Проблемы обстоятельств

Запахи тут же ударяют в нос. Какофония ароматов проходится наждачкой по носовым пазухам. Слишком много, слишком сильно. Но что действительно поражает каждый раз как в первый, так это то, сколько шума могут производить каких-то двадцать человек… Смех растворяется, будто бы его и не было никогда, зато на устах появляется дежурная улыбка. И погнали. Десять метров. Всего-то… Шагаем, машем, улыбаемся. С выходом Арсения количество децибел переходит все разумные пределы, а запахи, слившиеся в один, перебивают его. Антон морщится, не скрываясь, но продолжает шагать. Кивает кому-то на автомате. Кажется, в ответ на благодарность за концерт. Хочется попросить Арса не махать вообще, потому что запаха, которого Антон сейчас почти не чувствует, этим-то точно достаточно. А вот его древнее-неразумное сходит с ума. Хочется остановиться и прибиться сбоку, пойти рядом, чтобы пресечь чужие посягательства. Борясь с желанием заткнуть нос, он уже практически поднимает ногу, чтобы поставить её на ступеньку автобуса, когда его хватают за руку. Обернувшись, натыкается на жадные, замутнённые восторгом глаза. И его отпускают, видимо, испугавшись, но просят фото, кажется. Антону, признаться, туго соображается. Вот сейчас ментолу бы занюхнуть не помешало, конечно. — Нам ехать надо… Правда, может, в другой раз, — бормочет, но в глаза больше не смотрит. — Да и холодно у вас тут, — доносится спасительный голос Арса. — Ты ж сам из Омска, — говорит уже кто-то другой. — Так из-за холода и уехал, — отвлекает внимание на себя, а сам кладёт ладонь Антону между лопаток и подталкивает несильно вперёд, в теплоту салона. Антон лишь улыбается смущённо и, не сопротивляясь, ставит ногу на ступеньку, наклоняется вперёд, чувствуя, что Арсений близко-близко, собой прикрывает, чтобы вслед за ним в автобусе скрыться. Уже и вес переносит, вторую ногу от земли отрывая, когда им в спину долетает чей-то выкрик: — Да пометь ты его уже и успокойся! Антон оборачивается было больше инстинктивно, чем осознанно, но сделать ему этого не дают. Арс толкает в спину уже сильнее, отчего Антон едва не спотыкается и практически влетает внутрь их убежища, чтобы тут же усесться рядом с Димой, устроившегося у окна. Тот тоже явно услышал выкрик. И его сочувствующий взгляд вынуждает голову опустить и как-то нервно провести рукой по шее, словно там и правда могло что-то появиться. За Арсением в салон влетает Стас, захлопывает дверь и бормочет себе под нос: — Идиоты. А затем обращается к водителю: — Езжайте уже. Тот не спорит, заводит двигатель и даёт по газам. Только шипит сквозь зубы: — Это ж надо, бессовестные какие. Антон ловит на себе ещё один сочувствующий взгляд. На этот раз уже от сидящего напротив Крапа. Хочет ему улыбнуться, но у того отчего-то взгляд стекленеет, и он тут же глаза отводит. Антон непонимающе хмурится. А потом замечает то, что Крап заметил сразу же. Ну да, его древнее-неразумное Арса явно «своим» не считает, а потому инстинкты сработали мгновенно, среагировав на опасность. У Антона же ситуация иная, поэтому он сначала чувствует страх в знакомом омежьем запахе, затем отмечает побелевшие костяшки у сжимающего что есть силы руль водителя, и только потом понимает в чём причина-то столь странного поведения окружающих. Запах Арсения заполняет весь салон, перебивая и запах Крапа, который с хмурым лицом прижимается к окну, поднеся руку ко рту, и запах альфы, который нервно ведёт челюстью и пальцами начинает перебирать. Запах ядовитый, обжигающий. Антон удивлённо оборачивается, вспоминая, как ещё в школе приставал к Макару с расспросами о знаменитой агрессивности альф во время гона. Уж очень интересовало, как оно изнутри-то ощущается. — Что всё бесит прям? — Да не… Без таблеток ты просто на взводе постоянно, это даже не злость. Это просто… ну, как напряжение вечное. А под таблетками… Разозлиться не то чтобы проще. Просто, если уж разозлился, то очень сложно успокоиться. И оно в тебе в геометрической прогрессии разрастается. Сам Антон такое пару раз наблюдал, но Арсения никогда таким не видел. А потому сам факт, что он на это способен, пугает даже больше, чем изменившийся запах. Умом он понимает, что Арсений тоже человек, а значит, ничто человеческое, то есть альфачье, ему не чуждо, но одно дело — понимать, а другое — видеть, нутром чувствовать. Арс сидит, откинувшись на спинку сиденья и прикрыв глаза. Дышит глубоко, ровно. Так и не скажешь со стороны, что изнутри всё аж вибрирует от почти бесконтрольной ярости. Разве что чуть выдвинутая вперёд нижняя челюсть выдаёт да вена на лбу. Антон же эту вибрацию чувствует, резонирует с ней. Арсений вдыхает глубоко через нос и выдыхает ртом. Неужели всё это время про медитации не шутил? Правда, по ощущениям, нихера это не помогает. Даже слепых прибило. Хотя почему даже? Их и должно было в первую очередь. Стас, вон, очевидно, старается смотреть куда угодно, лишь бы не на Арсения. Дима же, наоборот, уставился, но с выражением лица, будто бы ждёт, что Арсений вот-вот взорвётся. Серёжу Антон не видит, но тот первым решается заговорить: — Арс?.. — Отъебись, — рявкает на него Арсений ещё до того, как тот успевает произнести «с», но даже глаз не открывает. И вновь воцаряется тишина. Антон неожиданно для самого себя отмечает, что вновь держится за шею, и тут же опускает руку. А затем опять поворачивается к Арсению. — Арс? — зовёт его тихо. Глупо, конечно, сейчас его только на хуй послать могут. Но промолчать отчего-то не выходит. Тот глаза открывает и впивается в него взглядом. Но ничего не говорит. Только замирает в ожидании. Мол, чего тебе? Не видишь? Я тут не очень на коммуникацию настроен. Но Антон решает, что оставлять человека наедине с тем, с чем очевидно тот не справляется, ему совесть не позволит. И как бы страшно на него сейчас не таращились, он отчего-то уверен: на хуй, может, и пошлют, но ему, в отличие от Матвиенко, по ебалу точно не прилетит. — От тебя сейчас реально люди шарахаться начнут. И замирает в надежде, что Арсений поймёт, что над ним не издеваются, а просто напоминают о недавнем разговоре. Тот моргает пару раз удивлённо, продолжая таращиться на Антона так, словно в первый раз его видит, но потом губы в каком-то подобие ухмылки искривляет и шепчет еле слышно: — Большой, грозный… — Ага, наводящий ужас на ни в чём не виноватых людей, — тоже шепчет Антон, улыбаясь облегчённо. — Я… — трясёт головой Арсений. — Я чё-то… Сейчас. Ты как? — Ну, я, по крайней мере, не напрягаю окружающих… Арсений вновь пытается улыбнуться, головы не поднимая. В этот раз выходит лучше, но всё равно больше на оскал похоже. — И правда. Чё-то я… Дайте мне две минуты, ладно? — обращается как будто ко всем, но глаза на Антона поднимает. Тот кивает, плечами пожимая. Мол, да хоть два часа, только одному в этом вариться всё равно не стоит. А отвечает за него почему-то Стас: — Да без проблем. И в салоне вновь тишина образуется. Антон взгляда не отводит, наблюдая, как тот опять прикрывает глаза и глубоко вдыхает. Вот так. Дышим и успокаиваемся. Хочется за руку взять или хотя бы до плеча дотронуться, но при всех этого сделать не решается. В машине тихо, и Антону кажется, что и едет она нарочито аккуратно, неспеша, будто бы водитель из солидарности решил лишний раз не торопиться, позволив кое-кому отдышаться и перестать наводить ужас на всех и вся. Слегка улыбнувшись, Антон уже собирается отвернуться, чтобы не сверлить взглядом того, кто явно желал бы не здесь сейчас очутиться. Но внезапно почти жуткую тишину нарушает оглушительный шмыг. Даже шмыгаще, можно сказать. Потому что есть ощущение, что кто-то разом решил весь воздух из салона всосать. Не иначе. Резко обернувшись на звук, Антон обнаруживает Крапа, прижимающего что-то к носу. Округлившимися глазами он оглядывается воровато, потому что явно не планировал переключить всё внимание на себя. — Бля, простите, — тушуется их несчастный звукарь, всё ещё прижимая к носу пластиковую трубочку. — Звёздочка. Просто, ну… И улыбается неловко всем сразу, включая того, кто является причиной всех его бед. — Ну, хоть не нашатырь, — заключает Дима. Первым смеяться начинает, кажется, Стас. Просто издаёт нервный какой-то смешок. Но к нему тут же присоединяется Дима. Пытается сдержаться явно, но смех прорывается. Затем Антон слышит из-за спины подхихикивание Серёжи и обнаруживает, что и сам смеётся. И вновь оборачивается на Арсения. Тот улыбается широко и уже по-настоящему: — Бля, пацаны, ну простите… Ща оно развеется. Я уже успокоился, честно. А затем обращается к водителю: — Вы тоже простите, я обычно более уравновешенный. — Ой, да ладно вам, как тут… Это ж надо такое сказануть. Ни стыда, ни совести, — видно, тот всё ещё в шоке от нравов современной молодёжи. Оно и понятно. Сейчас, чтобы найти меченную омегу, ещё постараться надо. И отношение к ним соответствующее. В современном мире подобное считается каким-то странным пережитком прошлого. То есть откровенно никто коситься не будет, но и пренебрежения большинство скрывать не станут. Да, всё ещё есть религиозные фанатики, которые свято верят, что естественный порядок вещей нарушать не следует, хотя уже и сама церковь давно признала, что соединение душ перед Богом в процессе венчания — вещь более важная, чем вот это вот всё мирское. Есть и те, кто просто по молодости-дурости решил, что это ебать как романтично. Но большинство меток не признают. Хотя… есть ещё и альфы, которые метят всех без разбора. Им это доставляет какой-то особенный кайф: встретиться с омегой на одну ночь, воспользоваться чужой уязвимостью и оставить на нём свой след. Ведь все знают, что свой, по-настоящему чистый запах, ты уже никогда не вернёшь, да и шрам зачастую остаётся, если и не на всю жизнь, то на долгие годы. Антон встречал парочку таких омег. Обычно они отращивали волосы, стремясь скрыть след на шее хотя бы от бет и других омег. Первые просто не почуют, а для вторых запах сливается с родным, поэтому без визуального подтверждения сложно догадаться. Альфы же, естественно, чувствуют сразу. Но обсуждать это открыто в приличном обществе считается чем-то неподобающим. Так что, если выражаться простым языком, дядечка сейчас, должно быть, пребывает в состоянии ахуя. Крикнуть что-то подобное — это почти оскорбление. Правда, не для Арса. — Слушайте, — говорит этот самый дядечка, глянув в зеркало заднего вида. — Может, вам люк открыть? На минутку всего? Легче станет. Вы не против? — Мы очень за! — Крап аж с места подскакивает. — Что? Настолько плохо? — уже в полный голос ржёт Арсений. — Ну, во-первых, признаюсь, было немножечко страшно. Я аж подобосрался, Арс, ты больше так не делай, — честно отвечают ему, открывая люк. — А во-вторых, ну дышать же нечем… — А я всегда подозревал, что Арс пованивает, — смеётся Дима. — Шаст, ты как с ним работаешь вообще? — С трудом, — отвечает Антон, всё ещё поглядывая в сторону Арсения. Требуется убедиться, что тот успокоился окончательно для собственного успокоения. И ловит ответный взгляд. — Ты-то в порядке? — шепчет одними губами. — Люди… — Люди — хуи на блюде, — отмахивается Антон. Обсуждать произошедшее ему как-то вообще не хочется. — Прости. Не я тут беситься должен… — Арс, договорились же. — Вообще-то, — раздаётся голос Матвиенко, — я жду персональных извинений. Антону тут горло перегрызть не пытались… — Я просто попросил отъебаться. — Попросил?! Арсений уходит назад налаживать дружеские связи и каяться. Крап явно наслаждается свежим, пусть и морозным воздухом. Дима и Стас заводят разговор с водителем о бескультурном поведении всяких долбоёбов. А Антон подставляет лицо сквозняку и закрывает глаза, чувствуя, как кожа на шее всё ещё будто бы зудит. Да, беситься должен точно не Арсений. Только у Антона не выходит. Рано или поздно беситься на подобное устаёшь. И бывшая злость отзывается внутри стылой беспомощностью от невозможности что-либо изменить. Пометить для успокоения, да. Вот он спокоен как удав. *** Свой гастрольный мини-тур они заканчивают в ресторане при гостинице. В этот раз Арсений с Антоном не отказывают остальным в своём присутствии. Это традиция. Последний ужин в последнем городе они всегда проводят вместе, что не означает какой-то великой попойки. Чаще всего ужин — это действительно просто ужин. Но традиции нарушать нельзя. Позов со Стасом и Крапом всё же себе в бокальчике пива не отказывают. Остальные же воздерживаются. Кто-то в силу обстоятельств, а кто-то — Серёжа. Напряжение, едва возникшее между ними в автобусе, там и остаётся, похороненное смехом. Произошедшее не обсуждают. Разве что Крап пару раз шутит, но не укола в сторону Арсения ради, а просто чтобы пережить собственный стресс. В конце концов именно они с Антоном хапнули чужого настроения по полной. А Крапу, как бы он ни отшучивался, досталось куда больше. По сути, он просто очутился в замкнутом помещении с разъярённым альфой под боком. Опыт так себе. Антон вообще в подобной ситуации последний раз находился ещё в школе. Но то подростки, не умеющие себя контролировать. Какому-нибудь малолетнему пиздюку «пару» за контрольную поставили, член стоит с понедельника, потому что гон, ещё и осень эта ебаная… Как тут из себя не выйти, когда тебе пятнадцать? А другое дело — взрослый мужик. Это пострашнее будет. И всё это так не вязалось с дурилой Арсением, что только усиливало эффект. Не сказать, чтобы он был каким-то безэмоциональным флегматиком, нет. Но одно дело — злой и ворчащий от усталости или чужой тупости Арсений Попов, а другое — альфа в режиме берсерка. Что он сам по поводу всего этого чувствует, Антон не спешит разбираться. Ему очень хочется верить, что он ничего по этому поводу не чувствует. Какая ему разница, что всякие придурошные позволяют себе ляпнуть. Подумаешь… Ну, нравится кому-то фантазировать, как сильно Арсению охота его пометить уже который год. Ну, считает кто-то себя вправе заявить о подобном вслух. Подумаешь… Его это, как говорится, ебать не должно. Слово-то ещё какое — «пометить». Будто стикер на контейнер с едой прилепить для общего офисного холодильника. Антон читал, что в каком-то африканском племени для этого есть своё название, которое, если дословно перевести, означает «присвоить запах». И это, по его мнению, подходит куда больше. Свой-то запах ты практически не замечаешь. Вернее как, чтобы его почувствовать, нужно вспомнить о том, что он у тебя есть. Шмотку-то свою всегда в куче чужих отыщешь. Но это как нос: чтобы его увидеть, нужно вспомнить, что он у тебя есть. В обычных же обстоятельствах сознание нос из картины мира подтирает, чтобы сосредоточиться на более важных делах. Но запах, как и нос, — неотъемлемая твоя часть, неотделимая, продолжение тела. И присвоить тут подходит отлично. Изменить, сделав своим практически навсегда. И кто-то предлагает это для успокоения, чтобы все знали, что Арсений здесь был, блядь. Вернее, ещё не был. Но в их картине мира всё именно так. Был и слово из трёх букв накарябал на вечную память. Но бесит — да, всё же бесит — совсем не это. А то, что вообще-то тысячелетиями всё так и происходило. Запах присваивали, а в случае необходимости чужой «хуй» замазывали краской и рисовали новый, делая вид, что предыдущего тут и не было никогда. Антон задумчиво рукой по шее проводит, когда слышит голос Стаса, уткнувшегося в телефон: — О, тут уже вашу ситуацию обсуждают… Ситуацию… Умеет же слова подбирать, чтобы и без того что-то поганое сделать ещё поганее. — И что пишут? — спрашивает Матвиенко, отвлекаясь от разговора с Арсением. Они сидят напротив, потому что Антон в порыве решил усесться на единственный отдельно стоящий стул во главе стола. Решить-то решил, но ногой Арса под столом всё равно время от времени касался. — Данная ситуация общественностью всячески порицается, — вещает Стас, даже голову не подняв. — А ещё народ крайне обеспокоен честью Антона. Антон только глаза закатывает, но ничего не говорит. — Лучше бы своей жизнью обеспокоились, — ворчит Дима. — Авось и ситуаций бы не выходило… — Чужая да воображаемая в любом случае поинтереснее будет, — саркастично замечает Серёжа. А Стас усмехается экрану, явно зачитавшись чьим-то постом. Антон же надувает щёки в бессильном желании попросить всех присутствующих заткнуться нахер и закрыть уже тему, потому что… Потому что стыдно. С какого-то чёрта стыдно именно ему. С того же, видимо, чёрта, с которого омеги с присвоенным запахом отращивают волосы. Но он вновь ничего не говорит. Лишь вскакивает с места, ловя на себе взволнованный взгляд синих глаз, бросает торопливое «я в туалет», а затем уходит прочь. До уборных не добирается, лишь скрывается за углом в коридоре, к этим самым уборным ведущему, и достаёт телефон, чтобы зайти на ту сторону. Там натыкается на гигантский пост, где доступно и на пальцах объясняется, почему именно так делать не стоит, чтобы самые тупорылые поняли, видимо. Его быстро проматывает, ничего нового по данному вопросу автор написать не смог. Далее натыкается на кучку переживающих за его чувства со словами поддержки, в никуда адресованными. Они не особо трогают. А дальше… Дальше всё как обычно. Десятки и сотни видео и фото с последних концертов. Разные ракурсы, разное качество, разное содержание, но везде только они с Арсением. Препарированные кадры, разобранные до пикселей, жадно обглоданные чужими взорами и обсосанные различными приписками. Он тонет в этом болоте. Господи, Арсений, нельзя так на коллег смотреть. Алё, вы там работаете вообще-то… Он его сейчас сожрет. Возможно буквально. Ну, да, встаньте ещё ближе, чё уж тут. Интересно, а у Антона рот хоть иногда закрывается, когда Арсений говорит? Вопрос риторический. Бедный Дима… Его зажало с двух сторон. Помянем, хороший был парень. БЛЯДЬ ОН ЕГО ПРИЖАЛ ЕБАТЬ ПРИЖАЛ Главное, не думать о том, насколько мокрым выходил Антон с каждого концерта за последние дни. От пота? Да-да, именно от него. О, мальчик поплыл. С другой стороны, кто бы от такого Арса не поплыл. Вы, правда, думаете, что за столько лет он его так и не выебал? Стоят они, блядь, шушукаются. Мы вас видим, вообще-то. СТАС НАКРОЙ ИХ НАХУЙ У НАС НЕРВЫ НЕ ЖЕЛЕЗНЫЕ А вот Матвиенко дзен поймал. Преисполнился. Блядь, как же Антон под ним красиво стонет, наверное. И громко. А мы знаем, что бы ты и куда ещё присунул, Арс. Вы можете меня сколько угодно осуждать, но он хотел бы им пахнуть. Это чисто естественная херня. Вот иногда я смотрю на то, как он на него смотрит и думаю, может, учитывая характер Арсения, там Антону просто ничего не светит? Ну, я никого не хочу обидеть, но объективно, Арс может выбрать кого угодно, а Шаст… ну Шаст. Вы глядите, поволок куда-то. Вот мне просто интересно, о чём Антон в этот момент задумался? Могу скинуть ссылку на порнохаб. Плюс-минус об этом Бля, ну как тут не отсосать Он как щеночек, только язык высунуть осталось Арсений подходит сзади. Антон чувствует. Но телефона не прячет. Чужое о нём его не отпускает. — Ну и зачем ты это читаешь? — спрашивают у него из-за плеча, беспардонно пялясь в экран. — Кстати, я не бог. Ну, только если японский. — А? — дёргается Антон, блокируя телефон, и оборачивается, едва не столкнувшись с чьим-то любопытным носом. Арсений же отступает на шаг назад и улыбается широко: — Ну, японский бог. Тот самый японский бог. Антон только рассеянно кивает. В голове всё ещё коллективное-бессознательное вещает тысячей голосов, а перед глазами киноплёнкой мелькают их кадры на двоих. Арсений на него смотрит внимательно, и улыбка гаснет на чужом лице, обращаясь беспокойством. — Ты как? — Я? Да нормально. Просто решил общественным мнением обеспокоиться. — Как будто у него можно что-то стоящее узнать… — и опускает глаза, отчего-то замявшись, переступает с ноги на ногу и уже почти открывает рот, чтобы что-то сказать. Но в это самое мгновение Антон понимает, что не позволит ему этого сделать. Потому что пришла пора ставить точку, заканчивать всю эту дурацкую, возникшую из ниоткуда ситуацию, эту историю, в которую они какого-то чёрта умудрились оба вляпаться. Прямо сейчас. Нет смысла дожидаться завтра. Пора заканчивать. Иначе… Увязнут слишком глубоко. И когда Арсений поднимает голову, чтобы произнести то, что собирался, Антон выпаливает прямо ему в лицо. — Давай сегодня переночуем в своих номерах. Но потом всё же добавляет: — Ты же не против? Арс моргает, чуть удивлённо морщит лоб, но тут же улыбается: — Как я могу быть против? Конечно. И не… В общем, конечно, я не против. И выдыхает. Антону кажется, что даже облегчённо. Будто бы рад, что Антон это сам сказал, сняв с него всю ответственность за сумасшедшего течного омегу. — Я просто… Ты уснуть-то сможешь? — Антон, — улыбается Арсений ещё шире. Как бы мордаха не треснула. — Это не первый мой гон и даже не десятый. Я никогда толком не сплю. Мне не привыкать. Зато потом вырублюсь часов на пятнадцать. Осталось-то всего пара ночей. Ага, пара ночей. Всего-то. Пара невероятно долгих и почти невыносимых ночей. — Да мне тоже не привыкать. Арс кивает и наклоняет голову вбок, словно о чём-то задумавшись, а потом указывает подбородком на телефон в руках у Антона. — И это… Из-за этого не переживай лишний раз. Ты был прав. Люди — хуи на блюде. Вот и не забывай. — Как об этом забудешь-то, — улыбается Антон, убирая телефон. Он всё сделал правильно. Просто жить с этим будет не очень приятно первое время, но что поделаешь?