Воспоминания об удовольствиях

Каждый раз, когда зима накрывает Англию снежным одеялом, Аллердейл-холл становится особенно прекрасным. Пустынный, обветшалый, завывающий гуляющими по трубам ветрами, он позволяет своей кровавой сущности выйти наружу. Красная глина выступает багрянцем, как румянец на белоснежных щеках аристократки. Как Багровый пик выпускает на прогулку своих демонов, так и я. С момента, как Томас привез тебя в наш дом, я не нахожу себе покоя. Несносная девка, разрушившая нашу болезненную идиллию. Пытаешься наводить свои порядки, отказываешься от моего фирменного чая и, по своей наивности, ждешь от своего мужа каких-то решительных шагов. Он никогда не сделает первый шаг, моя дорогая. Он всегда будет следовать за той, кто поведет его. Следовать за мной. Как следовал всегда, с малых лет. Он знает, что я сделаю для его блага, что должно. Если надо - замараю руки по локоть. Если надо - возьму вину за себя. Закрою его своей хрупкой спиной. Я – его защита и опора, я – его сестра, мать и самая большая, единственная любовь. Я – его все. И сейчас, смотря на то, как ты сгибаешься над бумагами, роняя на них свои паршивые слезы, я возвращаюсь к тому, что делаю каждый раз, убирая со своего пути какое-либо препятствие. И неважно, что оно из себя представляет. Родную мать, а может очередную жену моего Томаса. Все это – пыль под моими ногами, сущий пустяк. Я срезаю прядь волос и плету косу. Трепетно и осторожно, чувствуя мягкость локонов. Это все, что от тебя останется, дорогая Эдит, так уж и быть, я проявлю хоть толику уважения. Твое бесполезное, изможденное тело же поглотит красная глина. Ты сопротивляешься, но слабо, вяло. Реакции заторможенные, только грудь вздымается с завидной частотой, потому что ты пытаешься погасить в себе истерику. Хоть на что-то еще ты способна, кроме глупых обвинений. Яд уже успел поразить твое тело, пропитать его до основания. Ты можешь попытаться бороться за жизнь, но сейчас ничто не поможет, и никто не сможет прийти тебе на помощь. Я как всегда все просчитала. Как всегда, загнала жертву в ловушку, из которой тебе не выбраться. Шах и мат, Эдит. Замерзшие пальцы сами собой тянутся к ящику, хранящему мою коллекцию, и, вложив туда очередную косу, я готова отдаться воспоминаниям. Окунуться в травмирующее детство, где матушка высекала искры искусства клавишами фортепиано, отправиться в Милан, познакомивший меня с будущей убийцей моего ребенка, провезти по мрачным коридорам поместья наивную девушку на инвалидной коляске. Тебе же все равно никуда от меня не деться. Подпишешь бумаги, а потом сдохнешь, как и твои предшественницы. Глупая смерть, но закономерная. Как и смерть твоего папаши, который, на удивление, был более осмотрительным, смог раскусить нас. Но любовь слепа, Эдит. Глуха и глупа. Я же позволю себе прогулку по аллеям памяти. Напомню себе о каждом своем успехе.