Испорченной.
Тав морщится. - Как вам будет угодно, Госпожа, но вашему Отцу это совершенно не понравится. Ваше прекрасное безжалостное сердце всегда любило быть слишком свободным и непокорным… Да простит Он вам своеволие; да наполнит вашу кровь жаждой убийств во блага Его…***
Их глаза полнились страхом совсем не долго – лишь первые несколько минут, пока на пыльную исцарапанную землю падали кольца разрезанных верёвок и капли свежей, вновь хлынувшей из растёртых полос на коже, крови. Пока горячая ладонь Карлах растирала ей плечи и лопатки, помогая подняться на негнущиеся гудящие ноги, так как бессонная ночь оказалась для Тав слишком выматывающей и долгой. Пока её горло саднит от дикой жажды и она жалобно просит воды, как самый простой нуждающийся человек, а не убийца в его обличие.Хотя бы эта ночь прошла без крови… По крайней мере, без чужой крови и чужой смерти.
Затем, в глазах половины начало плавиться то самое тошнотворное понимание и слишком знакомое сожаление, от которого хотелось никому и никогда больше не попадаться на глаза. Точно такое же, что было в глазах волков под овечьими шкурами, которые видят своего сородича, с попавшей в капкан, лапой. Они смотрят своими большими разномастными глазами и говорят тихо-тихо, чтобы чужие уши их не услышали. Они предлагают свою помощь и поддержку; безмолвные разговоры у едва тлеющего костра глубокой холодной ночью. Они не называют её диким безмозглым зверем, с которым теперь было опасно находиться рядом, а всё ещё воспринимают её как их негласного «лидера» и помощника – Тав благодарит их всей своей самой тёплой и глубокой благодарностью на какую только могла быть способна, хотя на деле не произносит и пары связных слов, будучи слишком смущённой и сбитой столку произошедшим. Они её не боятся даже несмотря на то, что она пыталась кого-то из них жестоко задрать прямо во время сна. Прямо как несчастную Альфиру, которой просто… Не повезло.Не в том времени.
Не в том месте.
Не в тот момент.
Вторые же смотрят на неё с предупреждающей злостью и опаской, готовые ей не только лапу отгрызть ради мнимого спасения, но и в горло вцепиться, чтобы наверняка убить незадачливого одичавшего сородича. И Тав всё прекрасно понимает и ничего не смеет сказать им против на это. Они могут и будут злиться на неё, и воспринимать её теперь как исключительно-опасного соперника, потому что она посмела оступиться там, где это было непозволительно. Как того самого волка, который свою овечью накидку пожрал и оскалил на сородичей окровавленные острые клыки. Любой шаг в сторону и они будут иметь полное право задрать её в ответ, просто обозвав это «самозащитой»… Ради их всеобщей безопасности. Ради сохранения их, хотя и настолько шаткой, но всё-таки, жизни. И наверняка ещё немного, и её бы действительно убили. Прирезали бы в ночи острым коротким ножом, чтобы она не страдала от боли, но больше не была ни для кого угрозой. Ни как воин, ни как будущий мутировавший заражённый от подсаженного паразита. И именно тогда ей обещают, что она больше не останется одна. Ни днём, ни ночью. Что теперь за ней будут следить острым взглядом, чутким слухом и пальцами, что лягут на край оружия в знак немого предупреждения. Что теперь её Тёмный Соблазн станет не только её личной головной болью, а проблемой всех тех, кого судьба решила свести по воле несчастного случая. Тех, у кого за плечами были собственные проблемы и грузы, которые они несли как бремя и которое Тав искренне пыталась разделить с ними и хоть как-то помочь.Ведь если не следить за голодным диким зверем под своим боком – не стоит удивляться, что он перегрызёт тебе глотку, как только ты сомкнёшь глаза и его одолеет первый приступ голода.
Впрочем была у всего случившегося и, на удивление, положительная сторона, которая, как бы выразился Хальсин – чудесно сплотила их команду и усилила дружественный настрой на будущие свершения. Каждый вечер, когда Тав забиралась в свой спальник и упорно делала вид, что не замечает пристальных глаз направленных в свою спину, до тех пор, пока она не уснёт глубоким сном без сновидений, ей буквально приходилось вслушиваться в тихий говор своих наблюдателей. В их вечные разномастные разговоры, которые временами погружали её в сон быстрее нужного своей монотонностью и скукой, а другие лишали сна на долгие и утомительные часы. Иногда это были истории без цели. Рассказы о жизни, фантазии, домыслы и выдумки, о которых хотелось почесать языком, чтобы не было так скучно и тихо в наступившей ночной тишине. Иногда они хвастались перед друг другом убитыми душами противников, которым не повезло попасться им на пути; а иногда травили такие старые шутки, что Тав с трудом сдерживала желание поспасть эту ночь в каком-нибудь позабытом глубоком пруду, чтобы хоть как-то не слышать подобных глупостей над ухом. Иногда, конечно, когда сон был для некоторых под запретом, а ничего другого бодрящего под рукой не было – подобное можно было считать настоящим спасением. Она, опять же, не могла их винить за такое поведение… Но временами это переходило все рамки дозволенного и ей приходилось напомнить, кто она была для них на самом деле.Убийцей, опасностью, их будущей смертью! Той, что спустит их кровь до последней капли, прямо как у только что забитых свиней!
Она всё ещё была их лидером и она тихо просила их вести себя немного потише. Благо, подобное случалось настолько редко, а беседы были настолько разнобойными, что она предпочитала больше слушать, чем вмешиваться и просить их заткнуться. Ведь иногда разговоры её компаньонов доходили до такого абсурда, что по-настоящему веселили даже саму Тав, что после безмолвно содрогалась на своей постели, не в силах сдержать давящий хохот. А иногда было нечто такое, что ломало планы Тав на сон абсолютно полностью. Причём… Даже не только на них. Всё, как и всегда, начинается с довольно простого и почти безобидного, как обычно это и бывает у подобных типичных историй с началом, серединой и концом. Без всяких предпосылок, задумок и заговоров – просто потому, что это пришло им на ум после пары глотков очень насыщенного крепкого вина. С самого банального и короткого вопроса, который Тав слышит лишь в пол уха, уже практически погрузившись в усталую дрёму без всяких сновидений и в этот раз, даже без нежеланных кровавых позывов Соблазна из глубин своего сердца. - Зачем тифлингам нужен хвост? Тав ёрзает, сбивая ногами тонкое одеяло куда-то под самые ступни. Жар от костра был достаточно сильным и близким, чтобы холодная ночь не кусала её алую кожу до неприятных колючих мурашек, но он так же совершенно мешал спать, будучи для неё слишком сильным. Свет упорно падал на глаза, слепя сквозь закрытые веки; скользил по давно не точенным рогам и в целом раздражал до такой степени, что бесславный воин старых сражений только и могла, что беззвучно скалить на него острые длинные клыки. Она терпеть не могла спать у самого огня, но именно сегодня других вариантов выбора места у неё просто не было. Все оставшиеся дальние лежанки были заняты её названными наблюдателями, которых в эту ночь свела не только слежка за их безумным «проклятием», но и терпкая бутылка вина, найденная недавно в глубинах сумки с припасами. Достаточно дорогая, чтобы удовлетворить изысканный вкус Астариона; достаточно большая, чтобы помочь Шэдоухарт побороть свою усилившуюся бессонницу и просто существующая, чтобы Гейл в принципе решил к ним присоединиться. Ясное дело, самой Тав выпить никто не предлагал – слишком уж буйной она становилась от алкоголя в своей «адской» терпкой крови. Да и тем более, это было не очень безопасно. Как игра со спичками в амбаре полной сухой соломы. - А мы планируем серьёзно отвечать на этот вопрос или из разряда «так дано природой»? – она слышит голос Гейла и едва слышный шорох страниц его книги, которую он начал читать ещё рано вечером, чтобы попытаться «взбодриться» перед долгой ночью. – Ибо если так, то на ум сразу же приходит аналогия с ящерицами. – Ящерицы? Это же каким образом они с ними схожи? Телом? Поведением? Или они умеют точно так же сбрасывать хвост в случае опасности? - Шэдоухарт задумчиво постукивает пальцами по подбородку, глядя на шипящие сырую головешку, брошенную в огонь совсем недавно и вдруг неожиданно тушуется, будто осознав всю глупость собственного вопроса. -…подожди, а они что, правда умеют его сбрасывать? - Ох, дорогая, если бы это было так, то в последний раз, когда на нас напала та невероятно одичавшая толпа гоблинов и нам пришлось бежать, а не сражаться – наша милая Тав оставила бы его прямо на поле боя! – слышится сдавленное хихиканье, в котором буквально сквозила знакомая ошалелая весёлость и надменность. – И бежать легче, и эти пустоголовые болванчики явно отвлеклись бы на него, желая либо оружием его потыкать, либо сожрать. А что, какой чудесный манёвр! Дополнительный запас жира, от которого, впрочем, очень легко избавиться в подходящий момент времени… Но если это так, то не значит ли это, что его можно просто так отрезать и выбросить, чтобы он не мешал? Если бы это было возможно, то я был бы так счастлив! Знали бы вы, как тяжело подшивать для нашего драгоценного лидера её одежду! Каждый раз портить такую нежную дорогую ткань столь огромной дыркой для хвоста!... - Не думаю, что подобное возможно. Тем более, если бы это было так, то у Карлах хвоста точно не было бы. – последовательница Шар морщится, будто вспомнив, что у неё резко заболели все зубы сразу. – Не так давно ей его сильно зацепили. И судя по тому, как она тогда металась, там точно есть что-то более, чем просто жир, мясо и кожа. Тав неожиданно ёжится, ощущая на своём затылке взгляды всей говорящей троицы и будто в какой-то подсознательной попытке защититься, издаёт урчащий недовольный выдох. Она невольно поджимает к груди колени, впиваясь когтями в подстилку спальника, пока объект их обсуждений предупреждающе поднимается и легко хлопает по каменистой сырой земле. Очень живо и почти понимающе – далеко не так, как у какой-нибудь ящерицы, у которой в хвосте лишь жир, кусочек сломанного позвонка и вся ненужная отвага. Благо, даже такого малого «предупреждения» оказывается достаточно, чтобы взгляды мгновенно ослабли, а после и вовсе пропали, пока некогда затихший разговор снова начинал набирать силу. Правда в этот раз, почему-то, куда тише. Действительно, почему? - Такой же хвост, схожая структура. Мне довелось пару раз видеть полностью обнажённых тифлингов и я совру, если скажу, что у них нет кое-какого сходства с этими маленькими ползунами. Те же спайки, те же выпирающие суставы… То же основание. Может быть, он нужен им для терморегуляции? Всё-таки они порождения из самой Преисподней, в чьей крови слишком сильно замешано родство с чистокровными демонами тех мест… - Гейл смущённо возвращает глаза в свою открытую книгу, впрочем, предпочитая лишь заломить уголок страницы, нежели полноценно вернуться к чтению. – Ад жаркое место и чтобы просто не свариться, нужно уметь контролировать свою температуру. Очень хорошо контролировать. Правда ведь, Карлах? Когда тишину холодной ночи прорезает короткая и безумно весёлая усмешка беглянки из Аверно, Тав непроизвольно вздрагивает, снова чувствуя как стучит хвост по земле. Пару раз, легко коснувшись заострённым кончиком едва тёплой земли почти у самого огня, оставив на нём парочку бороздок из грязи и пыли – тифлинг почти принимает это за чистое предательство и если бы не чужие взгляды и уши, она бы наверняка просто схватила бы его руками, прижимая к своей груди. Чтобы не давать ему своевольничать; не давать обилия надежд и конечно же не давать ему выдавать все её желания со всеми потрохами. Ведь кто, если не он, буквально, покажет и расскажет всем говорящим то, настолько лишь от одного имени второго тифлинга в команде ей было так… Смущённо. Уже было достаточно того, что он метался как дикий, стоило Карлах оказаться достаточно близко к Тав и то, что уже Уилл практически в открытую говорил, что они прекрасно смотрятся вместе и на их будущую свадьбу подарит им пару чудесных дорогих колец. - Ну, в какой-то мере! Тав слышит шорох ткани и едва слышный хруст растягивающихся мышц, от которых тифлинг невольно сглатывает, ощущая как упорно тянет под ложечкой от слишком откровенной жажды. Удивительно, как Карлах в принципе не вмешивалась в разговор, предпочитая ему тихое и удовлетворенное молчание – воин почти кожей чувствует, как она улыбается, растягивая губы в очень хищной острой улыбке. Как она потягивается после недолгой дрёмы, будучи разбуженной излишком жара в застоявшемся, но временно подконтрольном движителе в своей широкой груди. Она почти чувствует этот жар на вкус, от которого её собственное живое сердце несколько раз переворачивается под рёбрами вверх тормашками. Да и встаёт на место очень криво. Почему-то, боком. - Почему мы вообще должны гадать, когда можно узнать все интересующие нас моменты прямо у его прямого «носителя»? – Астарион улыбается самыми кончиками смертоносных клыков, покачивая в железном стареньком кубке что-то слишком густое и тёмное, похожее на вино лишь отчасти. Оно явно было разбавлено кровью. – Мы можем узнать всё от вас, как добровольно, так и благодаря нашим новым универсальным «помощникам»… Не знаю как вы, а я не против попробовать весь их потенциал. Даже в таком маленьком и «глупом» деле! Волшебник рядом с ним недовольно закатывает глаза и прочищает горло, пока Шэдоухарт по другую сторону от огня, уже по-настоящему сжимает зубы от боли, от одного лишь упоминания незваных гостей в лице личинок в их головах. Тех самых, что резонируют и ёрзают где-то за напряжённым глазным яблоком, не давая спать особенно тяжелыми ночами и каждую секунду жизни угрожая им обращением в неразумных кальмаров. - Наш плутливый друг просто хотел узнать, можем ли мы узнать столь интересующий ответ на этот вопрос у тебя, дорогая дева топора. И видимо, я должен попросить у тебя прощение за то, что мы тебя разбудили… И видимо, не только тебя. Вина? Движение ткани и тяжёлые шаги совсем не удивляют, и даже когда совсем рядом над ухом слышится треск адского пламени, что ласкает алую кожу без всякого вреда, Тав даже не дёргается. Всё так же лежит, подложив под голову когтистые ладони; сжимает пальцами ног одеяло и очень старается делать вид, что хвост, что теперь тычется Карлах куда-то в лодыжку – ей не принадлежит. Даже когда от варвара слышится совсем тихое и мягкое: - Я знаю, что ты не спишь, солдат. Тав садится с гулким рычанием, что тонет в глубинах её сильной подтянутой груди едва слышным эхом, так и не ушедшей, усталости. Она с трудом разлепляет слезящиеся глаза, прежде чем прикрыть их не гнущимися пальцами, в попытках растереть и привести себя в чувства – получается настолько отвратно, что воин невольно склоняет голову к груди, чтобы побежавших горячих слёз по щекам совсем не было видно. Благо, хоть это у неё получается достойно, а потому когда Карлах опускается рядом с ней прямо на смятую лежанку, прижавшись своим безумно тёплым боком к боку Тав и предлагает кубок полный почти кипящего вина, из которого подозрительно пахло какими-то травами, она смотрит на неё уже без всяких слёз. Когда воин бросает взгляд на последовательницу Шар, та лишь пожимает плечами, без всякого стеснения пряча в глубинах собственной сумки крошечный пузырёк, в котором не хватало доброй половины зелья. Банальная мера безопасности или простой акт более тесной дружбы – и то, и то было приемлемо. Что это было за зелье, оставалось только гадать. Гадать или просто пробовать. И она уже даже открывает рот, чтобы буркнуть что-то не очень приятное и сделать полноценный глоток на пробу, но так и замирает, едва коснувшись терпкого тяжёлого металла губами – по глупому высунув кончик тёмно-алого языка и обнажив острые, будто мраморные, зубы. - И всё-таки, зачем? Давление начинается с основания – пробно, неуверенно, будто предлагая. Что-то острое скользит по бороздкам и выступам вдоль спины; аккуратно обводит каждый из них пульсирующим расслабляющим жаром. Что-то горячее и шероховатое тычется в край её штанов, обводя пояс из-под которого выглядывал её напрягшейся хвост, прежде чем с какой-то безумной уверенностью оттянуть его в сторону. Будто зная, что так надо и необходимо; будто проделывая подобное уже не один десяток раз. Тав даже невольно вытягивает голову и садится ровнее, когда основание её хвоста обхватывается кольцом из самого настоящего адского пламени, что начинает становиться все сильнее и сильнее, чем дольше она бездействует. Садится и с трудом бросает взгляд в сторону – там, где Карлах спокойно сидит рядом и продолжает улыбаться всё так же открыто и дико, как делает это обычно, будто ничего из ряда вон выходящего не происходило. Её глаза всё так же мерцают расплавленным золотом и едва светятся в холодной ночной тишине, но только Тав может заметить как на их глубине плещется что-то помимо привычного природного веселья и всеобъемлющей доброты. В них плавится янтарными каплями; в них разгорается адским кострищем рождённым в глубинах самого Аверно самая настоящая… Похоть. Чистая и ничем не прикрытая. Направленная исключительно на Тав. Ту самую Тав, чей хвост был пойман в цепкую хватку более крупного и идентичного «собрата», что обвился вокруг него со всех сторон подобно змее. - Оу, это довольно сложный вопрос… - когтистая ладонь поднимается выше, надавливая самыми кончиками пальцев прямо между лопаток, пока обхваченный хвост начинает стягивать всё сильнее и сильнее, когда Карлах начинает неспешно говорить. – С одной стороны, Гейл был прав, когда говорил, что он достался нам от чистокровных демонов. Странно, правда, почему нам не достались их крылья, ведь это наверняка дико круто – бросаться на врагов с высоты птичьего полёта, а? Она смеется громко и глубоко, из-за чего к её смеху очень быстро добавляется нарастающие рычание. Тав рядом только и может, что попытаться не к месту закряхтеть в качестве попытки посмеяться в ответ, но почти сразу замолкает, скрыв собственное лицо в наклонённой кубку с вином. Ведь несмотря ни на что, Карлах говорила вполне спокойно и обыденно для самой себя, в то время пока весь мир другого тифлинга буквально разваливался по кускам, а её тело немело от подступающего сдавленного удовольствия. Слишком цепкая хватка; слишком сильное давление. - В бою он помогает сохранять равновесие. Знаете, сложно держать тяжёлый топор и прыгать из стороны в сторону, при этом не падая на задницу каждые несколько минут. – кончик хвоста варвара мягко тычется в своего собрата, прежде чем ненавязчиво скользнуть по его боку в слабом успокаивающем жесте, когда пальцы их лидера начинают слишком видно дрожать. – Но судя по взгляду Астариона, вас явно больше интересует что-то более… Интересное! Возможно, что-то более грязное, ага? Что ж… Хвост тифлинга очень чувствителен. Полный крови, тепла, мышц и нервов. Если уж сравнивать, то он очень напоминает собой... - Мужской чл-… - Астарион, не смей! Вампир слишком обижено вздыхает и уж совсем театрально прикладывает раскрытую ладонь к груди, будучи прерванный скривившейся последовательницей Шар. В принципе было очень странно слышать нечто подобное от той, что совершенно не стеснялась обсуждать с одним из их общих союзников какой-то очередной эротический роман, в котором слово «секс» употреблялось чуть ли не в каждом втором предложении. Но почему-то именно сейчас это не мешает её густому румянцу, вспыхивать на бледной коже россыпью мелких звёздочек, ведь видимо не одному плуту было интересно, так ли это было на самом деле. - Ха! И правда! Он и правда чем-то напоминает собой очень большой длинный чле-… - Вы оба просто невыносимы. Тав сдавленно всхлипывает, чувствуя как под тихий хохот Гейла и отродья, её глаза закатываются куда-то под самые веки и снова рычит, когда к давлению добавляется слишком частое подёргивание. Совсем короткое и прерывистое, чтобы его нельзя было заметить, зато его прекрасно можно было ощутить обнажёнными нервами под пылающей кожей. Она уже даже думает о том, чтобы плюнуть и попросить варвара либо отодвинуться, либо перестать с ней играться… Но когда Карлах рядом выдыхает очень горячо и судорожно, пока в воздух «выплёвывается» несколько особенно горячих облачков разогретого пара, воин лишь проглатывает все просьбы с новой порцией разогретого ночного воздуха. Тем более, когда варвар снова бросает свой взгляд на Тав и её рука спускается ниже, уже самостоятельно оттягивая ткань штанов в сторону и пуская к разгорячённой алой плоти едва подрагивающие грубые пальцы. -…кажется теперь я понял, почему в борделях так предпочитают тифлингов… - неожиданно и тихо доносится от Гейла, что тянется к почти пустой бутылке вина и покачивает её в ладони на пробу. -…не каждый день тебе дарят наслаждение столь большим и невероятно гибким... Аналогом. Она понимает, что беглянка из Аверно играла не только с ней, но и с собственными глубоко зарытыми желаниями. Когда её когти оставляют на подтянутой коже тонкие царапины, Тав выпивает всё оставшееся вино одним коротким дёрганным глотком – настолько резким, что на языке оседает пряный привкус корицы и какой-то неизвестной ей травы, от которой язык во рту становится большим и вялым. И вот-вот, когда она уже была готова на то, чтобы плюнуть на всякое приличие и оседлать бёдра варвара одним коротким уверенным движением… - То есть, если я сейчас встану и попробую к нему прикоснуться… Ей это понравится? Как забавно! Карлах вздрагивает, разрывая их затянувшийся зрительный контакт, чтобы увидеть, как Астарион медленно поднимается со своего места и словно дикая лесная кошка на охоте, тянется к Тав прямо через огонь слишком яркого кострища. Как он пригибается, будто перед прыжком и вот-вот готов кинуться вперёд, чтобы схватить её в свои цепкие длинные пальцы, острые клыки и безумно голодный взгляд своих алых глаз… Оцепенение спадает неожиданно и резко, сменяясь на что-то более приземлённое и сильное. Тав успевает лишь сдавленно выдохнуть, когда её неожиданно поднимает с насиженного места и буквально заключают в очень крепкую хватку двух безумно горячих рук. Безумно ревностных, полных тепла и защиты, которая иногда была так необходима. - Оооооо, прости приятель, но нет! Я не позволю играть со столь чувствительной «ценностью» своей сестры по оружию! Тем более, когда у неё есть такие маленькие проблемы с самоконтролем!... И именно поэтому пойманному воину действительно не кажется, когда она слышит в напускном весёлом голосе варвара ту же самую ревнивую злобу, что теперь бурлила в её тяжёлых мозолистых ладонях. Бурлящую как магма под тонким слоем, готовой вот-вот треснуть, адской земли – Карлах буквально показывала всем, что была не готова делиться и это показывается настолько явно, что плут удивлённо моргает, прежде чем снова вернуться на своё место. Он даже успокаивающе поднимает бледные ладони в знак примирения, прежде чем подать совсем тихий, полный бархатной страсти, голос. -…какая самоотверженность, дорогая. Не волнуйся, я не посмею отбирать у тебя столь лакомый кусочек. Тем более… - он урчит слишком низко и удовлетворённо, прежде чем как ни в чём не бывало, снова сделать глоток из своего позабытого кубка. -…когда этот самый «лакомый кусочек» сам тебе сдался. Доброй ночи, Карлах. Не забудь утром принести нашей драгоценной командующей чашечку горячего кофе, иначе она весь день будет слишком сонной. И не забывай, что её соблазн всё ещё жаждет крови… Тав слышит фырчанье, что ворошит спутанные волосы прямо между её рогов и уже даже начинает напрягаться, когда жара становится слишком много, но ничего кроме: «Карлах!» сказать так и не может. Её слишком быстро тащат подальше от огня, в слишком колючую пугающую тьму ночи, которую теперь освещает только мягкое свечение движителя варвара откуда-то из-за спины воина. Она почти слышит, как беглянка из Аверно довольно напевает себе под нос, будто заполучила в свои руки не нестабильного тифлинга, которую дразнила несколько десятков минут назад, а новый кусок адского железа, из которого ей выкуют новое сердце. Неудивительно, что когда они добираются до места, то в палатку Карлах они заваливаются будто парочка пьяных подростков – не аккуратно, но очень удобно сбив поднятый навес напоследок. - И вот мамочка снова дома! Там, где нет хмурых взглядов, смазливых вампиров и очень строгих наблюдателей. Зато есть мягкая лежанка, немного свободного места и Клайв. Надеюсь, ты не будешь против… Он нам не помешает, правда! От постели варвара пахнет подпаленной, какой-то огнестойкой пропиткой и древесным пеплом. От самой Карлах пахнет разгоряченной кожей, какими-то специями и настолько явным желанием, что Тав на секунду даже теряется, позволяя крепкой хватке разжаться и повалить себя на смятые ткани. Лишь на самое короткое мгновение, пока сама Карлах занимает более удобное и подходящее положение, прежде чем не заваливает свою принесённую ношу сверху. Как какое-нибудь очень большое и тёплое одеяло, которое она невероятно заботливо обвивает руками и улыбается, глядя на него с довольной плохо сокрытой любовью. - Привет, солдат.Впиться в её глотку пальцами, сдавить пока она не захлебнётся своей кровью!...
- Почему ты не боишься меня, Карлах?...такой горячей и терпкой, которую хочется пить большими жадными глотками, вбирая на язык не только вкус стали, но и всю её жизнь!
- А почему я должна тебя бояться?УБИТЬ, УБИТЬ, УБИТЬ!!!
Позывы Тёмного Соблазна редко когда замолкали и ещё реже их можно было чем-то подавить. Приступы приходили и уходили, давя под собой любое её сопротивление или попытку изжить его в ответ, оставляя после себе лишь очередную волну злости, отчаяния и душащей печали, от которой хотелось только кричать. Она пробовала напиваться в хлам, из-за чего несколько раз её уносили на постель едва живым мешком картошки; пробовала заклинания и магические замки, чтобы запереть себя и не дать вырваться позывам. Чёрт возьми, она даже пробовала трахаться до полного бессилия, когда не чувствуешь ни рук, ни ног, а в голове должна была оставаться только блаженная пустота и усталость… Но ничего не работало. Вообще ничего. Последний раз, когда она посещала бордель – она пришла в себя полностью обнажённой, заляпанной кровью по самые рога, а та несчастная дроу, с которая она решила возлечь…Её крики были такими сладкими, а плоть такой сочной… Ты пила кровь из её сомкнутых бёдер и кончала от чистейшего блаженства раз за разом.
Всё это было бесполезно, но Тав всё равно приподнимается, шипя сквозь зубы какие-то только ей известные проклятья, когда колено Карлах скользит точно между её расставленных бёдер. Они почти идентичны по размеру и комплекции, но бывшая воительница Аверно усаживает её на себя так, будто она совершенно ничего не весила и была не больше какого-нибудь гнома. Она даже улыбается ей так же приторно-приторно сладко, когда когтистые руки Тав скользят по её груди, цепляясь своей остротой за старые шрамы и неровности, в попытке удержаться и просто не завалиться на сильную, полную яростного тепла, грудь. Будто она была какой-то слишком смазливой девочкой из того самого борделя. Не воином, что пережил столько боёв и лишений; не солдатом самой госпожи Смерти, выполняющим все её прихоти с особенным извращением – принцессой, которую личная охрана пыталась защитить от всего плохого в этом мире. - Я пыталась тебя убить. Тебя, их… Всех вас. - И у тебя это не получилось. И это замечательно! - Карлах, я всё ещё могу это сделать... - Тав почти слышит, как всё внутри неё орёт невероятно злобно и агрессивно, едва не заливая все её внутренности слюнями дикого порождения Крови и Насилия. Оно заставляет её сжать зубы и говорить совсем тихо-тихо, когда она, наконец, находит в себе силы продолжить. - Я не хочу причинить вам вред. Почему ты вообще решила привести меня сюда? Что, чёрт возьми, ты там устроила? Карлах улыбается как настоящая хищница, пока огонь на её плечах слишком соблазнительно ласкает, пышущую адским жаром, кожу. Её руки сильны, а когти остры как самые настоящие лезвия, что без труда могут распороть и плотную мешающую ткань, и живую чувствительную плоть. Когда Тав смотрит на неё, она и правда не видит в её глазах страха – ни единой его капли, которая могла бы разрастись и заполнить собой всё; отпугнуть и более никогда не подпустить ближе. А уж когда варвару напоминают о случившемся, воин с трудом сдерживает стон застрявший где-то в горле, ведь чужой хвост вновь обвивается вокруг её собственного и уверенно тянут его назад. Куда сильнее и наглее, чем раньше. - Потому что тебе это было нужно?... – она выдыхает и Тав с трудом сдерживает глаза открытыми, когда находит чужие колени за своей спиной и использует их в качестве единственной точки опоры. -…очень нужно. Ещё в первый раз, когда я увидела тебя… Другой… Я поняла, что должна что-то сделать. Что-то кроме верёвок, которыми тебя нужно было сковать и сообщить всем, чтобы они держали оружие наготове. Что-то куда более глубокое и сильное, чтобы я могла вытащить тебя из всего этого. Вытащить тебя от тех демонов, что правят твоим телом, пока ты спишь. А потом я поняла, что кровавую «жажду» можно заглушить не только на поле боя. Не только кровью врагов, которые ты можешь пролить и жизнями, которые ты можешь отнять. Я вспомнила свою жизнь в Аверно и поняла, что когда ты особенно злой и агрессивный – безумно классно заняться хорошим долгим сексом. Где так же можно пролить кровь и измучить чужую душу… Только куда безопаснее и приятнее. Намного безопаснее.Впейся в её горло. Вырви её плоть своими клыками и смотри как она умирает под тобой, содрогаясь от страха своей допущенной ошибки.
Как назло, когда воин поддаётся назад сильнее, на языке вспыхивает острый привкус того самого зелья, который она выпила вместе с предложенным вином. Такой же острый и пряный, как и сама варвар, и он буквально смешивается с мыслями Тав о том, как сильно она жаждала горячей ванны, полной крови её убитых и поверженных врагов. Тех самых, которых она самолично прирежет и испепелит адским пламенем жестокого возмездия, пытаясь утолить свой слишком дикий и непокорный голод Тёмного Соблазна. Тех самых, в числе которых будет и сама Карлах, что сейчас так безрассудно рискует собственной безопасностью и здоровьем, оставаясь с воином один на один, чтобы буквально попытаться ей помочь своей столь своеобразной логикой. О, Великий Баал или кто бы там не был, кому должна молиться такая, как она! Насколько же это было тупо… И насколько же это было прекрасно! Настолько же прекрасно, как и рык, рвущийся громким рёвом из глубин напряжённой глотки бывшего солдата Аверно, когда рука Тав соскальзывает и случайно задевает горячую твёрдую выпуклость за лоскутами огнестойкой ткани между сильных бёдер. Этого хватает, чтобы смутиться им обеим. Этого хватает, чтобы Тав пришибленно опустила голову в стыдливом выдохе, когда за пределами палатки слышится безумно довольная усмешка Астариона, что кажется, их услышал.Наглец заслуживает только кола в сердце!
Она переворачивает её резко, одним коротким уверенным движением из-за чего Тав довольно больно проезжается носом прямо по голой земле. Хватка у горла становится слишком крепкой и невыносимой, но воин только рычит и ёрзает, когда слишком упорная тяжесть давит ей на спину, прижимая к лежанке неподъёмным грузом. Карлах над ухом рычит в ответ, даже громче и яростнее – как тогда, когда верёвки натирали Тав связанные запястья до крови и она клацала одичалыми клыками подле ног варвара, желая её смерти. Почти идентично, только в отличие от того раза, сейчас в рычании беглянки из Аверно нет ни капли доминирующей злобы, а горячее дыхание над самым ухом отдаётся приятным теплом где-то у самого основания позвоночника. Даже когда на ткань спальника под ними падают первые капли крови и Тав смотрит на них с жадным благословением – она не собирается вырываться и творить собственное кровавое правосудие. Тёмный Соблазн продолжает бесноваться и выть, деря своими острыми когтями её грудную клетку… А Тав лишь скулит и впивается в подставленную руку варвара сильнее, пока давление над ней смещается и отдаётся тупой, но такой сладкой болью точно внизу живота.Хочешь всё и без остатка. Покорённое жалкое отродье.
- Всё будет хорошо, солдат. Просто… Расслабься… Впиваться клыками в чужую плоть было прекрасно и ужасно одновременно. Как выпить чистой холодной воды в очень жаркий и долгий день; как отдаться в объятья любимого в момент самого откровенного отчаяния. Карлах была так прекрасна… Самая прекрасная из её смотрящих. Даже когда она начинает двигаться слишком грубо и отрывисто, прижимая Тав к своей груди так сильно, что захлёбываться в собственных сбитых стонах получается без всякого труда. Карлах держит её так крепко, что почти невозможно дышать, но сердце в груди воина, то самое, которое теперь, казалось, билось в унисон с движителем совсем рядом, буквально пело от восторга. Оно едва не останавливается, когда когтистые пальцы рисуют неизвестные завитки и фигуры на её обнажённом, покрытым шрамами животе, прежде чем легко подняться выше и сжаться в кулак там, где сейчас так отчётливо ощущался её сильный пульс. Тот самый, который и приводит Карлах в такой восторг, что её слова у самого уха звучат глубоко и сладко – как самый-самый сладкий мёд. - Оно моё. Только моё. Слышишь меня? – Тав едва не взвизгивает и снова так отчаянно стонет, когда горячий язык скользит вдоль её шеи, собирая терпкие капли горячей солёной крови, что выпускают царапнувшие клыки. – Твоё сердце принадлежит мне, а не ему. Никому другому. Только мне. Скажи: «Я твоя, Карлах. И моё сердце – твоё». Она оказывается единственной, кто заставила личных демоном Тав заткнуться в оглушительном рычании собственной насильственной злобы. Кто выбивает всем своим телом из воина всё то, от чего она бегала уже так долго. Выбивает к прошлому, которое теперь плавилось в неизвестности и которое действительно не хотелось больше вспоминать. Столь хрупкий и глупый план Карлах работает настолько прекрасно, насколько это в принципе возможно. Как самое сложное заклинание, которое произносится молодым учеником волшебника с идеальной точностью и правильностью. - Я твоя Карлах. Моё сердце – твоё. И когда жара становится слишком много, Тав блаженно выдыхает и почти сыто урчит в прохладный ночной воздух, пока где-то над её головой шипит разогретый пар и слишком шумно стучит разогнавшийся адский двигатель на месте живого сердца.…
Блаженная необходимая тишина оказывается самой сладкой музыкой в мире.…
Она не знает, сколько они лежат вот так – лениво сцепившись, чувствуя подсыхающую влажность на коже. Лишь когда первые лучи солнца проникают под слегка сместившийся полог палатки, оставляя на их тесно прижатых телах тёплых солнечных зайчиков, Тав окончательно приходит в себя. Пока они сидят полностью обнажённые на сбитом спальнике; пока делят одно тесное дыхание на двоих в небольшом пространстве тёплой палатки; пока они смотрят друг на друга с какой-то удивительно-странной смесью любви, обожания и сожалении… Когда она хмурится, пытаясь перевязать чистой тряпкой глубокий прокус на руке Карлах, в её мыслях больше не остаётся места для тёмных желаний о жажде крови, смерти и чужих глубоких страданиях. Пока варвар смотрит на её лицо с улыбкой преданного хозяйского пса, Тав только и может, что недовольно скалить острые клыки и спешно стирать подступающую кровь – прокусы глубокие, не желающие останавливать постоянно подтекающую кровь. Действовать, но не думать – в молчаливой тишине собственного, хотя и заражённого, разума. Это было просто волшебно. - Ты не побоялась остаться со мной на ночь… Ты либо очень храбра, либо очень глупа… - от крови пальцы неприятно липнут друг к другу. – Хотя, глядя на тебя… Ты действовала именно так, как от тебя можно ожидать. Хотя я до сих пор не понимаю, к чему такой риск. Я ведь могла просто уйти и… - И что? Что бы это изменило? Тав не успевает остановить руку от движения, а потому когда ладонь бывшего солдата Аверно аккуратно берёт её за подбородок, вынуждая смотреть в янтарный плавящийся омут чужих глаз, она слишком отчётливо ощущает тяжёлый стальной запах. Удушливый и крепкий, который вот-вот снова заставит её желать чужих страданий и убийств… Но когда острый кончики пальцев слегка постукивают воина по щеке, Тав смотрит на неё со всем удивлением, широко распахнув глаза. - Никакой агрессии, да? Никаких позывов жестокости. – её улыбка обращается оскалом, пока рука смещается и без всякого предупреждения тычется кровоточащей раной прямо в губы застывшего тифлинга. – Никаких позывов… Ты отдала мне своё сердце, солдат. Все свои желания, которые могли там зародиться. И теперь только мне решать, когда и как тебе злиться. Какие желания испытывать, что требовать… Солнечные лучи слепят, вынуждая щуриться. Широкий язык покорно скользит по прокусу, собирая рубиновые капли с новой волной покорного блаженства. Того самого, в котором её совсем недавно обвинял Тёмный Соблазн. - Твоё сердце моё. Не имея собственного, я могу позаботиться о твоём, раз оно у тебя такое не спокойное. Тем более… Тав не сдерживает слабого стона, когда её снова заваливают на постель. Когда хвост устало стучит по земле, пока его снова не сковывают со всех сторон уже знакомым теплом и жаром. В этот раз не полным чистой похоти и желания, а всего лишь стараясь показать своё присутствие и «заземлить» их обеих в столь странной и длинной ночи. -…я думаю многие в лагере будут не против, если теперь только я буду следить за тобой по ночам. Ты же не против, правда? Следить, утолять твой кровавый голод… И беречь от слишком любопытных и любознательных союзников. Тав впервые чувствует себя так спокойно и впервые понимает, что по-настоящему счастлива. Что больше ей не придётся волноваться за то, что она слишком опасна и может кому-то навредить. Что её руки могут забрать чью-то жизнь даже без её истинного пробуждения, ведь ладони Карлах горячие и цепкие, а её хвост так тесно обвившейся вокруг неё – большой и уютный. Ей не сбежать и это было прекрасно.Всего лишь временное отвлечение. Ты всегда любила играть со своей добычей.