Вождь

Котов не понимал, ни в какую не понимал и не хотел понимать. За что его так? Как же так сложилась, что вся его семья – любимые жена и дочка, такие чистые и молодые, и его просторный домик, и вообще вся его прежняя жизнь вдруг исчезли. Просто разом, в один день. И ладно бы просто исчезли, остались где-то позади, но теперь все, что было так дорого, смешалось с этой грязью. И всему виной – он. Митя. Четыре буквы этого имени разом вызывали в бывшем комдиве бурю эмоций. И, стоило Котову о нем подумать, дверь распахнулась. - Ну здравствуйте, Сергей Петрович, - неспешно произнес Митя, этим обращением словно бы издеваясь над тем, кем Котов был и кем стал. – как самочувствие? Сергей упрямо молчал. Он решил, что ни за что не позволит ему унижать себя, чего бы ему это не стоило. - Ну, как знаешь, - услышал он ту же неспешную, с лёгкой насмешкой, интонацию. – я, знаешь ли, зашел сказать, что сегодня иду докладывать о тебе товарищу Сталину. Что, интересно, он скажет, узнав такое об одном из своих любимых комдивов? Котов медленно поднял на него взгляд, посмотрел прямо в глаза, но продолжал упрямо молчать. Митя тоже подался вперёд, и на несколько секунд их лица оказались близко – слишком близко. Это вызвало в комдиве бурю противоречивых эмоций. Он ненавидел стоящего перед ним человека, ненавидел так сильно, как никого другого. Но почему же тогда так бьётся сердце?.. А тут ещё и эта новость о Сталине. Котов совсем не понимал, как теперь ему относиться к вождю, которого он некогда так любил, которым восхищался, и из-за которого теперь разрушена его жизнь. Всё это пронеслось в его голове за считанные секунды, а Митя тем временем уже стоял у двери. - ты так и будешь там стоять? – внезапно произнес он, уже без тех медленных, насмешливых интонаций. - А куда мне-то идти? – непонимающе спросил Котов, позабыв о своей внутренней клятве. - Как куда? Товарищ Сталин ведь ждёт и тебя. Что, я забыл сказать? Ну, вот, говорю. Идём скорее. И Котову не оставалось ничего иного, кроме как подчиниться. Некоторое время попетляв по бесконечным серым коридорам, мужчины наконец вошли в просторное, светлое помещение. В широком, обитом красном бархате кресте спиной к ним сидел никто иной, как Сталин. - Здравствуйте, товарищ Сталин, - начал было Котов. В его голосе смешались восхищение, страх и ненависть. Но, несмотря на последние два чувства, он надеялся на справедливость Иосифа Виссарионовича, на то, что сумеет доказать свою невиновность. - Молчать! – вдруг крикнул вождь. – Вы. Сергей Петрович, потерял всякое право называть меня товарищем. Вы предали меня, вы предали всю страну! Митя уже успел не всё рассказать. И не пытайтесь что-то доказывать – я верю ему, как никому другому. С этими словами он встал, подошёл к Мите, обнял его и погладил по голове. Затем резко развернулся и запер дверь. - Да, Сергей Петрович, вы потеряли всякое право называть меня товарищем. Но у вас ещё есть шанс всё исправить. Вы готовы всё исправить? – грозно спросил Сталин, и, увидев утвердительный кивок Котова, продолжил, - что ж, для начала запомните – отныне вы должны называть меня вождём. И делать всё, что я прикажу. Вам понятно? Котов вновь кинул. - Ну что ж, тогда на колени, - усмехнулся вождь. Котов послушался. В конце концов, что ему оставалось делать? Сталин неспешно подошёл к нему спереди, а Митя – сзади. Всё это вызывало бурю эмоций. Ненависть, унижение... и… наслаждение? Несмотря ни на что Котов вдруг понял, что отчаянно желает этого. - Вождь… - еле слышно прошептал он. - Что такое, мой непослушный комдив? – также тихо, но тем не менее властно спросил Сталин, медленно расстёгивая штаны. Котов слышал, что Митя, стоя сзади, делает то же самое. - Я… Я так хочу послужить вам… Ради всеобщего блага… - О, не сомневайся, сейчас ты сможешь послужить как следует, - прошептал Митя, наклоняясь к нему сзади и тоже вставая на колени. – только чего же ты сидишь? Неужели вождь должен тебя раздевать? Котову не нужно было повторять дважды. Он, мигом потеряв рассудок, стащил с себя всю одежду. Тем временем Сталин, полностью голый, подошёл к портрету Ленина и достал оттуда чёрную, блестящую плеть. Подойдя к комдиву, он резко поставил его раком и аккуратно, почти нежно, провёл плёткой по его спине, постепенно опускаясь всё ниже. Тот в ответ выгнулся и тихонько простонал. Тогда вождь ударил его со всей силы. Котов застонал в полный голос, почти закричал от этой дикой смести боли и удовольствия, унижения и счастья. - Тише, тише. Не стоит так кричать, - властным голосом сказал вождь. – лучше займи свой прелестный ротик чем-нибудь другим. Митенька, помогите Сергею с этим. Ни слова ни говоря, Митя подошёл спереди, и комдив, поняв всё без лишних слов, начал ему отсасывать. Почти одновременно с этим Сталин резко, грубо вошёл в него сзади. Снова – эта безумная смесь боли и наслаждения. Котов прикрыл глаза, ни думая ни о чём, просто отдаваясь этому чувству. - Нет-нет, - раздался над ним властный голос Мити, - не закрывай глаза, смотри на меня. Котов послушно сделал, что было велено. - Ах ты, непослушная шлюшка! Я уже думал, ты сообразил, где твоё место. Но не забывай, кто ты здесь, понял? – почти прокричал вождь, нанося ещё несколько сильных ударов плёткой в наказание за эту оплошность. - Да, вождь, - ответил комдив. Это было сложно, потому что он всё ещё занимался большим, возбуждённым членом Мити. Но он понимал, не ответить было нельзя. - Хороший мальчик, - прошептал Митя. – О да, так, так! И через несколько секунд комдив явственно ощутил, как тот кончил. - Быстро ты сегодня, Митенька, - улыбнулся Сталин, - выходит, наш комдив очень талантлив. Через несколько секунд он тоже кончил. Комдив думал, что теперь его отпустят, но не тут-то было. - Я тоже хочу испытать твой талант на себе, - прошептал вождь, вставая перед его лицом, - но и Митю грех оставлять просто смотреть, да, Митенька? Кивнув, Митя подошёл сзади. Теперь Котов смотрел на вождя снизу вверх. И, вопреки всей ненависти к нему, ему, как никому другому, хотелось подчиняться, доставлять удовольствие. И комдив старательно стал делать это. Он смотрел на крепкую грудь и чёрные усы вождя, и они чертовски возбуждали его. Хотелось целовать скрытые под этими густыми усами губы, но это было невозможно. А тем временем сзади Митя трахал его ничуть не менее жестко и грубо, чем Сталин, периодически нанося удары той же чёрной плёткой. Котов окончательно признался себе – всё это ему нравилось, очень сильно нравилось, ни смотря ни на что, он хотел ещё. Через несколько минут Сталин и Митя вновь кончили, почти одновременно. Комдив обессиленно опустился на пол. Всё его тело болело, и всё же хотело ещё. - Ну что, комдив, думаю, сегодня ты заслужил небольшую награду, - раздался голос Иосифа Виссарионовича. Он подошёл к тому же портрету Ленина и вытащил из-за него какой-то зажим с проводками. Подойдя к Котову, он нацепил это зажим на его возбуждённый член. Он давил сильно, но всё же ощущения были приятные. Тем временем Сталин что-то нажал, и зажимы завибрировали. Волна наслаждения разлилась по телу. А вождь, встав на колени возле Котова, медленно наклонился к его лицу и – нет, не поцеловал, просто слегка коснулся его усов своими усами, жесткими и колючими, как и сам Сталин. Затем к нему подошёл Митя, и повторил действия вождя, только он поцеловал Котова по-настоящему, глубоко, взасос, глядя ему прямо в глаза. Всё это довело комдива до кульминации – громко простонав прямо в губы Мити и весь изогнувшись, он кончил. Тем временем Митя поцеловал Сталина – также крепко, как и Котова до этого, только ощутимо дольше. Комдив продолжал лежать, не чувствуя ни моральных, ни физических сил подняться. Но Сталин уже бросил в него одежду. - Сегодня ты хорошо поработал над искупление своей вины, н сейчас тебе пора, - твёрдо проговори он, - может быть, увидимся завтра.