Я бы отдал всё

Сейги Наката мог, положа руку на сердце, сказать, что до встречи с Мами Акаши он и мысли не допускал, как это — не быть гетеросексуалом. Да и зачем об этом думать? Ему нравились симпатичные девушки, всем его друзьям нравились симпатичные девушки, и однажды он женится на какой-нибудь симпатичной девушке и создаст с ней прекрасную семью. Ему и в голову не приходило, что произойдет, если самым красивым человеком в его жизни окажется мужчина. Но как разговор с Мами открыл ему глаза на борьбу, о которой он, конечно, подозревал, но никогда особо не вникал в её суть, так и Ричард открыл Сейги глаза на ту часть себя, о существовании которой он даже не догадывался. Постыдную и неправильную — по словам некоторых людей, ведь «мальчики такими быть не должны». Однако, увидев, как Мами попала в больницу после попытки пойти против своей природы, Сейги больше не мог притворяться, что вбиваемые ему в голову догмы — правда. Если женщина не может любить женщину, то Мами не дошла бы до коллапса, пытаясь пойти «естественным» путем. С другой стороны, если мужчине нельзя любить другого мужчину, то, несомненно, семья Ричарда точно не восприняла бы так терпимо ошибочные представления об их отношениях. Как обычно, лицо Сейги запылало при воспоминании о том, как он изображал жениха Ричарда. Только бросив «бриллиант» на пол, он осознал, что готов буквально на всё ради своего босса/наставника/друга. Он не моргнув глазом выйдет замуж за этого человека и всю свою жизнь посвятит тому, чтобы сделать его счастливым. Или покорно согласится на развод после дележки наследства, если именно это порадует Ричарда. Он будет гоняться за ним по всему миру, держась на плаву с помощью дерьмовой маскировки и секретных записок на выцветших чеках. Он сядет в тюрьму, если это спасет Ричарда от оков завещания, которое неотступно преследовало его. На тот момент у него не было названия для порыва, который заставил его сотворить все, что он тогда сделал. Ему казалось, он отдает долг — а может, руководствуется теми же чувствами, что заставили Мами попытаться выйти замуж, несмотря на свою ориентацию. Он же думал, что возвращает услугу человеку, который приютил его и разгадал тайну кольца его бабушки. Или из-за некоей дружбы, просто такой сильной, которой прежде у него ни с кем не было. Но вот он сидит напротив этого самого друга в оживленном кафе. Крошечная капелька крема от парфе измазала поджатые губы Ричарда, пока он перечитывал письмо на английском, которое велел Сейги написать для практики. И Сейги без тени сомнения понимает, что порыв, побудивший его улететь за границу, притворяться женихом, рискуя попасть в иностранную тюрьму, был любовью. Однако, вопреки всей своей уверенности, он совсем не знает, с чего вообще это взял. Он никогда раньше не любил. Было пару увлечений и романов на первом курсе, которые так ни к чему и не привели. С милыми девушками — красивыми, умными, добрыми и вообще слишком хорошими для него. Но, хотя он многое сделал бы для них, вряд ли зашел бы так далеко, как с Ричардом. Даже ради Танимото, которая нравилась Сейги больше всех девушек. Одно дело бежать за ней до музея в Уэно; совсем другое — рвануть за Ричардом в Лондон, а затем вынудить его оставить глупую подсказку, которая зависела от того, вспомнит ли Сейги разговор месячной давности. Возможно, именно тогда он и влюбился: Ричард общался с ним на их особом языке, просто надеясь, что Сейги распознает его и все поймет. Или когда он рыдал в объятиях Ричарда, молча позволяющего ему испортить свой дорогой костюм. Или, может, когда… — Сейги. — Хм? — спросил Сейги, отвлекаясь от своих мыслей. Маленькое пятнышко крема все еще было на нижней губе Ричарда. Интересно, как он отреагирует, если наклониться и стереть его? Словно почувствовав его взгляд, Ричард деликатно промокнул губы салфеткой, и крем исчез прежде, чем Сейги успел сказать что-то очень, очень глупое. — Уже получше, — произнес Ричард, возвращая лист через стол. — Твой почерк почти читабельный. — Скоропись глупа, и ее трудно читать, — проворчал Сейги. Неловко ерзая на стуле, он старался не обращать внимания на то, как бешено колотится его сердце, поскольку волновался, что любовь к Ричарду… не пугала его до чертиков. Это был ещё один факт из его жизни, как и все остальные: его зовут Сейги Наката, он учится на последнем курсе университета, работает неполный рабочий день в ювелирном магазине Étranger, а ещё… он безнадежно влюблен в своего босса. — У меня были такие же жалобы на кандзи в шесть лет, — сказал Ричард, тепло рассмеявшись. Он слегка наклонил голову и одарил своего собеседника улыбкой — такой невероятно нежной и невыразимо прекрасной, что рот Сейги открылся сам собой. — Я люблю тебя. Ричард застыл. — Прошу прощения? — Я люблю тебя, — повторил Сейги. Он всегда думал, что произнести эти слова будет… труднее, и избегал говорить их своим бывшим, ведь это был значительный шаг вперед от удобных и ни к чему его не обязывающих отношений. Однако теперь он чувствовал себя так, словно с его плеч свалился тяжкий груз. Однако тяжесть медленно возвращалась с каждой секундой, пока Ричард тупо смотрел на него. — Ричард? — Что я тебе говорил, — сказал Ричард, постукивая указательным пальцем по тарелке с парфе, — о твоей манере болтать, не думая? — Что слова могут навредить. Но… — Позволь мне спросить тебя кое о чем, — перебил Ричард. — Каждый раз, когда я затрагивал тему моих чувств к тебе, ты отмахивался. Я воспринял это как намек на то, что ты мягко даешь понять об их безответности, но, видимо, это не так. И, вообще, если подумать, я даже не знаю, способен ли ты на такую тактичность. Так почему же сейчас? — Сейчас? Я имею в виду… Подожди, что? — Сейги растерянно махнул рукой и попытался разобраться в словах Ричарда. — Что ты сделал и когда? — Я предположил, что мы с тобой на одной волне, когда ты подарил мне кольцо своей бабушки. И, вернувшись в магазин, я сказал тебе, что сделал это потому, что хочу быть с тобой. — Как мой босс. Да? — Нет! — воскликнул Ричард. Сейги слышал, как его ноги беспокойно постукивают под столом. — Как ты вообще мог… Оборвав себя и сделав глубокий вдох, Ричард начал сначала. — Я открытым текстом сказал, что люблю тебя, а ты едва отреагировал. Сейги не сразу вспомнил, о чем говорит Ричард, но затем прикрыл рот рукой. — В свою защиту скажу, что тогда я был в стрессе, а потому больше сосредоточен на той части, где ты сказал, что злишься на меня. Покачав головой, Ричард откусил еще кусочек своего тающего парфе. — Ты умный человек, Сейги, но иногда невозможно угадать, что происходит в твоей голове. — Что ж, ладно, — сказал Сейги. Потянувшись за своей сумкой, он стал рыться в ней, пока не нашел ручку, перевернул написанное им письмо и старательно написал одно-единственное предложение по-английски самым аккуратным почерком, на который был способен. Драматично поставив точку в конце, он сложил листок пополам и протянул его Ричарду, слегка поводив рукой, когда тот заколебался, брать ли послание. — Сейги? — Теперь тебе не нужно гадать. Пожалуй, Сейги впервые увидел, как Ричард утратил дар речи. Его глаза то и дело перебегали с парня на слова на листке. — Мне жаль, что я… не осознавал этого раньше. Мысль, что я могу любить мужчину, для меня в некотором роде нова, понимаешь? Как и то, что буквально самый удивительный человек в моей жизни может любить меня. — Улыбаясь невероятно широко, Сейги смущенно прикусил губу. — Но вот он я, пожалуйста. Аккуратно расправив, Ричард положил на стол листок со словами: «Я люблю тебя, Ричард». — Сейги, могу я одолжить твою ручку? Под пристальным взглядом юноши Ричард достал свой бумажник, порылся в нем и вытащил чек, который Сейги вручил ему утром за сладости, купленные для магазина. Японские иероглифы Ричарда были гораздо красивее английских каракулей Сейги и, что весьма прискорбно, вероятно, гораздо аккуратнее, чем его собственные на родном языке, даже написанные на обратной стороне слегка помятого чека. Тем не менее Сейги принял и чек, и ручку. Его глаза тут же наполнились слезами при взгляде на недвусмысленно романтичную надпись «Сейги, я люблю тебя», аккуратно выведенную на обратной стороне чека. Этот чек занял свое место рядом с другим, на котором Ричард оставил для него подсказку, и который, возможно, хранится в кошельке Сейги с того дня в музее. — Я идиот, — сказал Сейги, закрывая лицо руками. Прохладные пальцы робко коснулись его макушки, а затем ласково погладили, когда Сейги не отстранился. — Возможно, — сказал Ричард с невероятной нежностью. — И тем не менее я все равно люблю тебя. Повернув голову ровно настолько, чтобы посмотреть в невероятно голубые глаза Ричарда, Сейги улыбнулся. — Да. Да, это так.

***

В перерывах между работой и свиданиями, а также случайными поездками по работе в разные страны мира продолжались их уроки английского. Сейги впитывал каждое слово со страстью, которая удивляла их обоих, надеясь, что его способность общаться с Ричардом на его родном языке заставит того чувствовать себя так же хорошо, как тогда, когда он говорил с ним. Даже если кое-что из его знаний было не совсем уместно в приличной компании, он наслаждался тем, что способен понимать Ричарда, когда тот слишком поглощен удовольствием, чтобы говорить по-японски. Вот почему, когда Ричард в Étranger сел напротив него и с его губ сорвалась фраза по-английски, Сейги сначала ничего особенного не подумал. Как и при любой внезапной проверке, которую устраивал ему его парень, он копировал произношение, прежде чем разбираться в значении и подбирать перевод. На этот раз прозвучало всего пять слов — обычно Ричард был с ним строже, зная, как использовать знания Сейги ровно настолько, чтобы бросить ему вызов, а не ввергнуть в уныние. На самом деле, во фразе было всего одно незнакомое ему слово — и то лишь до начала его занятий с Ричардом, — и Сейги уверенно повторил Ричарду фразу по-английски, больше сосредоточившись на произношении неяпонских звуков, нежели на фактическом значении. — Ты выйдешь за меня замуж? Весьма довольный, гордый своим произношением Сейги не сразу заметил румянец, проступивший из-под воротничка обычно невозмутимого Ричарда, и то, как сжал он руки, нервно постукивая большими пальцами. — О Боже, — сказал Сейги, неосознанно переключаясь обратно на японский, когда сообразил, что Ричард, вообще-то, не проверял его. — Боже мой. — Знаю, обычно прилагается кольцо, — сказал Ричард уже по-японски, поправляя манжеты рубашки и разводя ноги только для того, чтобы тут же снова скрестить их, — но я хотел, чтобы мы выбрали два камня. Вместе. И у каждого из нас было по кольцу. Сейги никогда не видел, чтобы Ричард вот так нервно лепетал. Не раздумывая ни секунды, он прыгнул через стол между ними, едва не опрокинув стул Ричарда, когда приземлился на колени своего парня — нет, жениха. — Да, — всхлипнул он, даже не следя за тем, на каком языке говорит. — Да, конечно, выйду, я люблю тебя, я так сильно тебя люблю. Руки Ричарда обхватили его — сильные, теплые и знакомые, дарующие ощущение родного дома. И если когда-то ему показалось, что он измял одежду Ричарда неловким объятием, то о том, какой урон нанесен дорогущему пиджаку Ричарда сейчас, и говорить не стоило. Однако, как и прежде, Ричард, казалось, не обратил никакого внимания на слезы и сопли на своем костюме, и когда Сейги наконец оторвал лицо от плеча Ричарда, глаза его были красными, а на лице играла широкая улыбка. — Я люблю тебя, — снова повторил Сейги по-английски, и ему показалось, что он никогда не слышал ничего прекраснее, чем голос Ричарда, повторивший ему эту фразу на безупречном японском.