Say no.

Они знакомы всю свою ебанную жизнь, но Юнхо решает уничтожить все в один в миг. — Я буду звонить тебе каждый день, — обещает Минги, но даже не приходит его проводить. Чон пропускает очередь на регистрацию трижды, ждёт до последнего, надеется, что Сон в последнюю минуту ворвется в аэропорт, закатит скандал и не позволит ему никуда улететь. Но в конце концов, оказывается, что Юнхо всегда был тем, кто любил сильнее. Действительно, это ведь именно он изнывал от тоски, когда Минги пропадал в гараже. Это он цеплялся за каждый короткий поцелуй, за каждый хриплый вздох, разваливаясь на атомы в объятиях сильных руках. Он заботился о Минги, готовил ужин, ждал как верный пес, пока Сон до рассвета пропадал на чертовых уличных гонках. Запоминал каждое тёплое слово, благодарную улыбку, прокручивал в голове миллионы раз ебанное «Я люблю тебя». Последнее, кстати, болит сильнее всего. Это Юнхо любил все это время, любил так, что сердце замирало, трещали кости и вскипал мозг. Не Минги. Потому что Сон Минги любил улицу, адреналин и внимание толпы. Поэтому Юнхо наивно полагает, что вся эта тошнотворная смесь боли и смертельной привязанности схлынет в ближайшие пару месяцев. Он усердно учится на новом месте, напивается в хлам на университетских тусовках. Спит с кем попало и умирает каждый раз, когда от партнера не пахнет бензином. Давит в себе порывы оттолкнуть очередного не Минги, когда слышит чужой голос. Глушит любые воспоминания, когда после секса рядом затягиваются Эссе, даже не подозревая, насколько глубоко внутри Юнхо засел этот запах. Чон уходит до рассвета, не позволяя себе остаться и не впуская никого в свою память. И, вроде все приходит в норму. Вроде бы спать одному уже не в дикость, готовить только на себя даже правильно. Никто больше не включает его любимые треки после ужина, не оставляет мокрые полотенца на стуле, не заставляет пересматривать Тачки. Юнхо теперь не курит, не гоняет по кругу их общие песни, обожаемые Минги, не смотрит за едой видео про гонки, не заказывает китайскую еду. Он лучший студент курса, хватается за любые проекты, начинает работать, заводит пса по кличке «Пинки». Вливается в реалии серого каменного города и, наконец, забывает, что когда-то любил человека по имени Сон Минги. О прежней жизни не напоминает ничего, Юнхо даже перестает мониторить его страницу в соцсетях. Даже его мозг, будто сжалившись, перестает подкидывать спонтанные сны, в которых Минги зарывается пальцами в его волосы, касается кожи и шепчет своим низким, хриплым голосом всякий пошлый бред. И теперь на утро Юнхо не хочет выйти в окно, разбить себе череп, и вытрясти из него Минги. И это нормально, внутри будто срастается что-то разбитое. Юнхо больше не один. Он начинает новые отношения спустя множество беспорядочных связей. Он слышит «я люблю тебя» и отвечает «я тоже», но не чувствует ничего подобного. Не разрешает Сану оставаться дольше, чем на пару дней, и всегда проверяет перед его уходом забытые вещи. Не позволяет ему прочно поселиться где-то рядом. Но одиночество оказывается страшнее. Больше нельзя спрятаться от мира под одеялом, целоваться всю ночь до нехватки кислорода, спутавшись ногами. Ничто не оберегает, ни старые родные дворы c уютными забегаловками с горячим стритфудом. Теперь все против и однажды он позволяет Сану заботиться о себе, целовать на прощание и обнимать со спины в постели. Юнхо ценит, что Сан говорит о проблемах, не психует, не бросает в Чона предметы интерьера. Он не скандалит, не матерится на всю квартиру, выражая недовольство, не посылает нахер, не уезжает в ночь на своей крутой тюнингованной тачке. У Сана и тачки то нет. У него работа в офисе, идеально выглаженные рубашки и метро два раза в день, потому что «машина не рационально». Чхве Сан воспитанный и скромный, не выносит Юнхо двери тяжелым кулаком, не накидывается с порога с поцелуями, не трахается в коридоре, едва приспустив штаны. Чон думает, что действительно вытравил Минги из своей жизни. Его больше не переклинивает на улице при виде Ниссан Сильвии черного света, сердце больше не замирает от визга тормозов и абсолютно безразличен запах ментоловых сигарет. Но все рушится, как карточный домик, и Сан лично становится этому причиной. Он приглашает его на день рождения своего друга в ночной клуб, где много людей. Юнхо чувствует себя одиноко, потому что за год отношений с Саном так и не познакомился с его друзьями. Он заливает в себя выпивку больше нормы, уходит на танцпол, оставляя своего парня в компании его друзей. Музыка дробит ребра в щепу, Юнхо двигается в ее потоке, забывая обо всем. Работа, учеба, Сан остаются за пределами света софитов и битов, в которых Чон теряется, увязает и растворяется. Он сталкивается с кем-то в толпе, ощущает руки на своей талии и горячее тело позади. Это не Сан — Юнхо знает, но подается в объятия, танцует, прижимаясь бедрами к незнакомцу. Трек плавно перетекает в новый, бешеный темп сменяется плавной мелодией. Юнхо оборачивается, обнимая незнакомца и его пробирает до костей. Мурашки бегут по коже, когда он встречается взглядом с Минги. Музыка льется мимо ушей, а старательно выстроенный мир рушится с дребезгом и кровью. Чужие браслеты с цепями холодят кожу, на теле вновь загорается каждый оставленный им поцелуй, каждое смазанное прикосновение наливается кровью и болит. Чон ощущает себя в ловушке толпы и глаз Минги, который улыбается так, что попадает в эпицентр прошлого и отзывается дрожью по телу. И будто не было какой-то вшивой ссоры и этих нескольких лет порознь. А ведь Юнхо ждал хотя бы ебучего звонка. Смотрел в телефон по ночам и умолял Минги набрать, множество раз начинал набирать ему сообщение сам и стирал, презирая себя за слабость и упиваясь жалостью к себе. Миллион раз представлял себе эту встречу. Как в запале выскажет все, что накипело, а Минги крепко прижмет к себе и никогда не отпустит. Юнхо дрожит от бессилия и истязает собственный разум. Никто не виноват в том, что их пути разошлись, но Чон чувствует злость и разочарование. Уши закладывает от громкой музыки, сильнее болит старое, развороченное, словно мясорубкой. Чон чувствует себя последним эгоистом и мудаком, потому что все эти годы тайно лелеял мысль о том, как Минги откажется от гонок ради них. Но теперь все превратилось в мокрую лужу непонятных остатков ревности и обид. Чон измучен. Разочарование съедает по кусочкам все, что осталось от него настоящего. Потому что у Минги было что-то, что навсегда могло заменить ему Юнхо. А Юнхо привязался к ветреному, безответственному, атакующего своей прямотой и открытостью Сон Минги. Чон чувствовал себя брошенным и все, что он так долго контролировал рвалось наружу. И парадокс заключался в том, что его отъезд был спасением лишь для него самого. Быть равнодушным, идти на поводу своей гордости оказалось проще, чем поймать собственное отражение в чужих глазах. Мир проваливается куда-то, за внешнее, внутри становится что-то живым, дышащим, а лицо Минги тревожным. И Юнхо хочется сбежать. Он сматывается, расталкивает людей. Ему становится мерзко, когда Сан окрикивает его. Тело совсем не слушается, но он заставляет себя идти. Быстрее, на воздух, лишь бы не слышать голос своего парня, лишь бы не пришлось отвечать на вопросы. — Юнхо, — запястье хватает горячая ладонь. Минги хрипло пробует давно забытое имя на вкус, будто горло заржавело. И это необъяснимо больно, будто чем-то острым ковыряют под ребрами, а в ушах гул. — Вы обознались, — Юнхо вырывает руку и едва ворочает языком. Он ни за что не вернётся к прежнему, к прошлому. Это пережиток, ничто. Теперь у Юнхо есть дом, Сан и собака. У Юнхо есть ебучая ответственность. Только Минги не отпускает, идет следом и догоняет. Уже слишком поздно, хочет сказать Юнхо, но его лёгкие перемерзают от холода ночной улицы, по коже бегут мурашки. Минги легко одет: в чёрной майке и рваных джинсах и Юнхо хочется накинуть на него что-то теплое. Снова. Прижать к себе, прислушаться к звону множества подвесок на браслетах, пригладить волосы. — Я все еще люблю тебя, — роняет Сон и слова словно вкручиваются в грудную клетку, кровоточат. Это страшнее всего: осознать, что Минги не похуй. Что он страдал все это время, вспоминал Юнхо ночами и его взлохмаченные волосы по утрам. — Оставь меня, блять, в покое! — Чон резко поворачивается, врезаясь в Минги. Невыносимо: убиваться по тому, что не светит, слышать опоздавшие фразы, когда уже ничего не изменить и не исправить. Они смотрят друг на друга пару долгих секунд и мир словно становится на паузу. Юнхо все кажется нереальным. Поэтому подается вперед, припадает к губам, сжимая пальцы на холодных плечах. Пиздец. Минги отвечает горячо, с отчаянием впиваясь в мягкие губы, пускает язык дальше, прижимает к себе до хруста костей. Сердце грохотом разбивает внутренности. На улице почти никого, но хрустальный страх режет грудь. Юнхо отстраняется, резко отталкивая Минги. Тот не сразу открывает глаза, а когда делает это, Чон умирает: это отчаяние в глазах прошибает током прямо в мозг. — Ты ни разу не позвонил! — кричит Юнхо, потому что, наконец, ломается. Руки трясутся, он опускает взгляд в землю, и, кажется, только Минги может дышать полной грудью. — Даже не написал. Минги поджимает губы, трет лицо ладонями и оглядывается. — Давай уйдем отсюда? — просит он, но Юнхо усмехается. — Не хочу, — его голос звучит слабо и надломлено, будто вот-вот разрыдается. — Это полный пиздец, ты же знаешь. Да, Минги знает, но все равно берет его за руку. Его ладонь горячая, мозолистая, сухая. Как и всегда. — Мне холодно, Юнхо. Юнхо тоже холодно. Он покрылся таким слоем льда, что не помнит, когда последний раз чувствовал себя живым. И почему так паршиво. Отпускать не хочется, не хочется снова расставаться, но надо. Жизненно необходимо. Их пути уже разошлись и вряд ли уже соприкоснутся. Завтра они снова станут незнакомцами, Юнхо вернётся к Сану и псу, названному в честь первой тачки Минги. А Сон поедет дальше, рвать улицы гулом двигателя, выигрывать в гонках собственную жизнь. Юнхо качает от алкоголя и пьяного поцелуя. Поэтому он поддается. Он хочет оттаять, сорваться, стать настоящим, хотя бы на пару часов. И идет за Минги на парковку. Поддается наглым рукам, подставляется под цепкие пальцы, глотает горячее дыхание. Они раскладывают пассажирское сиденье, но все еще не помещаются в небольшой спортивной машине вдвоем. Шепот ранит, словно битое стекло, и заполняет собой пустоту внутри. — Я скучал, — проскальзывает в тишине, а Чон затыкает его поцелуем. Потому что лучше так без слов, чтобы не наказывать себя еще больше. — Я хотел тебе позвонить. Хотел услышать твой голос, — сладко льется в уши. Юнхо хочет умереть или кончить только от того, как Минги лапает его за бедра и облизывает губы, перед тем, как расцеловать длинную шею. — Я каждый день о тебе думал. Я пытался отпустить тебя, но ты снился мне. Сон видит, как Чон сжимает зубы, часто моргает, чтобы не заплакать, и толкается в его бедра так, что тело под ним дрожит. Он знает, как сделать Юнхо хорошо. — Ты любишь меня, я знаю, — Минги обнимает крепче, а Юнхо царапает его плечи, кусает за ухо, зарывается носом в волосы на виске. Горло першит от желания поспорить, но они оба знают правду. Любит. Действительно любит и всегда любил. И это отстойно. Просто ужасающе. Они трахаются в машине до запотевших окон, под скрип амортизаторов. И Юнхо не стыдно. Его отбрасывает на пять лет назад, в бурную юность, когда весь его чертов мир вращался только вокруг Минги. Минги закуривает прямо в салоне, пересаживаясь на водительское кресло, и передает сигарету Юнхо. Он бросил, конечно, но становится плевать. Чон затягивается с наслаждением, медленно выпуская дым. Минги прикуривает вторую и молчит, слушая тишину улиц и приглушенную музыку, доносящуюся из клуба. Им так много надо рассказать друг другу, но вся жизнь Юнхо до была искусственной. Он хочет остаться случайностью, расколовшей вечер, но Минги сжимает его ладонь, большим пальцем поглаживая кожу. Юнхо даже не подозревал о том, как скучал по этим моментам. По этой случайной нежности навеянной темнотой ночи. Минги будто читает его мысли: касается губами пальцев, трется щекой о кожу, как верный пес, дождавшись хозяина. — Не оставляй меня, Юн-о, — и плечо Юнхо становится мокрым от чужих слёз. Сон побито рычит и переплетает их пальцы. Давно забытое чувство вновь пускает корни в груди, давит на ребра, щекочет альвеолы. — Поехали к тебе, — предлагает Чон, посылая к чертям правильность и рациональность. Он готов к последствиям, сбрасывая звонок от Сана по дороге к Минги, и обязательно разберется с этим позже.