***
Его первое воспоминание — камень. Камень был вокруг него: над ним, под ним, внутри него, — и это единственное, что он знал. Камень шептал ему секреты и истории, подчинялся его прикосновениям, и он, сам того не понимая, создавал и разрушал вещи, названия которых даже не знал. Камень защищал его от холода и жары окружающего мира, отгонял зло и опасности, которые скрывались в тенях, пока он не стал достаточно сильным, чтобы противостоять всему этому в одиночку. Это всегда оставалось его первым воспоминанием, независимо от того, сколько раз он перерождался. Он был рождён из камня, и камень был его частью. Для него это было столь же естественно, как солнце, встающее на востоке. Но его последнее воспоминание, его последняя мысль перед каждой смертью — Рагнхейр.***
Это его двенадцатая жизнь, и его зовут Торин II. Он сын кронпринца Траина II и внук короля Эребора — Трора. Он старший брат принца по имени Фрерин и принцессы по имени Дис. Он второй в линии престолонаследования и один из многочисленных сыновей рода Дурина. Но также он — никому не известная реинкарнация Дурина I. Это его первая жизнь в Эреборе, и, хотя он скучает по своему королевству, он всё равно начинает любить свой новый дом. Город полон страсти, амбиций и сверкающих залов из отполированного камня. Это наследие и плод труда его детей, и его переполняет гордость, когда видит, как далеко продвинулись его потомки. Он думает, что, возможно, в этот раз он сможет оставить свой народ позади. Возможно, на этот раз они смогут позаботиться о себе и защитить свой дом без его помощи. Может быть, просто, возможно, он сможет, наконец, закончить собственное путешествие, начатое так давно. Затем приходит Смауг.***
Он провёл большую часть своей первой жизни в скитаниях. С одной горы на другую. Он нашёл каждого из своих братьев и сестер, пытаясь искоренить боль в груди, что была с ним с рождения. Каждый раз, когда он находил подобного себе, она становилась всё слабее и слабее, пока полностью не исчезла — с последним из них. Именно во время своих странствий он и встретил Рагнхейр. Он не знал, что такое лес. Он не мог общаться с деревьями или травой, а ветер не шептал ему свои мысли. Это место не было похожим на камень, и он чувствовал себя слепым и безнадёжно потерянным. Он бесцельно бродил днями, пытаясь найти знакомые очертания скал. — Тебе нужна помощь? — прервал его мысли голос, раздавшийся откуда-то сверху. Он удивлённо поднял голову и обнаружил, что самое чарующее существо, которое он когда-либо видел, наблюдает за ним с деревьев. Он? она? оно? — смотрело на него круглыми глазами цвета расплавленного золота. Коричневые кудри обрамляли бледное, как лунный свет, лицо, гладкое, как клинок в его руке. Одетое в незнакомую одежду, оно было самым необычным и очаровательным существом, виденным гномом за всю его долгую жизнь. — Тебя послал Создатель? — спросил он, стараясь не моргать и не двигаться, чтобы не спугнуть чудо, что послал ему Отец. — Ты здесь по его воле? Чтобы помочь мне? Лицо незнакомца озарила слабая, но от того не менее яркая улыбка. — Нет, меня направил сюда не Аулэ, а кое-кто другой. Они услышали твоё отчаянье и послали меня, чтобы я вывел тебя из этого леса. — Ты собираешься мне помочь? — спросил он и, наконец, моргнул. К его облегчению, существо над ним не исчезло. — Вот почему я здесь, — заверил его незнакомец, спрыгнув с дерева, на котором сидел, и приземлившись на ярко-изумрудную траву. Когда существо выпрямилось, он понял, что они примерно одного роста, и, скорее всего, перед ним мужчина. — Как тебя зовут? — спросил незнакомец, с интересом склонив голову набок. — Я гном, — ответил он в замешательстве. Его спаситель моргнул, а затем рассмеялся. Это был яркий и приятный звук, словно песня камня, из которого рождается его новый брат или сестра. — Нет, нет, я имею в виду, как тебя зовут. — Имя? — повторил он, всё ещё смущённый и неуверенный. — У меня нет имени. Незнакомец нахмурился. — О. Если ты хочешь, то я могу дать тебе его. Он пожал плечами. — … да? — Какой нетерпеливый, — слегка улыбнулось существо. — Тогда я назову тебя Леофвайн. — Леофвайн, — повторил он, наслаждаясь незнакомыми и чужими звуками. — Да. Леофвайн. Мне нравится. Спасибо. Незнакомец покачал головой и чуть улыбнулся. — Не за что. Всем нужно имя. Это то, что отличает тебя от других гномов. — У тебя есть имя? — спросил он — Леофвайн, — у незнакомца. Его спаситель снова улыбнулся. И на этот раз его улыбка напоминала свет, что отражался от металла в его — Леофвайн — кузне. — Моё имя? Я Рагнхейр.***
Когда Эребор пал, Торин почувствовал, как часть его умерла вместе с ним. Это было похоже на потерю Кхазад-Дума. Не имело значения, что он не строил Эребор и не управлял им. Всё в этом месте было сделано руками его детей, и он должен был защищать наследие, что оставили его потомки. Видя, как Смауг обрушивает огонь на его сородичей — кровь от его крови, — он вспоминает день, когда пал Кхазад-Дум. День, когда он не смог отстоять собственный дом. Крики и запах горящей плоти запечатлелись где-то внутри его сознания, и теперь единственное, что он видел, закрыв глаза, то, как его народ — жители Кхазад-Дума и Эребора — снова и снова терпит неудачу. Кровь и огонь. Он был слишком хорошо знаком с этими понятиями. С потерянным Эребором за плечами и вереницей бездомных гномов рядом у него нет другого выбора, кроме как остаться и заботиться о собственном народе. Он должен забыть об истинной причине своего перерождения, потому что у него есть долг, который он не может игнорировать. Независимо от того, какое имя он носит. Леофвайн придётся подождать. Настало время снова быть Дурином.***
Рагнхейр, как узнал Леофвайн во время их совместного путешествия, был частью Майар и служил Валар. Рагнхейр следовал указаниям Ласковой Эстель, и именно по её воле пришёл к нему. — Она увидела тебя, уставшего и утратившего надежду, и отправила меня помочь тебе, — объяснил Майар, когда они прятались под раскидистыми ветвями дерева, пережидая мелкий дождик. — Ей невыносимо видеть страдания чужой души. Поэтому она приказала мне вывести тебя из леса и убедиться, что ты снова продолжишь свой путь. — А если у меня нет своего пути? — спросил Леофвайн, стараясь не замечать, как рука и нога Рагнхейр прижимаются к его телу в поисках тепла. Рагнхейр просто пожал плечами и улыбнулся ему. — Тогда, я думаю, мы просто должны продолжать искать. Он не мог сказать, как долго они путешествовали вместе. Это могли быть месяцы или даже годы. В то время он не удосужился следить за такой незначительной вещью, потому что ещё не был воином, королём или Дурином. Он был просто Леофвайн, спутником Рагнхейр. Зачем ему нужно время? Они проводили дни, бродя по изумрудным полям, бегая по рекам и горам. Они говорили о своей жизни до этого момента. О том, как Леофвайн проснулся среди камня и последовал за шёпотом земли, пока не нашёл своих братьев и сестёр. В ответ Рагнхейр рассказал о времени, что он провёл рядом с Эстель, которая научила его исцелять израненное тело и зажигать надежду в душе потерянного. Когда у них закончились истории, Рагнхейр научил его читать солнце, луну и звёзды на небе. В ответ Леофвайн показал своему спутнику все различные камни, которые он знал, и своё умение превращать уродливое в прекрасное, которое во сне дал ему Создатель. — Ты восхитительный, Леофвайн, — заявил Рагнхейр после того, как он показал ему железный браслет, выкованный собственноручно. — Просто удивительный. Я не представлял, что что-то столь прекрасное может родиться из камня и грязи. Эти слова задели что-то внутри его груди. В то время он не знал, что это такое — и не будет знать ещё очень долго — единственное его желание было почувствовать это ещё раз. В конце концов, Рагнхейр заставил его желать многих вещей.***
Трор попытался вернуть Кхазад-Дум и заплатил за это собственной жизнью и кровью своего народа. Странно было видеть, как его дедушка (внук) падает замертво от рук орка. Он видел много погибших — как друзей, так и врагов — и даже сам несколько раз принимал смерть, но практически сразу же перерождался, потому что его путешествие ещё не было завершено, но от этого знания легче не становилось. Остальная часть битвы — сплошное серое пятно в глазах Торина. Он убил чудовище, которое отобрало у него Трора, но это единственная победа в тот день. Потеря, с которой он столкнулся — Трор, Траин, Фрерин — затмила собой любую радость от славы и легенды, которую его народ создал на этом кровавом поле. И, если быть честным с самим с собой, то он перестал испытывать радость от жизни много лет назад.***
Чем дольше Леофвайн путешествовал с Рагнхейр, тем больше его чувства начинали меняться. Эти изменения были медленными и постоянными, и Леофвайн не мог сказать, когда они начались. Возможно, в тот самый момент, когда он впервые увидел Рагнхейр, но он не мог сказать наверняка. Единственное, что он знал — всякий раз, когда Рагнхейр смотрел на него, он чувствовал себя так же, как и в тот день, когда впервые увидел своего Создателя. Всякий раз, когда Рагнхейр прикасался к его руке, он чувствовал желание отзеркалить этот жест, крепко схватить крошечную руку и никогда не отпускать. Даже закрыв глаза, Леофвайн мог с уверенностью сказать, сколько веснушек на щеках у Рагнхейр или какого цвета его глаза. В конце концов, он идёт с этим к Рагнхейр. Майар всегда отвечал на его вопросы и всегда охотно учил Леофвайн вещам, которые он всё ещё не знал и не понимал. Поэтому вполне естественно, что он идёт к нему. — Каждый раз, когда я смотрю на тебя, моё сердце начинает биться быстрее, — сказал он Рагнхейр, схватив Майар за руку и приложив её к своей груди. — У меня сбивается дыхание, когда ты подходишь слишком близко. Я всё время хочу быть ближе к тебе, и я не могу перестать смотреть на тебя. Что со мной такое? Я болен? В ответ Рагнхейр просто долго смотрел на него своими янтарными глазами. В то время Леофвайн ещё не мог читать эмоции в чужих глазах, потому что он был ещё слишком молод и невежественен. Только позже, после бесконечных войн, путешествий и тяжелой работы по созданию собственного королевства, он сможет понять, что скрывалось в этих глазах. — Ты не болен, — в конце концов, ответил Майар, переводя свой янтарный взгляд на его грудь, к которой всё ещё была прижата его рука. — То, что ты чувствуешь — нормально, хотя я и не ожидал, что ты почувствуешь это по отношению ко мне… — Это плохо? — удивился он, и сильнее обхватил руку Рагнхейр, когда тот попытался её отнять. Рагнхейр одарил его кривой улыбкой, которой не хватало обычного яркого блеска. — Нет, не плохо, просто… невозможно. Он не понял тогда смысл этих слов. — Почему это невозможно? Что не так со мной, Рагнхейр? Рагнхейр вздохнул и осторожно выдернул руку, отступив на шаг назад. — Я не могу ответить на этот вопрос, Леофвайн. Ты должен сам дать ответ и разобраться в своих чувствах. Ты и только ты. Он всё ещё не понимал. — Но как я могу понять, что это за чувство, если я даже не знаю, как его называют? Рагнхейр снова улыбнулся. — Ты узнаешь, Леофвайн. Узнаешь.***
С годами он начал сомневаться, что его путешествие окончится в этой жизни. Торин переродился в двенадцатый раз по одной и той же причине, и так будет продолжаться из жизни в жизнь, пока он не выполнит поставленную перед собой задачу. Но его беспокоит не смерть и не новая жизнь. Отнюдь. Он провёл тысячу лет в поисках янтарных глаз и не нашёл даже намека на них. Сколько ещё времени ему потребуется? Со временем Торин начал думать, что ещё одна тысяча лет.***
Его Создатель был похож на человека: такая же светлая кожа и тёмные глаза, в которых горел яркий огонь, подобный тому, что он каждый день разжигал в своей кузнице. Он возвышался над Леофвайн, как солнце над землёй, его руки — огромные, как ветви деревьев в саду, а плечи — могучие, как камень. Волосы у Создателя были длинными, густыми и ярко-багряными, как и кровь Рагнхейр на его руках. Стоя перед Ним, Леофвайн не чувствовал ни страха, ни восхищения. Просто всепоглощающий ужас, которого он никогда не испытывал раньше, и отчаяние, из-за которого у него дрожали руки. — Верни его, — умолял он Создателя, держа безжизненного Рагнхейр оцепенелыми руками. — Пожалуйста, верни его. Создатель смотрел в ответ с мягкой печалью в огненных глазах. — Ты знаешь, что это не в моей власти. Я не могу решать, кому когда родиться, а когда умереть. В ответ Леофвайн яростно покачал головой, чувствуя влагу, обжигающую щеки. — Нет, нет, ты не понимаешь, мне нужно снова его увидеть! Мне нужно сказать ему, что я знаю, что это за чувство! Я, наконец, знаю это! — А что ты чувствуешь по отношению к нему, дитя моё? — спросил его Создатель громоподобным голосом. — Любовь, — ответил он, крепко обняв Рагнхейр. — Это любовь. Я люблю его, и мне нужно рассказать ему об этом. Он не знал ответа на свой собственный вопрос, пока Рагнхейр не оттолкнул его в сторону, когда человек, имени которого он никогда не узнает, напал на них с мечом в руке. Именно возле истекающего кровью Майар, Леофвайн, наконец, понял, что это за чувство. Но было уже слишком поздно. Он никогда не сможет сказать Рагнхейр, что любит его, потому что тот мёртв, а Леофвайн может и дальше делать мечи, короны и обрабатывать драгоценные камни, которые будут сверкать ярче звёзд, но не может заставить кровь, текущую из груди Рагнхейр, остановиться. Создатель молча наблюдал за ним, пока он обнимал Рагнхейр и прятал слёзы за каскадом тёмных волос. Он не хотел, чтобы Создатель видел его таким. Слабым и беспомощным. — Я не могу вернуть его, — напомнил ему Создатель, словно он ещё не до конца уничтожил надежду Леофвайн. — Но я могу договориться кое с кем о… сделке между тобой и им. Леофвайн в последний раз вдохнул запах лесных трав, прежде чем оторвать лицо от золотых кудрей и перевести взгляд на своего Создателя. — Сделка? Что за сделка? — Сделка, выполнение которой может занять слишком много времени, — ответил Создатель, не отрывая задумчивого взгляда от бескрайнего синего неба над своей головой. — Ты можешь умереть и переродиться очень много раз, прежде чем снова увидишь его. Всё это время ты будешь одинок. Такую цену тебе придётся заплатить, чтобы увидеть его снова. Ты готов к этому? Леофвайн кивнул без колебаний. Рагнхейр стоил любой цены, которую мог потребовать от него Создатель. — Я готов. Независимо от того, сколько времени это займёт, я перенесу всё, чтобы снова его увидеть. Создатель устало вздыхает, и его массивные плечи немного расслабляются. — Очень хорошо. Тогда с этого момента ты будешь Бессмертным. Ты будешь жить и умирать, как любой другой смертный, но, в отличие от других, ты переродишься с воспоминаниями обо всех прошлых жизнях. Так будет продолжаться до тех пор, пока ты снова не встретишь Рагнхейр и не дашь ему свой ответ. Готов ли ты заплатить такую цену? — Да, — ответил он без колебаний. — Я согласен на любые условия. Независимо от того, сколько времени это займёт, я найду его. Его Создатель кивает в ответ. — Очень хорошо, Леофвайн… — Пожалуйста, нет, — прервал он без стыда. Он был слишком сломлен, чтобы беспокоиться о такой мелочи. — Не называй меня этим именем. Я не могу слышать его от кого-то, кто не является им. Отныне я возьму другое имя, то под которым буду известен во всём остальном мире. Отныне меня будут звать Дурин. Его Создатель мрачно улыбнулся в знак одобрения. — Да будет так, Дурин Бессмертный.***
Его путешествие закончилось в середине двенадцатой жизни, прохладной весенней ночью, перед зелёной дверью в Шире. Торин стучит в дверь, с твёрдым знанием о тех, кто стоит за ней. Его шумные племянники, семья, и гномы, которых он выбрал для этого путешествия. Он уверен, что все они умрут. И части его, большей части — Леофвайн — плевать на это. Он умер и теперь жил в двенадцатый раз, что ещё имело значение? Затем дверь открылась, и мир начал рушиться вокруг Торина. Он не был похож на Рагнхейр. Его лицо было круглее, губы немного тоньше, а сам он — немного выше. Но у него были такие же каштановые кудри, всё время лезущие в глаза, а его кожа была всё такая же бледная, как лунный свет, и, когда это небесное создание подняло взгляд, чтобы взглянуть на Торина, всё, что имело значение, это те самые золотые глаза… — Добрый вечер. Полагаю, вы здесь, чтобы присоединиться к остальной части компании, которая разносит мой дом? — спросил хоббит — Рагнхейр — настолько знакомым недовольным голосом, что Торин не знал, плакать ему или смеяться. Но он не сделал ничего из этого потому, что, впервые за несколько тысяч лет он, наконец, обрёл самообладание. — Нет, — он с усилием выталкивал из себя слова. — Нет, я пришёл, чтобы ответить на вопрос, который задал кое-кому очень давно. Хоббит медленно приподнимает тёмные брови. В этих золотых глазах скрывается слишком знакомый огонь, который невозможно спутать ни с чем другим. — О? И каков же твой ответ? — Любовь. То, что я чувствую, — это любовь, — ответил Торин — Леофвайн — созданию, чувства к которому пронёс сквозь все эти столетия. В ответ Бильбо Бэггинс — Рагнхейр — улыбнулся и затмил собой все сокровища всех гномьих королевств, которые когда-либо существовали на этой земле. — Не мог поторопиться? Ты хоть представляешь, как долго я тебя ждал? Торин засмеялся в ответ, и крепко обнял Бильбо за плечи, изгибы которых запомнил множество столетий назад. Он притянул тело, которое он когда-то держал в собственных руках, холодное и мёртвое, как можно ближе к себе, и спрятал лицо в каштановых кудрях, единственных, кроме Создателя, видевших его слёзы. Под слоями одежды, доспехов и плоти он чувствовал чужое сердце, которое билось в такт с его. — Могу только догадываться.Конец