду греть тебя весь вечер. — Я в порядке, это лишнее. — Я имею в виду весь вечер. Греть тебя. Собой. Если ты не понял, я… — Я понял, — поспешил перебить Чу Ваньнин. — Я понял, что стал забывать, что на самом деле ты не взрослый мужчина, а дурной, непоседливый ребёнок. — Так братец-благодетель считает, что я ребёнок? — хитрая улыбка Мо Жаня тут же расцвела пышным цветом. — Тогда, быть может, братец-благодетель припомнит ещё, чем занимался с этим ребёнком не далее, как сегодняшним утром? — Мо Вэйюй! Если бы взглядом можно было испепелять, от Мо Жаня в то же мгновение осталась лишь кучка пепла, поэтому он поспешил ретироваться: — Хорошо-хорошо. Этот несносный ученик будет во всём слушаться Учителя. Конечно, на его лице не было и тени сожаления или раскаяния, но даже будь они там, Чу Ваньнин и не подумал бы на это вестись: — В следующий раз я обязательно напомню тебе об этих словах. — Этот ученик будет очень хорошо себя вести, Учитель может быть уверен. В противном случае этот ученик примет любое наказание от Учителя. Чувство стыда было Мо Жаню абсолютно незнакомо. Слегка прочистив горло, Чу Ваньнин уже собирался что-то сказать, но в этот момент заметил в небе две стремительно приближающиеся фигуры. — И года не прошло, — пробурчал Мо Жань. — Смотри, и старшего Ханьсюэ с собой притащил. — Учитель! Мо Жань! — приземлившись, Сюэ Мэн поспешил к ним бегом. Раскрасневшийся от холодного ветра и волнения, он почти бросился обнять их, но в последний момент осёкся, вспомнив о своём статусе. — Уважаемый глава, — начал было почтительно Чу Ваньнин, но Мо Жань не дал ему договорить. Он схватил Сюэ Мэна своими ручищами и принялся трясти: — Явился, наконец! Уважаемый глава, видимо, настолько занят, что потерял счёт времени. Мы почти успели покрыться ледяной коркой, ожидая тебя. Мо Жаня высокий статус брата нисколько не смущал. — Нам… Мне пришлось задержаться в дороге. Эй, да… Да отпусти ты! — он поспешил выбраться из этих тисков и оправить смятые одежды. — Что на тебя нашло? — Я просто очень рад видеть своего дорогого братца, — с абсолютно искренней улыбкой ответил Мо Жань, моментально забывший, как всего минуту назад сердился на него. — Я скучал. — Я, я… — замялся Сюэ Мэн. «Что? Скучал по нему? С какой стати? Он что, шутит? Да как он смеет? Но, кажется, нет, непохоже», — тысяча мыслей пронеслась в его голове в одно мгновение. Ошеломлённый таким напором и внезапным проявлением братской любви, он был немного сбит с толку. — Цзымин, — подал голос стоявший за его спиной Мэй Ханьсюэ. — А, да… Ученик Сюэ Мэн с уважением приветствует Учителя, — поспешив взять себя в руки, Сэю Мэн выпалил формальное приветствие, поворачиваясь к Чу Ваньнину, но от волнения перепутал и его. — Цзымин, соберись. — Уважаемому главе необязательно называть меня Учителем. Эти слова Мэй Ханьсюэ и Чу Ваньнин произнесли одновременно. От внимания Мо Жаня не укрылось это дважды произнесённое «Цзымин». Кажется, его брат и старший Ханьсюэ успели ещё больше сблизиться за это время. Интересно. — Учитель, я уже просил не называть меня уважаемым главой, — к лицу Сюэ Мэна прилила краска. — Нам же необязательно соблюдать все правила, по крайней мере, когда я здесь? — Хорошо, — снова коротко кивнул Чу Ваньнин. Сюэ Мэну на самом деле костью поперёк горла стояли все эти формальности, этикет, бесконечные встречи, церемонии, расшаркивания и прочие обязанности. Конечно, он понимал что теперь, когда он стал главой Пика Сышэн, пути назад уже нет, и никогда бы не подумал подвести всех, кто теперь полагался на него. Но в глубине души он очень скучал по той простой и лёгкой жизни, и, признаться честно, специально выдумал дела, чтобы ненадолго покинуть Сычуань. И в затее этой старший Мэй Ханьсюэ его полностью поддержал. Здесь, в компании этих людей, Сэю Мэн снова мог почувствовать себя сами собой. Почти прежним. — Что ж, с официальной частью мы, можно считать, разобрались. Образцовый наставник Чу, образцовый наставник Мо, — Мэй Ханьсюэ поклонился обоим по очереди, — прошу простить, что заставили вас ждать. Если вы не против, я бы предложил где-то сначала перекусить. В городке у подножия горы Наньпин хозяева всех таверн и закусочных знали двух бессмертных, что жили в уединении на вершине горы. Как и знали и то, что один из них, высокий, крепко сложенный мужчина с лучезарной улыбкой, которая заставляла трепетать все нежные девичьи сердца в округе, обладал весьма переменчивым нравом. В одно мгновение его характер из добродушного и обаятельного мог перемениться, сменяясь грозным и устрашающим. Поэтому не было ничего удивительного в том, что даже накануне праздника, когда во всех заведениях было не протолкнуться, стоило Мо Жаню и его спутникам шагнуть на порог их самой любимой таверны — и перед ними моментально вырос слуга, любезно пригласив в отдельную комнату. Не менее стремительно стол перед ними заполнился всевозможными яствами – Мо Жань по привычке заказал всё, сразу и побольше. Здесь были и окунь, покрытый кедровыми орешками, и окорок, копчёный на вишнёвой щепе, кусочки свинины в рисовой крошке с картофелем на пару, поданные на листьях бамбука, заливное из рыбного филе, отварная рыба в остром сычуаньском соусе, ломтики нежной говядины в острых перцах, цыплёнок с арахисом и чили-маслом, белая базелла и чёрные древесные грибы, побеги бамбука, острая закуска из корня лотоса, бычьи потроха с огурцом и перцем, острый тофу рябой старухи, тонко нарезанный пресный тофу с овощами, хрустальные пельмени с креветками, суп трёх свежестей и острый суп с лапшой по-сычуаньски, рис по-янчжоуски со свининой и креветками, вознёсшиеся рёбра, луковые пирожки с мясной начинкой, острые кусочки курятины в соусе из чёрной фасоли, цветная капуста с ароматным маслом, и, конечно же, любимые Чу Ваньнином тефтели «львиные головы», фаршированные крабовым мясом. — Ты уверен, что мы сможем всё это съесть? — Сюэ Мэн скептически осмотрел стол, на котором не осталось и свободного цуня. — Неужто у главы Сюэ настолько слабый желудок? — насмешливо поинтересовался Мо Жань. — Перестань меня так называть! — немедленно взвился от этих слов Сюэ Мэн. — А ты перестань болтать и принимайся за еду. И тогда, глядишь, уж как-нибудь мы, четверо мужчин в самом расцвете сил, с этим справимся. Сюэ Мэн фыркнул и повернулся к Мэй Ханьсюэ. — Мы же не забыли… Мэй Ханьсюэ покачал головой и вытащил из своего мешочка цянькунь несколько бутылок из красной глины, перевязанных бамбуковой пенькой. — Этот ученик подготовил для Учителя особый подарок, — Сюэ Мэн, всё-таки умудрившийся раздвинуть тарелки, торжественно поставил на освободившееся место эти бутылки. — Это «Белые цветы груши», которое так любит Учитель. Этот ученик взял на себя смелость захватить его с собой, ведь здесь наверняка его не достать, а местное вино вряд ли обладает выдержкой и ароматом, соответствующими тонкому вкусу Учителя. — Говоришь так, будто мы в глуши какой-то живём и света белого не видим. Куда уж нам до изысков, которыми угощается глава. Наполни скорее мой кубок, а то я уже, пожалуй, успел забыть его вкус, — Мо Жаня насмешил напыщенный тон слов братца – ну точь-в-точь красующийся павлин с распущенным хвостом. Будь он на толику более внимательным, он бы заметил лёгкую дрожь в руках Сюэ Мэна, когда тот ставил бутылки на стол. За высокопарными словами тот попытался скрыть волнение, которое не покидало его с момента их встречи. Уязвлённый насмешкой Мо Жаня, Сюэ Мэн тотчас вспыхнул, будто пламя на ветру. — А ну убрал свои лапы, это подарок Учителю, а не тебе! — Что же тебе, и вина жалко для любимого брата? — ехидно поинтересовался Мо Жань. — Для брата нет, а такому нахалу, как ты, и капли не достанется! — А спорим, я тебя и спрашивать не буду? — Лапы держи при себе, иначе я за себя не отвечаю! — Да что ты заладил, лапы да лапы, я тебе что, собака? — Тот ещё наглый пёс! — Цзымин… — Мо Жань! Мэй Ханьсюэ и Чу Ваньнин снова заговорили одновременно. — Господа бессмертные… — раздался следом и третий робкий голос, принадлежавший обслуживающему их слуге в таверне. Он сунул голову за занавес, не решаясь показаться целиком. — Я услышал… господа бессмертные чем-то недовольны? — Всё в порядке, ступай, — кивнул ему Чу Ваньнин. Издав слишком уж громкий по меркам приличия вздох облегчения, слуга быстро юркнул обратно. — Не кипятись ты так, я всего лишь пошутил, — примирительно улыбнулся Мо Жань. Перепалка с братом напомнила ему их юные годы на пике Сышэн и разбудила в душе самые тёплые чувства. — Да кто тут… — начал было Сюэ Мэн, но тут же осёкся. — И то верно, — пробормотал он. Мэй Ханьсюэ и Чу Ваньнин переглянулись. Во взглядах обоих читалось то самое вежливое снисхождение, с которым обычно смотрят на непоседливых детей. — Сюэ Мэн, это замечательный подарок, — произнёс Чу Ваньнин, оборачиваясь к своему бывшему ученику. — Я благодарен тебе. — Да? — настроение Сюэ Мэна тут же улучшилось. — Тогда… Тогда давайте же скорее наполним кубки! — он торопливо разлил вино по чашам и, подняв свою, и, убывнувшись, кивнул Чу Ваньнину, показав, что выпивает в его честь. Когда-то ему было достаточно и половины бутылки, чтобы напиться допьяна. С тех пор мало что изменилось. Спустя непродолжительное время и несколько таких чаш, и несмотря на всю съеденную еду взгляд Сюэ Мэна подёрнулся туманной дымкой, а слова начали путаться на языке. — Как обстоят дела с новыми учениками? — аккуратно пригубив “Белые цветы груши”, поинтересовался Чу Ваньнин. — С тех пор, как пик Сышэн упор… упрочил своё положение среди духовных школ, в желающих нет отбоя, — в словах Сюэ Мэна звучала неприкрытая гордость. — И большую их часть как всегда забрал к себе Мусорный Король? — хмыкнул Мо Жань. — У старейшины Сюаньцзи, — с напором произнёс Сюэ Мэн, — действительно больше всего учеников. Он находит нужный подход к каждому, и на самом деле они далеко не так уж плохи… То есть, я хотел сказать, среди его учеников много достойных, — замялся он и поспешил сменить тему. — Кстати, Учитель, старш… старейшина взял с меня обещание спросить, не желаете ли вы вернуться на пик. — Он и без того каждый раз спрашивает об этом в своих письмах, — пробормотал Чу Ваньнин. — И в письмах ко мне тоже, — хохотнул Мо Жань. — Но небеса милостивы, и мне он пишет куда реже. — Я знаю ваш ответ, но… — Сюэ Мэн неожиданно откинулся назад, с глухим стуком ударившись макушкой о стену, и спрятал лицо в ладонях. — На самом деле я иногда тебе завидую. — Мне? — от удивления Мо Жань едва не выронил из палочек кусок жареного мяса. — Ну да. И тебе, и Учителю. Ты не пердставля… представляешь, как тебе повезло. Вот так жить в уединении, вдалеке от всех, в тишине. — Неужто ноша главы пика столь тяжела и невыносима? — Не подумай, что я жалуюсь. А хотя да, знаешь, жалуюсь! — Сюэ Мэн столь же резко выпрямился обратно, его голос звучал взволнованно и пьяно, а уголки глаз покраснели от напряжения. Мэй Ханьсюэ приподнял бровь и уже собрался было что-то сказать, но Сюэ Мэн продолжил: — За каждым моим шагом, кажется, за шагом постоянно следят. Каждое действие, каждое слово… с оглядкой на то, что скажут другие. А их наставления… уже костью в горле стоят! Я просто… Я не был готов! Я и сейчас, кажется, не готов… — Ты замечательно справляешься. Цзымин, — Мэй Ханьсюэ аккуратно положил руку ему на плечо, но Сюэ Мэн закачал головой. — Сюэ Мэн, — Чу Ваньнин хоть и был удивлён столько ярким проявлением эмоций, постарался не подавать вида. — Нет никого, кто справился бы с этим лучше тебя. — Я знаю, я зн… Я должен, я не подведу их, вас, отц… — не договорив, Сюэ Мэн опрокинул в себя почти полную чарку вина одним махом. — Может быть, тебе уже хватит… — пробормотал Мо Жань себе под нос. — Ну вот, даже ты мне уже указываешь! — расстроенно воскликнул Сюэ Мэн. — Я бы и не подумал. — Ай, ладно. Я просто хочу сказать, что если бы у меня было выбор, я бы, может, предпочёл жить вот так же, чтобы было спокойно и тихо, в своём домике, и чтобы рядом был дорогой человек… — он бросил быстрый взгляд на Мэй Ханьсюэ. — То есть я хотел сказать… Он в момент растерял весь свой запал и затих, будто произнеся что-то, что не должен был. Ярко-малиновые уши выдавали его волнение. — Цзымин, хочешь прогуляться? — заметив перемену в его настроении, предложил Мэй Ханьсюэ, мягко улыбнувшись. — Свежий воздух пойдёт тебе сейчас на пользу. — Если всё уже доели… — Я точно до отвала! — в подтверждение этих слов Мо Жань похлопал себя по животу. Чу Ваньнин утвердительно кивнул. Провожая их, слуга кланялся так долго и душевно, будто самым дорогим его сердцу гостям. С его лица не сходила довольная улыбка – мало того, что за один вечер он заработал почти своё недельное жалование, так ещё и вспыльчивый бессмертный господин сегодня не гневался, был всем доволен и не угрожал спалить их таверну дотла – это ли не настоящее праздничное чудо. Миновав небольшой мост, они вскоре вышли к центральной улице. Несмотря на поздний час, группы людей прогуливались повсюду. Яркое буйство красок и весёлый гул толпы создавали неповторимую атмосферу праздника, которую дополняли припорошенные снегом разноцветные фонари, украшавшие каждый дом – искорки пламени внутри, будто оранжевые светлячки, задорно трепетали на ветру; звуки хуциня и пипы доносились откуда-то неподалёку. Лавочники наперебой зазывали посмотреть на свои товары и отведать всевозможных угощений – горячие закуски, дымящиеся паровые булочки, сахарные леденцы всевозможных форм и засахаренные фрукты на палочке, которые очень нравились Чу Ваньнину. Заметив их, Мо Жань тотчас направился к лавочке, но прежде чем он успел сделать заказ, ему в затылок врезалось что-то твёрдое, холодное и мокрое. Замешкавшись всего на мгновение, Мо Жань обернулся, и следующий комок снега прилетел ему в грудь. Сюэ Мэн недовольно цыкнул – он-то целился прямо в лицо. — Совсем сдурел? — заорал Мо Жань так, что стоявшая рядом девица, которая тоже выбирала леденцы, едва ли не на несколько чи от него отпрыгнула. — Наглый пёс! — пьяно рассмеялся Сюэ Мэн. — Я тоже хочу купить танхулу Учителю. Как мне ещё было тебя остановить? — Ну, держись, сам напросился, — Мо Жань постарался загрести как можно больше снега с земли, и наспех слепив снежок, кинул его в сторону брата. Тот пролетел всего в цуне от его головы, едва лишь задев макушку. — Ха-ха, мазила! — поддразнил Сюэ Мэн. — Давай сразимся! Мо Жань выругался и запустил ещё один снежок. И ещё. И ещё, пока, наконец, следующий не прилетел Сюэ Мэну ровнёхонько в лоб, чем ещё больше того раззадорил. И они снова будто вернулись на годы назад во времена своего ученичества, когда частенько устраивали баталии, едва лишь выпадал первый снег, и, казалось, не замечали никого вокруг. Один из двух сильнейших мастеров и уважаемый глава одной из ведущих школ в мире совершенствования увлечённо и неистово забрасывали друг друга снежками. Люди вокруг них благоразумно расступились, не желая попасть под удар, и даже Чу Ваньнин с Мэй Ханьсюэ просто сделали несколько шагов в сторону, не пытаясь ни прервать, ни помешать. На лице старшего Ханьсюэ застыла вежливая улыбка, а Чу Ваньнин так и вовсе прикрыл лицо ладонью и задумчиво тёр лоб, вероятно, пытаясь понять, как же так ему повезло, что в супруги достался такой великовозрастный сорванец. — Всё, сейчас я тебя… Сюэ Мэн наклонился, чтобы собрать ещё снега, но расслабленное от алкоголя тело сыграло с ним злую шутку, и тот запутался в рукавах своих одежд, наступил на один из них, и, не удержав равновесия, повалился вниз, уткнувшись носом в землю. Мо Жань пришёл в дикий восторг: — Ого, братец, да ты правда нажрался, совсем на ногах не стоишь! И даже не шелохнулся, чтобы помочь тому встать. Сюэ Мэн перевернулся на задницу и рассерженно огляделся по сторонам – пусть кто-то только попробует засмеяться, уж он им покажет! К счастью и всеобщей безопасности прохожие были больше увлечены своими делами. Мэй Ханьсюэ, в одно мгновение оказавшись рядом, протянул ему руку: — Цзымин… — Не надо, я сам могу! — Сюэ Мэн попытался встать. Ноги, словно ставшие ватными, опять не слушались и скользили по мокрой земле. Пришлось ухватиться за протянутую руку, но тело, внезапно оказавшееся слишком большим, тяжёлым и неуклюжим, во второй раз жестоко над ним пошутило. Поэтому едва приподнявшись, Сюэ Мэн снова начал терять равновесие, да так неудачно, что потащил за собой вниз и Мэй Ханьсюэ. Бац! Ха-ха! Мо Жань от смеха чуть сам не сел на снег. Молодой господин дворца Тасюэ и глава пика Сышэн оказались в весьма двусмысленном положении – один растянулся поверх другого, а тот под ним сдавленно стонал и ругался хриплым голосом. Спустя несколько мгновений этого незабываемого зрелища, Мэй Ханьсюэ элегантно поднялся, и Сюэ Мэн, наконец, разобравшись в своих конечностях, быстро вскочил следом. Мо Жань стоял слишком далеко, чтобы услышать, но от его внимания не укрылось, как перед тем, как встать, старший Ханьсюэ что-то шепнул на ухо Сюэ Мэну. Интересно. — Вы в порядке? — подал голос Чу Ваньнин. — Учитель! Я…. — глаза Сюэ Мэна забегали, будто того охватила паника. — Это всё из-за него! — гневно выпалил он, тыча пальцем в подошедшего к ним Мо Жаня. — Да я-то тут при чём, не я же заставлял тебя столько пить, — парировал тот. — Сюэ Мэн, мне кажется, ты устал с дороги, — с нажимом произнёс Чу Ваньнин. Его нисколько не удивляло сегодняшнее поведение ученика, в конце концов, тот всегда был легко восприимчив к алкоголю. Однако, если не отправить его проспаться, ситуация могла стать еще более неловкой. Если тот вдруг вытворит что-то ещё, то сгорит со стыда наутро. — Уважаемый наставник прав, я и сам был бы не прочь отдохнуть, — поняв его намёк, кивнул Мэй Ханьсюэ. — Мы остановимся вон в той гостинице и встретим вас завтра, если вы, конечно, не против. — Мы можем отправиться домой прямо сейчас, и вам не придётся искать комнату, — заметил Чу Ваньнин. — Думаю, так будет удобнее для всех, в конце концов, сегодня прекрасный вечер, не хочется заставлять вас заканчивать его так скоро, — возразил Мэй Ханьсюэ. — Пусть идут, — шепнул Мо Жань на ухо Чу Ваньнину. — Потом тебе объясню. Теперь, когда Мэй Ханьсюэ увёл покачивающегося Сюэ Мэна, у них был остаток праздничного вечер только для них двоих. Конечно, они и без того проводили вместе всё время, каждый день и каждую ночь, за исключением разве что тех моментов, когда Чу Ваньнин выталкивал Мо Жаня из комнаты, чтобы тот не мешал ему работать. Но казалось совершенно невозможным, чтобы общество друг друга им когда-либо могло надоесть. Наоборот, теперь, когда у них было впереди всё время мира, спокойное, безмятежное, наполненное безграничной любовью и безмерным счастьем, им обоим хотелось полностью насладиться этим чувством, они упивались им и не могли напиться. Мо Жань всё-таки купил Чу Ваньнину засахаренных фруктов и предложил прогуляться там, где было меньше людей. Они свернули с главной улицы в один из переулков, и прошли вперёд, выйдя к лестнице, ведущей к домам выше по горе. Отсюда открывался отличный вид на город и суету людей, доносился тихий гул, в котором переплелись разговоры, смех, звуки музыки, крики зазывал и торговцев, но рядом с ними не было ни души. В этот вечер снегопад не останавливался ни на мгновение, поэтому теперь всё вокруг, куда дотягивался взгляд, было покрыто ровным белым полотном. Ярко-красные огни бумажных фонарей сияли на фоне запорошенного снегом города, будто акварельные пятна на ярком холсте, они то разгорались на ветру, то затихали, и их свет дарил тепло, уют и умиротворение. — Так что ты хотел рассказать? — наконец спросил Чу Ваньнин. Он попытался раскусить сахарную корочку на яблоке, но та оказалась слишком уж твёрдой. Поскольку он всегда старался есть аккуратно, стараясь не испачкаться, то не придумал ничего лучше, чем отправить его в рот целиком. Мо Жань, сердце которого мгновенно подскочило от увиденного и комом стало в горле, судорожно сглотнул. — До сих пор не могу привыкнуть к тому, как ты это делаешь, — пробормотал он. — Делаю что? — жующий Чу Ваньнин бросил на него удивлённый взгляд. — Вот это. Каждый раз. И каждый раз ты себе даже не представляешь, что делаешь при этом со мной, — в глазах Мо Жаня отражался свет бумажных фонарей, и оттого, казалось, будто в них разгорались и пылали маленькие угольки. Чу Ваньнин промолчал. Слишком хорошо ему было знакомо вот это тлеющее пламя и тёмный, тяжёлый взгляд. Как бы туго Чу Ваньнин ни соображал, за время, проведённое с Мо Жанем он научился понимать, к чему такой взгляд ведёт. А вёл он всегда к одному и тому же. И от одной мысли об этом кончики ушей предательски заалели. — Так вот, — ухмыльнулся Мо Жань. — Неужели ты не заметил? — Не заметил чего? — в голосе Чу Ваньнина послышалось раздражение. — Говори уже прямо, к чему гадать? — Ты и в самом деле настолько чист душой и непорочен, — продолжал дразнить Мо Жань. — Мэнмэна же! И Мэй Ханьсюэ! — поспешил добавить он следом, заметив искры, готовые вот-вот сорваться из-под ресниц его сокровища. — И что с ними? — Не могу утверждать точно, но, кажется, будто говоря о спокойной жизни в уединении вместе с любимым человеком, братец имел в виду вполне конкретного человека. Человека, с которым он сейчас ушёл отдыхать. Чу Ваньнин промолчал. Даже если это так… Мэй Ханьсюэ или кто-то другой – он в любом случае был бы рад, если бы у его ученика появилась родная душа. Чу Ваньнин не помнил, чтобы хотя бы раз Сюэ Мэн выказывал своё расположение к кому угодно – будь то женщина или мужчина. Казалось, любовные отношения в целом были ему чужды, неинтересны и вызывали лишь раздражение. Хотя, конечно, раньше он не скрывал, что даже одна мысль о том, что мужчина может быть вместе с другим мужчиной, пробуждала у него праведное негодование. Но в конце концов, не так ли часто люди наиболее непримиримы именно к тому, что пытаются подавить в глубине своей души. — И ты думаешь, что… — разговоры на тему отношений всегда давались Чу Ваньнину нелегло. — Ему будет сложно. Быть может, даже сложнее, чем нам, — тон Мо Жаня внезапно сменился с игривого на серьёзный. — Да, — кивнул Чу Ваньнин. Глава духовной школы пика Сышэн и молодой господин дворца Тасюэ. Мир совершенствования хоть не обсуждал теперь и не осуждал в открытую отношения между Мо Жанем и Чу Ваньнином, однако, несомненно им не раз перемывали кости в кулуарных беседах. Но, сбежав от других людей в свой собственный Персиковый источник, они не давали пищи всем слухам и домыслам, предполагая, что со временем их история перестанет всех волновать. Однако две столь заметные личности, как Сюэ Мэн и Мэй Ханьсюэ, как и их возможные отношения, стань те известны широкой общественности, не будут забыты никогда, в этом можно было не сомневаться. — Но у нас же получилось, — Мо Жань взял руку Чу Ваньнина в свою, крепко переплетая пальцы. Его горячие ладони согревали не хуже костра. Снег падал всё сильнее. Чу Ваньнин не проронил ни слова. Просто молча поднял голову, вглядываясь в белую завесу, будто сшившую небо и землю в единое полотно. Мо Жань широко улыбнулся. В его сияющих любовью угольно-чёрных глазах сверкали уже не тлеющие угольки, но яркое пламя, вспыхнувшее мгновенно от прикосновения к любимому человеку. Когда любишь и чувствуешь любовь в ответ, сердце наполняется счастьем, переполняющим, бурлящим через край, готовым выплеснуться и затопить всё вокруг, таким, которого так много для вас двоих, таким, которым хочется делиться. Таким, которое желаешь дорогим тебе людям. В ту ночь, смотря на самого лучшего человека во всём мире, Мо Жань загадал, чтобы и его брат однажды мог этим счастьем насладиться. Своим. Без оглядки. Без сожалений. Сполна.