никаких чувств

Как и во всех своих привязанностях, во всех своих слабостях и вредных привычках, Дима не замечает момент, когда переступает черту и падает куда-то в черную дыру, в яму, затягивающую все больше. Он на автомате действует, отвечает, не задумываясь, один поступок следует за другим, а в голове даже ничего не щелкает, никакие датчики не зашкаливают и красными буквами «это пиздец» не горят. Может быть, потому что Дима слишком занят прослушиванием всех самых грустных песен о любви, самокопанием и попытками перестать цепляться за призрачные намеки. Дима безнадежно влюблен, так что в мыслях для другого места не остаётся. В этой влюбленности в начале есть что-то красивое. Здесь он свои собственные переживания прослеживает идеально. Помнит теплое чувство, которое расползается внутри, когда Олег ему ставит десятку и хвалит перед всеми. Помнит мурашки по коже, когда Олег при встрече обнимает. Помнит радость и немного удивление, когда Олег первый зовет увидеться вне съемок. Дима не сопротивляется, наоборот старается сохранить это чувство, взрастить, чтобы оно заполнило его всего и стало причиной мчаться в особняк под прицел камер, постоянно телефон доставать в ожидании сообщения, улыбаться смущенно и говорить об Олеге намного чаще, чем о других коллегах. В начале есть в этом что-то красивое, что Дима хочет сохранить. Только дальше, ведь иначе с ним не бывает, банальная романтическая комедия превращается в драму. Этот момент Дима тоже отслеживает. Он, конечно, эмоциональный, но все же родился не вчера и розовые очки так или иначе приходится снять. Олег — хороший друг, здесь не нужны никакие доказательства, никто бы с этим спорить не стал. Но Олег лишь друг и на этом его роль заканчивается. Это осознание бьет наотмашь, пока Дима в который раз идёт на поводу у своих чувств и старается быть как можно ближе к Олегу. Тому не жалко, он делится шутками и охотно проводит с ним время, но Дима понимает — это не то. Как бы он ни хотел убедить себя в обратном, Олег на его чувства взаимностью не ответит, он даже не знает о них, скорее всего, просто потому что не задумывается о Диме настолько сильно. Это печально, это вызывает слезы и пустоту внутри, но Дима пока ещё может это контролировать. Он знает прекрасно, когда и что с ним происходит. Разрешает себе пережить этот этап и пожалеть себя, ещё ненадолго зарываясь в свои неуместные чувства. Он осознает, когда все начинается, и надеется, что также сможет и подвести все к логичному концу. Вот только собственная безнадежная влюбленность приводит к неожиданным последствиям. Если бы Дима мог, он самого себя по голове бы стукнул, да посильнее, чтобы заставить одуматься. Но машины времени у него нет, а происходит все слишком быстро для какой-либо саморефлексии. Тот самый пиздец не особо похож на романтические комедии или даже мелодрамы. Дима даже скучает по временам, когда для заглушение собственных чувств ему достаточно было банки мороженого. Начинается все со взгляда. Или с интонации, или с невольного жеста. А, может быть, — и эта мысль приходит уже намного позже — подобное притягивает подобное. Дима точно не знает, чем он себя выдает, когда стоит посреди готзала, опирается на трость в руках и пытается как-то адекватно обосновать десятку Олегу. Улыбается слегка, когда улыбается он, но Олег отворачивается уже спустя пару секунд и переключает свое внимание на других. Дима тогда решает, что от привычки курить он не избавится ещё очень долго. На улице стоять немного зябко, но он упрямо даже пиджак не застегивает, поджигает сигарету и затягивается так, что от дыма и голода слегка кружится голова. Диме нужны всего пара минут, чтобы успокоиться, но даже этого он, видимо, не заслуживает. — Ты бы завязывал с этим, — голос, который он точно не ожидает услышать. К нему медленно подходит Костя. Дима в голове ещё иногда перескакивает с полного имени на это сокращение, сам не знает, как себя вести и нормально общаться, учитывая почти зарытое поглубже желание доказать свою ценность и одновременно стукнуть посильнее. Костя улыбается спокойно так, засунув руки в карманы, и обводит его взглядом. Дима показательно выдыхает дым колечками, чтобы покрасивее, чтобы побесить ещё больше. — От сигарет точно не умру, — оправдываться не хочется, но надо что-то ответить. Дима надеется, что на этом неловкий разговор закончится, и он сможет спокойно продолжить пялиться в небо. — Я не о них, — Костя даже смеётся тихо, явно наслаждаясь недоумением, которое расцветает на лице у Димы. Он ничего не спрашивает, потому что не считает нужным поддерживать этот диалог. Что несет Гецати, узнать хочется, но раз уж он сам начал этот непонятный разговор, пусть и объясняется тоже сам. — В рот ему перестань заглядывать, как собачонка, — выдает Костя, до сих пор не отрывая взгляда. — И оценки попытайся хотя бы нормально аргументировать. Дима кашляет, как подросток, который по незнанию затянулся слишком сильно, надрывно и громко, ощущает, как горло дерет, а глаза слезятся. Но сигарету не выкидывает, чтобы снова затянуться и скрыть собственное волнение. — Ты о чем? — От Шепсов ничего хорошего не жди, — коротко отвечает Гецати, ещё раз хмыкает и скрывается за дверью. Дима на тот момент не понимает абсолютно ничего. Мысль о том, что Костя не просто заметил, но решил ещё и подчеркнуть его желание быть ближе к Олегу, раздражает. Где-то на краю сознания Дима замечает, что Гецати ни разу имя не назвал, а Шепсов, будто уже по сложившейся на телевидении традиции, превратил в единое целое. Дима от них, собственно, ничего и не ждёт, ни хорошего, ни плохого. Как и от Кости. Шепсы в своем поведении не меняются и не удивляют: они оба относятся к нему дружелюбно, охотно обсуждают свои и чужие испытания, улыбаются и шутят, но Дима всегда знает, что он — третий. Даже если он гуляет с Олегом вдвоем, даже если Саша вдруг сам заводит разговор и смотрит каким-то особенным взглядом старшего брата, который сложно описать, но узнаешь сразу. Дима не может отделаться от мысли, что он лишь дополнение. Да, иногда желанное, нераздражающее, но что с ним, что без него ничего по сути не поменяется. Дима это осознает, но сохранять дистанцию не может и мучает себя только сильнее. Взглядом возвращается к Олегу, пишет первый, продлевает какие-то простые и естественные прикосновения. Вот только теперь к таким невольным пыткам добавляется прожигающий взгляд со стороны. Иногда, совсем уйдя в свои мысли и забывшись в моменте, Дима глазами обводит готзал и сталкивается с едкой усмешкой, которую Гецати даже не пытается скрыть. Иногда, после очередной тирады про 63-й регион и какие-то нереально близкие отношения названных братьев, Дима замечает едва приподнятую бровь и читает в чужом взгляде то ли издевку, то ли жалость. И самое ужасное, что Костя будто бы идеально понимает, что именно с Димой происходит, но от этого врезать ему хочется только больше. Он лезет туда, где его советы не нужны, смотрит свысока и выносит свой вердикт, будто лучше знает, как надо жить и с коллегами общаться. Дима не понимает и злится, потому что его будто носом тыкают в собственные неуместные чувства, хотя Гецати они вообще не должны касаться. Дима имеет полное право делать все, что угодно, — хоть сейчас признаться Олегу во всем или упасть на колени и действительно позорно посмотреть снизу вверх как преданный пес — и Костю это ебать не должно. Но тот без слов лезет со своими оценочными суждениями, а эта самодовольная ухмылка раздражает даже больше, чем отсутствие каких-либо эмоций. Возможно, в тот момент Диме стоит присмотреться поближе и проанализировать чужое поведение. Возможно, ему следует поставить Гецати на место и высказать все и разом. Может быть, даже поддаться порыву и вывести на конфликт. Это бы ни к чему хорошему не привело, но хотя бы позволило выпустить все накопившиеся эмоции. И драка где-нибудь в курилке была бы явно предпочтительней того, что происходит на самом деле. Костя ставит ему десять. Первая десятка от Константина Гецати за проект ощущается как очередная снисходительная улыбка. И пока Дима в себе топит обиду и раздражение, пока пытается отвести взгляд от девятки Олега, Костя на фоне говорит что-то про аванс и поддержку. Дима не понимает ровным счетом нихуя и слова, что ему приятно, брошены лишь в попытке сохранить лицо и не показать, насколько происходящее выводит из себя. Еще хуже от осознания, что низкие оценки со стороны Надежды или Марьяны воспринимаются намного спокойнее, чем любые действия со стороны Олега. Дима наблюдает, как тот вступается за брата, как эмоционально что-то доказывает и держит красивую десятку, пока Костя где-то там улыбается довольно. Дима на него не смотрит, но на коже эту ухмылку ощущает почти физически. — Что, десятка не понравилась? Дима собирается медленно в надежде, что останется в гримерке один и сможет привести мысли в порядок. Другие и правда уезжают быстро, переговариваются между собой, Олег по спине хлопает на прощание и убегает вслед за братом. Дима бесцельно перебирает вещи и смотрит куда-то в стену, когда слышит уже знакомую интонацию. Гецати дверь за собой закрывает, идёт почти бесшумно, но от него волнами энергия расходится, сбивает с ног и не дает успокоиться. Дима силится понять, что намешано среди этих эмоций помимо довольно ярко выделяющегося довольства, но он со своими-то эмоциями разобраться не может. Что уж говорить о Косте. — Я должен от счастья прыгать, что сам великий аланский провидец соизволил мне высший балл поставить? — Дима огрызается, плечом ведет в сторону, ощущая, как мужчина все ближе подходит. — Таких сильных эмоций я от тебя не жду, все же до Олега не дотягиваю, чтобы ты на стенку лез от любых оценок. Костя улыбается, но в улыбке ни капли поддержки или сочувствия. Он в который раз Диму будто за шкирку берет и тыкает носом, показывая весь происходящий пиздец. То ли самоутверждается, то ли просто не может держать свое бесценное мнение при себе. У Димы в голове проскальзывает на секунду мысль о ревности, но он видит, чувствует, что Гецати на него самого по большей части похуй. — Вот что ты лезешь, а? — Дима не отодвигается, отказывается давать слабину, даже когда мужчина нависает над ним. — Может, переживаю, — во взгляде ни следа переживаний, Дима уже даже жалость не улавливает. Костя за каждым его движением следит и ухмыляется. — Решил побыть добрым самаритянином? Этих твоих консилиумов и попыток всех помирить уже не достаточно? Диме остаётся лишь строить догадки об истинных мотивах, потому что Костя не отвечает. Смотрит сверху вниз, давит то ли своими силами, то ли просто запахом и физическим контактом. Дима улавливает агрессию, раздражение и где-то среди них поблескивающее желание. Смесь странная, но до боли знакомая. Он сам мучается от такой которую неделю, не зная, как избавиться от этого зудящего чувства под кожей. — Никого мирить я не собираюсь, — Костя тянет руку вперёд и смахивает невидимые пылинки у него на пиджаке. — А десятку тебе на будущее поставил, как и сказал. Такого близкого контакта Дима не ожидает, но успешно остаётся на месте, лишь смотрит исподлобья. Костю он не боится, даже если тот старается продавить и на эмоции вывести. Костя выше, широкими плечами Олега напоминает, рукой до сих пор его касается, не сжимает, но сила чувствуется даже так. Но Дима за годы какую-никакую уверенность взрастил, а сейчас, когда внутри все бушует и бесится, ему было бы плевать на любую угрозу. — Руки от пиджака убери, — он скалится, в ответ получает такую же ухмылку и чувствует, как Костя перестает цепляться пальцами за лацкан. Только руку не убирает — наоборот широкой ладонью подталкивает назад. Дима был бы рад, если бы до этого он выпил. Списать на алкоголь происходящее было бы легче. Но он до ужасного трезв, а Гецати создает ощущение человека, который в принципе не склонен пить больше пары бокалов вина. Поэтому сейчас, когда Дима на резкое движение реагирует быстрее, чем успевает задуматься об адекватности ситуации, оправданий не находится. На поцелуй это слабо походит, скорее на борьбу, в которой Костя вжимает его в стол сзади, рукой удерживает на месте и сразу же проникает языком, не давая опомниться. Дима кусается не столько, чтобы оттолкнуть, потому что здравые мысли покидают на удивление быстро, сколько для показательного протеста. Раз уж поцелуй выходит таким странным и неправильным, почти агрессивным, он сдаваться не собирается. Это почти не приносит физического удовольствия, но что-то внутри удовлетворенно скребется и заставляет продолжить, отпуская эмоции. Дима чувствует чужую руку, которая быстро расстегивает ремень и лезет в белье. Его обдает жаром и немного стыдом, потому что он все же не сдерживается и загнано стонет в поцелуй, пока Костя пальцами обхватывает его член и как-то даже привычно ведет рукой, не останавливаясь ни на секунду. Весь абсурд ситуации Дима подмечает на краю сознания, удивляется даже, насколько выверено действует Гецати, но надолго его не хватает. Его ведет от ощущения тяжести чужого тела, от горячего дыхания и мысли о том, что дверь на ключ никто из них так и не закрыл. Он почти сидит на столе, край больно впивается в кожу, но сейчас уже совершенно плевать. Он сам тоже тянется к чужим брюкам, вздыхает почти самодовольно, потому что у Кости стоит, а на его движение мужчина не сдерживается и подается ближе. Найти удобный ритм не получается, они оба двигаются слишком быстро, не сильно задумываясь об ощущениях другого. Даже поцелуй, пусть и животный, неправильный, сходит на нет, Дима только чувствует чужое дыхание и щетину у себя на коже. Все это похоже на бредовый сон, вот только по какой-то причине главным героем здесь становится Гецати, а не привычный Олег, Дима не понимает. Он кончает первым, жмурится и губу прикусывает, чтобы не застонать в голос. Костя идёт ещё дальше в попытках заглушить звуки — спустя ещё пару движений руки подается вперёд и кусает его в район шеи, оставляя ярко-красный след. Они ещё пару минут дышат почти в унисон, приходят в себя, пока Дима не давит ладонью, возвращая себе хоть каплю личного пространства. Костя не сопротивляется, откуда-то достает платок, без слов приводит себя в порядок и оглядывает ещё раз его с ног до головы. Дима знает, что выглядит сейчас совсем по-блядски, потому что тело отказывается слушаться, губы, он чувствует, краснеют и саднят от укусов, а белье до сих пор спущено вниз. Он под взглядом не дергается, опирается на стол и смотрит в ответ. Желание спросить, какого, собственно, хуя произошло переполняет, но Гецати ещё раз хмыкает и уходит из гримерки, не проронив ни слова. Дима, честно сказать, смеётся почти истерично, пытаясь привести себя в порядок и все-таки собрать вещи. Как реагировать на произошедшее он не знает. Не понимает, как вообще пришел к такому исходу, почему не оттолкнул, почему поддался и даже с удовольствием подставился под чужие прикосновения. Он пытается вспомнить момент, когда скрытая агрессия и раздражение, повисшие в воздухе, превратились в это. Ответов он не находит. Но если для собственной реакции ещё можно додумать причины, поведение Кости остаётся загадкой. Дима с удивительным спокойствием решает, что они, как взрослые люди, могут успешно проигнорировать произошедшее и продолжить иногда раздраженно переглядываться издалека. В конце концов, это не конец света. Он сам в разных ситуациях оказывался, а секс не всегда означал чувства, поэтому переживать из-за Гецати было бессмысленно. Подрочили друг другу, пар выпустили и разошлись. Дима от одной только мысли то ли смеяться хочет, то ли плакать. На фоне должна играть цирковая музыка, в голове обезьянка уже вовсю бьет друг о друга тарелки, а данный инцидент, как ни печально, от душевных страданий не спасает. Решение забить дается легко, стремления разбираться в чужой мотивации и собственных чувствах тоже нет, вот только Костя снова все портит. Дима во время съемок фокусируется на Олеге, почти расслабляется, пока они шутят и болтают, но как и всегда это внимание подходит к концу слишком быстро. Он остаётся наедине со своими мыслями, ощущает, даже не оборачиваясь, чужой взгляд из-под сведенных бровей, а после сталкивается с Костей в туалете. В этот раз порыв чуть более осознанный, Дима сдается, когда его заталкивают в кабинку, с готовностью заглатывает чужие пальцы, взгляд не отводит и оставляет в отместку такой же яркий засос, как и Костя в прошлый раз. Они снова не обсуждают, снова расходятся, будто ничего не произошло, а Дима до сих пор отказывается осознать и признать, что где-то свернул не туда. В диалоге у них пусто, Костя записан официально по имени-фамилии, поэтому короткое сообщение с адресом выделяется ярко и заставляет замереть. Дима лежит дома и собирается вспомнить старые-добрые времена — позволить себе посмотреть глупый фильм, возможно, написать Олегу, а потом придумать очередную грустную мелодию, лениво перебирая струны гитары. План жалкий, но проверенный. Дима даже усмехается, когда видит смс, потому что невысказанное предложение выглядит абсурдно. Легче ему не станет, только потратит силы и нервы, а терпеть не особо выразительное лицо Гецати и чувство собственной никчемности ради разрядки — дело сомнительное. Дима почти решает не вставать с дивана и проигнорировать сообщение. Почти. Но решительности хватает ещё минут на двадцать, после которых он все же печатает такое же короткое «окей» и собирается. Поездка в такси кажется долгой, подьем на лифте — ещё дольше. Каждая секунду растягивается до невозможности, давая слишком много времени на раздумья. Дима думать не хочет, потому что неизбежно закопается, выроет сам себе яму и с радостью туда прыгнет. По ощущениям, он это делает прямо сейчас, с каждым шагом приближаясь к чужой квартире и точке невозврата. Но мозг хочется отключить. Хватит уже, надумался, настрадался, Диме хватает разъедающих изнутри мыслей и в обычной жизни. Ему хватает образов Олега, своих собственных грустных вздохов, глупых надежд. Это все хочется оставить вот здесь на пороге, пока он слишком сильно жмет на кнопку звонка. Заранее зная, что собирается сделать и насколько это все неправильно и только ухудшит ситуацию, хочется позволить себе просто не думать. Костя открывает быстро, отходит в сторону и наблюдает за ним, не отрываясь. Дима бы пошутил про какой-то кинк на зрительный контакт, потому что ни с кем ещё каждый взгляд не казался таким тяжелым, проникающим под кожу, вездесущим. Но шутить не получается, слова застревают где-то в горле, пока он до сих пор мнется у порога. — Не выдержал все-таки, — Костя даже дома одет до сих пор слишком официально, собранно, будто бы ни на секунду не расслабляется и сохраняет этот образ даже наедине с собой. У него на лице привычная снисходительная усмешка, которая уже совсем осточертела. Дима, конечно, признает, что сдается он быстро, а коктейль из неразделенных чувств, накопившегося раздражения, неудовлетворения и агрессии побеждает здравый смысл. Но желание Кости выставить себя неким наблюдателем со стороны выбешивает и не дает промолчать. В конце концов, каждый их контакт был инициирован совсем не Димой. — Если уж позвал, давай не ходить вокруг да около, — Дима говорит уверенно, снимает верхнюю одежду, сам находит ванную. Ему нужна эта секунда, эта минута, когда он встречается с собственным взглядом в зеркале над раковиной, видит в идеально-чистой поверхности немного ошалевшие глаза с расширенными зрачками, покрасневшие скулы и кивает сам себе. Здравый смысл улетает куда подальше, пока он интуитивно находит спальню и видит Костю уже без рубашки. Дима знает, что произойдет, сам именно для этого приехал, да и опыт есть, — эта мысль заставляет даже подвиснуть, раздумывая, а часто ли Гецати приводит к себе в квартиру мальчиков или все это одно большое исключение — но он все равно медлит первые минуты. Здесь, на чужой территории, в темноте квартиры, где им никто не помешает и где не нужно торопиться, уже не получается сделать вид, что происходящее… произошло как-то само. — Так и будем стоять? — Дима решает надавить так, если уж действовать пока не получается. И Костя ведется. Или просто делает вид, потому что улыбка на лице у него до сих пор слишком довольная. В этот раз поцелуй выходит более глубоким и долгим, правда, борьба за негласное первенство никуда не исчезает. Костя рукой придерживает за подбородок, не дает отодвинуться, пока они сталкиваются языками. Дима на пробу меняет положение головы и пытается перехватить инициативу — за это получает укус. Двигается назад, потом резко прижимается ближе — рука с подбородка опускается ниже, проводит по шее, ключицам и сжимает плечо. Костя контроль не отдает и выстраивает все так, как нужно ему. В принципе, ожидаемо, со всей его напускной брутальностью, только Дима бы на свое место поставил какую-нибудь длинноногую блондинку. Или брюнетку, кто Гецати больше нравится. В реальности же картина складывается немного другая. Дима не против такой позиции, на самом деле, идея расслабиться полностью и быть ведомым даже привлекает, а будь он в другом месте и с другим человеком — будь он с ним — Дима бы уже растекся с лужицу и без единого писка позволил делать с собой все, что угодно. Но здесь дело принципа. Он ещё пару раз пытается перехватить поцелуй, зубами проходится по чужой губе, отклоняется назад так, что Косте приходится за ним тянуться. Дима для себя решает в этот раз поддаться, но помучить Гецати ещё совсем немного все равно хочется. Все его ленивые попытки прерывают, просто толкая в сторону кровати и тут же нависая сверху так, что Дима оказывается зажат между каким-то темным невзрачным покрывалом и Костей. Тот снова взглядом цепляется за него, рассматривает внимательно, пока руками проводит по коже и задирает футболку. Одежду снимают быстро, но до брюк у Кости так и не доходят, он их лишь стягивает ниже. Дима знает, что долгой прелюдии не будет, они оба, несмотря на обстановку, куда-то торопятся, двигаются резко, пальцами не касаются — сжимают. Он знает, но все равно удивленно выдыхает, когда его вдруг переворачивают на живот без особых усилий. Дальше он теряется в пространстве, собственных мыслях и происходящем. Костя не раздумывает, сам направляет и раздвигает ноги, крепко сжимая руку на бедре. Дима за это даже благодарен, потому что от возбуждения он едва заметно дрожит, колени норовят разъехаться в стороны, особенно в момент, когда он чувствует чужие пальцы внутри. Костя растягивает его так же, как делает все остальное — без лишней нежности, резко, контролируя каждое движение. Диме совсем немного больно, но боль скорее приятная и даже необходимая, смешивающаяся с тянущим внизу живота желанием. Он старается сосредоточиться, но глаза сами собой закрываются, а в голове ощущения смешиваются с какими-то размазанными картинками. Если постараться, можно представить, что все это не дурацкая попытка заглушить собственные чувства. Если постараться, можно представить, что сзади не Костя. От этой мысли хорошо всего пару мгновений, потому что так или иначе Дима отгородиться от реальности не может. Сейчас пытаться перехватить контроль уже не хочется, Дима вжимается в кровать, стонет тихо, подается назад, а потом недовольно открывает глаза и пытается обернуться, когда Костя вдруг останавливается. Внутри становится неприятно пусто, а рука на бедре немного расслабляется. Мужчина ничего не говорит, но Дима понимает, что эта пауза заменяет вопрос, все ли в порядке. Он даже хмыкает, удивляется этому благородному жесту, который не очень вписывается во все происходящее, но почему-то уверен, что это первый и последний раз. — Давай уже, — почти приказ, но Дима не успевает даже договорить, как его снова вжимают в матрас и входят разом. Каждое движение вырывает стон, приглушенный подушкой, член внутри ощущается пиздецки хорошо, руки сжимают почти до синяков. Димой откровенно пользуются и прогибают под себя, но он хотя бы на какое-то время не думает вообще ни о чем. Единственное, что ему необходимо прямо сейчас — хоть какое-то давление на собственное возбуждение. Но тянуться самому неудобно, а Костя даже не делает попыток прикоснуться к нему. Дима слышит, как сам скулит и пытается опуститься ниже, создать трение хотя бы о постельное белье, но его крепко удерживают на месте. Ему хорошо и плохо одновременно, его разрывает от слишком ярких ощущений, и он кончает спустя буквально пару движений, когда Костя все же ведет рукой по его члену, прижимаясь к его спине всем телом. Все заканчивается так же резко, как и началось. Дима никак не может восстановить дыхание, лежит ещё какое-то время на животе, потому что встречаться сейчас взглядом с Костей не хочется. Тот, словно понимая это и соглашаясь, первый отстраняется и из комнаты выходит. Дима поднимается, только когда слышит шум воды из ванной. Наверное, самым правильным было бы дождаться Гецати и все обсудить. Но Дима не хочет и не может. Он уже ощущает липкое чувство неправильности и стыда, которое подступает и потихоньку оттесняет удовлетворение после оргазма. Дима собирается быстро, оглядывает себя в зеркале в коридоре. Вид тот ещё, блядский, как сказал бы он сам. Костя бы, наверное, довольно усмехнулся, но Кости сейчас рядом нет и это к лучшему. Дверью Дима не хлопает, вызывает такси уже в лифте и курит на улице, пытаясь хоть как-то уложить в голове все произошедшее за последние пару недель. Тогда получается не очень, Дима заваливается спать и откладывает самокопания на потом. Откладывает настолько, что удается успешно игнорировать навязчивые мысли до того момента, как они снова остаются с Костей наедине, так ничего и не обсудив. И даже ещё немного после этого, пока уже привычным образом они доводят друг друга до предела, делая вид, что каждый поцелуй не ощущается словно удар. Если откинуть нежелание признавать собственную слабость, Дима прекрасно осознает, что ищет выход эмоциям. После каждого бессмысленного разговора с Олегом хочется закричать или запереться у себя дома, но этот способ лучше и хуже одновременно. Дима отвлекается, пусть ненадолго. Если копаться дальше, к желанию какой-никакой близости примешиваются раздражение и агрессия — на всю ситуацию, на себя, на окружающих. И, даже если признавать это неприятно, их секс с Костей прекрасно помогает все это отпустить. Дима не переживает, что обидит, не боится сделать что-то не так, потому что ему изначально плевать. Косте, наверное, тоже. Мысль о том, что Гецати прекрасно знает о его чувствах к Олегу, в самом начале пугала и раздражала, но сейчас это даже становится преимуществом. Диме не нужно притворяться. Остаётся только один вопрос, который мучает его время от времени. Зачем все это самому Косте? Дима в себе, конечно, не сомневается, но он не замечал раньше хоть какого-то желания со стороны Гецати. Если ему нужен был секс без обязательств, выбор у него был большой, тем более, если брать в расчет не только девушек. Такая же связь с коллегой, которого ты видишь на регулярной основе, который и младше тебя, и влюблен в совершенно другого человека, кажется вариантом не самым логичным и простым. Дима ломает голову, не может успокоиться, особенно когда Костя то испепеляет его взглядом, то специально берет сзади, не давая повернуться. Они трахаются часто, так, что Дима невольно уже запоминает, от чего Костя сжимает его плечи сильнее, от чего двигаться начинает быстрее, от чего углубляет поцелуй. И во всем этом, в каждой их быстрой и такой странной встрече, прослеживается какая-то связь, которую Дима пытается понять. Они стоят в готзале, Дима наблюдает за разгорающимся спором и знает, что если Костя не прижмет его где-нибудь в дальней комнате после съемок, то уж точно напишет или приедет сам вечером. Он чувствует это по напряженным плечам, по тяжелому взгляду, пока наблюдает со стороны, как Гецати выходит вперёд и начинает закидывать Сашу претензиями. Дима не сильно вслушивается в смысл, зато вдруг щурится и ухватывается за неожиданную мысль. Костя сейчас эмоциональный, без своей привычной маски безразличия, Костя давит физически и морально, нависает над Сашей и тянется пальцами к его пиджаку. Он уже не может сохранять спокойствие, особенно когда Шепс-старший в ответ издевательски улыбается и спрашивает, почему Костя нервничает. Пазл складывается, Дима еле сдерживает торжествующую улыбку — это бы на камерах смотрелось совсем глупо. Теперь за конфликтом наблюдать интересно, Дима даже невольно проводит параллель с тем первым разом в гримерке и пытается не рассмеяться, когда Саша почти слово в слово повторяет его просьбу и дает понять Косте, что прикасаться к нему он права не имеет. Дима ощущает, что они теперь на равных. Сама ситуация ужасная, смешная, дикая, но знание, что не он один сходит здесь с ума и тонет в неразделенных чувствах, поднимает настроение. Дима не знает уже, издевается он над самим собой или над Костей. Всего понемногу, наверное. У него мелькает мысль сразу рассказать о своей догадке, надавить побольнее, улыбнуться так же широко, как это сделал сам Гецати. Застать врасплох, чтобы они точно были на равных. Но в тот день он отвлекается и решает, что повод найдется сам. Пока что ему достаточно самого знания. Он с интересом отслеживает, как Костя себя ведет после таких вот разборок в готзале, после общих испытаний с Сашей, как реагирует на упоминания Шепсов или на самого Диму. С Сашей у него не особо много общего, цвет волос да аккуратная стройная фигура. Но, видимо, иногда этого достаточно, так же как самому Диме, который пользуется возможностями своей фантазии и вполне успешно может представить, что трахает его сзади Олег. Хотя бы на время это работает. Поэтому новая информация дает ему ощущение власти. Дима порой специально сам разворачивается спиной, выбирает одежду, отдаленно по стилю напоминающую что-то из гардероба Шепса-старшего, улыбается хитро и, пусть таких клыков у него нет, он видит, как у Кости кадык дергается, когда тот сглатывает. Иногда, когда Дима сам в плохом настроении, а внутри все кричит от несправедливости и обиды, он специально меняет позу, специально в глаза заглядывает, чтобы у Кости не было даже малейшей возможности на поддержание иллюзии. Дима напоминает о том, что они здесь вдвоем и никакие другие варианты им не светят. Возможность возвести это издевательство одно на двоих в абсолют, произнести вслух то, что Костя до сих пор пытается скрыть, дарит сам Саша. Дима слабо улыбается, когда Шепс присаживается рядом. — Дим, хотел узнать, — Саша с ним всегда сама вежливость. — Ты сейчас татуировки бьешь? Вопрос застает врасплох, но Дима подбирается и неопределенно кивает. На самом деле, времени на работу между съемками нет, но Саша уже давно не чужой человек, а интерес перевешивает желание нормально отдохнуть между испытаниями. — У меня есть идея, эскиз уже готовый, — объясняет Саша. — Подумал, что у тебя надежнее всего будет набить. Дима из прошлого, наверное, завизжал бы от восторга. Сам Александр Шепс сейчас обсуждает с ним татуировку, просит набить именно его, показывает фотографию эскиза и уточняет, когда будет удобно записаться и обсудить все детали. Сейчас Дима тоже радуется, это приятно, но такие естественные эмоции перекрывает совершенно неуместная мысль. Дима уверен, что где-то там сзади, среди других коллег, Костя прожигает их взглядом. И Дима от этого улыбается ещё шире. — Можем договориться на пятницу. Я тебе адрес и все подробности скину, — слова сказаны почти с профессионализмом. — Отлично, буду ждать с нетерпением, — Саша напоследок сжимает его плечо и отходит в сторону Олега. Они стоят снова вместе, перешептываясь и больше не обращая внимания на окружающих, но на данный момент Дима может даже спокойно вздохнуть. Его успокаивает возможное преимущество в негласной игре, которую они с Костей непонятно когда начали. Или Дима начал, он пока не понимает точно, но радуется козырю в рукаве и проводит оставшийся день съемок в хорошем настроении. Сеанс проходит спокойно. Они ещё раз обсуждают эскиз Саши, что-то подправляют и прорабатывают детали, болтают о ерунде, о работе и последних просмотренных фильмах, пока Дима готовит рабочее место и просит Сашу снять верх. Напряжения нет, татуировка вырисовывается красивым изгибами на плече, а Дима как обычно погружается с головой в работу. Вспоминает о задуманном, только когда уже протирает готовую татуировку от излишек краски. — Ты не против, если я сфотографирую? — он спрашивает между делом, это и правда стандартная процедура. — Конечно, — Саша поворачивается, охотно подставляется, позирует на камеру и просит сделать фотку не только руки, но и в полный рост. У Димы в галерее красуются фотографии, где Саша довольно улыбается, которые он тут же отправляет ему самому и заодно Олегу. С ним в диалоге в последнее время затишье, но Дима пытается эту мысль отогнать. — Ты правда большой молодец, — Саша в зеркало рассматривает работу, теперь уже скрытую пленкой. — Красиво получилось. И почти безболезненно. — В следующий раз надо Олега позвать, — вырывается само собой. Саша задумчиво улыбается, обводит контур татуировки и отвечает не сразу. — Я ему предложу, но не думаю, что он захочет делать тату. По крайней мере, сейчас. — Ну, если надумает, — это выходит совсем тихо, но Саша не замечает. Они прощаются, Дима рассматривает ещё раз фотографии и видит сообщение от Кости, которое висит непрочитанным уже час. Так даже лучше. — Занят был? — Костя в этот раз сам приезжает, потому что Дима принципиально отказывается ехать куда-либо после работы. Да и на своей территории спокойнее. — Я, вроде, отчитываться перед тобой не обязан, — это бесполезный маневр, учитывая, что он сам собирается рассказать о татуировке, но Дима привык уже отстаивать свою позицию хотя бы словами. — Работал. Костя не спрашивает, как обычно только совершенно спокойно приподнимает одну бровь и ждёт, что Дима сам расскажет. — Саше татуировку набивал. И вот оно. Дима торжествует, ухмыляется, когда видит, как у Кости глаз дергается, как он сжимает кулаки и медленно выдыхает. Сейчас реакция кажется такой очевидной и яркой, Дима даже удивляется, как раньше не замечал. — На плече. Очень красиво получилось. Показать? — Дима тянется к телефону, но взгляд не отводит. Сам не знает, какой исход ожидает. Ему кажется, что ещё немного — и маска спокойствия окончательно у Гецати спадет. Он слишком напряжен, слишком сильно сжимает челюсть, так, что желваки под кожей видно, и до сих пор молчит. Дима почти ликует и все же достает телефон, но не успевает его разблокировать. — А Олега что не позвал? — спрашивает Костя, и голос у него низкий-низкий, почти угрожающий. — Вы же с ним такие друзья. Дима кривится как от пощечины. Собственный успех уже кажется блеклым, когда в лицо суют такое очевидное доказательство, что даже если Костя проиграл — это не означает, что Диме приз достанется. Они оба остаются в проигравших, о чем мужчина напоминает и подходит ближе. — Вряд ли он разрешит тебе прикоснуться к себе, — Костя наклоняется, говорит это на ухо, смакует каждое слово. — Тем более оставить метку. Дима умеет признавать, когда его обыграли, но менее тошно от этого не становится. За такое упоминание Олега хочется огрызнуться, хочется укусить посильнее, плюнуть в лицо и уйти, но он этого, конечно, не делает. Зарывается поглубже в эту неправильность, позволяет себя на колени поставить и вместо того, чтобы плюнуть, сам слюну размазывает по губам и чужому члену, когда его разом насаживают и заставляют задыхаться. Костя в этот раз, когда уже не остаётся больше секретов или какого-то подобия гордости, наконец сам не отворачивается, наоборот — прижимает Диму к стене прямо в коридоре, делает все намеренно медленно, мучает и оставляет на бледной коже, везде, куда может дотянуться, засосы. Все это слишком сильно выделяется на фоне их обычного секса, но Дима иллюзий не строит. Костя лишь делает все то, что у него не получится сделать с Сашей. Помечает хоть кого-то от безысходности, прикусывает кожу почти до крови, до синяков, пока двигается нарочито медленно, с оттяжкой, каждый раз идеально проходясь по простате. Может быть, он ждёт, что Дима тоже губами прикоснется к коже и оставит метку, но он лишь откидывает голову назад, бьется затылком о стенку и жмурится. Это его месть или попытка все же оставить за собой последнее слово. Раз уж они сегодня все иллюзии разбивают и говорят почти напрямую, он отказывается оставлять даже простой засос, он права на Костю заявлять не собирается. Он ему не нужен. По крайней мере в том смысле, в каком до боли необходим Олег. Дима бы сказал, что проблемы накапливаются как снежный ком. И он даже не противится. Все, что раньше могло показаться сомнительным, неправильным, нездоровым, теперь внутри пускает корни и не дает в себя прийти. У них с Костей война похуже, чем все эти споры в готзале. Теперь уже окончательно крышу сносит, поэтому каждый раз они выливают все свои накопившиеся эмоции, забывая о каких-либо фильтрах, стремятся специально добраться до самого сокровенного, сделать как можно больнее и вызвать эмоции, будто бы от этого самим станет легче. Это, конечно, не так, но Дима на мгновение чувствует контроль и радуется, что он может вот так повлиять на человека. Что Костя на его слова реагирует, не может сохранять спокойствие, не может уйти и забыть все сказанное, как делает Олег после их диалогов о чем-то обыденном и скучном. Здесь у Димы есть власть, пусть ему в ответ тоже делают больно. Вместе страдать не так обидно. Диме кажется, что хуже уже не будет. Куда ещё, когда он уже неделями самоуничтожается целенаправленно. Но весь пиздец, в который превратилась его жизнь, возводится в квадрат, в куб, сколько вообще степеней может быть. В бесконечность, потому что спать с человеком, который знает о твоей неразделенной влюбленности, это одно. Спать с человеком, который сам страдает из-за брата объекта твоих безответных чувств — хуже, но судьба же умеет посмеяться. Анекдот выходит тот ещё. С самым бредовым концом, от которого можно слезы утирать, только Диме совсем не смешно. Костя уезжает после съемок быстро, остальные тоже расходятся, а Дима хочет поскорее вывалиться на свежий воздух, потому что в этот раз день дается тяжело, ему душно, жарко и вообще некомфортно. Возможно, простуда или просто сказывается переутомление и неспособность позаботиться о самом себе. Он закидывает рюкзак на плечо и решает хотя бы водой лицо смочить, чтобы избавиться от ощущения жара на щеках. Он бы хоть с головой подставился под холодную струю, но это грозит ещё большими проблемами. Дверь в туалет приоткрыта, он замирает перед ней, когда слышит знакомый голос. Там Олег. Дима бы обрадовался, но Олег очевидно не один и разговаривает тихо, с надрывом и как-то нежно. Дима эмоции считывает с трудом, потому что такого Олега он никогда не слышал. Плохо, конечно, подслушивать и тем более подглядывать, но границы дозволенного и нормального у него давно уже стерлись, поэтому Дима в небольшой проем заглядывает и замирает. С Олегом рядом Саша. Это даже неудивительно, братьев, несмотря на постоянные перепалки, разделить практически невозможно, они в любой компании появляются вдвоем. И, даже если разделяются, спустя время неизбежно возвращаются друг к другу. Дима привык. Дима, возможно, немного ревнует, но у Шепсов своя особая связь и с этим невозможно ничего поделать. Присутствие Саши не удивляет. Но то, как они стоят, как говорят, как смотрят — это сбивает с ног и заставляет затаить дыхание. Олег прижимает Сашу к себе, гладит по волосам, зарываясь в них пальцами и с каждым словом говорит все тише. Но Саша все точно слышит. Он расслаблен, утыкается носом брату куда-то в шею и обнимает его за талию. — Саш, все хорошо будет, немного совсем до финала осталось, — Дима разбирает только это, видит, как Олег наклоняется немного, чтобы Саше в глаза заглянуть, тепло улыбается и оставляет короткие поцелуи сначала на щеке, потом чуть ниже. Дима отходит назад как можно тише. На улице легче не становится, лицо до сих пор горит, а в голове раз за разом прокручивается увиденное. Самое ироничное, что он в глубине души даже не удивлен. Ему не противно, он не меняет свое мнение ни об одном из Шепсов, ему просто больно. Он не может перестать думать о том, что в каждом их движении прослеживается безусловная любовь и принятие, что Олег так смотрит только на Сашу, что это не изменится, наверное, никогда. Дима на это не повлияет. Ему остаётся только отойти в сторону и наблюдать со стороны. В следующий раз с Костей Дима впервые не может даже на мгновение подумать об Олеге, потому что все, что происходит, неправильно. Костя не смотрит ему в лицо, Костя сжимает с силой и иногда одаривает горькой усмешкой, Костя двигается жестко и грубо. И, даже если Дима не против такого, сейчас он не может перестать сравнивать те короткие секунды, которые он увидел, и собственную реальность. Олег, возможно, был бы нежнее, спокойнее, но Олег сейчас с Сашей. Дима рассказывает об увиденном в этот раз не с целью поддеть и добить, он просто не может это в себе держать, а с Костей у них все же одна проблема на двоих. С кем еще обсуждать такое? Дима бы не смог рассказать и одну десятую происходящего никому из друзей. Костя воспринимает все почти спокойно. По крайней мере, так кажется на первый взгляд. Он тоже не удивлен, не злится, не пытается вывернуть эту историю так, чтобы хуже было Диме. Хмыкает только, а потом уводит его на кухню. Дима непонимающе посматривает на мужчину, устроившись за столом, пока тот достает откуда-то из шкафа бутылку виски и бокалы. От звука стекла и льющего алкоголя, от едкого запаха, от повисшего молчания Диме становится до невозможного грустно. Он ощущает какую-то беспомощность, пьет большими глотками и, кажется, впервые видит, как пьет Костя. Они почти не разговаривают, иногда только вспоминают какие-то истории из детства или подросткового возраста. Обсуждают работу, но только то, что не касается проекта. Не упоминают ни одного из Шепсов, пока в полумраке кухни допивают бутылку. У Димы голова кружится, пальцы совсем немного дрожат и он даже не сопротивляется, когда Костя вместо того, чтобы такси вызвать, укладывает его в спальне и сам ложится рядом. Это странно и непривычно, лежать вот так в одежде, без намека на продолжение, но с общим грузом на душе. Костя вдруг придвигается ближе, прижимается к его спине и обхватывает рукой за талию. Дима на секунду замирает, выдыхает и закрывает глаза. Самое обидное, что внутри он не чувствует абсолютно ничего. До финала и правда остаётся совсем ничего. Обстановка за прошедший год почти не меняется. Они все так же ругаются из-за баллов, из-за грубых высказываний, из-за разных теорий. Дима в последнее время молчит больше обычного, наблюдает со стороны за другими и думает, что финал и все это шоу ни к чему хорошему не приведут. Зато Костя сегодня как никогда эмоционален. Хмурит брови, руками взмахивает и по традиции ругается с Сашей. Почему они вспоминают самого Диму, он не понимает, возвращается в реальность, только когда слышит собственное имя. — То, что у нас с Димой Матвеевым, это наши личные дела, которые я с тобой обсуждать точно не буду, — говорит Костя и смотрит на Сашу с вызовом. Дима не знает, попытка ли это вывести на ревность, перетянуть таким образом на свою сторону Диму или просто конфликт зашел в неожиданное русло, но одно он улавливает точно. Саше плевать. Саша, конечно, хорошо к нему относится, но он бы никогда не полез разбираться, что у него происходит с Костей, по одной простой причине: его это не волнует. Они могут хоть еще год снимать эту битву, встречаться регулярно, поддерживать хорошие отношения, но ничего не изменится. Саше все так же будет плевать на Костю. Олег все так же будет относится к Диме только как к хорошему другу. Дима не знает даже, что хуже: презрение и ухмылка, которыми старший Шепс одаривает Костю, или, как бы тупо это ни звучало, френдзона. Они оба все равно проигрывают. Но Костя прав в одном. То, что между ними происходит, больше никого не касается, потому что Дима не смог бы, не захотел бы, рассказать о том, как сам себя же загнал в ловушку.