***
просыпаюсь, в поту и жаре, откидываю одеяло с мокрого тела. тянусь к телефону, где на часах восемь утра, и нет ответа на мое сообщение, и ты всё ещё не был в сети со вчерашнего вечера. кружочек твоего улыбающеегося лица в черных линзах очков ехидно смотрит мне в глаза с экрана телефона. я с трепетом веду по нему пальцем, очерчивая твои губы. пару минут ещё валяюсь в постели, думая о том, как было бы приятно обнять тебя сейчас, затискать до звёздочек и твоего хохота, скрывающегося на полу истерический писк и взвизгивания, а потом иду в душ, смыть ночную кошмарную липкость. ты не отвечаешь ни в девять, ни в десять, ни в полдень. меня вдруг накрывает сизая пленка беспокойства. обволакивает грудную клетку вместе со внутренностями, перекрывая в трахее воздух. я решаю набрать тебе, но вместо гудков натыкаюсь лишь на абонент не абонент на том конце провода. в горле болезненно сводит спазмом. бегаю глазами по потолку, в надежде на лучшее. вспоминаю номер твоей матери, звонить которой ты строго наказывал только в особо крайнем случае. думаю, что это пока не он. или, по крайней мере, на это надеюсь. решительно жду ещё, каждые пять минут настырно пробиваясь сквозь стену надоедливого женского голоса, репящего в трубку «перезвоните позже». спустя час я всё-таки решаюсь. звоню сначала во все стационары, надеясь услышать, что ты просто лег на плановое обследование, но безуспешно. потом отделения полиции, надеясь, что ты просто курил в неположенном месте и отказался платить штраф из-за своей упрямости, но тоже мимо. и в последний момент, в самый последний, долго отказываясь, со страхом и нерешительно, начинаю звонить в морги, с дрожащими руками, надеясь, что не услышу «кем вы приходитесь умершему». по последнему номеру мне дают отрицательный ответ, и я облегчённо выдыхаю: ты хотя бы не мертв, и это радует. кухня покрывается пленкой закатного света, ярко красного, как раскалённый металл. я вдруг не замечаю твою любимую чашку, щербатую и в разводах чая, с винни пухом и пятачком, идущим к кролику. это я ее тебе подарил, мы тогда были в ялте, и ты восхищённо на нее засмотрелся в одном из магазинов на набережной. с интересом выхожу в прихожую: твои ключи почему-то аккуратно лежат на полке, рядом с ложкой для обуви, они посверкивают на солнце, и огромный плюшевый брелок-динозавр смотрит своими глазками-бусинами прямиком мне в глаза. но в остальном-то все по прежнему. в ванной твоя зубная щётка все также стоит рядом с моей, твои футболки сушатся на балконе вместе с носками и трусами, твои любимые пирожные покрываются испариной в холодильнике. нет только тебя. твоя мать поднимает трубку, ее усталый голос слышится в динамике: – кто это? – я борюсь с желанием сбросить вызов и выключить телефон. – алло? – добрый вечер, это ваня, друг, – в груди что-то сжимается и бухает вниз, к пяткам. – саши. – здравствуйте, приятно познакомится, он о вас рассказывал, – внутри у меня пищит маленькая девочка: ты обо мне рассказывал своей маме. – что-то произошло? почему саша мне сам не позвонил? – саша не с вами? – нет. мы долго молчим, я не решаюсь прервать тишину, и только тихое сопение в трубке даёт понять, что диалог продолжается. – ванечка, что-то случилось? что-то с сашей? – я буквально чувствую ее волнение через динамик. – э, – тяну эту «э» до глупого долго и протяжно, уходя от ответа. – нет, все нормально. молчание в трубке длится непозволительно долго, и я уже мысленно придумываю оправдания. – ладно, – но голос ее какой-то не слишком верящий. – если что-то случилось, ты мне звони, хорошо? – да, конечно. хорошего вечера. – я несколько раз давлю большим пальцем на сброс, будто от этого звонок прекратится быстрее, и выдыхаю с напряжением. ладно. телефон пиликает сообщением, смешиваясь с вечерним шумом улицы.19:34 четверг, 25 апреля катька что делаете?
пишу ей просто и лаконично.: он ушел.