Идеальное свидание

Ирука, внезапно попавший в прицел серого глаза легендарного Копирующего, думал только об одном — как сказать великому гению, что его не интересуют фриканутые дзенины. Все знали, что Копия — отличный шиноби, достояние Конохи, герой, и прочее, и прочее. Также знали и то, что он читает только порнуху, никогда не завязывает долгосрочные отношения, чаще бывает в больнице, чем дома, и наслаждается образом жизни закоренелого холостяка. И тут на тебе — приглашение на ужин. И не куда-нибудь, а домой. «Лучше бы в Ичираку сходили, там Наруто и много людей», — думал Умино и плелся к дому Какаши. Плелся медленно, будто ожидая, что вот-вот случится что-нибудь, что его спасет. Отказать не получилось, дзенин эффектно заявился в Штаб, облокотился о его рабочий стол и стрельнул своим умопомрачительным ласковым прищуром, который даже шиноби Тумана во время боя отвлекал в свое время. Куда там бедному чуунину, согласился, и опомниться не успел. Сослаться на работу и то не вышло, как назло хвосты подтянули даже самые заядлые бумагоненавистники. Даже взбалмошные ученики, и те очень быстро выполнили свое домашнее задание по изучению тайдзюцу и ушли домой. Видимо, участь его сегодня была темна и печальна, примерно, как старое хокку про осень. Погода действительно была сырой, и тучи тяжело нависали над деревней, прохладный ветер мерно гнал алые и желтые листья по дороге. Вроде вчера еще было тепло, а сегодня, казалось, выпадет снег. Ирука поневоле думал о суетности жизни, глядя на красивые, в золоте, деревья, и самую маленькую толику об одиночестве. Кажется, у него было все, что нужно, вот только не было главного. Умино вздохнул. Но пора было разобраться с дурацкой попыткой Хатаке, а потом, может, пройтись. Все-таки такая погода, где-то сумрачная и, вроде, печальная, как последний выдох уходящего лета — стылый, прощальный, но все же еще живой и удивительно прекрасный. Карминовые, терракотовые цвета листьев на деревьях украшали дзенинский квартал, на удивление, не суетный и молчаливый. Еще бы, в этот день, вечером все дзенины были по кабакам, как обычно, и дома казались пустыми. Ирука посмотрел на бутылку сакэ в бумажном пакете, которую нес с собой, и поднял голову. Главное, сразу сказать, что секса не будет. А потом, когда Копия взбесится, вежливо откланяться и уйти. Индо-кун, из правого крыла Штаба, как-то доставлял Копирующему ведомости. Он рассказывал о заброшенной, не обустроенной квартире, свалке оружия на полу за дверью (не наступить), следах собак даже на потолке, завядшем цветке на подоконнике и самом гении — сонном и неприветливом. Представляя, что Какаши, наверняка, пожарил картошку и поставил ее на стол в заляпанной жиром сковородке, обязательно достал хорошую выпивку и даже, скорее всего, убрал из дома собак. Ирука тяжело вздохнул. Дзенин все-таки готовился, надо будет выдать дежурную улыбку. Хотя, может лучше не улыбаться? Вдруг он это не правильно истолкует? Полезет обниматься, заведет разговоры об опасной одинокой жизни, вспомнит старые сражения и свои подвиги? Умино еще раз тяжело вздохнул и обреченно посмотрел на дверь. Была, не была. Пять минут. Пять минут, потом он выходит. Дверь была открыта. Еще бы, к Копии не лезли даже самые отчаянные шутники. Видимо потому, что у него самого были дурацкие шуточные дзюцу в запасе. Об этом тоже много и долго судачили, не могли же все его 1000 дзюцу быть боевыми техниками? Или могли? — Какаши-сан, добрый вечер! — стараясь быть хоть немного приветливым, Ирука громко поздоровался с порога. Умино моргнул и огляделся, в доме было чисто, свежо, хотя и не так, как если бы убирались перед приходом гостей. Собак не было, оружия на полу тоже, вкусно пахло с кухни. Хатаке отозвался: — Ирука-сенсей! Проходите! Чуунин разулся, прошел и замер — Копия готовил. Судя по всему, мясо. И, наверняка, очень вкусное, запах стоял совершенно одуряющий. Специи, пряности — Ирука сглотнул и вытаращился на самого Какаши. Тот ловко орудовал ножом, шинкуя овощи, точнее, ножами, они виртуозно танцевали в руках сегодняшнего повара. Вроде не красовался, но выглядело эффектно. Сам дзенин сегодня был не в привычном, потертом жилете, а в мягких темных брюках, какой-то светлой футболке и фартуке. Умино подумал сложить «кай». «Разыгрывает», — пронеслась мысль и погасла. Какаши обернулся и улыбнулся. Маски не было. Эффект был как от разорвавшейся взрывной печати. Ирука моргнул и сел на стул, забывая, что хотел оставить сакэ, извиниться и уйти. Очнувшись, минут через пять, и, осознав, что пялится, Умино выдал то, о чем думал прямым текстом: — Какаши-сан… вы без маски. — Вы же не скажите Наруто, Ирука-сенсей? — Хатаке поставил тарелки. Чистые, обычные белые, без узора, но тарелки. Нормальные приборы — нож и вилку, не сломанные огрызки или, как говорили — кунаи, мол, ест Копия только с ножа. — Но… вы же никогда и никому… — Я подумал, что раз позвал вас, то вы поймете, что я вам доверяю, — заметил легко, тихо, между делом, и отвлекся на мясо. Ирука невольно сглотнул. Хотелось припечатать чем-то компрометирующим, найти подвох, но Какаши был вежливым, спокойным, немного уставшим и неторопливо готовил ужин. Не лез обниматься, не говорил пошлостей, не читал свою книжку. Чуунин подозрительно огляделся, она лежала на холодильнике, но плакатов в полный рост с ее содержанием в квартире не было, хотя говорили… — Ешьте, остынет. Приятного! — просто заметил Хатаке и сел ужинать. Мясо ароматно дымилось в тарелке с овощами, хлеб был свежим, а сакэ Копия не налил, поставив два стакана с водой. «Уходит на миссию завтра?» — подумал Ирука. Он предполагал, что Копия пьет, как конь. Оставалось молча ужинать, изредка поглядывая на собеседника. Лицо у него было красивым. Неприлично красивым просто. Не положено дзенину с таким серьезным характером, прошлым и вообще… Он, поэтому, маску носил? Что, его всерьез с таким лицом не принимали бы? Ирука едва подавил тяжелый вздох. Его самого часто не принимали всерьез, даже шрам не портил. Говорить много Какаши явно не любил, он, молча, ел, и, иногда, щурился теплым взглядом. — Вкусно? — А… да! Очень вкусно, Какаши-сан. Даже не знал, что вы готовите… — Тссс… это большая тайна, — дзенин подмигнул. Ирука удивленно на него посмотрел. — Если узнают, что я умею, здесь будет очередь, — Копия кивнул в сторону окна. — У нас редко кто готовит. — Точнее никто, — кисло заметил Ирука, наслышанный о квартале дзенинов и их быте. Какаши пожал плечами и предложил: — Еще? — Спасибо большое! — вежливый чуунин действительно говорил правду, еда была отменной. Мясо сочным, мягким, овощи не пригорели. Удивленный Ирука, сам не замечая того, все съел. Сытость его разморила, но все-таки следовало озвучить свое отношение к «романтическому ужину» и расставить все точки, запятые и прочие знаки препинания над ситуацией. — Какаши-сан, зачем вы позвали меня? — спросил твердо, прямо, глядя в глаза. Дзенин помолчал, закурил и посмотрел на сакэ. Выпили по стаканчику. Ирука ждал этого разговора с тяжелым сердцем. Огорчать Хатаке после такого ужина было неприятно. — Просто сегодня особенный день для меня, Ирука-сенсей. И я хотел, чтобы вы его со мной разделили, — скользнул взглядом по старой фотографии на подоконнике, где тепло улыбался Минато-сенсей и его прежняя, вечно молодая, команда. Такая, какой он хотел ее помнить. Серый взгляд будто погас, сделался тусклым, не веселым и, в тоже время, очень естественным. Умино, за долгое время работы с детьми, научился настраивать свой внутренний детектор лжи на любое сказанное ему слово, любой ответ или оправдание. Так вот, Какаши не лгал. Ирука оценил это, правда, все равно ждал подвоха. Этого слегка расслабленного, непонятного человека сложно было предугадать, но чуунин пытался. Он был хорош в этом, годы практики с юными дарованиями многому учат. — Сегодня я ушел из АНБУ, — скучающий тон, будничный, не выдающий эмоций, но взгляд, словно наждачная бумага — острый, пронзительный, оценивающий. Чуунин удивленно посмотрел на него, не зная, что говорить, и предпочитая молчать. «Собрался о боевом опыте рассказывать, что ли?» — думал Ирука, понимая, что промахнулся с ожиданиями. — Просто хотел поговорить, — Какаши снова налил им сакэ, — а не с кем. И снова отвел взгляд, осторожный, будто опасающийся порицания. — А как же… — Дзенины? Не их квалификация. Да и ведь из АНБУ просто так не уходят. — Но вы ушли? — Да. И снова молчание. — Почему? Травмы? Какаши покачал головой: — Мне дали команду. Вот теперь, пожалуй, Ирука, действительно, почти решился сложить «кай». Копирующему ни один талантливый отпрыск не смог сдать экзамен. Сколько бы их, не менее талантливые, отцы, из знаменитых домов шиноби, не просили Копию взять ученика. С этим дзенином ни одно правило не работало. — Вы могли бы помочь мне… наладить контакт с детьми? Он снова посмотрел на фотографию и опустил взгляд, еще больше ссутулив плечи, внезапно такой растерянный и опустошенный. Его собственное детство не дало ему таких навыков. В этом было неприятно сознаваться. — Но как вы… — Это приказ Хокаге. Там… Учиха Саске, — а вот теперь в голос вернулась прежняя твердость. Еще бы, об этом талантливом мальчике много говорили учителя. Выходит, сама Хокаге выбила ему лучшего в Конохе учителя и ничего, что он сам не имел понятия, что делать. Главное, у Хатаке есть шаринган, думали наверху. Только Ирука понимал — это не главное. Найти подход к такому сложному ребенку, как Саске, надо уметь. Хотя, если кто и мог взнуздать этот строптивый характер, то, вероятно, вот этот, сидящий напротив, разноглазый шиноби. Ирука приветливо улыбнулся дзенину и ответил: — Конечно, спрашивайте. Я готов помочь вам. Копию вытащили из привычной среды и коллектива молчаливых масок и бросили возиться с детским садом, неудивительно, что он стал искать помощи там, где предполагал ее найти. А он, Ирука, возомнил себе невесть что… стыдно! О, Ками-сама, стыдно как. Дзенин, как порядочный шиноби, попросил учителя Академии помочь ему, а он… Умино расслабился и стал рассказывать о психологических аспектах воспитания генинов, особенностях характера Саске. Много и долго говорил про Наруто, акцентируясь на том, что он тоже заслуживает внимания. Упорный, чистый сердцем он может вырасти в талантливого шиноби. Какаши слушал и кивал, оперевшись подбородком на ладонь. Они говорили практически до утра. Уходил Ирука со стойким чувством выполненного долга… и обретенного приятного знакомства. — Я могу придти завтра к вам на занятия? Посмотреть на них в деле? Не волнуйтесь, меня они не заметят. — Конечно, Какаши-сан, — Ирука улыбнулся понимающе и пошел домой. В памяти осталась фигура Копирующего в светлом дверном проеме, легкая тень ответной улыбки в сером глазу, и, как всегда, немного скучающий вид. Ох, и оторвет он всем этим сплетникам языки, завтра утром в Штабе. Копия был приличным человеком, тактичным, вежливым, интересным собеседником. Не удивительно, что девочки так на него западали. Ирука вздохнул, он и сам, если быть честным с собой, загляделся… Двумя днями ранее. — Он согласился, — Какаши безнадежно ткнулся лбом в широкое плечо Асумы. — Выручай. Старый друг меланхолично докурил, и, не думая отстранять дзенина, поглядел за его плечо: — Ладно, идем. Но сначала цветы. Они выбрали какой-то умопомрачительный, дорогой букет и пошли к Куренай. Какаши она недолюбливала, легко, беззлобно, по-свойски. Просто этот гений имел привычку уводить Асуму, кутить по кабакам. Она выслушала просьбу дзенина, чуть сощурившись, букет оценила, но сама идея ей показалась внезапно очень интересной. Миссия ранга А — пристроить Хатаке Какаши к постоянному партнеру. Он-то, конечно, и не знал еще, что это будет его постоянный партнер, но Куренай была умной женщиной, она видела дальше, стоящих напротив, мужчин и без шарингана. Умино Ирука был уникальным, если кто и сумеет остановить знаменитого гуляку, так это штабной учитель с тонким шрамом. Куренай лукаво улыбнулась и милостиво согласилась. Уж она-то все продумает. И они отправились в квартиру дзенина. — Собак отошли. — Но… — Отошли, я сказала. Ты что сказал? Что будешь делать все, что надо… — Потому, что красивая чуунинская… — мечтательно продолжил Хатаке, и женщина, фыркнув, рассмеялась. — Так вот делай, что я скажу, Шаринган Какаши, и будет тебе счастье. Какаши глянул на Асуму, тот кивнул ободряюще. Они начали уборку, убирался Хатаке раз в месяц или в два, или в шесть. Поэтому, когда закончили, оказалось, что комнаты не узнать. Но Куренай и тут не была довольна. Она им не помогала, но руководила исправно: — Лучше три! Вон паутина! Какаши, ты, что, бросал Паккуна? Что это? Порнуха из страны Снега? Совсем рехнулся? Сними плакат немедленно! — Но… — Все, я ухожу! Еще раз станешь перечить — уйду! Дзенины, закатившие рукава, уныло переглянулись и, молча, продолжили свое нудное дело. — И как ты с ней? — шепотом спросил Хатаке. — Цыц! — пресекла попытки сопротивления Куренай и звонко рассмеялась. Асума поглядел в видимый глаз друга и пожал плечами, большой, медлительный, неторопливый. Сарутоби занимал полкомнаты, просто ощущаясь в ней, и Какаши любил друга за это излучаемое спокойствие. Он всегда мог положиться на своих братьев по оружию. Здесь, в мирной жизни, именно эти руки держали его на самом краю, когда уже ничего и никого не было. — Разрешите, сэмпай? — Ямато аккуратно переступил порог комнаты и огляделся, не скрывая изумления. — А, Ямато! — Куренай взяла его под локоть и потащила на улицу. — Видишь эту дорогу? Дзенинская улица представляла собой жалкое зрелище. Заброшенная и унылая, ни одного деревца, только пожухлая трава и мусорные баки. Шиноби, которые здесь жили, чаще бывали на заданиях, чем в своих берлогах. Их просто не хватало на наведение красоты где-то, тем более на улице. — Нужно, чтобы здесь было красиво, понимаешь? Какие деревья дают красивый цвет по осени? Ямато оттаял, эта тема была ему понятна и близка. Он тоже любил осенние деревья. — Клен, а вон там отлично подойдет ясень. Еще осина, можно еще дуб в конец улицы и вяз, вон там, а? — Замечательно, — Куренай улыбнулась и, с наслаждением, наблюдала, как улица расцветала красками, безупречными, выверенными, чувственными. Ямато жил через эти деревья, он умел любить свою землю, свою деревню и дорогих ему людей через вот такие вот, запредельно тонкие, штрихи. Когда закончилась уборка, женщина подозрительно присмотрелась к начищенным полам. — Слишком чисто. Он поймет, что это специально. Не хорошо. Какаши закатил глаза. — Оставь окно открытым на ночь, пусть запах выветрится. — Холодно… Куренай изогнула бровь, и дзенин поднял руки ладонями вверх: — Понял. — А теперь идем ко мне. — Зачем? — Чем ты собрался его кормить? — Ну, принесу из Ичираку… ну что, что опять не так? — Ты зовешь его домой, чтобы кормить едой из забегаловки? Какаши понурился и пошел следом. Асума тепло смотрел на, идущую впереди, любимую, такую хрупкую, такую умную. Женщины были, в его понимании, умнее в некоторые вещах, чем признанные гении. — Ну, запоминай, — она готовила любимое блюдо Асумы, а Какаши смотрел на движения ее рук своим шаринганом и думал, что скажи ему кто про то, как он будет применять техники этого глаза, он бы не поверил. На запах еды пришел Гай, он всегда приходил, если у кого-то вкусно готовили. Друзья смеялись, но всегда делились. Ямато ел, молча сидя рядом со своим сэмпаем, накладывая ему побольше. А Гай слушал Куренай. — Завтра, на площадке, потренируй отстающих по тайдзюцу вот этого класса, ладно? Только, чтобы учителя не видели. Это сложное задание, я знаю учеников… — Ха! Сомневаешься, что я справлюсь?! Да ни один учитель никогда не заметит благородного зеленого зверя Конохи! Какаши уронил лицо в ладони, пытаясь скрыть тихий смех. Он смеялся не над Гаем, а над самой ситуацией. — Куренай, что еще ты предусмотрела? Женщина откинулась на стуле и повела плечами: — Все. И такая в этом была абсолютная уверенность, что сидящие за столом мужчины благоговейно помолчали. Действительно, привлеченный к «миссии» Генма шепнул кому-то в Штабе, и должники сдали отчеты в кратчайшие сроки. По боевому высоко поднятый вверх сембон, как хвост у кота, демонстрировал самый отчаянный настрой его владельца, а в таком состоянии с ним никто не спорил. Напоследок, Какаши сгрузили новую посуду, которую придирчиво выбирала Куренай часа три. Когда все было уже готово, она огляделась, прошлась по комнате, и кое-где навела «небрежность», как она называла умение сглаживать отчетливые следы недавней уборки. — Так, а теперь ты. Да-да — Ты. Хатаке безрадостно шагнул вперед. Асума понимающе помолчал и пошел курить на улицу. К этому его тоже приучила Куренай. — Если он увидит тебя в жилете, это будет банально, понимаешь? — Это дзенинский жилет, что в нем банального? Женщина засмеялась: — Ах ты, голова твоя гениальная! Форма производит впечатление на гражданских. А он не гражданский. Нам же нужно, чтобы ты произвел впечатление. Какаши помолчал, а затем покивал и шутливо полез обниматься. — Но-но! — раздалось из-за двери. Куренай тепло ему улыбнулась и твердо сказала: — Не вздумай. — Почему? — Твой Дельфинчик стреляный. Он ждет именно этого. А нам надо сломать все стереотипы в его голове. Их много, поверь мне. Я бываю в Штабе чаще, чем ты, и знаю, что там о тебе говорят. — Что я самый умный? — И не только. Включай голову. Давай! Считай, что это миссия. Первый вопрос — зачем ты его позвал? Какаши стал серьезнее, задумчиво взлохматил свой серый бардак на голове и ответил: — В лоб говоришь, не прокатит?.. ладно. Ну, кроме прочего, из АНБУ вот ушел. — А ему, какое дело? — жестко спросила Куренай, и Какаши, действительно, включился в ситуацию, обсуждая тему беседы. Такой тон, прямого и четкого допроса, он привык понимать с детства. Другие манеры его расслабляли. — Чего ты сам хочешь? — Узнать его. — Как? Через что? Единственное, о чем он будет говорить с тобой расслабленно — это работа. Думай! Ответ пришел сам собой. И Какаши усмехнулся. Его друг не даром по уши втрескался в Куренай. Напоследок, давая указания, она уточнила: — Не делай первых шагов, дай ему время привыкнуть к тебе. Не пей много, не читай ни в коем случае и не лезь к нему, если не хочешь получить по морде. Чуунин Умино Ирука имеет хороший хук справа, как мне сказали, — она достала одежду из шкафа. — Вот надень это. Так ты перестанешь выглядеть, как боевой шиноби, оперативник. Может, сойдешь за цивильного любовника. Какаши вздохнул, покрутил одежду. — Ты уверена? — Он должен увидеть в тебе не дзенина с тысячью дзюцу и шаринганом, обвешанного оружием, а просто Какаши. Человека, с которым легко и приятно. Ты же можешь быть милым, когда хочешь. — Ну, так-то на миссии… — А это тебе что? — Куренай откинула волосы, оправила платье. — Знаешь, каждая женщина, каждый день выполняет определенное количество тайных миссий, чтобы вы, мужчины, видели нас такими, какими нам нужно. Хатаке, капитулируя, поднял руки и пошел одеваться. Последние два дня он был перегружен эмоциями и ощущениями. Раньше все было проще. Ну, сварил бы картошки, ну, купил бы выпить… — Маску сними. — Нет. — Какаши, ты забыл, это твое лучшее дзюцу, — она похлопала его по плечу. — Он идет, — Райдо подал знак и исчез с хлопком. Асумы у порога уже не было, как и других участников этого большого проекта «идеальное свидание». :::: Получая прогноз погоды над Конохой, Цунаде-сама погрозила пальцем докладчику: — Ради кого стараетесь? — Ради Хатаке Какаши. Хокаге рассмеялась: — Ладно. А второй кто? — Умино Ирука. Цунаде задумалась: — И какие ставки? АНБУ, молча, вытащил блокнот и показал. Подразделение спорило на тему того, насколько сильная хватка у Гончей, и сможет ли дельфин увернуться. Судя по ставкам, своего командира они явно любили. — А я поставлю на Ируку. Он сегодня ему не даст! — деньги ссыпались в широкий карман человека в маске. И шиноби исчез. За окном появились странные красивые облака, прекратился ветер и дождь. :::: — Мне кажется, удачно прошло, — Куренай обнимала своего любимого и пряталась у него в руках, лежа в постели. — Хорошо, теперь можно отдохнуть. — Нет! Ты что! Завтра у них второе свидание! Асума застонал и попытался ткнуться лицом в подушку. :::: А легендарный Шаринган Какаши сидел в своей чистой квартире, с порцией давно остывшего ужина и осознавал, что как-то серьезно все закрутилось. Ему понравилось видеть в этих карих глазах восхищение и удивление. Осталось удивительное чувство понимания и доверия, учитель дал действительно толковые советы, он явно любил свое дело и верил в детей, которых учил. Паккун посмотрел на него с тоской, понимая, что хозяин будет менять свои привычки. — Жрать дашь? Нет? Ну, хоть скажи, кошек у него нет? Расслабленный Хатаке положил голову на сгиб локтя, опираясь на стол, и закрыл глаза, засыпая. «Кошки», — думал он. — «Кошки-мышки».