***
Она беспощадна – никогда не была другой. В её крови течёт яд, которым она уничтожает свои цели одну за другой, не испытывая ни капли жалости, будь то невинный человек или серийный убийца, такой же, как и она сама. Она всегда выполняет заказ, всегда доводит дело до конца.
Исключений нет
Ложь
Она бы просто не смогла простить себе ошибку, не смогла бы быть неидеальной. Она – лучшая в том, чтобы прерывать чужие жизни, в том, чтобы заливать стены кровью, в том, чтобы заставить любого человека умолять её.
Её почти невозможно найти и, тем более, поймать. Чаще всего она приходит сама; вваливается в кабинет очередного толстосума, жаждущего устранить конкурента или отомстить обидчикам, приставляет излюбленный вакидзаси к заплывшей жиром шее и диктует свои требования.
Карина не торгуется
Она любит деньги, но дело далеко не в них, когда всё, что она представляет, – это крики ужаса, болезненные стоны, багровый клинок и число сердец, которые она остановит.
Так и сейчас: Карина в предвкушении заворачивает во двор среди небоскрёбов, бросает байк неподалёку, чтобы иметь возможность быстро свалить после задания, и щёлкает зажигалкой, завороженно смотря на скачущий огонёк и напоминая самой себе о мимолётности своей жизни. Мини-традиция, чтобы не сойти с ума от одолевающего голода по тому, что должно случиться.
Это помогает ей существовать, как
нормальный человек, когда её воздух – это страх в глазах жертвы, её пища – это собственное отражение с шрамами и дикой белозубой ухмылкой, её сон – это сталь в собственных руках, деньги и девушки, которые не остаются с ней дольше одной ночи из-за страха.
Ничто не помогает забыть
Карина поднимается на один из последних этажей – охрана сладко спит; теперь навечно – спешно открывает тяжелые двери бара, в котором, как в самых дешёвых драмах, происходит что-то незаконное. Она привычно ожидает стойкий запах алкоголя, шум от музыки, звон стаканов и грязный смех.
Как только Карина делает первый шаг внутрь, двери за ней захлопываются с другой стороны, чужой меч нависает у неё над головой, когда атакующий падает на неё с потолка.
Засада
— Зря, — цокает языком девушка и уходит от удара, пригибаясь.
Один взмах, и её собственный клинок освобождён. Она резко выбрасывает руку чуть в сторону позади себя и не промахивается, когда пронзает грудь еще одного притаившегося человека.
Упавший же на неё сверху уже рвётся вперёд, и Карина быстро блокирует его, почти выворачивает своё запястье, когда вырывается из сцепления стали, и с воздушной легкостью вспарывает чужое горло.
К ней приближаются со всех сторон, Карина узнаёт форму
карателей и раздраженно хмурится, когда понимает, кто стоит за всем этим.
— Не жалко тебе своих пешек, Винтер?! — Громко кричит она перед тем, как броситься в гущу и пронестись кровавым ураганом между рядами замаскированных девушек.
Теперь она ранит, прежде чем убить – ей бы не хотелось случайно прикончить пару человек, которые были когда-то единственным подобием её семьи в этой группировке.
Карина режет, сверкает лезвием и безумным взглядом, её тело действует почти автоматически, её душу поглощает огонь, но лицо остаётся непроницаемым, сосредоточенным, единственным, что выдаёт в ней не сумасшествие, а расчетливость.
Взмах, удар, срывание черной маски с лица, разворот, взмах, давление, срывание черной маски с лица, колющий удар.
Она проверяет лицо каждой девушки. Силуэты сливаются в один, пол напитывается кровью, атакующих становится всё меньше.
Карина чувствует, что
они рядом, что за ней неустанно наблюдают три пары глаз. Она не видела их так давно – час, неделю, год, – она не сможет сказать точно, потому что после того, как она бросила их, потеряла счёт времени.
Это начинает действовать на нервы
Девушка бьётся неистовей, становится более жестокой, оставляя глубокие до самых костей порезы, лишая зрения или раня так, чтобы человек смог жить, но никогда – ходить. Воздух вокруг неё становится плотнее от собственной яростной энергии, она звереет, черты её лица заметно заостряются.
Очередная фигура возникает рядом, но не атакует, а ждёт, и Карина уверена, что, наконец,
они решили показать себя. Она с радостью идёт первая и чуть не попадает в до боли знакомый захват, но выворачивается и срезает прядь тёмных волос. Эта девушка делает кувырок назад подальше от смертоносного лезвия Карины и сама снимает маску.
— Ичжо, рада видеть, — говорит Карина, осторожно опуская меч, но другая девушка молчит, а значит до сих пор таит обиду и злость за её побег из их группы.
Карина не могла остаться – не тогда, когда осознала, что не готова потерять их, свою единственную связь с чувствами и эмоциями. Она избавилась от слабостей, от своей ахиллесовой пяты, смогла спасти себя и их от риска быть в ловушке этих близких уз.
— Ты снова устраиваешь драму, — Ичжо хмурится, и Карина не успевает ответить, когда её пинком сносят в сторону.
Потеряла бдительность
Другая девушка в маске, напавшая на неё, очень быстра – точно ураган проносится мимо, толкает со спины, заставляет Карину упасть на колени. Ей приходится уворачиваться и перекатываться от смелых ударов этой девушки, Ичжо всё ещё бесстрастно наблюдает со своего места.
Карина злится. На это равнодушие, на непонимание и одиночество, в которое сама себя повергла. Эта злость движет ею, когда она врезает рукояткой по подбородку девушки и валит её на спину, срывая маску.
— Ты стала лучше, Эри, — Карина дышит тяжело, пот стекает по её спине, волосы прилипают ко лбу, а горло горит от нехватки воздуха.
Эри улыбается, игнорируя клинок, конец которого прижимается к её шее:
— Не могу сказать того же о тебе.
Карину почему-то раздражает эта беспечность. Она давит клинком сильнее до выступающей на коже крови и тут же слышит громкий шорох справа от себя: в низком приседе
она раскручивает клинок,
её лицо не сокрыто маской.
Они встречаются взглядами, и Карине приходится выставить меч перед собой, когда девушка совершает мощный рывок к ней; звон оглушает её, она не сводит глаз с сосредоточенного лица и лукаво усмехается:
— Наконец-то, Винтер.
Они вдвоём не используют свои настоящие имена – те, которые шептали друг другу перед сном, те, которые выдыхали в стонах, когда не могли сдержать желание; те, которые обещали не забывать даже на грани смерти.
В ответ – лишь молчание, и Карина понимает, что сегодня они будут общаться в борьбе. Их оружия тихо звенят, намертво пересечённые, – никто из них не собирается отступать. Карина толкает коленом, и Винтер нехотя отступает на шаг, но спешно делает выпад, от которого Карина едва успевает увернуться: клинок проскальзывает вдоль её лица.
Их правда в металле, который обжигает холодом горячую кровь, в непрекращающемся визуальном контакте, в инстинктивных уворотах от атак, которые выучены ими наизусть. Их прошлое в близости их тел, в усмешках, в нечаянных касаниях и в ослабленных замахах мечами, как будто они устали бороться, как будто они устали бежать.
Карина хочет поцеловать эти жестокие губы, из которых раздаётся шумное дыхание, когда Винтер едва успевает выставлять меч под натиском и блокировать опасные атаки.
— Откуда у тебя новый шрам? — Спрашивает Карина, замечая белую полоску на переносице. Она ведёт себя так, словно не исчезла на много месяцев, – Винтер постепенно теряет самообладание.
Девушка бросает меч на окровавленный пол, выгибает запястье Карины, заставляя её выпустить свой вакидзаси из рук, и бьёт кулаком в лицо. Карина отшатывается от неожиданности, поднимает яростный взгляд на взбешённую девушку и принимает стойку, которая отражает её позу.
Они врезаются одна в другую, как два поезда, стремящихся навстречу. Они тянут, рвут, бьют, кусают, оставляют новые синяки и шрамы, танцуют среди осколков своих чувств и ранят больнее, чем кто-либо мог.
Эри занимает место возле Ичжо и сосредоточенно наблюдает на жестокостью, за обвинениями и обидами, которыми молча обмениваются Винтер и Карина. Они никогда не умели разговаривать по-человечески, их общение – это действия, это интенсивность взглядов и жар внутри.
Их ачеловечность впечатляет: они мечутся по залу, как раненные звери в борьбе за главенство, они натыкаются на трупы, скользят по крови, но не смеют остановиться.
Они не сразу замечают, как выходят на открытую площадку – хотя холод ночи предупреждает их, но девушки слишком увлечены: ладонь на шее, укус, прядь волос в кулаке, удар, бедро промеж ног, толчок. Карина валит Винтер с ног, восседает на ней, удерживает всем туловищем – Винтер не терпит и переворачивает их, царапая девушке оголённые плечи.
Они не сдаются, не подчиняются, катаются по земле, борясь за главенство, за мнение, за власть. Они сгорают, умирают, возрождаются вновь в каждое мгновение их драки, тоскливо-немой ссоры. Они слишком увлечены, игнорируя опасность, постерегающую их на краю: Винтер пихает Карину прочь от себя, но та не падает рядом, а цепляется за воздух, в который проваливается целиком.
Винтер хватает девушку в последние секунды, но Карина всё равно летит вниз и тянет её за собой. Винтер упирается коленями в бетон, не смеет не держать чужую руку – теперь это единственное, что удерживает Карину от неминуемой смерти.
— Настоящая драма, не так ли? — Чуть посмеивается шокированная девушка, её вывихнутое плечо ноет, тело обдувается ночным пронизывающим ветром; она давно не чувствовала себя так близко к свободе.
Высота ужасно пугает
Винтер подключает вторую руку, ощутимо наклоняется, рискуя упасть вслед, и чуть приподнимает девушку:
— Ты сволочь,
Джимин, — её обычно звонкий голос звучит хрипло и устрашающе.
Она чувствует, как дрожит её тело, как безумно болят и тянутся её мышцы в попытке вытащить Карину, которая лишь язвительно протягивает:
— Я тоже люблю тебя,
Минджон, — Карина хватается свободной рукой за край выступа и немного подтягивается, прижимаясь своими губами к чужим: девушки делятся одним воздухом, кровью, тоской, непроизнесёнными словами и чувствами.
Их жизнь не могла быть другой, и они не могли быть другими, поэтому, как и всегда, делятся последним, что у них осталось на грани смерти, впиваются друг в друга этим поцелуем, обрекая на вечную связь.
— Тебе нужно отпустить, — шепчет Карина, отстраняясь, её силы резко угасают, голова кружится, когда она окончательно осознаёт, в какой ситуации оказалась.
— Нам, — Винтер подползает ближе к краю, вес Карины в её руках становится почти сокрушимым. Её не волнует страх, её не волнуют обещания, не волнует то, что она прожила всего двадцать три года.
Всё, что ей всегда нужно было, – это Карина.
Позади слышится бег и чужие вскрики. Ветер воет, как свидетель их долгожданного конца.
Они падают вместе.
