***
*** После дня рождения Миши через неделю была Пасха, и Аверину с Кузей предложено было остаться до праздников. Никаких расследований у них сейчас не было, да и особых дел тоже, поэтому Гермес Аркадьевич с радостью принял приглашение. Кузя почему-то думал – не поэтому. В последний раз так надолго они задерживались здесь, когда расследовали отравление бабушки. Нет, они, конечно, и после этого не раз бывали в поместье, в последний год всё чаще, но никогда не оставались больше, чем на несколько дней. Граф Аверин имел весьма насыщенную жизнь. Кузя, признаться, немного скучал, но его тоску по приключениям скрашивали дети и, когда выдавалась минутка, Анонимус. Фамильяр Авериных сначала очень сильно не понравился Кузе. Ну, а что: сильный, сильнее него, заносчивый, да еще и при виде Гермеса Аркадьевича сразу лицо такое, будто он лимон съел. И не то чтобы Кузя не любил лимоны, просто говорят так. Кузя знал, он в книжке читал. Но постепенно отношения дивов выровнялись – Кузя паталогически не умел ненавидеть других и всегда пытался найти что-то общее. Тем более, что со временем он понял: Анонимус вовсе не ненавидит Гермеса Аркадьевича. Обижен тем, что Аверин столько не вспоминал о семье – да. Игнорировал того – да. Но и это легко можно было понять. Кузя заметил, что Анонимус смотрит на его хозяина чуть дольше и чуть чаще, чем на других членов семейства. И если раньше он полагал, что тот в чем-то Гермеса Аркадьевича подозревает, то сейчас, когда отношения между дивом и его хозяином заметно потеплели, а ничего не поменялось, Кузя вынужден был признать – дело в другом. Ох, и сложные эти фамильяры. — Кузя, — Анонимус, будто подслушав его мысли, подошел так, что Кузя даже не сразу его почувствовал, — опять прохлаждаешься? — Ой, не нуди ты, — див вытянул ноги, заняв собой весь подоконник, — дети на занятиях, Любаве мое общество не так интересно, а Гермес Аркадьевич заперся в библиотеке с записями отца. Кузя осекся, заметив, как сильно изменилось лицо фамильяра. Он вспомнил, насколько трудно Анонимусу было рассказать Гермесу Аркадьевичу правду, поэтому поспешил уверить фамильяра: — Гермес Аркадьевич находит твои записи очень полезными, Анонимус, он говорил, что поражён тому, как чётко ты передал стиль написания – всё же память и эмоции – не одно и тоже. Анонимус ничего не ответил и пожал плечами. Какое-то время он смотрел в окно, и Кузя уже думал по-тихому слинять, но Анонимус вдруг проговорил. — Гермес Аркадьевич удивительный человек. Пока ты отсутствовал, мне пришлось дополнить записи, там не было времени извращаться с написанием, боюсь, он просто пытается разобраться в некоторой их хаотичности. Но я рад, что это помогло вернуть тебя. Он очень тяжело переносил разлуку, — фамильяр будто проглотил горечь от собственных слов. — Постарайся больше не покидать его, хорошо? Кузе, конечно, это польстило, но речь сейчас шла не о нем. А о Гермесе Аркадьевиче и Анонимусе, было между ними что-то такое... тяжёлое, заставлявшее Кузю потупить глаза, стоило их взглядам встретиться. — Я думаю, что он точно так же переживал о каждом члене своей семьи. И о тебе тоже. — Обо мне? Анонимус хмыкнул и отрицательно покачал головой, — у меня нет способности казаться человеком. По крайней мере со мной Гермес Аркадьевич держит ухо востро. — Ох, Анонимус, — Кузе сделалось горько: его хозяин и правда потерял доверие к дивам, но к Анонимусу это точно не относилось, — вам бы поговорить. Гермес Аркадьевич любит тебя так же, как... — Что ты об этом знаешь, -вдруг прошипел Анонимус, а затем — Кузя не успел даже испугаться – тяжело вздохнул. Он в последнее время всё больше напоминал Кузе человека на контрасте с тем Анонимусом, который предстал перед ним в день знакомства, — я не уверен, что имею право. — Почему? Неужели ты думаешь, что Гермес Аркадьевич тебя винит? — Нет, — Анонимус на секунду задумался, — нет, я так не думаю, но все не так просто. — Не так просто? Анонимус, ты сражался с императорским дивом, ты помог вытащить меня из Пустоши, что сложного в том, чтобы поговорить? – запальчиво проговорил Кузя, а затем резко замолчал, заметив, как сложно на него смотрел Анонимус. В конце концов губы его расплылись в несмелой улыбке. Анонимус вытянул руку и, потрепав Кузю по длинным волосам, молча ушёл. — Час от часу не легче, — пробормотал Кузя.***
— Гермес Аркадьевич, постойте. Услышав голос Анонимуса, Кузя в обличии кота забился под стол, его демоническое сердце застучало быстрее: колдун и фамильяр абсолютно точно почувствуют его присутствие, пусть и находятся в коридоре, а Кузя на кухне. Он, вообще-то, ничего ужасного не сделал – всего-то стащил пару отбивных. Дело, разве что, отягчалось тем, что была глубокая ночь. А Гермес Аркадьевич ему все уши прожужжал важностью манер. Но, пока он думал, как оправдаться, ни хозяин, ни фамильяр не сделали и шага в сторону кухни. — Да, Анонимус, — голос Аверина звучал хрипло – видимо, что-то подняло хозяина совсем недавно. — Всё в порядке? Вам что-нибудь нужно? — Анонимус, это что, попытка контроля? – Кузе на секунду показалось, что хозяин злится, но концовка предложения звучала скорее так, словно вопрос его забавлял. Тем не менее, ответа не было довольно долго. И Кузя решил было, что случайные ночные свидетели его «преступления» разошлись, но сила обоих чувствовалась всё так же . Любопытство победило, и Кузя аккуратно высунул нос из-за двери. Гермес Аркадьевич стоял у стены, опираясь на нее плечом и скрестив руки на груди, Анонимус стоял напротив, ровно, как всегда, вытянувшись стрункой, и сверлил хозяина взглядом. — Ни в коем случае, Гермес Аркадьевич, за вами давно не требуется наблюдать. Лишь желание убедиться, что Вы в порядке. Гермес Аркадьевич долго молчал, будто решая, верить фамильяру или нет, а затем, вздохнув, коротко дотронулся кончиками пальцев до предплечья Анонимуса. — Я в порядке, Анонимус, просто хотел пройтись. Фамильяр молча кивнул и, помедлив, всё-таки отступил. — Хорошей прогулки, Гермес Аркадьевич. — Доброй ночи, Анонимус. Аверин сделал несколько шагов по направлению к выходу из дома, а затем обернулся. — А, впрочем, может, составишь мне компанию? Анонимус вскинул брови в немом вопросе, подался было за ним, но резко бросил взгляд в сторону кухни, и в жилах у Кузи все застыло – заметил! — Идите, Гермес Аркадьевич, я договню Вас через минуту, заварю Вам чай. Дверь за Гермесом Аркадьевичем закрылась, и Кузя уже предвкушал, когда сможет вернуться в свою комнату, но Анонимус застыл изваянием и, кажется, не планировал двигаться с места. Кузя тяжело вздохнул – сделать вид, что они друг друга не видели, не удастся, он коротко мяукнул, выражая недовольство, и вышел из своего укрытия. — Чудо, что Гермес Аркадьевич тебя не заметил. — Зато заметил ты, — нахохлился див, и тут же получил тяжёлый вздох в ответ. Кузе было неловко, что он подслушал чужой разговор, но и смолчать не мог. — Я ещё кое-что заметил. Вам бы поговорить с Гермесом Аркадьевичем. — Да не о чем разговаривать. Всю правду он уже знает. У нас не осталось больше никаких семейных тайн. Ты ведь и сам знаешь, вы с Гермесом Аркадьевичем практически поселились в семейном поместье. — Я об этом и говорю, тебе не приходило в голову, что это связано... — Это связано с тем, что Гермес Аркадьевич помирился с Василем Аркадьевичем. И наконец-то стали напоминать семью. И с тем, что его сиятельство изучает записи отца. — Записи! Вы упрямы, как два осла, — не сдержался Кузя. Он ведь всё видел! Видел, каким взглядом Анонимус провожал его хозяина, видел, как хмурился Гермес Аркадьевич, стоило ему взглянуть на Анонимуса. И как отрицали привязанность оба тоже видел. Див несколько секунд пристально смотрел на Кузю, зрачки его сузились, превращаясь в вертикальные, Кузя даже сделал на всякий случай небольшой шаг назад и продумал парочку путей к отступлению, но Анонимус лишь отвернулся к закипающему чайнику и слегка расслабил галстук. А затем устало опёрся обеими руками на столешницу и опустил голову. — Это так... сложно, Кузя. Я никогда не смогу... Я не должен. Понимаешь? Кузя понимал. Но так же он понимал, что дивам не чужда ни одна из человеческих эмоций, и чем больше ты живешь в человеческом мире, тем больше повадок, чувств и потребностей в себе хранишь.***
У Кузи было ощущение, что они переехали. Уже месяц длилось их пребывание в родовом гнезде, Гермес Аркадьевич окончательно погрузился в записи и практически не выходил из библиотеки. Ужинал он со всеми, а вот обедал и завтракал, как правило, сгорбившись над бумагами, часто на пару с Анонимусом, которых хранил в себе память Аркадия Филипповича. Анонимус еще и успевал таскать ему еду, а Кузя подкармливал вместе с кофе легкими перекусами обоих. Иногда к ним заглядывал и Василь Аркадьевич. — Гермес Аркадьевич, — он посмотрел на недопитый чай в чашке Аверина, — ну, будет Вам уже. От того, как быстро Вы разберетесь, как именно сделать стабильный проход в Пустошь, ничего не изменится. Аверин ухмыльнулся. — Полагаешь, я тут ерундой занимаюсь? Кузя покачал головой: — Ни в коем случае, но Вы себя гробите. А это ни к чему. — Я согласен с Кузьмой, — в комнату вошел фамильяр. — Да я ведь даже не пью, — граф Аверин явно попытался перевести всё в шутку, потянулся и не сдержал вымученного стона. Даже для такого спортивного человека, как он, сидение в кресле на протяжение десяти часов к ряду – довольно тяжёлое испытание. Он устало рассмеялся: — Возможно, вы и правы. Мышцы затекли ужасно. Анонимус посмотрел на Кузю, и тому показалось, что фамильяр колеблется, но прежде, чем Кузя успел сделать хоть какой-то вывод, фамильяр подошёл к Гермесу Аркадьевичу и стянул с рук тонкие белые перчатки. — Я могу помочь и сделать массаж. Гермес Аркадьевич несколько секунд сверлил фамильяра глазами, а затем приглашающе кивнул. Анонимус дотронулся до плеч Гермеса Аркадьевича и слегка нажал. Тот тяжело выдохнул и опустил руки вдоль подлокотников кресла, наконец, расслабляясь. Анонимус в этот момент как-то наоборот подобрался и уставился себе под ноги. Кузя жадно наблюдал за фамильяром. Анонимус за многие годы службы, конечно, и первую помощь научился оказывать, и массаж делать расслабляющий. Кузя решил, если уж он однажды тоже станет фамильяром, то должен научиться делать и такое. Анонимус тем временем аккуратно, но довольно сильно нажимал подушечками пальцев на какие-то точки у самой шеи графа. — Господи, Анонимус, да ты прирождённый массажист. — Спасибо, Гермес Аркадьевич, – он аккуратно коснулся ворота рубашки Аверина и потянул влево. — Позволите? Аверин молча расстегнул пару пуговиц и стащил рубашку через голову. Анонимус на несколько секунд замер в нерешительности, будто бы не зная, имеет ли право касаться чужой голой кожи, но, совладав с собой, потёр ладони друг о дружку, делая их теплее, и снова принялся массировать чужие плечи. Кузя решил, что видел достаточно. Издав нервный смешок, он выскользнул за дверь – массажу успеет ещё научиться.***
Кузя читал «Государя» Макиавелли, сидя в кресле у окна библиотеки, когда дверь резко открылась и в комнату спиной вперёд влетел Аверин. Кузя сначала подумал, что на хозяина напали и почти приготовился атаковать, но уже спустя секунду до него дошла суть происходящего: Гермес Аркадьевич втащил за собой Анонимуса и прижал его к себе, ловко просунув руку под пиджак Анонимуса. Фамильяр совершенно непристойно застонал и попытался отстраниться, но уже через секунду впился обеими руками в пояс графа. Кузя зажмурился, но вскоре открыл глаза, услышав, как что-то обо что-то ударилось, а затем с полок слетело несколько книг. Анонимус стоял, прижатый к книжному стеллажу, и вид имел настолько оглушённый, что Кузя даже засмотрелся: никогда не видел такого лица у дивов первого класса. Анонимус тяжело дышал, опустив глаза, и выглядел донельзя смущённым. Гермес Аркадьевич же решительно сжимал его за ворот, не давая сбежать. Это, конечно, всё имело лишь номинальное значение – пожелай Анонимус уйти – он бы ушёл. — Не смей снова сбегать. Щёки Кузи непроизвольно залило румянцем, и вот уж кому точно пора было бежать, но окно, как и дверь, были закрыты, а штора не была достаточно плотной, чтобы пошевелиться и не спугнуть чужой разговор. Кузе ничего не оставалось, кроме как оставаться неподвижным. — Гермес... Аркадьевич, это непозволительно, я не посмею, я... — Анонимус, — мужчина практически прорычал имя фамильяра, а затем отстранился и совсем другим тоном – практически неразличимо прошептал, — не вынуждай меня, ради бога, чувствовать себя совратителем. — Ну что Вы! Я никогда не посмел бы! — Тем не менее, Анонимус всё-таки вывернулся из некрепкого захвата и отошёл к окну. Кузя за шторой невольно сжался. Нужно было куда-то бежать, но как и куда – он не понимал. — И вы... не посмеете, – к Анонимусу вернулась его прежняя решительность. Гермес Аркадьевич устало закрыл глаза и тоже подошел к окну (от чего Кузя, кажется, вообще перестал дышать), затем встал рядом с Анонимусом, слегка касаясь плечом плеча фамильяра. — Возможно, я неверно тебя понял или интерпретировал... Кузя говорил, я.. мы немного беседовали, да и ты, — кажется, Гермес Аркадьевич волновался куда сильнее, чем показывал, — прости. Анонимус бросил подозрительный взгляд в сторону Кузьмы и тот едва сдержался, чтобы жалобно не мявкнуть — в конце концов, он сюда первым пришел. Но, кажется, фамильяру сейчас было не до выдворения нашкодивших дивов. Он повернулся лицом к графу и легонько коснулся его предплечья. — Вам не за что извиняться. Вы и сами знаете. — Знаю. Ты не можешь мне врать. — Поэтому я и не прошу прямых ответов, Анонимус. Лишь твоё добровольное желание, — Аверин перехватил руку Анонимуса и принялся поглаживать его кисть большим пальцем. Фамильяр, будто сдавшись, двинулся еще ближе и поднял руку Аверина к лицу и аккуратно, почти невесомо примкнул губами к его костяшкам. Кузя зарделся, его сердце словно решило выпрыгнуть из груди, и он понял, что тут уже не до конспирации: нужно уходить любыми способами. Яростно мяукнув, он рванул к двери, набросился на ручку, открыв ту лапами, и был таков.