Лютик идёт на бал Конклава

      Геральт уже простил Йеннифер. Да, она забрала Цириллу и исчезла с нею неизвестно куда. Но Геральт к тому времени уже знал, что она не причинит девочке вреда и никому не позволит это сделать.       И вот теперь, когда все важные ему люди были рядом, когда безумная гонка и прятки от врагов были позади, у него на сердце наступил покой. Аретуза действительно выглядела неприступной цитаделью, и Йеннифер была здесь сильнее, чем где-либо.       Поставив защиту на флигель для слуг именитых гостей, где поселили Цири, Йеннифер вернулась в замок и зашла в комнату ведьмака, расположенную неподалёку от её покоев.       — Геральт… — неуверенно начала она, остановившись перед ведьмаком, поднявшимся ей навстречу. Последнее время Геральт её не узнавал, с того самого дня, когда они с ней и Цири снова встретились, и это чувство не проходило. — Один человек, которого я уважаю… Которому я дорога… В общем, мне посоветовали спросить тебя об одной вещи. Теперь, когда ты простил меня, я хотела бы узнать точно, это важно для меня. В общем, каким было твоё третье желание? Дословно?       Геральт помолчал. Он молчал все эти годы, с того самого дня, когда желание было загадано, потому что понимал, что Йен не поверит, если открыть ей правду. Молчал и сейчас. Собирался молчать и дальше.       — Ты решишь, что я лгу, — тихо и безнадёжно ответил он. Нельзя было ничего ей говорить, тем более теперь, после стольких лет молчания.       — Нет, Геральт, пожалуйста. Я поверю. Я обещаю, что поверю. Но что там было? Чтобы я любила тебя? Или чтобы не могла без тебя жить? На что именно мы обречены? Если ты загадал всего лишь, чтобы мы всегда были вместе, это не так страшно, правда ведь? К такому можно приспособиться.       Геральт поднял на неё тяжёлый взгляд. Сейчас он накрутит на одну ошибку другую, ещё более непоправимую. Но он знал, что он идиот, что слишком верит в искренность и в то, что она может быть спасительной.       — Раз так… Мне жаль, но ты обманулась. Я загадал: «Желаю, чтобы ко мне вернулся здоровый сон, и чтобы я мог засыпать, когда хочу этого».       Йеннифер с каменным лицом повернула к себе стул и медленно села.       — Ты врёшь… — прошептала она.       — Вот видишь, поэтому я и не говорил тебе, ведь всё равно не поверишь.       — То есть всё это время… Всё, что я чувствовала к тебе, — было настоящим?       — Да, Йен.       — Ах ты!.. — она было вскочила, чтобы сгоряча наброситься на него с кулаками, но вновь упала на сиденье.       — Не могла же ты допустить мысль, что какой-то мужчина загадает желание не о тебе, — Геральт сочувственно приподнял уголки губ.        — Да, — мужественно кивнула она. — Да, ты прав. Я бы не поверила. Я и не поверила, как видишь. Сама придумала, сама обиделась.       Геральт склонил голову и положил руку ей на плечо, чтобы хоть как-то утешить.       — А ты? — спросила она. — То, что ты чувствовал ко мне, — было настоящим?       — Было, Йеннифер, — просто подтвердил Геральт.       — Хорошо.       Ведьма поднялась и заключила его в объятия.       — Наконец-то мы распутали этот клубок и можем двигаться дальше. Теперь мы свободны.       — Тебе не грустно, что теперь мы свободны друг от друга? — спросил Геральт. — Я думал, ты ещё любишь меня.       — Нет, уж слишком много ошибок я сделала в этих отношениях. Хочу начать всё с начала с кем-то другим. Тем более, ты тоже остыл ко мне. Хоть теперь мы на одной волне и понимаем друг друга.       И она легко и по-дружески чмокнула его в губы.       — Оу, ах, я не хотел… — раздался вдруг от дверей голос Лютика. — Не хотел нарушать столь интимный момент. Вы бы двери запирали, что ли.       И он попятился, намереваясь прикрыть за собой тяжёлую дверь в общий коридор.       — Подожди, Лютик! — позвала ведьма. — Ты очень кстати. Иди сюда.       Она шагнула от Геральта и, улыбаясь, протянула руку музыканту. Он робко вернулся в комнату.       — Точно? Не вижу такой необходимости, — пробормотал он и взглянул на Геральта: как он смотрит на подобное вторжение. Но лицо Геральта, как обычно, было непроницаемо.       — Лютик, все знают, как Геральт ненавидит светские приёмы, а тем более настолько пафосные, как бал в преддверии Конклава. Не окажешь ли мне честь быть моим спутником? Мне кажется, тебе было бы приятно провести вечер на этом роскошном пиру.       — А… Э-э-э… — заблеял Лютик. — Я думал, вы помирились. Что же вам мешает пойти вместе, вы что, опять поссорились? Но погодите! Я же только что видел… что вы не поссорились.       Происходило что-то до жути странное, Лютик решительно ничего не понимал. А когда он ничего не понимал, тем более насчёт этих двоих, приходило время делать ноги.       — О, Лютик, не волнуйся так, — мягко сказала Йеннифер, и ему стало ещё страшнее. — Мы помирились. Но мы больше не собираемся мучить друг друга. Отдаю эту обязанность тебе на откуп, дорогой.       Намёк был довольно двусмысленный. Она что, уступает ему Геральта? Неслыханно! И Лютику требовалось ещё понять, что обо всём этом думает Геральт. Он что, передумал сопровождать ведьму на бал? Лютик уставился на него вопросительным взглядом, но это не помогло.       — Геральт, я недопонял, ты и правда уступаешь мне Йеннифер? — спросил он прямо, чтобы не было потом к нему претензий.       — Нет, я уступаю Йеннифер тебя, — сказал Геральт, пряча иронию. — Но только на этот вечер, имей в виду.       Этот намёк был ещё двусмысленней. Но на этот раз Лютик прикусил язык. Такие вещи лучше уточнять наедине.       — Я пойду к Цири, ей там, наверное, скучно одной, — сказал Геральт. — Йен, твой барьер пропустит меня в её флигель?       — Да, Геральт. Иди, она будет рада. Встретимся утром. А нам с Лютиком нужно срочно заняться его нарядом для бала.       — Наря-ядом? — протянул Геральт. — Лютик, я твой должник.       — Сильнее, чем ты думаешь, — тут же среагировал музыкант.       — А мне даже штанов нормальных не могла наколдовать, — беззлобно припомнил Геральт ведьме, — расползлись все по швам.       — С тех пор я стала искуснее.       Лютик глазам своим не верил: Йеннифер не обиделась, а только глянула на Геральта свысока с улыбкой и позволила ему спокойно выйти из комнаты.       ***       В комнате Йеннифер было зеркало, потрясшее воображение Лютика своими размерами. Почти в половину человеческого роста! Лютик смотрел на себя и диву давался. И к тому же Йеннифер так нарядила его, как он сам бы вряд ли смог. Камзол из драгоценной ткани, рассчитанный, как догадался Лютик, на Геральта, она идеально подогнала под его фигуру, лишь слегка уменьшив размах плеч и ширину рукавов. Прямо у музыканта на глазах она пассами рук перекроила горловину, чтобы можно было носить эту вещь, открыв шею и немного грудь, но не настолько вызывающе, чтобы отвлечь внимание от самой блистательной Йеннифер. И всё равно, такого богатства Лютик никогда в жизни не смог бы себе позволить.       А главное, она преобразила его волосы! Да одень она его в мешок, он произвёл бы фурор исключительно своей новой причёской! Измученные в последнее время путешествиями, дорожной пылью и плохим гостиничным мылом, его волосы теперь снова блестели, были пушистыми и пышными, но не разлетались, а послушно лежали плавными волнами, красиво приподнимаясь надо лбом, струясь к вискам и мягко касаясь скул.       — Признайся, Йеннифер, ты навела на моё лицо омолаживающую иллюзию? — спросил Лютик, одевшись во всё предложенное и восхищённо разглядывая своё отражение.       — Нет, Панкрац, это всё твои пленительные волосы. Можешь считать, что они воплощение Хаоса. Ну-ка, покрутись. Под мышками не жмёт? Ладно, оборванец, сойдёт для этого захолустья…       — Ну, спасибо, приложила так приложила, ведьма из Венгерберга, — фыркнул музыкант. Он любил, когда Йеннифер фамильярно называет его Панкрац, это звучало так по-свойски, как будто в разговоре школяров или студиозусов, и можно было вообразить, что они закадычные друзья. — Ты тоже, кстати, сражаешь наповал, и сегодня, для разнообразия, красотой. Пора?       — Пора.       ***       Как только они с Йеннифер вошли в бальный зал, ослепляющий блеском золота, драгоценностей и огней, все повернулись в их сторону.       — Здесь принято так пялиться? — шепнул Лютик ведьме. Если он и рассчитывал на внимание, то не на такое шокированное.       — Они ожидали, что я явлюсь с Геральтом. А вообще — да; привыкай, что тут все будут пялиться именно на нас.       — Не было счастья, да несчастье помогло, — буркнул Лютик и замолк, видя, что к ним приближается одна из чародеек, яркая глазастая блондинка в корсете, выставляющем её груди практически напоказ.       — Маэстро Лютик! Вот так неожиданность! — недипломатично воскликнула она, как только Йеннифер их познакомила. Она о нём слышала, но в лицо не знала. — А мы все ожидали, что наша чудесная подруга познакомит нас наконец со своим… э-э-э…       «Хахалем», — чуть не подсказал Лютик, но сдержался.       — …сердечным другом, — нашлась наконец ведьма. — Но видеть вас, знаменитого барда в качестве гостя, — ещё больший сюрприз, — спохватилась она.       — О, благодарю вас! — дежурно улыбнулся Лютик. — Вы так очаровательны, Сабрина, что ваш образ достоин баллады. — При этих словах Лютик в своём воображении отчётливо представил стук штампа, которым запечатывают казённые письма и бумаги. Так тебе! Но ведьма не смутилась или не поняла иронии:       — Йеннифер, как ты могла прятать от нас это сокровище? Маэстро, вы не представляете, как быстро надоедает шумное сборище, — и она придвинула свои выдающиеся голые прелести прямо ему под нос. — Как только утомитесь, найдите меня, я покажу вам здешние оранжереи. Уверяю вас, вы оцените, сколь сладкие плоды там можно обнаружить.       При этом у Лютика перед глазами пронеслось несколько явственных образов: Сабрина подмигивает ему, Сабрина медленно облизывает губы, Сабрина набирает на палец взбитые сливки и чувственно слизывает их, погружая палец в нежный розовый ротик… Чёртовы ведьмы!       Одновременно с этим он ощутил лёгкую тошноту, которая обычно возникала, когда кто-то пытался прочесть его мысли. Он бы и не заметил этой попытки, но когда в Редании ему начали давать деликатные поручения по поиску информации, его научили ставить защиту от ментального сканирования. А потом Йеннифер ещё и усилила эту защиту в его голове до мощи неприступной крепости.       — С… Спасибо, — Лютик слегка обалдел от натиска, и это она при Йеннифер! Ну и нравы у них.       — Думаю, маэстро Лютика не удивишь даже самыми сладкими плодами, — раздражённо прошипела Йеннифер, заметив, как он сдерживается, чтобы не отстраниться от собеседницы. — Но ты, Сабрина, обладаешь более чем столетним опытом в подобных вещах, так что попытай счастья. А я посмотрю.       — На что только не пойдёшь, чтобы подразнить любимую подругу, — холодно улыбнулась ей Сабрина. — Так что одной из целей я уже достигла, — она бросила ещё один призывный взгляд на Лютика и отошла.       Йеннифер повела музыканта вдоль зала, называя гостей одного за другим как бесконечную вереницу одинаковых звеньев цепи. Лютик перестал воспринимать где-то после десятого имени, а ведь его как раз недавно специально на это натаскивали.       — Ты правда думаешь, что я их всех запомнил? — тихо спросил он у ведьмы, не зная, всерьёз ли она. Может, это важно?       — Я думала, ты учился в Оксенфурте, — ответила Йеннифер, строго глядя на него. Но не выдержала вида его расширившихся от страха глаз и рассмеялась.       Видит Великая Мелитэле, в Оксенфурте его к такому не готовили.       Спокойствия не прибавляло, что краем глаза Лютик то и дело замечал, как за ними наблюдает Дийкстра. Да и Филиппа Эйльхарт, естественно, была здесь. Одна надежда, что на людях, среди сотен глаз они ему ничего не сделают.       От расфуфыренного Вальдо Маркса Лютик особых проблем не ждал. Тот голосил очередную песенку и был уверен, что его конкурент окончательно посрамлён самим фактом, что его не пригласили петь. Песенки Вальдо хоть и были добротными поделками крепкого ремесленника, но оригинальностью никогда не отличались, они были все на один лад. Маэстро Вальдо называл это узнаваемостью.       Тем не менее, Лютик наслаждался, любуясь роскошными нарядами, ловя на себе заинтересованные взгляды незнакомых красавиц, выслушивая витиеватые комплименты в свой адрес, когда Йеннифер знакомила его с кем-нибудь из гостей. Все слышали о нём, но далеко не все знали в лицо.       Благо, что Йеннифер предупредила его насчёт возбуждающего зелья в вине. Теперь Лютик ходил по залу с бокалом в одной руке и бутылкой, собственноручно открытой им, в другой, хоть это и нарушало этикет.       Когда чародейки увлекли Йеннифер в отдалённую часть зала здороваться с её бесчисленными знакомыми, Дийкстра соизволил подойти к Лютику.       — Я тешил себя надеждой, что ты поделишься с нами, когда будет чем, — недовольно сказал он. — Вместо этого ты дуришь голову известному нам обоим мальчишке. — Только Дийкстра мог себе позволить так называть принца Редании. — И мне дуришь голову, хоть и в другом смысле. А я такого, знаешь ли, не прощаю.       — Вы сегодня на редкость туманно выражаетесь, — жалобно поднял брови Лютик. — А я уже выпил и не проникаю своим скудным умом в глубины вашей несомненной мудрости, — и Лютик качнул бокалом, к которому, и правда, только что приложился.       — Где девчонка? — приглушённо зарычал начальник Реданской разведки, переставая прикрываться иносказаниями. Зол, собака.       — Не знаю, — похлопал глазами Лютик. — Никто не знает. А если кто и знает, мне не скажут. Наверное, подозревают, что у меня есть настолько доверенные друзья, как вы, Дийкстра, например. — И он слегка поклонился, чтобы скрыть издевательскую улыбку.        — Жаль, что Кодрингер и Фэнн погибли в пожаре, — вдруг сказал Дийкстра и с удовольствием наблюдал, как стремительно бледнеет Лютик, как вытягивается его лицо. — Сгорели заживо, — добавил он довольно, как будто в их смерти была его заслуга.       Это была прямая угроза. К тому же у Лютика были особенные отношения с огнём после той незабвенной встречи с Риенсом.       — Сожалею, я думал, ты знаешь, — неискренне выговорил Дийкстра и отошёл.       В течение вечера многие то и дело выходили из бального зала, чтобы прогуляться под ручку с кем-нибудь вдоль многочисленных галерей. Лютик тоже выходил пару раз. Один раз ему даже показалось, что уровнем выше на одной из галерей он заметил Геральта, который разговаривал с чародеем Вильгефорцем. Этого Лютик запомнил, потому что он был спутником ректорши академии Тиссаи де Врие, наставницы Йеннифер. Но был ли это действительно Геральт, он не успел рассмотреть — собеседники отошли от перил в глубь галереи. Вполне мог быть. Если Цири заснула, ничто не мешало Геральту вернуться сюда, в свои покои в этом замке, чтобы дожидаться Йен с бала. Или теперь уже не Йен? С ними с ума сойдёшь!       ***       Геральт не собирался спать. Всё было спокойно, Цирилла, немного покуролесив после ужина и попытавшись без спросу залезть ему на плечи, чтобы покататься, потом резко утомилась, как свойственно детям, и с закрывающимися глазами заползла под одеяло. Теперь она крепко спала, убаюканная самим присутствием своего защитника. Присутствие Геральта и не требовалось, магический барьер вокруг флигеля не вызывал сомнений. Но девочке каждый день нужно было ощущение дома и близких людей рядом, это Геральт прекрасно понимал.       Вдруг за окном послышался какой-то шорох, звук удара, падения и глухие ругательства. Геральт взял меч и вышел посмотреть. Неужели кто-то узнал, где прячется княжна Цинтры, вовсе не погибшая, а очень даже живая? Такого умника следовало знать в лицо.       Но это оказался придурочный принц Редании. И он искал Лютика. Нет, Геральт не был таким простаком, чтобы сходу поверить в такую чушь. Но иногда глупость людей бывает похлеще коварства.       — Докажи, — потребовал он у незадачливого гостя.       Тот всё ещё сидел на земле, с жалким видом потирая то лоб, куда его ударило барьером, то задницу, на которую он приземлился, отлетев от удара. Как принц докажет безобидность своих намерений, Геральта не волновало, в конце концов, меч был в его руке, а не у принца. Вот пусть и думает.       — Я докажу. Сейчас, — сказал принц, не вставая. А сообразительный!       — Я пришёл сюда, — сказал он, — потому что мой слуга видел, как маэстро шёл в эту сторону. Как зашёл в этот флигель. Слуга сказал мне, что у него была лютня. Если бы вы принесли мне эту лютню, я бы доказал. — И он молитвенно сложил руки перед грудью.       Геральт едва сдержался, чтобы не почесать в затылке: ну и клоун этот принц, что у него в голове творится? Но решил посмотреть, что из этого выйдет. Он вздёрнул этого, как его… Радовида за шкирку с земли, но поскольку не мог взять его с собой в дом, внутрь защитного барьера, то отвёл в пустующую рядом конюшню и заложил дверь снаружи засовом. А потом принёс ему лютню.       Радовид с трепетом взял инструмент в руки, присел на скамью у стены и запел, тихонько подыгрывая себе на лютне. Пел он явно песню Лютика, Геральт узнал его стиль по нетривиальным оборотам и неожиданным сравнениям. И пел Радовид очень хорошо для любителя.       Геральт слушал, не перебивая, и размышлял. Сначала он не понимал, о чём песня, подумал, что это очередная любовная мишура, которую юноши Континента разучивают и поют своим девушкам, когда нет денег на подарки. Потом заподозрил, что это имеет отношение к самому Реданскому принцу, да и к чувствам Лютика тоже. Но услышав припев: «с меня довольно», он уже не мог отделаться от ощущения, что песня написана для него. Как бард делал это безо всякой магии, было загадкой.       Строчки о том, что губы не хотят рождать слова, губы созданы для более невероятных вещей, из уст Радовида звучали так трогательно и лично, что Геральт присмотрелся к нему внимательней.       Радовид действительно был увлечён Лютиком, раз так быстро разучил его новую песню, которую Геральт даже не слышал ещё. Радовид действительно шёл к Лютику. Он явно и понятия не имел, что может найти во флигеле кого-то кроме музыканта, раз шёл один и без оружия.       Даже если он, как и все, втайне мечтал выяснить, где Цирилла, мечтал заполучить её, то ни на секунду не мог предположить, что она здесь, у всех под носом. Иначе не явился бы так глупо в одиночку. Он хотел увидеться именно с Лютиком, один на один. Но Лютик об этом не знал и не ждал его. Что могло между ними происходить, чтобы принц сам пришёл к простому музыканту? Ночью? Даже если бы Радовид был его поклонником или страстным фанатом, он мог бы хоть каждый день приглашать его к себе, чтобы послушать. А тут… Оставался только любовный интерес, другого объяснения Геральт не смог придумать.       Песня же тем временем зашла в такие дебри смыслов, что Геральту даже стало немного страшно, неужели эти слова о нём. Неужели это его Лютику достаточно? Неужели губы, созданные для невероятных вещей, — это их с Лютиком губы. Безнадёжность, сквозящая в песне, пронзила сердце Геральта как отравленный стилет. Неужели Лютик всё это время продолжал любить? Смотрел на их с Йен ссоры и примирения, а сам нёс в душе ненужное, невостребованное, болезненное чувство? Сопровождал ведьмака во всех передрягах именно поэтому, а не по своим одному ему известным причинам. Сносил его ворчание и грубость, чтобы протянуть руку помощи, когда больше некому будет. И только теперь, когда Геральт с Йеннифер стали выглядеть счастливой парой, Лютик в этой песне попытался с этим своим чувством попрощаться?       Геральт узнал некоторое время назад, что существует ещё песня «Сгорай, мясник, сгорай», рождённая тогда, когда он оскорбил и прогнал музыканта, когда Лютик жил несколько лет сам по себе. Но Геральт никогда не слышал её. Кто бы осмелился такое исполнить при нём? Только теперь он мог себе представить, до какой степени Лютик был зол и тосковал в те дни, раз не смог не написать песню с таким названием.       Геральт уловил лишний звук в мелодии, и понял, что это капнула на корпус лютни слеза Радовида.       — Не плачь, — ободряюще сказал Геральт, проглотив собственный ком в горле. — Я отпускаю тебя.       — Я не поэтому плачу, — всхлипнул принц, доиграв последние аккорды. — Тебе так повезло. А ты даже не понимаешь этого. Я спел. А ты всё равно ничего не понял.       Геральт подошёл и осторожно пожал его плечо.       — Понял я, понял, — тихо сказал он. — Не зря ты старался. Я даже оценил твою жертву. Спасибо, Радовид. Иди. Проводить тебя?       — Что? Нет. Нет, не надо, мне тут близко… — Радовид выпрямился, пытаясь придать себе гордый вид. — Я знаю короткую тропу к замку.       — Ну иди, парень, — кивнул Геральт.       Недолгое время спустя, убедившись, что Цири спит так же крепко, как всегда, он и сам пошёл в замок. Он хотел дождаться окончания бала и поговорить с Лютиком, если тот будет расположен к разговору. Но вышло так, что идя через верхнюю анфиладу, чтобы обойти всех участников бала, гуляющих по нижним галереям, он столкнулся с Вильгефорцем. Пришлось поговорить ещё и с ним. Чародей старался найти между ними что-то общее, пытался втереться в товарищи. Но он столько личного знал о Геральте, что у того осталось от разговора гадкое впечатление, что ему влезли в душу.       ***       Лютик надолго потерял Йеннифер из виду, но умудрился увернуться от разговора с Филиппой. Ничего нового она ему не скажет, а нервы помотает знатно, это она умеет.       Наконец вернулась Йеннифер. Оказалось, что участие самых важных гостей и их спутников в «Попурри» — обязательная на таких балах традиция. Хорошо, хоть рисунок танца оказался Лютику знаком. Перед самым началом танца Йеннифер шепнула ему, что ей необходимо уйти с бала, но так, чтобы её долгое отсутствие не показалось подозрительным. Лютик кивнул и весь танец думал, как это поестественней устроить. Не обращал внимания даже на яростные взгляды Филиппы и на сладострастные вздохи Сабрины, когда сходился в танце то с одной, то с другой.       И как только затихли последние звуки «Попурри», он подскочил к Вальдо Марксу.       — Ты! Ты украл у меня эту строчку! — завыл Лютик, как укушенный бешеной лисицей. — И этот ключевой аккорд! Мерзавец! Я требую извинений!       Все, конечно, повернулись к ним, ахая и хватая друг друга за руки. Их лица были скорее любопытствующими, чем осуждающими. Ошарашенный Вальдо тянул на себя лютню, которая висела на его плечах, и которую Лютик зачем-то пытался у него вырвать, обречённый на провал этой затеи с самого начала.       — Поверить не могу! — громко сказала Йеннифер в наступившей в зале тишине.       Все взгляды устремились на неё. Но и на этот раз гости не выглядели рассерженными поведением её спутника, а скорее азартно предвкушали её конфуз.       — Лютик! — гневно воскликнула ведьма. — Ты же обещал! Клялся мне, что не устроишь скандала, что тебе плевать на Вальдо! Я тебя только поэтому и взяла.       — Йеннифер! Ты не понимаешь! — продолжил надрываться Лютик. — Да совершенно точно мне плевать на гнусного Вальдо, но он вор!       И Лютик снова рванул на себя несчастную лютню конкурента.       — Какой стыд! — воскликнула Йеннифер и быстро пошла к выходу. Уже выйдя, она слышала, какой за спиной поднялся шум, но не стала останавливаться. Нужно было пробраться в покои Стрегобора и найти доказательства его кошмарных дел и ещё более кошмарных планов. А ещё лучше — найти Книгу Монолитов.       А Лютику пришлось разбираться с заварушкой. И он разобрался. Он принял в глаз нешуточный хук от Вальдо. Тот пришёл в бешенство. И если бы не лютня, которая ещё разделяла их, Лютику пришлось бы ох как несладко. Он и так-то увидел звёздочки перед глазами.       Попытавшись оттолкнуть от себя разъярённого маэстро, Лютик сделал только хуже. Вальдо отстраняться не планировал. Он схватил Лютика обеими руками за его прекрасные, чудесные, возрождённые к жизни волосы и с размаху впечатал свой лоб в центр его лба. Счастье, что в нос не попал и не сломал его! У Лютика в глазах блеснуло с новой силой и совершенно потемнело. Он выпустил из рук плечи Вальдо, обмяк и рухнул на пол.       Придя в себя, он ощутил на своём лице чьи-то бережные руки. Осторожно открыв уцелевший глаз, он увидел над собой взволнованное лицо Трисс Меригольд.       «Какое счастье, что не Сабрина!» — подумал музыкант и закрыл глаз.       Трисс мягко погладила его по волосам и спросила:       — Голова больше не болит?       Из-за ощущения её руки в своих волосах Лютик не захотел отвечать словами, но счастливо улыбнулся и, если бы мог, замурлыкал бы. Кажется, тот бокал с возбуждающим зельем, который он успел высосать с самого начала, всё же не прошёл даром.       — Вот и хорошо, — ласково сказала Трисс. — А теперь займёмся глазом. Не шевелись.       Она положила руку на его лицо и вытянула всю боль из пульсирующего века и ноющей скулы. Лютик понял, что лежать дальше, пожалуй, неприлично, хотя он бы не отказался. Но пришлось встать, благодарно раскланяться перед чародейкой и ретироваться, пока Вальдо не успел снова разжечь конфликт.       Удалась ли Йеннифер её проделка, Лютик не знал, и он не мог искать её, чтобы не выдать. Так что он пригладил пальцами разлохмаченные в драке волосы и отправился в покои, отведённые ему, жалея, что не прихватил с собой ещё одну бутылку.       У себя он нашёл Геральта.       — О, Геральт! Как дела? Не жалеешь, что пропустил веселье? — Лютик прошёл мимо него к зеркалу, ещё раз провёл пальцами по волосам, не переставая говорить. — У меня столько впечатлений! Меня угрожали изжарить живьём, потом дали в глаз, а потом вылечили, а у тебя как вечер прошёл? — Он обернулся и взглянул на ведьмака. — Но если не хочешь делиться…       — Лютик, — остановил его Геральт, использовав свой самый проникновенный тон. Лютика как будто спугнули — с такой преданной готовностью молчать хоть всю жизнь он уставился на Геральта.       — Присядь, — попросил Геральт.       Лютик сел на стул неподалёку от ведьмака и траурно спросил:       — Кто-то умер?       — Нет. Нет, все хорошо. Я видел Радовида, он…       — Что?! — вскочил музыкант. — Ты не тронул его? Он ни при чём! Что ты с ним сделал?       — Успокойся, Лютик, ничего я с ним не сделал. Я его отпустил с миром. Но он кое-что сделал со мной.       Лютик медленно опустился обратно на стул, держась рукою за стол, оказавшийся поблизости.       — Он тебе угрожал? — мёртво выговорил Лютик. — Сколько с ним было солдат? Он требовал сказать, где ласточка? Как ты отбился?       — Лютик, послушай, мы не стали врагами. Он пришёл один. Он спел мне песню. Он ушёл один, как и пришёл. Всё.       Лютик заинтригованно уставился на Геральта.       — Пе-е-есню? — тихо и недоверчиво протянул он. Способ Геральта провести вечер перекрыл оригинальностью его собственный. — Что же это была за песня? И почему Радовид решил её спеть? Почему тебе? Что вообще случилось? — голос Лютика постепенно наливался силой и под конец стал требовательным.       — Это была очень личная песня. Я не думаю, что она предназначалась её создателем для моих ушей, — сказал Геральт. — Но послушав её, я понял самое важное. Что я должен извиниться перед тобой. И что я действительно твой должник. Больший должник, чем я думал.       — Э-э, Геральт, ты чего, всё нормально… — начал Лютик беспечным тоном.       — Если ты так считаешь, я рад. Но мне не нормально. Прости меня, что обижал тебя и игнорировал. Прости меня, что прогонял, а потом звал обратно, не извинившись как следует. Прости, что принимал всё как должное. Прости, что не видел, не обращал внимания, сколько ты для меня делаешь. Прости, что не замечал, на что ты ради меня готов. Прости, что втянул тебя в эту опасную игру, смертельно опасную, и даже не проявил благодарности, что ты следуешь за мной несмотря ни на что. И спасибо, что был мне всегда самым верным и надёжным другом, бо́льшим другом, чем я имел бы право мечтать.       Лютик неподвижно сидел в продолжение всей речи, но под конец сполз со стула, правда, не встал в полный рост, а на полусогнутых начал испуганно передвигаться к двери. И вдруг резко рванул в её сторону.       Геральт остановил бы его успокаивающим ведьмачьим знаком, но не хотел затуманить ему мозги.       — Лютик, — окликнул он, — я не допплер. Давай так: я сижу смирно, а ты вот так стоишь у двери и задаёшь мне вопросы, пока не убедишься, что я — это я. Сам подумай, разве стал бы допплер так грубо выходить из образа?       — Согласен, — напряжённо выговорил Лютик, нащупывая ручку двери за спиной, но не сводя глаз с Геральта. — Скажи тогда… Ну вот, например, что я пел перед тем, как ты меня выручил из той тюряги?       — «Тюряжный блюз», — быстро ответил ведьмак.       — Так, правильно, но вопрос слишком лёгкий. Любой догадается. А что я тебе сказал потом?       — Что я, мудак такой, тебя бросил на горе и что ты разбил сапоги, пока спускался в Каингорн, — вздохнул Геральт.       — Ладно, — задумчиво потоптался Лютик. — Назови тогда те три желания, которые ты загадал джинну.       — Ты же их не знаешь, — усмехнулся Геральт.       — Ничего, я догадался, — приосанился музыкант.       — Третье желание — чтобы спокойно спать. Второе — чтобы у того идиота башка лопнула. А первое — чтобы ты заткнулся. Видишь, Лютик, и тут есть за что просить прощения, ведь я чуть не убил тебя этим.       — Эм, что? Как ты сказал?       — А что? Не сходится? — взволнованно спросил Геральт.       Но Лютик забыл, что он проводил проверку, он ведь уже во всём убедился. Другое заняло все его помыслы.       — Третье желание. Ну-ка повтори, — потребовал он, делая несколько шагов обратно к Геральту.       — Йен думала, что это о ней, но я загадал избавиться от бессонницы, — Геральт начал догадываться, почему Лютику не всё равно. Музыкант что, тоже думал, что то желание было о любви?       — Значит… Это значит, ты не связан с Йеннифер проклятием джинна пожизненно? — удивлённо проговорил Лютик и сел на стул в паре шагов от ведьмака.       — Да, мы с ней расстались, — спокойно сообщил Геральт. — Подожди, а ты почему так подумал? Она — ещё понятно, а с тобой что не так? Ты что, тоже считал, что она не смогла бы полюбить меня без магии? — немного обиженно спросил он.       — Брось, тебя нельзя не полюбить, — как можно беззаботнее ответил ему Лютик и легко взмахнул рукой.       Геральт мягко улыбнулся, подался вперёд и сказал:       — Спасибо, ты очень добр. Но сегодня я узнал, насколько сильно ты меня любишь на самом деле. И мне хотелось бы сделать так, чтобы эта любовь была заслуженной. Я не прошу мне верить на слово, я прошу дать мне шанс. Ты не представляешь, как мне важно было всё это время знать, что ты рядом; ты единственный, кто всегда поддерживал меня своим верным присутствием.       Геральт увидел, что из глаз Лютика ушла недоверчивость и осталось только удивление.       — Спасибо тебе, — добавил ведьмак, потянулся вперёд и благодарно положил руку на левую ладонь Лютика, лежащую на колене.       Лютик не ответил, лишь зрачки его расширились. А когда Геральт потянул свою руку обратно, он резко прижал её правой рукой. Зелье тому было виной или Лютик просто потерял волю из-за выпитого на балу и услышанного здесь, музыкант не знал, но позволил себе то, что раньше было невозможным. Ему необходимо было чувствовать руку Геральта хоть чуть-чуть подольше.       Геральт замер. Он не был уверен, чего именно хотел Лютик, превращая прикосновение из краткого дружеского в более продолжительное. Он не посмел ничего больше предложить, только чуть крепче сжал его левую руку.       — Заслуженной? — сдавленно прошептал Лютик. — Хочешь, чтобы моя любовь к тебе была заслуженной? Прекрасно, ты можешь начать её заслуживать прямо сейчас.       И он поднялся, держа его руку в обеих своих руках. Геральт поднялся вслед за ним. Лютик завёл его руку себе за спину и положил ладонью себе на талию, а сам возложил руки ему на плечи. Геральт обнял его и другой рукой.       Но Лютик не решался поцеловать Геральта, ведь вся эта речь ведьмака о любви и благодарности почти не содержала намёков на чувственность. Что, если ему нужна только братская любовь? А Геральт не решался поцеловать Лютика, потому что пока не чувствовал за собой такого права, потому что всё ещё считал себя не искупившим вину, не заслужившим.       Но долгий взгляд глаза в глаза развеял эти сомнения, они поняли друг друга без слов. И поцеловались. Они длили поцелуй, они обнимались всё крепче, а Лютик несдержанно прижался всем собой и стал нетерпеливо извиваться, а Геральт судорожно перебирал руками по его спине, стараясь вцепиться сильнее.       — Лютик… — простонал Геральт, — Лютик мой Лютик… Ты правда меня настолько любишь, что…       — Твой. Твой Лютик, — ответил тот. — Это самое главное. И если мы сейчас же не окажемся в койке, я не знаю, что с тобой сделаю!..