«Миша зашёл в ярко освещённый хрустальной люстрой кабинет, весь интерьер которого отдавал странным уютом, теплотой, благодаря винного цвета стенам, и какой-то диковинностью из-за тех или иных предметов — например, статуэтки черной кошки, цилиндра с цветастым платком и разного холодного оружия с претензией на древность — на стенах и полках. Игорь Юрьевич обнаружился за столом. Это был невысокий, но крепкий, широкоплечий мужчина сорока лет, может, чуть старше — даже за официальным черно-белым костюмом было видно, что за телом следил, но возраст все равно брал своё, небольшое брюшко было тому доказательством. Волос на голове не было, но не из-за облысения, просто Игорь Юрьевич, видимо, предпочитал так. Правильные черты лица. Гладко выбрит. Пронзительные карие глаза. В целом, недурён собою, но это скорее следствие уверенности в себе, чем какой-то особой внешней красоты. И уж точно по нему не сказать, что он работал кем-то вроде сутенера, скорее уж, напоминал состоятельного бизнесмена, хотя если подумать… мужчина бизнесменом и был. Павлов замер недалеко от стола, пока кончики его пальцев нервно теребили края жилета. — Вы… хотели, чтобы я зашёл? — Ну, и что ты встал, дорогой? Проходи, садись, — Игорь Юрьевич звучал дружеской теплотой, будто бы был не начальником, а другом, которого Павлов знал со школьной скамьи, что было невозможно, учитывая разницу в возрасте. — Составишь компанию? — кивнул на странного вида бутылку явно не из стекла, что стояла на столе. — Разве перед работой стоит?.. — Миша звучал не слишком уверенно. — Ой, да брось… — отмахнулся Игорь Юрьевич. — Это мульсум. Винный напиток с мёдом, — о «мульсуме» Павлов слышал впервые. — Ещё в Римской Республике считали, что бокал вина вечером — святое. Так что, считай для здоровья, — и больше ничего не спрашивая, достал второй бокал, щедро наполняя его тем самым мульсумом. Окажись перед ним кто-то другой, Миша бы поспорил. Слышал от одного местного «мальчика» Валентина: «Пить за здоровье и для здоровья — все равно, что трахаться за девственность.». Павлов был с ним согласен. Но прямо сейчас, когда наполненный бокал «для здоровья» оказался перед ним, мысль о том, чтобы поспорить даже не мелькнула в голове — он просто взял бокал, делая глоток, перекатывая его тут же на языке, чтобы распробовать. Честно? Пусть и винный напиток, но от вина там было мало. На взгляд Миши, содержимое бокала больше напоминало странную сладкую смесь клея, трав и сахара. — Ну, и как оно, а? — Как-то странно… — честно ответил Миша. — Это ты ещё не распробовал, — уверенно заявил Игорь Юрьевич, сделав сразу несколько громких глотков, как будто пил не алкоголь, а воду. — Умели же раньше, а… — с удовлетворением, после шумного выдоха, только потом отставил бокал, содержимого в котором осталось меньше половины. — Ну, а теперь рассказывай. — Что рассказывать?.. — Миша даже моргнул, растерявшись. — Как «что»? Как живешь, рассказывай. Как бабушка твоя? Как сёстры? — Игорь Юрьевич спрашивал не для галочки, ему было действительно интересно. — Наша умница-разумница Варвара хорошо справляется? — Бабушка хорошо, правда, давление поднималось вчера, но в целом… — Миш, хочешь честно? Только не обижайся, ты ж для меня родной почти, — перебил его Игорь Юрьевич. — Видел я твою бабку, — цокнул языком и как-то с утомленным раздражением, которое было даже каким-то доверительным что-ли. — Не знаю, какой она там по молодости была. Но сейчас чистая черепаха Тортилла. Сидит в своём болоте и приказы раздаёт… тоже мне, королевна нашлась, — фыркнул и допил остатки мульсума, правда, сразу же наполнил свой бокал снова. — Игорь Юрьевич, не хорошо так. Она же бабушка моя все-таки… — и вроде понимал, что неправильно, но с другой стороны… «это же Игорь Юрьевич!». — Бабушка-бабушка… а ты хоть одно доброе слово от неё слышал? А ходишь за ней все равно, как телёнок привязанный, — сделал ещё несколько гулких глотков мульсума. — Ладно. С бабкой твоей понятно все. А сестры твои что? — У Ксюши опять проблемы с учебой. Ещё из школы звонили, сказали, что целовалась с каким-то мальчиком, — Миша не удержал немного усталый вздох. — Благо, Маша ещё слишком маленькая для чего-то подобного… — Избаловал ты их, вот что тебе скажу, — подвёл черту Игорь Юрьевич. — За них все делаешь, а они что? Не-е-ет… — выпил ещё мульсума. — Их подталкивать надо, понимаешь? Под лежачий камень вода не течёт. Вот как раньше учили плавать? Бросили в речку или озерцо какое, и греби, как хочешь. Нет, конечно, страховали, да, чтобы на дно не пошёл, но все же… А сейчас что? Нарукавники, жилеты, спасательные… ой, да что я тебе говорю? И сам все знаешь. Павлов опустил взгляд в пол, едва слышно выдохнув. Руки на коленях медленно сжались, царапнув коротко стриженными ногтями шероховатую ткань брюк и разжались. Да, Миша и правда все знал. Понимал, что, возможно, слишком опекает сестёр, что что-то делает неправильно. В конце концов, несмотря на книжки по воспитанию и психологии он порою просто не знал, как поступать в той или иной ситуации, как правильно воспитывать и что это такое вообще «правильно» — его никто этому не учил. Поэтому хоть понимал, что кто-нибудь другой мог справиться лучше, ничего поделать не мог. У них просто не было «кого-нибудь-другого», а сам Павлов делал все возможное. Миша попробовал выпить еще немного мульсума из своего бокала, чтобы хоть как-то сбить это, осевшее неприятным осадком где-то внутри, «кто-нибудь другой мог справиться лучше», но… не помогло. Да и после двух глотков мульсум так же не стал вкуснее и приятнее, что лишь добавило досады к осадку внутри. — Но, Игорь Юрьевич… вы же меня не для этого позвали, да? — осторожно и неуверенно решил соскользнуть с темы, на которую ему просто больше было нечего сказать. — Сразу к делу, значит? Вот люблю я это в тебе, — искренне заявил начальник. — Работать с тобой легко. Лишнего геморроя не создаёшь. Сообразительный. Тактичный. И не болтливый лоботряс, как некоторые, — если это и был намёк на кого-то конкретного, Павлов не понял, а начальник не счёл нужным вдаваться в детали. — Собственно, поэтому когда проблема возникла, я сразу о тебе и подумал. — Извините?.. — не совсем понял Миша и невольно напрягся, хотя вроде никому проблем в последнее время не создавал, чтобы сразу на него думать. — Расслабься, ты. Чего напрягся сразу? — впрочем, этот вопрос был явно из разряда «риторические», ибо ответа Игорь Юрьевич ждать не стал. — Слышал же про «учебу по обмену»? Миша на это только кивнул с небольшой заминкой. Слышал. Как иначе-то? В своё время, когда ещё в школе учился, некоторые одноклассники, точнее, те из них, которые были отличниками, часто говорили об этом, причём, не только говорили, но и мечтали об этом, грезя о других странах, перспективах. Сам Миша, конечно же, не мечтал. Куда ему? Учась в школе, он только и думал, как поскорее встать на ноги и полноценно помогать матери, а после того, как она ушла, оставив на него бабушку и двух его младших сестёр, было уж точно не до всяких там «перспектив». Но да, об учебе по обмену Павлов слышал. Однако то, что он об этом слышал, никак не помогало ему разобраться в тому, к чему «учёба по обмену» была упомянута, как она вообще относилась к разговору. А знать заранее хотелось. Зачем? Чтобы морально подготовиться к… к чему бы-то ни было. — Замечательно, — продолжил тем временем Игорь Юрьевич. — Собственно, именно с этим я к тебе и хочу обратиться. Только речь пойдет не об учебе, конечно. Мне нужно, чтобы ты побыл «официантом по обмену». — Простите, что?..»
Как выяснилось дальше, у Игоря Юрьевича есть друг. Даже когда-то с ним вместе бизнес вели, пока у этого самого друга, загадочного «Марка» — да, именно «Марка», без фамилии и отчества — не появилось своё собственное дело, которое он активно развивал. Вот с тех пор и оказывали посильную помощь друг другу, когда та была необходима. Самая обычная история, если подумать. Как это все относилось к Павлову? Очевидно, что никак. Но… нет. Связь была самая, что ни на есть, прямая. У этого самого Марка тоже был клуб, но немного другой — в чем именно «другой», Мише начальник так и не объяснил, сказав, что тот и сам все потом поймёт, да и сюрприз портить не хочется… любит или не любит его «старший официант» сюрпризы, к слову, тоже не уточнил. Так вот… у Марка в его «другом клубе» намечалась серия мероприятий, а его лучший официант уволился, времени же искать новенького и обучать его не было, тем более, по словам Игоря Юрьевича, клуб Марка на то и «другой», что там нужна определённая сноровка. Собственно, так Павлов и оказался связан со всей этой историей напрямую. Игорь Юрьевич хотел на некоторое время, пока шли те мероприятия, отправить его работать в «другой клуб» Марка, что и значило — странное «официант по обмену». Наверное, Миша должен был обрадоваться. А что? Начальник оценил его опыт, умения и доверял настолько, что решил отправить ненадолго к своему другу, зная, что Павлов со всем справится и не подведёт. И отчасти он был рад, что оценили его опыт, доверились и так далее по списку. Вот только особой радости от того, что ему предлагали поработать в «другом клубе» какого-то странного Марка, у которого не было даже фамилии с отчеством, не наблюдалось. Мише нравился клуб, где он работал, где знал все залы, знал клиентов, хорошо ладил с коллегами — это все было его зоной комфорта. И работать в каком-то другом клубе ему не хотелось совершенно. Вообще Мишу можно было понять. В конце концов, в мире у людей множество разных фобий: насекомые, пауки, змеи, высота, глубина, множественные отверстия, огонь, темнота — этот список можно продолжать до бесконечности и ни разу не повториться при этом. Но существовал страх сильнее и древнее прочих. Какой же? Неизвестность — иначе говоря, агнософобия. Так уж исторически сложилось, что человеческий мозг считает, что неизвестность — это опасность, угроза. Когда мозг определит, где опасность, тогда ему легче контролировать весь процесс и защитить своего «обладателя». Психике лучше, когда все идет по плану, как все запланировано, когда есть последовательность и порядок. Мозгу тогда не нужно думать, что будет дальше, ведь тот уже знает, что у него все под контролем, что все следует по уже известному сценарию. От того люди всегда стремятся к лучшему, к стабильности — хотят изменений, но в тоже время боятся перемен, потому что нужно будет от чего-то отказаться, от того, к чему привыкли. И вот тут невольно вспоминались слова Говарда Лавкрафта: «Самая старая и сильна эмоция человечества — это страх, а самый старый и самый сильный вид страха — страх перед неизвестностью.». Что тут скажешь? Старина Лавкрафт был прав. И нет, Мише не было страшно — только если немного. Просто тот «другой клуб» был вне зоны его комфорта: зачем уходить оттуда, где все знаешь, где все привычно, туда, где все «другое»? Вот и Павлов не знал. Все это настолько его обескуражило, что он даже решился спросить: «Почему не отправить Степнова?». А что? Тот быстро схватывает. И для самого Миши так будет только лучше — именно этого, конечно же, начальнику он не сказал. По правде говоря, и вопрос: «Почему не отправить Степнова?», тоже был лишним, но сдержать его не получилось. Однако Игорь Юрьевич не разозлился, а объяснил, «почему не Степнов». Степнова от себя Сергей Николаевич от себя не отпустит, тем более, в «другой клуб», да и заключённый с Алексеем договор подобного не допускал, финальным штрихом же было то, что Игорь Юрьевич ему просто не доверял, а вот в Павлове не сомневался. Честно? Слышать это было приятно. Чем все кончилось? А чем все могло кончится? Миша согласился, причём, сам упустил тот момент, когда именно это произошло — с другой стороны, разве он мог отказать Игорю Юрьевичу? Потом Павлов и вовсе приступил к смене, словно ничего не случилось, будто все, как обычно, надеясь, что работы сможет помочь упорядочить бардак в голове, отвлечь от разговора с начальником — в конце концов, это его родная стихия. Правда, на первом же перерыве выскочил через служебный выход, чтобы перекурить и по возможности привести мысли в порядок. Безлюдный проулок встретил его контрастной с грохочущей в зале музыкой тишиной, прохладой и концентрированной влажностью. Миша достал пачку из кармана, да только с невразумительной растерянностью обнаружил, что та пустая — точно… хотел купить перед работой, но вылетело из головы. — Черт… — выругался на грани слышимости, сминая пустую пачку в руке. — Хреновый день? — голос за спиной заставил вздрогнуть от неожиданности. Миша обернулся. С опозданием осознал, что в воздухе витала еще и насыщенная сладость винограда с нотками винной терпкости и приятной сладковатой горчинкой дорогого табака — такие сигареты курил лишь один человек. Облокотившись спиной о кирпичную кладку стены клуба стоял Валентин. Один из местных «мальчиков», которые делились на несколько «видов» — конкретно то был из «элитных». Чем отличались «элитные» от всех остальных? Ценой, разумеется. А ещё тем, что «шлюхами» их назвать язык не повернётся. Вот и Валентин шлюхой не выглядел. Скорее уж, куклой. И речь не о конвейерной «барби», а о тех дорогущих фарфоровых шарнирных куклах, которые обычно собирают коллекционеры или кто-то вроде. Да, Валентин был именно таким. Высокий и с длинными ногами, которые были затянуты в чёрные узкие джинсы с низкой талии, что сидели на нем, как вторая кожа. Худощавый, кажущийся хрупким: узкие бёдра, такие же узкие плечи, но на деле сам он жилистый и гибкий — иллюзорная хрупкость подчеркивается черной свободной рубашкой, застегнутой лишь до середины, а ткань настолько тонкая, что можно заметить пирсинг в сосках. Чёрные волосы густые и длинной чуть ниже лопаток — почти всегда распущены, как, собственно, и сейчас: с такими роскошными волосами нужно было сниматься в рекламе какого-нибудь шампуня, а не вот это вот все. Кожа бледная. Черты лица тонкие. А ещё большие светло-голубые глаза и пухлые губы. Чертовски красивый — настолько, что некоторые всерьёз называли его ангелом, пока не имели возможности познакомиться с ним поближе. Даже засос на длинной шее нисколько его не портил, наоборот выступал в роли дополнительного украшения, если можно было так выразиться. Миша ничего не ответил, лишь вздохнул — ему отчаянно не хотелось называть сегодняшний день «хреновым», но других вариантов будто бы не оставили. — Значит, хреновый, — без спроса сделал вывод Валентин. — Угостить? — в его руках, как по волшебству, оказался небольшой, но явно дорогой портсигар — скорее всего, подарок кого-то из клиентов. — Да, было бы отлично. У меня просто кончились… — портсигар перед ним легко распахнулся, являя на обозрение стильные тонкие коричневые сигареты с чёрным фильтром и позолоченным тонким кольцом на соединении — даже выглядели дорого. — Спасибо, — не забыл поблагодарить. Аккуратно взял одну, словно боясь потревожить стройный ряд. А уже через мгновение зажал фильтр меж зубами, но прикурить не успел — Валентин ловко чиркнул колесиком зажигалки с гравировкой, щедро делясь огоньком. На губах тут же стало сладкой, а на языке было четкое ощущение того, что только Миша раскусил две большие виноградины сорта «Изабелла», полные сока. Вкусно — был бы Павлов более наглым, стрелял бы у него сигареты гораздо чаще. — Не за что, — отозвался Валентин. — Все равно куришь дрянь какую-то. Считай, гуманитарная помощь, — закрыл портсигар, убирая его в карман, и заставляя Мишу гадать, как тот туда поместился и остался незаметен, учитывая узость брюк. — Случилось что? Или просто встал не с той ноги? — Да ничего не случилось… — попытался отмахнуться Павлов. — Так уж и ничего? — на лице Валентина отразился чёткий скепсис — наверное, именно так смотрел Станиславский на актёров за мгновение до того, как заклеймить их своим коронным: «Не верю!». — Если ничего, то почему мне, смотря на тебя, хочется нажраться и все это дело ещё и замарафетить? — Может, это ты не стой ноги встал? — попытался «защититься» Миша. — И я слышал про порванный презерватив… — Ты с больной на здоровую не перекладывай, — затянулся Валентин, через пару мгновений выдыхая куда-то в небо, запрокинув голову, обнажая шею, на которой проступал свежий засос. — Презерватив не жопа, знаешь ли. Новый натянул и снова в бой, — стряхнул лишний пепел с сигареты прямо на асфальт. — Давай выкладывай, что там у тебя. А конечном итоге Миша рассказал: не прямо все-все, а именно о том, что беспокоило больше всего. Валентин, к слову, слушал внимательно, не перебивал, вопросов не задавал и продолжил слушать даже тогда, когда его сигарета докуренным бычком приземлилась на асфальт. Конечно, Павлов избегал резких суждений, перемежая все затяжками, тщательно подбирал слова, старался подать все так, чтобы собственное негативное отношение о работе в «другом клубе» не бросалось в глаза. «Не сказать лишнего» — это было важно. Да, с Валентином он ладил, но при этом они все ещё работали в одном и том же месте, на одного и того же человека, поэтому лишнего лучше не болтать, чтобы случайно не создать себе проблем, которых и так было в избытке — в конце концов, он не Степнов, у которого язык подчас длиннее всех остальных конечностей вместе взятых. Вот только… Как бы Миша не старался с подбородком слов и выражений, проницательный Валентин все уловил то, что осталось невысказанным — у него было словно чутьё какое-то, прямо как у Александра Валерьевича. — Так я не понял… а чего тебе не нравится? — спросил напрямик Валентин. — Игорь Юрьевич выделил тебя среди всех сотрудников? Выделил. Да и там не за так работать будешь. Бонусом отдохнёшь от Степнова, что тоже неплохо, а то глядишь ещё и подеретесь со дня на день… — Да все у меня со Степновым нормально! — не выдержал Миша, невольно повысив голос, чего раньше, как правило, не случалось, ведь он славился обычно своим спокойствием, сдержанностью и тем, что разговаривал преимущественно без повышенных тоном. — Рад за тебя, — просто сказал Валентин, не став спорить, а потом достал портсигар, сигарету оттуда и снова закурил, начиная сразу с глубокой затяжки. — А у меня с ним хуево. И у меня есть яйца, чтобы это признать, — Миша от сказанного болезненно поморщился, однако расспрашивать, что там случилось между Степновым и Валентином не стал. — Но сейчас не об этом. Ты так и не ответил. — На что? — Павлову хотелось последовать его примеру и закурить вторую, но тогда придётся эту самую «вторую» у Валентина стрелять, что совершенно не вписывалось в установленные им же самим рамки так называемого «хорошего тона» и виделось откровенной наглостью. — Я спросил… — вздохнул Валентин, а после снова раскрыл зачем-то портсигар, достал сигарету и буквально вложил ее в рот растерянного Павлова, прикуривая. — Марк, вся эта история с новым клубом, просьба Игоря Юрьевича и временная работа… что конкретно тебе не нравится? Один из уличных котов, которых Миша периодически подкармливал, сидя у мусорного бака, как-то осуждающе на него посмотрел, раздраженно помахивая своим пушистым, но явно подранным хвостом — или Павлову так показалось? Вряд ли бродячему рыжему коту было хоть какое-то дело до того, что там предложил старшему официанту местного клуба Игорь Юрьевич и что там этому самому «старшему официанту» в этом предложении не нравилось. Единственное, за что его мог осуждать кот, так это за то, что Миша смел выйти на перекур и не вынести тому хоть что-то, чтобы подкрепиться. Он тряхнул головой, отгоняя дурацкое наваждение — оно сейчас было совершенно не к месту и не ко времени Что конкретно ему не нравилось? Миша затянулся и шумно выдохнул виноградный дым, прислоняясь спиной к кирпичной кладке. — Я даже не знаю, что это за клуб и что за «Марк»… — наконец, сказал с он с четко различимой усталостью в голосе. — Странно, что ты о нем не слышал, конечно… — О клубе? — И о клубе тоже, — Валентин затянулся, задержав ненадолго дым в себе, а затем выдохнул, стряхнув лишний пепел себе под ноги. — Но я больше про Марка. О нем наши частенько болтают по углам. Специально Миша ничьих разговоров обычно не подслушивал. А чтобы случайно услышать… так рядом с ним никто ни о каком Марке не болтал, а если и было, то Павлов просто не запомнил — научился фильтровать подобное, ибо не любил сплетни. И вот сейчас, силясь вспомнить хоть что-то, в голове не находилось даже ошмётков, огрызков чужих разговоров, которые бы хоть немного сохранились в памяти. — Я ничего не слышал… — И вроде знаю, что ты весь из себя правильный. Почти грёбаный святой… Но все время забываю, насколько, — Валентин со вздохом покачал головой. — Нимб не жмёт? — Я не… — Ты да, — припечатал Валентин, оборвав его на полуслове. — Ты уже свою ебучую «правильность» до маразма довёл, в курсе? Подобный разговор был уже далеко не впервые — так что, Миша не обижался. Порою он думал о том, что перебарщивает с исполнительностью, благодарностями, извинениями и многим другим, однако лучше уж так, чем где-то «не добрать». К тому же, Павлов не любил конфликты, а та самая пресловутая «правильность» как раз помогала сгладить углы. Вот только Валентину это не нравилось. И если при первой встрече он считал подобное «забавным чудачеством», то со временем стал раздражаться. — Так… что там про этого «Марка»? — напомнил о более важном Миша, переведя тему. Вообще… он бы не спрашивал. Как уже говорилось ранее, не в его привычках обсуждать кого-то за спиной. И Павлов не стал бы. Но сейчас это виделось необходимостью. К тому же, Миша поймал себя на неожиданном открытии. Каком же? Вроде давно работал на Игоря Юрьевича, но никакого Марка не видел даже издали. Неподалёку эхом разнёсся приглушённый вой сирены — переулок был с одной стороны тупиком, с другой же была арка, ведущая во дворы, так что, с проезжей части доносились лишь звуки, не более. Наверняка, где-то неподалеку просто проехала скорая — они часто рассекают по ночам, откликаясь на вызовы. — А что про него-то? — спросил Валентин, делая очередную затяжку. — Как там обычно бабы говорят? «Красивый, богатый, с большим агрегатом» — вот так и про него. Крутой мужик, в общем, — пожал плечами он. — Хотя в его кошелёк никто не заглядывал, член линейкой не мерил, но… все наши готовы на него запрыгнуть, даже я б ему бесплатно дал. Вот только… — стряхнул пепел себе под ноги, тут же растирая подошвой. — …не судьба. — «Не судьба»? — переспросил Миша, не припоминая ни единого случая, когда Валентин говорил так в адрес кого бы-то ни было. — Это как? — А вот так, — достаточно лаконично. — Шлюх он не любит. Причём, настолько, что в его клуб таким, как я, не попасть. А жаль… Я бы хотел там побывать. Слышал хорошее место, уютное, — продолжил он. — Как закончу задницей подрабатывать, обязательно загляну. — А клуб, правда, отличается от нашего? — Точно не скажу. Я там ни разу не был, — отозвался Валентин. — Но из того, что слышал… да, отличается. Если у нас все ближе к формату ночного клуба, то там что-то вроде кружка по интересам, — сделал ещё одно затяжку. — Если в общих чертах с чужих слов, то… Все свои. Нет, оглушающего клубняка, наркотиков и шлюх. И да, это место для тематиков. Глаза Миши немного распахнулись в удивлении. Даже забыл сделать затяжку — сигарета тихо и мирно дотлевала, зажатая фильтром меж пальцев. По правде говоря, у Павлова не было изначально никаких догадок, что это за клуб такой. А откуда им взяться? Ему не так уж и много было известно, чтобы делать хоть какие-то предположения. То немногое, что знал: Марк был другом Игоря Юрьевича и у него тоже был клуб, но «другой». И поэтому сказанное Валентином вызвало удивление — как-то до этого не думалось, что у тематиков мог быть свой клуб. — Для тематиков? — все же переспросил Миша. — Для таких, как Сергей Николаевич? — Ну, примерно… Ну, а что? Это был единственный «тематик», которого Павлов знал. Собственно, благодаря ему и тем немногим сценам, что в своё время случайно застал, о теме и узнал. Нет, про BDSM слышал и раньше, но все познания ограничивались тем, что там все в коже, латексе и все такое прочее. А на поверку оказалось, что все гораздо разнообразнее и могло быть вообще без кожи и латекса. И вот сейчас Миша пытался представить клуб, куда ходили такие, как Сергей Николаевич. Честно? Не получалось. А все потому, что Павлов знал, что Сергей Николаевич почти постоянно на работе — приходит первым, уходит одним из последних, было даже несколько раз, когда он ночевал здесь. Так что, то, что этот мужчина ходит в какой-то ещё клуб, не представлялось. И, как следствие, не представлялся и сам клуб. Валентин рядом тем временем докурил сигарету, пока Миша о своей собственной благополучно забыл за размышлениями, и, бросив окурок под ноги, растер его ботинком до мелкого крошева. — Слушай, мне идти уже пора. Клиенты, к сожалению, сами себя не обслужат. Хотя… я б на это, конечно, посмотрел… — хмыкнул себе под нос Валентин. — А ты просто держи в голове, что тебе нехило так свезло. Да и обстановку хоть ненадолго сменишь, что тоже неплохо и полезно, если верить тому дорогущему мозгоправу, с которым я трахался… И, похлопав Павлова по плечу, скрылся в клубе. — Свезло, да?.. — задумчиво спросил пустоту Миша, а потом как-то растерянно посмотрел на обугленный окурок, в который превратилась его сигарета. Вздохнув, он пошёл к мусорке, под осуждающим взглядом все того же рыжего кота избавляясь от сигареты, от которой ещё пахло виноградом, просто подпаленным. Надо было возвращаться на работу…***
Работа шла своим чередом. Никаких казусов, неожиданностей не случалось. Все же, что ни говори, а к своей работе Миша подходил ответственно — все было отлажено настолько, что у проволочек практически не было ни единого шанса, а если что-то и шло не так, то довольно быстро исправлялось. И даже то, что внутри царило смятение, никак не мешало, не портило отлаженность, наоборот, по-своему она даже успокаивало, позволяло рассортировать мысли по полочкам. Миша как раз направлялся от барной стойки с заказанными посетителями коктейлями к столикам, как вдруг…БАХ!
Павлов даже не успел понять, что произошло. Просто удар, словно в него кто-то врезался. Гружённый наполненными до краев бокалами опасно поднос накреняется. Звон разбившегося вдребезги стекла. Мишу буквально окатывает смешанным алкоголем разной крепости — в нос ударяют самые разные запахи от спиртового до древесного, по лицу стекают холодные капли, которые кто-то спешно и неуклюже пытается промокнуть с щёк салфеткой. — Прости-прости-прости… я не хотел… просто не увидел… такого больше не повториться… — торопливо бормотал этот «кто-то». Миша оттолкнул его, утирая глаза рукавом. И, наконец, удалось разглядеть виновника произошедшего. Кто же им был? Перед ним стоял никто иной, как Алексей Степнов в ошейнике — Павлов упустил тот момент, когда именно на его шее появился ошейник, и даже без вопросов, которые Миша бы все равно не задал, было ясно, что ошейник на Степнова одел именно Сергей Николаевич. Павлов вздохнул, опустив взгляд на осколки под ногами и разлитый алкоголь, мысленно уже подсчитывая убытки. — Я все оплачу… обязательно оплачу! Обещаю! — Свезло, да?.. — себе под нос едва слышно повторил тот же вопрос, который задавал уже на улице. И, честно говоря, Миша прямо сейчас очень сомневался, что ему хоть сколько-то повезло. Но мысль о временной работе, как о способе хоть немного отдохнуть от Степнова, от одного вида которого неприятно щипало в глазах — хотя, конечно же, в глазах щипало не от какого-то там Степнова вовсе, видимо, алкоголь попал, нужно было промыть, только и всего, но… да, разумеется, все из-за Степнова, в конце концов, именно он был тем, кто врезался в него и опрокинул тот чертов поднос.***
Ситуация с перевёрнутым подносом разрешилась тихо и мирно. Посетителям все-таки принесли их напитки, даже преподнесли «комплименты от давления», в качестве извинения. Осколки убрали, пол вытерли — будто ничего не случилось. Степнов и правда заплатил за разбитые бокалы и разлитый алкоголь — правда, не совсем он, скорее, это сделал Сергей Николаевич. Однако никакого выговора или взыскания тот не получил, хотя должен был — с любым другим барменом или официантом, да хоть уборщиком бы именно так и поступили, но не со Степновым, который был будто бы неприкасаем с того самого момента, как на нем оказался этот ошейник. Подобное Павлову не нравилось, как и многое другое, связанное с новеньким. Вот только поделать с этим ничего не мог — оставалось лишь принять, как некую данность, и смириться. К слову, больше никаких происшествий не было. Миша оказался в почти пустом вагоне метро в шесть утра, возвращаясь домой с работы в крайне разобранном состоянии. Ноги гудели, как, собственно, и голова. Да что там говорить? Павлов даже умудрился задремать, прислонившись к поручню, чего давненько не случалось. Дома его никто не встречал, что не удивительно — сегодня уже суббота, сёстрам вставать лишь через час. Так что, зайдя в квартиру и закрыв дверь, снял своё старенькую и уже потрепанную временем курточку, повесив ее на крючок, потом, привалившись спиной к двери, стянул уже изношенные ботинки. И только потом пошёл дальше. Миша, как раз проходил мимо комнаты бабушки, дверь в которую была приоткрыта… — Пришёл, наконец… — раздался голос бабушки. — Вечно шляешься ночами где-то… Хуже матери… Неудивительно, что она тебя бросила… Сказанное бабушкой не было чем-то новым. Это уже был практически своеобразный приветственный ритуал, которого не избежать, даже если пройти мимо ее комнаты очень-очень тихо — и ведь так было не всегда, но после инсульта бабушка стала постепенно меняться, что и привело к тому не слишком радостному итогу, который был сейчас. Наверное, Миша уже должен был к этому привыкнуть, учитывая, как часто все это слышал. Да и как-то глупо было обижаться на бабушку, которая вряд ли на следующий день помнила, что говорила вчера: даже собственных внучек не всегда узнавала — старый человек с бесконечным списком болезней, которые в итоге привели к инвалидности. Но… Правда в том, что каждый раз ее слова все равно оставляли саднящие царапины-порезы Мише, в наличии которых он вряд ли бы признался даже самому себе. — Кому вообще нужен такой ублюдок? А я ведь говорила Юле избавиться от тебя, когда ты был ещё у неё в брюхе… уже тогда знала, что ничего путного из тебя не выйдет, но она… упёртая безголовая девчонка… — скрипучий голос преследовал Павлова, пока тот шёл на кухню. — Ты думаешь, я не знаю, чем ты занимаешься? Я все знаю… Слышишь?! Я все знаю! На кухне обнаружилась Варвара Дмитриевна, что тоже не было чем-то удивительным — да, по договору она должна была уходить раньше, но каждый раз упрямо задерживалась, чтобы помочь, и никакие уговоры тут не работали. Вот и сейчас она, поставив кипятиться чайник, тактично делая вид, что не слышит крики Мишиной бабушки, деловито нарезала хлеб, колбасу и сыр для бутербродов, видимо, заранее зная, что Павлов и крошки не перехватил на работе — подчас ему казалось, что эта женщина в своё время работала в каком-нибудь КГБ, не иначе. Миша устало рухнул на стул и опустил голову лбом на ладони, прикрывая глаза. — Варвара Дмитриевна, вы опять задержались, — проговорил Миша, вздыхая. — Ваш муж так вас совсем потеряет… — Ой, да что с ним сделается-то, а? Небось, как всегда, уснул на диване перед телевизором и даже в ус не дует, — отмахнулась женщина. — А тебе лишь бы от меня избавиться, да? Не выйдет, молодой человек! Даже не мечтайте! Никуда не уйду, пока не буду уверена, что ты поел и лёг спать, а я ещё пару часов побуду, чтобы проводить твоих красавиц в школу… — Но… — Никаких «но», молодой человек. Поешь, примешь душ и ляжешь спать, — припечатала Варвара Дмитриевна. — А то я тебя знаю. Только я за порог, а ты тут, как Золушка, начнёшь убирать, завтрак сёстрам готовить, гладить им форму… совсем ведь себя не бережёшь! И хотелось возразить, правда, хотелось. Да только Миша действительно устал, да и проголодался сильно. Наверное, именно поэтому сдался практически без боя, притягивая к себе тарелку с бутербродами. — Ещё немного, и я на вас точно женюсь, — сил нашлось на слабую, но искреннюю улыбку, ведь, что ни говори, а он не представлял, что бы делал без этой женщины. — Эх, молодёжь… Только обещать горазды, — задорно подмигнула ему она. — Ешь давай, герой-любовник! А то так до алтаря точно не дойдёшь, сил не хватит…