Нежно. Невыносимо. Взаимно

      Стук в дверь тихий, если бы аль-Хайтам не знал, что сейчас в его комнату может стучать только Кавех, он сказал бы, – скромный. Однако это прилагательное к его соседу не относилось.       – Хайтам? – Из-за двери раздался приглушённый, но чёткий голос, будто говорили в щель между дверью и косяком. – Там, кажется, к тебе из академии пришли. Иди открой. Я не могу, – вот кто колотил во входную дверь последние десять минут.       Аль-Хайтам глухо стонет, зарываясь лицом глубже в подушку, которую обнимает руками. Он же передал письмо, что его не будет по личным делам, из какой бездны к нему припёрлись.       – Хайтам? Я знаю, что ты внутри, ты не выходил сегодня из дома, – он слышит, как Кавех по ту сторону бряцает ногтями по дверной ручке в нетерпении.       – Оставь меня. Они уйдут, – аль-Хайтам едва приподнимается на кровати, бросая сдавленную фразу в сторону двери.       Во входную снова раздаётся колотящий стук, и кто-то зовёт секретаря. Хайтам злится. И не понимает, от чего больше: от не вовремя пришедших коллег, от не вовремя достающего его Кавеха, от не вовремя наступившей течки или от не вовремя не сработавших подавителей. Хотя, если подумать, ничто из этого не бывает вовремя.       – Ты там живой вообще? – Тихий вопрос сопровождается шорохом открываемой межкомнатной двери.       – Свали отсюда, – такие периоды – единственное время, когда от секретаря можно дождаться вполне ярких по его меркам эмоций. – Оставь меня, – он почти рычит, щекой утопая в подушке, зло глядя на соседа, что замер на входе, не смея двинуться дальше. Не часто ведь увидишь аль-Хайтама голым, лежащим на кровати, прикрытым от поясницы только лёгкой простынью, очерчивающей изгибы тела. Его спина тяжело вздымается от глубоких вдохов, ноги поджимаются ближе к туловищу, приподнимая зад.       Кавех бесшумно набирает воздуха в грудь через нос, но ничего не чувствует.       – Ты болен? – Он подходит и садится рядом на кровать.       – У меня течка, идиот.       – Ты не пахнешь.       – Хоть блокаторы сработали, хвала архонтам, – Хайтам снова прячет глаза в подушке, вминаясь в неё лбом, чувствуя, как дрожит его тело. Потому что Кавех пахнет. Альфой. Не так ярко, как мог бы в период гона, но Хайтам сам по себе резко восприимчив всеми органами чувств, даже не в течку, ему и этого хватает.       – Подавители?..       – Не сработали, забыл заменить на другие, не отследил, когда организм к этим привык, – тихо бормочет секретарь, стараясь не дышать носом и сдерживать дрожь тела-предателя.       – Сходить за другими?       – Уже поздно, не помогут.       – Ладно, – Кавех отворачивается, поднимаясь с кровати, как вдруг его запястье обхватывают чужие горячие пальцы, с громким шуршанием ткани вырвавшиеся из-под подушки.       – Помоги мне, – аль-Хайтам шепчет. Ему плохо. Мерзко, стыдно. Страшно. Но этому придурку он хотя бы может доверить своё тело сейчас. Ему нужны трезвые мозги. Его раздражает, что природа смеет диктовать ему его желания и не даёт сосредоточиться на работе. Хотя бы на чём-нибудь.       – Ты не в себе, – Кавех пытается разжать его пальцы резко похолодевшими своими. Неоправданно нежно касаясь.       – Я не хочу провести ближайшую неделю так, – Хайтам продолжает цепляться за архитектора, перехватывая и сжимая уже пальцы другой его руки. – Пожалуйста, – в этом слове, в этих глазах столько отчаяния, что Кавех сдаётся. Он решает, что жалеть обо всём будет после.       – Ладно, у тебя есть противозачаточные?       – Нет, мне не нужны были.       – Подожди, я схожу за своими, – чужие пальцы нехотя разжимаются. – Я вернусь через пару минут, потерпи.       Минуты тянутся долго. Аль-Хайтам вслушивается в каждый шорох в доме, точно зная, где сейчас архитектор. Вот из своей комнаты пошёл на кухню, там наливается, кажется, вода в стакан, постукивает стекло, пошаркивают чужие шаги. Одного только Хайтам не уловил: когда перестали стучать во входную дверь.       – На, выпей тоже, они универсальные, – секретарь открывает глаза, он прослушал, когда Кавех дошёл до него, лишь утонул в вернувшемся запахе. Перед его носом стакан и раскрытая ладонь с таблеткой. Приходится сделать усилие, чтобы приподняться на локте одной руки, второй взяв поочерёдно лекарство и воду. Кавех отставляет пустой стакан на пол у изголовья кровати, когда его сосед падает опять лицом в подушку.       – Уверен?       – Кавех, если ты спросишь ещё раз, я тебе врежу, – это не звучит как угроза из-за неожиданно жалобного тона. Слишком много чужого запаха, слишком много вокруг альфы, который ничего не делает.       – Надеюсь, ты не убьёшь меня потом, – архитектор изящным слитным движением стягивает с себя домашнюю тунику, а после штаны с бельем. Он забирается полностью на кровать и перекидывает ногу через Хайтама, до сих пор не касаясь его своим телом.       – Только не целуй меня, – доносится сиплое возмущение, предупреждая возможные нежности. – Это слишком.       – Хорошо, – Кавех легко соглашается на условия, упираясь одной рукой около головы секретаря, а другой стягивая с его тела простынь, открывая обзор на напряжённые ягодицы, проводя по ним ладонью, слыша резкий выдох. Хайтам подтягивает к бокам ноги, сгибая их в коленях, подаваясь задницей назад. Кавех перехватывает его левой рукой чуть пониже груди за туловище, наконец прижимаясь телом к тёплой коже, чувствуя, как омега коротко вздрагивает от долгожданного контакта. Архитектор не спрашивает ничего, просто ведёт всё той же рукой по телу, сминая пальцами ягодицу, скользя большим пальцем к анусу. Тот блестит от натекшей смазки, проложившей себе дорожку ниже.       Кавех направляет себя внутрь невозможно медленно. Из-за обилия естественного секрета будет намного проще, за трату времени на не необходимую сейчас растяжку Хайтам его зашибёт. Когда его бедра встречают чужие ягодицы, он слышит очередной глубокий выдох.       Хайтам не издаёт звуков, только воздух гоняет в лёгкие и обратно, подаваясь бёдрами назад, к сдержанным, почти бережным толчкам. Когда его настигает первый оргазм, и он замирает в лёгкой тряске, Кавех оглаживает его плечи, стараясь как-то успокоить чужую боль от перевозбуждения, но остаётся внутри, ждёт.       – Ещё, – слышит архитектор шёпот через минуту с небольшим и возобновляет осторожные движения, пока секретарь не задаёт темп быстрее, качая бёдрами.       Спустя время Кавех склоняется над чужой спиной, удерживая себя от желания коснуться кожи губами, щекотно ведёт выбившимися из-под заколок волосами, а после кончает на простынь под Хайтамом, где уже начинает подсыхать сперма омеги от предыдущих оргазмов.

***

      – Как ты себя чувствуешь? – Кавех уже завтракает, когда Хайтам только входит на кухню.       – Лучше, чем вчера. Но паршиво, – он подходит к столешнице, замечая накрытую блюдцем чашку. Кавех внимательно рассматривает напряженную спину. Всё ещё голую. Видимо, секретарю действительно не очень хорошо, если он не потрудился одеться полностью.       – Спасибо, – глухо произносит Хайтам, когда садится за стол с той самой чашкой с ещё не успевшим остыть кофе. Кавех не знает, за что именно его благодарят. За завтрак, за вопрос о самочувствии, за вчера. В любом случае это подтягивается под – за заботу.       Хайтам не смотрит в глаза, а Кавех не ищет его взгляда. Он бросает что-то про то, что ему надо уехать на несколько недель, на что Хайтам задумчиво кивает, будто даже не слыша, чисто по привычке. Кавех советует разобраться с подавителями и оставляет на кухонном столе какую-то баночку с таблетками. Кажется, это его альфьи подавители, которые позиционируются как универсальные. Но у архитектора не было повода это проверить, поэтому он просто оставляет их соседу. А пить или нет – решать ему. Через полчаса, когда за Кавехом закрывается входная дверь, Хайтам роняет лицо в ладони. Ему плохо.

***

      Кавех возвращается в город через пять недель. Это больше, чем вписывалось в понятие несколько у Хайтама. Не сказать, что он сильно ждал возвращения соседа. Ему было некогда. В академии началась суматоха. И временный пост мудреца тоже не оставлял возможностей, чтобы думать о вечном. А ещё не осталось времени на поиск лекарств. Поэтому, когда, сидя в своём кабинете дома, аль-Хайтам почувствовал резкое сжатие внизу живота, а затем ощутил влажность пониже поясницы, то всё, что он мог, это допить блокаторы и со злости устало швырнуть пустую банку в стену напротив, попадая ровно по деревянной полочке между корешков книг. Баночка стойко выдержала издевательство, горестно звякнув об пол.       Кавеха не было дома, иначе он сразу же прибежал бы на шум. Ведь Хайтам всегда тихий.       Секретарь чувствовал, как мозг уплывает, и он не может сфокусироваться на бумагах, которые изучал и разбирал дома. Потому что находиться круглыми сутками в здании академии было уже невыносимо. Здесь хотя бы было тихо и никто не доставал его по каждому чиху.       Хайтам уронил голову на скрещенные на столе руки, напрягая спину, чувствуя пульсацию где-то в районе ануса и начинающий твердеть в штанах член.       Невыносимо.       Он просидел так несколько минут, возможно, часов. Пока не услышал, как открывается входная дверь, а дом сразу наполняется звуками, издаваемыми всего одним человеком, насыщающим при этом огромное пространство вокруг себя.       – Хайтам, ты не ужинал? – Кавех врывается в кабинет, предварительно символично стукнув в дверь кабинета пару раз. – Там со вчера еда нетронутая, задохнешься в своих бумажках и умрёшь от истощения.       Хайтам успел поднять со стола голову до того, как сосед вошёл, и теперь пустым взглядом скользит по строкам, не понимая смысла слов, изображая усердную деятельность.       – Выглядишь нездоровым, – не дождавшись ответа, Кавех проходит вперёд, прикрывая за собой дверь. Хайтам вздрагивает, когда холодные пальцы касаются его лба, и дышит. Дышит запахом альфы, который вновь окутал его. Как почти два месяца назад.       – Ты в порядке?       – Да, – ложь вырывается слишком резко, но секретарь не находит сил уйти от прикосновения чужой руки к его лицу.       – Течка? – Кавех необычайно догадлив, учитывая, что блокаторы омежьего запаха сработали отлично. – Что с подавителями?       – Мне было некогда, – сухой ответ, но Хайтам почему-то чувствует себя виноватым, что так и не разобрался со своей проблемой. – Твои не помогли.       – Найти тебе другие? Хотя, сейчас аптекарь уже ушёл скорее всего, поздновато. Потерпишь до завтра? – И откуда в нем столько спокойной заботы. Где привычный ходячий фейерверк невыносимых эмоций? Неужели вылазки по работе на него так умиротворяюще действуют, что аж характер исправился.       – Мне нужно работать, – Хайтам поднял взгляд, встречаясь с внимательными глазами соседа. – Я не могу сосредоточиться, – он глубоко вдыхает носом, резко судорожно выдыхая через рот, чувствуя, как лёгкие наполняются чужим запахом. Запахом, который он вдыхал всю ночь со своей постели в прошлый раз. Запахом, который почему-то сейчас дарит ему раздражающее, но такое необходимое чувство безопасности.       – Ты можешь?.. – Он не договаривает, отводя глаза и ставя на стол баночку со знакомыми противозачаточными. Кавеху кажется, что жест секретаря выглядит стыдливо и нерешительно. Но он понимает.       – Могу.

***

      Хайтаму жарко. И ужасно неловко, когда он ложится грудью на свой рабочий стол, предварительно убрав в сторону все документы, когда приспускает свои штаны, оголяя только ягодицы, когда вытягивает руки вперёд, цепляясь ими за край широкого стола, когда склоняет голову, пряча между плечами лицо, когда Кавех успокаивающе гладит его по бокам, прижимаясь грудью к спине. В этот раз архитектор остаётся в одежде, вынимая только член. Будто снова копируя негласные правила, устанавливаемые секретарём.       Кавех нежен, когда входит в подрагивающее от возбуждения тело. Он жмется сильнее к чужой спине, укрывая Хайтама от мира, пряча. Он аккуратен, начиная поступательные движения вперёд-назад, слушая под собой тихие вздохи.       Хайтам не издаёт звуков. Кавех принимает условия и молчит, кусая губы.       Когда альфа чувствует, что близок к оргазму, он собирается отстраниться, но Хайтам вдруг резко отрывается от поверхности стола и, перехватив архитектора заведенной за спину рукой, толкает своим телом назад, заставляя плюхнуться в кресло, оказываясь на чужих коленях и не позволяя выйти из себя, ощущая, как в него кончают.       – Ты что творишь?! – Кавех от неожиданности крепко обхватывает аль-Хайтама поперёк туловища, сутулясь, утыкаясь в его спину лбом.       – В прошлый раз... – Хайтам переводит дыхание, чувствуя, как раздувается узел. – В прошлый раз я ещё сутки был не в себе, не мог работать, – он вздрагивает от вминающихся в его рёбра пальцев и чувствует, как и в без того мокрых спереди собственных штанах добавляется влаги. – Я почитал, это из-за отсутствия сцепки. Без неё организм омеги не считает цикл течки завершенным.       – Ты уверен, что противозачаточные перекроют сцепку? – Обессиленно стонет Кавех, прислоняясь щекой к чужому плечу в месте, где ещё не заканчивается ткань чёрной майки.       – Я выпил тройную дозу заранее. На всякий случай, – добавляет он, будто пытаясь убедить соседа, что происходящее не было запланировано. – И если что, это будут мои проблемы. Ты не виноват. Мне нужна сцепка, чтобы продолжить нормально работать. У меня нет времени выпадать из графика, – Хайтам вновь вернул себе равнодушную интонацию, которая впрочем быстро слетела, стоило ему неосторожно потянуться в сторону стола.       – Не двигайся, – шикнул Кавех. – И если ты забеременеешь, то это будут наши общие проблемы, невыносимый ты придурок.       – Прости, – выдавил Хайтам, сжимая губы в тонкую линию и прикрывая глаза, чувствуя новую порцию спермы альфы внутри себя.       – Просто заткнись. И не смей извиняться. За всё это, – Кавех наконец ослабил хватку на чужой грудной клетке, позволяя её обладателю вдохнуть поглубже. Он продолжал его обнимать, нежно оглаживая теперь бока.       – Из графика ты всё равно выбьешься. Сцепка минимум на час, плюс неизвестно, сколько ты провёл здесь до моего прихода.       – Посплю поменьше.       – Ты всё-таки идиот, – беззлобно выдыхает Кавех. – Надо было тебе метку влепить, чтобы можно было хотя бы через неё влиять на тебя и заставлять думать о своём здоровье. Принудительно.       – Я не против, – это прозвучало настолько тихо, что архитектор сначала подумал, что ему послышалось. Он поднял голову с чужого плеча, поворачивая Хайтама к себе за подбородок, пытаясь поймать чужой ускользающий взгляд.       – Что ты сказал? – Наконец выдавил из себя Кавех.       – Поставь мне метку, – отчеканил секретарь, будто собравшись с духом и встретившись с чужими глазами. – Меченым омегам проще переживать течку, и им можно не пить блокаторы, потому что запаха всё равно не будет... – Очередную лекцию секретаря прервали очень бесцеремонным образом. Кавех откинулся на спинку кресла, правой рукой прижимая аль-Хайтама к своей груди, а левой вцепляясь в пепельные волосы, заставляя открыть шею, вгрызаясь в неё зубами.       – Блять, – Хайтам выдохнул всё, что было в его лёгких, завершив это коротким стоном. Он кончил в очередной раз, чувствуя, что то же самое сделал и архитектор в него. Штаны уже противно липли к коже, поэтому Хайтам аккуратно стянул их до середины бёдер, высвободив наружу член, всё ещё ощущая тянущий кожу укус. Кавех не разжимал челюстей, отдавая дань животному внутри, наслаждаясь.       – Ты пытаешься меня съесть? – Саркастично выдавил из себя аль-Хайтам.       – Тогда бы у меня стало на одну занозу в жизни меньше, – Кавех широко мазнул языком по метке, а после поцеловал кожу за ухом, заставляя секретаря вздрогнуть от чувствительности.

***

      – Почему ты согласился?       – Ты хочешь отношения выяснить?       – Обычно этим ты занимаешься, – аль-Хайтам шуршит простынью, двигаясь ближе к середине кровати.       – А почему ты предложил?       – Мне нужна была помощь.       – Вот и ответ на твой вопрос.       – Ты никому в помощи не отказываешь, да?       – Да.       – И часто ты омег от течки так спасаешь?       – Второй раз. Первый был с тобой же, – Кавех открыл сонные глаза, лёжа на соседней подушке. – Что ты хочешь услышать? Если бы меня попросил о таком кто-то другой, я бы молча сходил за подавителями или привёл омегу-врача.       – Почему со мной ты?..       – Угадай, пораскинь мозгами, они у тебя уже явно трезвость вернули, – архитектор зевнул, прикрыв рот ладонью, почесав после нос.       – Кавех...       – Если ты сейчас скажешь какую-то гадость, я за себя не ручаюсь, - он, нахмурившись, взглянул в глаза напротив, будто бы блестящие в сумраке спальни.       – Я привлекаю тебя как омега?       – Ты привлекаешь меня как человек. Хоть ты и невыносим. У тебя мерзкий характер, но ты мне симпатичен.       – Взаимно.       – Что именно из этого? – Кавех чувствует как чужие пальцы переплетаются с его, а тыльной стороны ладони касаются губы.       – Всё.