Лаванда

Самым первым, естественно, был запах. Слабый запах лаванды, слегка напоминающий дорогие духи мадам Восьмиглазовой, которой он ещё несколько месяцев назад помогал найти собаку – Господи Саня, сколько же времени прошло с того дня, когда он впервые видел ее, считая, что все в Катамарановске всегда будет легко и непринужденно, без государственных переворотов и смертей – однако никак не мог им являться. Восьмиглазова сейчас со своим Грачом и неожиданно англоязычной дочерью, распыляла духи и освежитель воздуха в небольшой квартире совершенно не в этом районе. – Ты мне что, цветов нарвал, бешеный ты мой? – пытаясь выяснить, что же за, казалось, необычная, но довольно типичная для Катамарановска ситуация складывается сейчас в старой ментовской квартире. – Ты где ее нарвал, Игорь? За это и на пятнашечку можно попасть, ухуххухь! Пятнашечка, конечно, пятнашечке рознь, и Жилин с Игорем это прекрасно понимали – в их случае это могли быть и пятнадцать суток, и пятнадцать сантиметров, а иногда все и сразу, в тесной камере хранения хтоней, пока недовольные обитатели Катамарановска ожидали приема, совершенно не догадываясь о причине задержки. Знакомое слово обычно вызывало какой-либо отклик у Катамаранова, заставляя его издавать абсолютно нечеловеческие, но при этом легко понимаемые Жилиным звуки. Не в этот раз. Никакого кхххъььанья, вызванного пожиранием счётчиков, никакого шевеления в дальних комнатах – даже никакого мяуканья не было слышно. Особым поводом для беспокойства это не было – в конце концов, Катамаранов мог просто-напросто напиться горячо любимого им и так же горячо ненавидимого Жилиным скипидара и проваляться в отрубе под батареей весь день, отзываясь только на настойчивые торможения вкупе с повторением его имени – Игорь, Игорь, Игореш, как будто он какого-то высокорангового демона призывал, в самом-то деле, а не обыкновенного болотного жителя, но особого повода для радости тоже не давало. И ещё эта лаванда. Где же его угораздило её нарвать? Или он уже настолько очумел без скипидара, что начал пить лавандовую туалетную воду? Нужно было все понять. Грачевич со своей загадкой дыры, разгаданной в первую его ночь с Татьяной, тут был бы абсолютно бесполезен – в конце концов, Жилин сам был в ответе за того, кого приручил. – Горь, да ты где запропастился? – недоуменно спрашивал скорее у себя Жилин, обходя квартиру в поисках хтони. Огромный рыжий кот, притащенный Игорем в квартиру и спокойно там ужившийся, был на своем привычном месте – кухонном подоконнике. О местонахождении второго кота, измазанного в мазуте, Жилин, однако, ничего не знал. Под батареей не было. В спальне тоже. Да и на коврике в прихожей, где он однажды настаивал спать (да и самогон настаивал, чего уж таить – за это он, очевидно, был посажен на пятнашечку доблестной полицией Катамарановска), следов пребывания Катамаранова не было. Запах лаванды забивал ноздри и отравлял мозг, теперь кажущийся хуже миазмов, исходящих из канализационных люков. Остался только туалет, на обыск которого катамарановская полиция в лице полковника Жилина отправилась незамедлительно. И вот наконец момент истины. Истина, которую ожидал увидеть Жилин,от реальности отличалась кардинально. В конце концов, спящий крепче собственного кота Игорь, обнимающий бутылку со скипидаром, словно младенца, в испачканной неизвестными субстанциями одеждой, не был таким уж неожиданным зрелищем, но не совсем вписывающимся в мысленную картину событий Жилина. От вида мирно спящего Натальича с вполне заметным пятном на штанах, от которого все так же пахло лавандой – как это было возможно, Жилин не знал и знать особо не хотел – что-то шевелилось, однако не в душе, как сказали бы авторы клишированных романчиков, а прямо в трусах. Пятнашечка начала вырастать до своего полного размера, заставляя Жилина не понимать ровным счётом ничего. Сейчас главным было понять, что творится с Натальичем и, если что, отвезти его на его же скорой к Гвидону на лечение. – Игорь! Игореш, ты чего тут устроил? – попытался привести Катамаранова в относительно нормальное положение Жилин, изо всех сил стараясь не думать о своей вставшей шишке (не Гвидоне), которой уже было тесно в штанах милицейской формы. – С-срёг.. Ты ч-че... – заворочался Игорь, не поддаваясь прикосновениям, но и особо не сопротивляясь. – Это ты чё! Это что за неподобство? Заснул тут, а у меня там есть кровать, теплая очень, специально для таких бешеных... И что у тебя со штанами, горе ты мое луковое? – попытка перевести все к запаху лаванды опять заставила мудрый дуб Жилина напомнить о себе, натираясь об жёсткую ткань. Игорь совершенно не хотел вставать, пытаясь схватить свой недопитый скипидар с пола. – Ну ч-че... Обоссться нельзя чтли... – несмотря на неразборчивую из-за скипидара речь, Жилин и так все понял. От этого стало ещё стыднее – лицо наверняка стало по цвету точно таким же, как его любимая редиска – но кровь продолжила приливать и к его древесному корню. Что, если бы это увидел, к примеру, тот же Грачевич? Уже завтра весь Катамарановск бы обсуждал его необыкновенные пристрастия, о которых он сам до недавнего времени не знал. Насколько бы изменилась роль полиции после такой информации? Несмотря на это, у него в голове уже зарождались довольно крысиные мысли – узнай о них, к примеру, тот же Инженер, точно упал бы от сердечного приступа в ту же секунду. Игорь, несмотря на свое неважное состояние – он так себя практически всегда чувствовал, в конце-то концов – тоже начал замечать изменения в размере пятнашечки. Его перемазанное мазутом лицо не выражало отвращения или чего-то подобного – скорее, удивление. – Так-то лучше не надо, голубчик, – изобразив одухотворенное лицо размышляющего античного философа, протянул мент, пытаясь угомонить свой кажущийся огромным в этот момент член, – тебе же хуже потом будет. – Чем хуже-т? – попытался подняться Катамаранов, ощупывая пол пальцами, как слепой бомж, чтоб достать тот самый горячо любимый скипидар. – Не отправлюсь ж-ж... – в этот самый момент Жилин хлопнул себя по лбу с силой ковша экскаватора, которым управлял Игорь в свободное от ничегонеделания время. Точно – ведь когда-то, ещё когда он был в армии (хотя об этом месте у него обычно были воспоминания иного рода – о том, как он водил трактор генерала во время поездки на его дачу, чтоб полоть там картошку, но в итоге высадил там редис и полюбил огороды на всю жизнь), один из его товарищей – не настолько бешеный, как Игорь, но явно не в себе – выпил стакан скипидара. Далее все по схеме – отравление, лечение, отстранение от обязанностей на несколько дней – скорее всего, он ради этого и глушил проклятую жидкость. Откуда он достал эту информацию, лучше не было знать ни Игорю, ни среднестатистическому обитателю Катамарановска, но моча того проехавшего пахла лавандой. Теперь все сходилось – выпил своего скипидара елового, отравился, хотя и думал, что его пронесет, а теперь сидит тут в жилинской квартире, не подозревая о половине крысиных мыслей в голове ее владельца. – Уже отравился... – горестно вздохнул мент. – Тебе бы помочь по-доброму надо... – Эт тебе над пмочь, – криво усмехнувшись, пробормотал Игорь, не отводя глаз от уже вполне заметного бугорка в ментовских штанах. Сердце Жилина начало биться, как муха в форточку окна летом. Теперь он начал понимать, как чувствуют себя те преступники, которых он сажает на пятнадцать суток пожизненной казни – стараются скрыть следы своих преступлений изо всех своих бандитских сил, а все равно в руках доблестного правосудия сдаются и все тайное становится явным, когда встают определенные вопросы. – Ну так помогай, голубчик, – растерянно, как один из тех голубей, что ходили вокруг него в тот самый день, как его подстрелили члены небезызвестного ОПГ, ответил мент. – Только ну, это... адудьувбщс! – внезапно выкрикнул он, когда, казалось бы, жёсткие и облезшие, но на деле теплые и даже слегка мягкие ладони Игоря начали возиться с его ремнем, расстегивая его, спуская тёмно-синие брюки милицейской формы. Наконец на его полностью вставший мудрый дуб легли крепкие хтонические руки, покрытые лёгким слоем чего-то черного – придется потом мыться им обеим, но это совсем не важно было в этот момент – и тут Игроь выдал нечто, от чего древесный корень мента даже слегка дернулся, хотя это могло ему просто показаться: – Н-ну рз скипдара нельзя, впью сснины... У Жилина, казалось, случилось то, что называют инфарктом поноса. Игроь просто прекрасно понимал, о чем сейчас думал Жилин – и как догадался? Ментально-ментовская связь, что ли? Откуда вообще мог знать, что сейчас представляет мент, опираясь на покрытую холодным кафелем стенку, тяжело дыша, как будто пробежал километров десять без остановки. Неужели это правда и Игорь хочет, чтобы Жилин прямо здесь, прямо сейчас нассал ему в рот, как будто под ним не катамарановская хтонь, а обыкновенный туалет. Что вообще происходит? Радиоактивные болота, что ли, действуют? Или это все сон, а он сейчас проснется со стоящей пятнашечкой и спящим Игорем под боком? Если да, то почему это все происходит, почему губы Игоря обхватывают его головку – такое ощущение, что он засунул член в какой-то невероятно густой мазут – а он сам издает совершенно нечленораздельные звуки, мыча, как колхозная корова? – Иг-горь, ну ты чего... Творишь... – выдавил из себя мент, сжимая волосы бешеного, – ты чего, правда этого хочешь? Горь? Ни одного звука Игорь не издал, только кивнул, насколько это вообще можно сделать с пятнадцатисантиметровым членом во рту. Жилин слегка расслабился, поглаживая голову Катамаранова, пытаясь подготовить его к тому, к чему был намного менее готов, чем сам Игорь. С стоящим членом было невероятно сложно хоть что-то из себя выдавить из-за обилия прилившей к нему крови, пришлось напрячься, как во время поимки особо опасного маньяка (может, предложить Грачевичу работу в отделе расследований?). Казалось, получилось – сердце забилось быстрее, все кричало о неправильности (боялся он скорее за Игоря, с трудом верилось, что его бешеному действительно будет от этого хорошо). Единственная лампочка на старом проводе мигала, подмигивала менту, пока из его члена лился соленовато-горький поток жидкости, которую Игорь сразу же проглатывал – ни капли не стекло с тонких губ, смывая на своем пути прилипшую черную субстанцию на подбородке. Это выглядело совершенно неправильно и непристойно – но тогда почему, какого черта это так приятно (даже для самого Игоря, который уже надрачивает сам себе, не отводя взгляда от ментовских глаз, прекрасно зная, какой эффект это производит на Жилина)? Звук, так похожий на шум воды, но при этом им не являющийс, заполнял все пространство вокруг, и казалось, что ни одному из них не хотелось, чтоб это закончилось – скорее всего, так оно и было. Чувство опустевающего мочевого пузыря почти напоминало оргазм – все равно и в том, и в том случае из его древесного корня что-то льется. А Игорь все глотал – конечно, он бывало, и не такое выпивал, в конце концов. Где-то играла мелодия Сектора Газа. – Какой же те бешеный, Игорь... – устало вздохнул закрывающий глаза мент, чувствуя, что сейчас его стоячая берёза начнет давать сок. – Ты тож, – улыбка Игоря напоминала трещину на стене дачи, которую Жилин уже давно должен был бы починить, да все было лень, а просить Игоря было совершенно неловко. Наверное, из-за этой улыбки Жилин и кончил – прерывисто дыша, ярко, почти что до звёзд в глазах и полного потемнения в голове. Хотелось лечь спать прямо тут и проснуться где-то в мае, в поле, чтобы вокруг пели птицы – грачи да голуби, например – на земле рос редис, а рядом лежал Игорь, такой же, как и всегда, но не переставающий его поражать каждый день новыми уровнями своей хтонической сущности. Его бы Жилин никогда ни на что не променял. Когда они целовались и рука мента скользила вверх-вниз по члену Игоря, он ловил языком солоноватый привкус, захлебываясь – но ему было абсолютно все равно. *** За окном мелькнула чёрная, словно птичья тень, на которую никто из обитателей квартиры внимания не обратил. Может, опять какие-то хулиганы или бандитники распоясались – им было не до этого. А тень уже настраивала аппаратуру, включая пресловутый микрофон, который неоднократно спасал владельцу жизнь (а также смерть и прочие состояния тела), чтобы со всей присущей ему эпичностью наконец закричать в микрофон: – В эфире программа ЗАГАДКА ДЫРЫ!!!