свидание

подготовка к венерианской экспедиции шла полным ходом. последний день перед усиленными тренировками и комиссиями. а затем — космос. бескрайний, загадочный, опасный космос, с которым остаешься один на один… дауге вдохновенно вздохнул и посмотрел в маленькое зеркало на столе. часть левой щеки уже была очищена, но все еще на лице нелепо лежал белый мусс. мужчина провел станком по подбородку, счищая пену. единственная светлая рубашка была накануне отглажена вместе с брюками, портфель с необходимым собран, дело осталось за малым — привести себя в порядок. всë-таки, свидание с володенькой!.. свидание с володенькой… мысль об этом заставляла что-то внутри григория расцветать, взрываться и разливаться теплым молоком со звездной пылью. он видел своими глазами, как за бронированным стеклом планетолета вспыхивают и сгорают звезды в черном межпланетном пространстве. давно уже изученный механизм, но дауге, словно впервые вышедший в космос, каждый раз прилипает к стеклу и завороженно сделать за каждым движением видимых частиц. и ему кажется, что что-то подобное происходит внутри него, когда он видит юрковского. поток его мыслей прервал стук и шум открывающейся двери. глаза григория метнулись к циферблату часов — до встречи еще полтора часа — и выдохнул. быков медленно прошел к креслу, на спинке которого лежала выглаженная одежда, и опустился в него. заметив это, дауге парой движений руки соскреб остатки пены, вытерся и, наскоро проверив результат, обернулся к товарищу. — зачем пришел? — а что, мешаю? — да не то, что бы мешаешь… — «но лучше бы ты встал с кресла и перестал сминать поглаженную одежду», пронеслось в голове дауге, но он продолжил. — просто у меня через час встреча с юрковским… — быков с недоумением посмотрел на собеседника. григорий подумал, как странно, наверно, звучит эта фраза, и добавил первое пришедшее в голову: — важный деловой разговор! абсолютно деловой и архиважный. если бы это все наблюдал юрковский, он наверняка бы сложился пополам от смеха и до конца жизни напоминал бы об этом. с другой стороны, свидание с володей действительно было архиважным для дауге. как и все, связанное с юрковским. еще недолго поболтав с другом, дауге тактично выпроводил его из своей комнаты и наскоро начал собираться — до встречи оставалось двадцать минут, а он все еще сидел в одних трусах. убедившись, что выглаженные вещи окончательно потеряли свой презентабельный вид после сидения быкова, мужчина надел свою повседневную одежду, подхватил портфель с бесценным грузом и бодрым шагом направился к месту встречи. надо отдать должное — юрковский умел находить правильные места в кампусе. бывший спортивный зал в старом корпусе звучит не очень подходяще для свидания, но панорамные окна открывали вид на горящее осенними соками бескрайнее поле, а отдаленнесть от основного жилого корпуса снижал вероятность встречи с незванными гостями практически до нуля. вполне идеальное место для свиданий в нынешних полевых условиях. дауге отворил тяжелую дверь, напоследок оглядываясь по сторонам пустынного коридора. когда дверь гулко захлопнулась, григорий осмотрелся. просторная комната была обставлена разнообразными тренажерами старого образца. огромные окна во всю высоту пропускали яркое закатное солнце в зал, подсвечивая пыльную взвесь в воздухе и отражаясь в металле тренажеров. все переливалось и блестело. мужчина прошел вглубь зала в поисках юрковского. наконец, он нашел его — почти в самом углу зала между теннисным столом и очередным тренажером. владимир рассалбено сидел на кожаной кушетке, оперевшись длинными руками на теннисный стол позади него. юрковский действительно был красив: солнечный свет ровно падал на него, выделяя точеные скулы и резкие черты лица, заливая каштановые волосы медью с серебром. рукава привычной белой рубашки были закатаны до локтя, обнажая жилистые скульптурные руки, а расстегнутые верхние пара пуговиц открывали вид на бледную шею, красиво исчерченную сухожилиями, адамовым яблоком и межключичной ямкой. глаза владимира были закрыты, словно он наслаждался последними земными днями перед полетом в неизвестность. дауге не помнил, сколько он так стоял, разглядывая издали своего возлюбленного, но вскоре юрковский ощутил пристальный взгляд, повернул голову. — тебя только за смертью посылать, — владимир немного отодвинулся в сторону, приглашая дауге сесть рядом. — извини, алексей никак не хотел покидать комнату, — григорий опустился на кушетку, поставив портфель у ног, что сразу бросилось в глаза юрковского. он хмыкнул. — ну конечно. все-таки, новый коллектив, новое пространство, вот он и ходит за тобой, как за мамой-уткой. — это точно… повисла тишина. оба планетолога наблюдали за медленно уходящим солнцем, за пылающим осенним полем, за меняющим краски нежным небом. наконец, первым из катарсисного оцепенения вышел дауге, подняв себе на колени портфель. юрковский тут же заинтересованно повернулся к нему, наблюдая, как распаковывается сумка. — я тут кое-что принес из своих закромов… — григорий выложил на расчерченную темно-синюю поверхность пару вилок, салфетки и пару жестяных банок. глаза владимира блеснули. — это то, о чем я думаю? — а о чем ты думаешь? — спросил дауге, откупоривая одну из банок. герметичный щелчок громким эхом раздался по пустому залу. — о боже, гриша! — владимир тут же схватил открытую банку, ухватился за вилку и смачно воткнул ее в плоть мидии. разнесся легкий запах пряностей в масле. — ты знаешь, чем побаловать меня. «за столько-то лет грех не узнать», — подумалось дауге, но просто усмехнулся и тоже взялся за вилку. тишину нарушали лишь редкие позвякивания вилок об алюминий банки. внезапно темные глаза юрковского расширились и он промычал, поворачиваясь к своей сумке, которую дауге изначально не заметил. — я же тоже принес кое-что, — с этими словами владимир звонко поставил на столик темную матовую бутылку. — гранатовое, из самых темных погребов в горах абхазии, пять лет. гоша беленидзе любезно угостил. дауге не сдержал усмешку. геогрий беленидзе — хороший знакомый, бывший одногруппник володи, и тот самый человек, вместо которого взяли в экспедицию лешу быкова. — это он решил споить тебя, чтобы ты без верного друга не полетел? — да полно тебе, гриш, — отмахнулся юрковский и принялся открывать бутылку, — лучше давай попробуем дары буйного терека. — терек протекает по грузии, балда. — ты знаешь, у меня всегда было плохо с географией, — пожал плечами владимир, пригубив вино. — и этот человек называет себя планетологом, — дауге положил в рот еще одну мидию. — чтобы быть планетологом, не обязательно знать, о чем писал лермонтов, — юрковский отлип от бутылки, ребром ладони оттирая покрасневшие губы и протягивая вино григорию. — и это говорит мне любитель поэзии, с ума сойти, — григорий взял бутылку, на мгновение коснувшись холодных пальцев юрковского, и сделал глоток. приторная сладость лизнула язык, а затем обожгла горечью горло. голову немного повело — сказывалась подготовка к экспедиции и тщательный надзор капитана. дауге бросил взгляд на визави. владимира разморило не меньше его — планетолог почти всем телом лежал на столе, запрокинув голову так, что он видел противоположную стену с рядом зеркал, и закрыл глаза. — как же хорошо, гриш, — томно и медленно произнес владимир. от наклоненного положения рубашка юрковского натянулась и теперь гротескно очерчивает линии худощавого тела. напряженная шея и выступающий кадык своим видом требовали, чтобы их… все произошло очень быстро, хотя дауге казалось, что весь хронотоп размылся до бесконечности и он движется сквозь застывшую воду. вот он перекинул ногу через узкие бедра юрковского и уже сидит на них и, опираясь ладонями о край стола, наблюдал за опешившим владимиром. тот, поглядывая из-под густых ресниц, невероятно самодовольно улыбнулся. — что-то не так, мон шер? дауге незлобно цокнул. — каков шельмец, — он наконец припал к шее юрковского и медленно провел языком по коже, повторяя рельеф горла. владимир под ним дернулся, судорожно сжимая бедра дауге руками. григорий (не)случайно задел кожу зубами, а затем прикусил её, на что юрковский шумно выдохнул. — гриш… удивительно, как хорошо они друг друга знали. юрковский прекрасно осведомлен, как раззадорить григория, а дауге разбирается в юрковском лучше, даже чем в картах планет. и самое главное, все это они тоже знают. поэтому когда григорий с напором проводит ладонями по бокам юрковского, тот постепенно прогибается навстречу, а затем вплетает пальцы в волосы дауге и тянет его на себя еще ближе. мягкие губы володи мазали липким маслом от мидий по лицу дауге, горячий рот кислил от вина, когда юрковский решался поцеловать, длинные пальцы беспорядочно летали по лицу, шее, плечам, рукам григория, цепляясь за воротник гришиной кофты, пряжки ремня, пуговицы брюк. в какой-то момент рука юрковского недвусмысленно легла на пах дауге, а сам он что-то горячо прошептал в ухо. сквозь белый шум собственного пульса григорий не услышал слова юрковского, но тут же вздрогнул и отпрянул от володи, когда по всему залу раздался оглушительный звон, а затем не менее громкие ругательства юрковского. — вот тебе, бабушка, и юрьев день, — произнес дауге, глядя на разливающуюся масляную лужу из банки и вдадимира, обездвиженного ногами дауге, пытающегося спасти свою рубашку от пряного масла, но все равно рукав пропитался смесью окончательно, а вместе с ним измазалось и все предплечье. наскоро оглядев всю ситуацию, юрковский разочарованно простонал и с грохотом откинулся на стол. конструкция предупредительно заскрипела. — вот досада! а ведь только сегодня забрал из постирочной… — не бои́сь, mans labs, мне вот сегодня алексей помял выходную рубашку, так что пришел в чем бог послал. повисло небольшое молчание, которое прервалось усталым вздохом владимира. — думаю, стоит возвращаться. а то еще получим от ермакова. — главное не дышать ему в лицо. — а он все равно нас почувствует. — гриша, слезай с меня. дауге с кряхтением встал с кушетки, разминая затекшие ноги. вслед за ним гулко хрустнула спина юрковского, и тот, аккуратно поддерживая капающий маслом рукав, поднялся. наскоро прибравшись за собой, планетологи выскользнули из старого спортзала, по пути вспоминая всевозможные окольные пути до их комнат. когда их совместный путь закончится у порога гришиной комнаты, он аккуратно коснулся согнутого локтя володи (словно он не шарил под рубашкой юрковского полчаса назад). — останешься у меня? владимир сделал наигранно задумчивое лицо, как будто они оба не знают ответ. — а ты дашь тазик? — для тебя — все, что угодно, meine liebe. — тогда, раз приглашаешь, грех отказаться.