La Vénus à la fourrure

Даже знаменитости мирового уровня — всего лишь люди, что смертны внезапно. Только лишь их отличие в том, что умирая, они разрываются сверхновыми звёздами, чей свет льётся столетиями. Симона далеко не звезда, совсем не знаменитость, да и куда ей со своим ответом на вопрос о работе. Журналистка. Успешная, чего не отнять, в меру богатая — может позволить себе купить дорогие туфли и даже не повести бровью. Просто распоряжается она своей жизнью совершенно осторожно, стараясь не распыляться на бессмысленные бренды. Родители её учили — да и сейчас продолжают, — жизни и говорят о её деликатном характере. Симоне до натаций уже нет дела и нервов, а до разного рода интересных, по её мнению, развелчений — всегда есть время и спутница. Сегодня ей выпала возможность оказаться на закрытой вечеринке, где собрались сливки общества, дабы просто продолжить начатое ранее общение. К своей персоне Симона привлекать внимание вычурным внешним видом любит не особо, поэтому при разных обстоятельствах выбирает сдержанные тона. Но не сдерживает длину разрезов, оголяющих достаточно её молочной кожи. Достаточно для фантазий, но недостаточно для откровенной пошлости. Благодаря сфере своей деятельности, она умеет преподносить себя так, чтобы запомнили не только декольте, подчёркивающее изящную грудь, но и имя. В Симоне смешана кровная чопорность с долей скептицизма и страстная романтичность, которая время от времени становится причиной необдуманных решений. Это совершенно не мешает жить именно так, как ей самой хочется в свои без четырёх тридцать, скорее — даже помогает. Роуз, приятельница Симоны, ненадолго оставила подругу поддерживать светскую беседу. Они не говорят о работе, отдавая предпочтение обсуждению самого вечера, как необычно появление некоторых лиц, и, что уже который день на повестке, развод именитой актрисы, которая была в браке почти двадцать лет. Говорят, разошлись полюбовно, но только никому не понятно, почему это, всё-таки, произошло. Симона помнит, как её отдел гудел после новости и пытался найти хоть какие-то подробности, но все нити обрывались до того, как успевали натянуться. Актриса, о которой говорят за спиной, тоже присутствует где-то здесь, на этой afterparty, но Симоне ещё не удалось с ней пересечься. Она не говорит вслух, что давно следит за этой женщиной, и очень любит как прекрасный экземпляр профессии. Девушке нравится говорить ни о чём, абсолютно не напрягая критическое мышление, и она поддаётся случайно завязавшемуся обсуждению кинематографа даже после того, как возвращается Роуз. На таких мероприятиях не принято — да и в целом не разрешено, — пользоваться телефонами, дабы не просочились никакие слова. Об этом всем присутствующим известно, но это не значит, что не бывает исключений. Зоны, отданные под места для курения, не просматриваются камерами, они-то и становятся небольшими убежищами, в которых можно быстро ответить на пару сообщений, дабы никто не думал, что кто-то отправился на другой край земли. Симона сбрасывает звонок подруги и быстро печатает, что до неприличия занята и расскажет обо всём позже. За спиной хлопает дверь, ведущая на большой балкон, девушка чуть сдвигается в сторону, чтобы освободить больше места. Разобравшись со всеми докучающими уведомлениями, она убирает телефон во внутренний карман сумочки. — Нарушаете правила? — раздаётся рядом нежный голос, богато украшенный французским шармом. Симона поворачивает голову и, как в замедленной съёмке, вспыхивает чужая зажигалка, подсвечивая красивое лицо. Эсмеральда Сенье. Та, кого Симона хотела увидеть настолько близко, насколько это возможно в бренном мире. — Совсем немного, — Симона сдержанно улыбается, ненароком следя за тем, как мадам, уже ставшая мадмуазель, Сенье, чуть щурится, делая первую затяжку. — Будете? — предлагает Эсмеральда, протягивая открытый портсигар. Симона ни в коем случае не выказывает то, как она внутри переживает настоящий шторм. — Не откажусь, — ни секундой своего голоса Симона не скажет, что бросила курить полгода как. Не каждый день выпадает возможность оказаться лицом к лицу с такой женщиной в неформальной обстановке. — Раньше мы не встречались, не так ли? — ненавязчиво начинает женщина, осматривая свою собеседницу с головы до ног. Ей никогда не стыдно показывать одним лишь взглядом, чего она хочет. — Эсмеральда Сенье, — будто её персона совсем незнакома миру. Она элегантно протягивает руку, желая установить контакт чуть ближе. — Вы правы, мы не встречались. Я Симона Пайк, — лаконично представляется она, держась будто отстранённо настолько, чтобы нельзя было считать её выражение. Кисть Эсмеральды изящная и тёплая, определённо, упитанная дорогими кремами. — Очень приятно, — Сенье легко кивает, не упуская с лица лёгкую улыбку. — Кем Вы работаете? — Журналистом, — Симона расслабленно выпускает в потемневшее небо сизый дым и почти незаметным движением плеча поправляет лямку платья. — Я бы хотела дать Вам интервью, Симона, — взгляд Эсмеральды исподлобья заставляет все нервы Симоны сжаться под диафрагмой, а сигарета на секунду замирает, не достигнув нежных губ. — Я бы с большим удовольствием взяла бы у Вас интервью, — с Симоной ещё не флиртовали вот так. Она уверена, что правильно считывает чужие намерения, и, совершенно точно, хочет согласиться на всё. — Оставите свой номер? — голос Эсмеральды перестаёт быть таким лёгким, каким был пару минут назад. Она знает, чего хочет и когда. Симона думает, что хочет она её и желательно прямо сейчас. Отказать такой женщине в удовольствии — в любом его виде, — Пайк по усмотрению не может себе позволить. Получив желаемое, Эсмеральда уходит первой, негласно обозначая свою лидирующую позицию. Симона остаётся в шлейфе дорогого аромата кожи с сандалом и провожает взглядом красивую фигуру в белом платье. Обе думают, что очень удачно вышли на балкон, не имея никакой изначальной цели. Не ищи — и дано будет тебе. Первым, о чём успевает подумать Симона, когда она чуть отошла от чар Сенье, это то, что женщина, после двадцати лет брака с мужчиной, открыто флиртует с первой попавшейся на глаза девушкой. После эти мысли прерывает Роуз, что сначала спрашивает, куда пропала её спутница, где та была, и с чего вдруг снова начала курить. Симона ответила односложно, опустив встречу с актрисой, со своей спутницей она не настолько близка, чтобы выкладывать всё и сразу.

***

Эсмеральда сама назначает встречу, указывает Симоне появиться в вечер пятницы в самом роскошном номере дорогого отеля. Симоне давно не приходилось отменять планы ради кого-то, но отказать Сенье даже просто физически девушка не смогла. Раз в тысячелетие все дороги и звёзды сходятся, рождая одну лишь возможность, которую никак нельзя упустить. В холле девушку встречает милой внешности женщина, что вопросами не докучает, лишь провожает к нужной двери. В секунду перед тем, как откроется проход, Симона поправляет под шеей ленты-завязки голубой шёлковой блузки, почти полностью их распуская. Она идёт точно не брать интервью, точнее — брать, но не интервью, — но всё равно подготовила несколько вопросов просто для перестраховки. «К Вам пришла Симона Пайк», кратко оповещает так и оставшаяся без имени женщина, и предлагает девушке пройти дальше, но сама уходит. Тихо играет музыка, которая кажется совсем потусторонним мазком, Симона осматривается, оглаживает плотную ткань юбки, подходит к креслу, стоящему рядом с диваном и журнальным столиком, она до сих пор не наблюдает где-то рядом Эсмеральды. Тонкие каблуки тонут в ковровом ворсе. Она замечает на спинке дивана пушистую горжетку из лисы и пару мгновений борется с желанием погладить её. Чужие шаги раздаются откуда-то из глубин номера, Симона, почти неосознанно, чуть прикусывает нижнюю губу, ожидая появления женщины. В, кажется, мужской рубашке, небрежно завязанной узлом, и в свободных брюках, Эсмеральда выглядит — ни больше, ни меньше, — как прожжённый донжуан. Определённо, в своё время брак очень зря сдерживал такую видную женщину. Светлые волосы Сенье собраны в свободный пучок, из-за чего грубоватая линия челюсти открывается больше. За грудиной у Симоны разгорается самый настоящий аномалийный пожар, от чего девушка хочет без лишней лирики стянуть с себя блузку. — Очень рада видеть Вас, Симона, — Эсмеральда мягко опускается на диван, поближе к девушке, устроившейся в кресле. — Прошу простить за то, что выдернула Вас в нерабочее время, у меня только недавно закончилась фотосессия. — Ничего страшного, у меня совершенно не было планов, — заправив за ушко с золотой пусетой прядь волос, Симона медленно кладёт ногу на ногу. Не одной же Эсмеральде играть в этой прелюдии. — Но, даже если бы и были, я бы предпочла интервью с Вами, мадам Сенье. — О, перестаньте, Вы знаете, что я уже не мадам, — Эсмеральда отмахивается и тихо усмехается, улыбаясь дикой кошкой. — Знаю, но мне нравится, как это звучит. — Хотите вина? — радушно предлагает Эсмеральда, складывая руки на подлокотнике так, что обнажается достаточно её груди, чтобы Симона поняла — женщина, определённо, без белья. Девушка не отказывается. — Хочу сразу кое о чём Вам сказать, — сообщает Сенье, вернувшись с бутылкой дорогого напитка и двумя бокалами. — О чём же? — Симона устраивает на коленях блокнот и, вновь очарованная, неотрывно следит за собеседницей. — Я хочу ответить на любые Ваши вопросы, какие захотите, но Вы не будете это печатать, — протянув Симоне бокал, актриса берёт свой и вальяжно располагается на диване. Симона читает между строк — правда за правду. — И, даже если это просочится в прессу, я буду всё отрицать, — она гладит горжетку, удобно устроенную на диване, и Пайк ловит себя на мысли, что хочет быть на месте этой шкуры. — Воспитание не позволит мне сделать что-то без разрешения, — Симона усмехается и откладывает блокнот на столик. Всё по правилам честной игры. — Какая настоящая причина Вашего развода? — Ох, так сразу? — Эсмеральда сдержанно смеётся, следя за Симоной. Шёлк — предательский материал, он обнажает тело не хуже ловких рук. — Наверное, всю жизнь я в глубине души знала, что быть прилежной женой мужчины — не для меня. Но это знание я успешно подавляла и играла привычную для всех роль. Думаю, я хорошая актриса, не так ли? — Вы прекрасная актриса, мадам Сенье, — Симона делает глоток вина, перекатывает его сладко-терпкий вкус на языке. — И, когда мой бывший муж написал для меня неоднозначную роль, где моя героиня имела глубокую связь с другой женщиной, я перестала лгать себе. Он видел, что во мне есть эта тяга к женщинам, как у него, но никогда не спрашивал. Может быть, боялся, не знаю, — Симона, как бы глупо для неё это ни было в данный момент, пропускает шальную мысль, что это была бы невероятная статья. — Вы ему рассказали об этом? — кажется, сейчас можно предложить перейти на «ты», но обеим нравиться такая формальность. По какой-то причине она привносит в этот разговор особенную пикантность, смешиваясь с гранатовым вкусом вина. — Да, не скажу, что это был простой разговор как для меня, так и для Ричарда, но я должна была. Конечно, должна, — сейчас Эсмеральде легче рассказывать об этом. Симона кажется ей самым надёжным собеседником, какого она могла встретить. — Он, на самом деле, принял всё очень спокойно, даже слишком, я думаю. Сейчас мы продолжаем хорошо общаться, и даже как-то проще. — Это очень смелое и правильное решение. И сейчас такое время, что, наверное, не так страшно говорить о таком, — Симона ведёт плечом, мимолётно отводя взгляд. — Как мне кажется. — Если честно, да, — признаёт Эсмеральда, но больше не развивает эту тему. — Мне интересно, Вы француженка? — Нет, я росла в Англии, но с самого детства говорила и на французском. — Вы прекрасно владеете языком, — игривая ухмылка растягивает изящно очерченные губы Эсмеральды, когда её фраза попадает точно в цель. — Тогда продолжу задавать Вам вопросы прекрасным языком, — Симона хочет немного растянуть эти словесные игры, которые нравятся её собеседнице равно, как и ей. — Вас пошатнула партнёрша по съёмкам, Ева Уайт? — предполагает Симона. — Нет, меня пошатнула сама история. А Ева… Ева, она не в моём вкусе, — Эсмеральда легко качает головой из стороны в сторону. — А кто в Вашем вкусе? — Симона задаёт этот вопрос с самой неоднозначной интонацией, почти точно зная, что ей ответят. Эсмеральда встаёт со своего места и подходит к Симоне настолько близко, что девушке приходится раздвинуть ноги. Взгляд кошки вблизи оказывается взглядом голодной дикой кошки, к которой Симону тянет самым ненормальным образом. Она ощущает тонкий аромат сигарет и горького шоколада, исходящий от женщины, и совершенно бессовестно переспрашивает: «кто в Вашем вкусе?». Симона смотрит снизу вверх, готовая с открытым ртом принять любой ответ или его подобие, она не сдерживает себя, пробегаясь взглядом по чужой обнажённой шее и части груди. Маленький золотой крестик Сенье на тонкой цепочке болтается между лицами двух женщин немного навязчивым намёком — не грешите раньше времени. Симону забавляет такое проникновение Бога в их близость. — Мы обе знаем ответ на этот вопрос, — Эсмеральда позволяет себе наклониться ещё чуть ниже, чтобы медленно пропустить меж пальцами шёлковые ленты. — Вы же пришли не ради интервью. — Может быть, в том числе, — Симона улыбается хитрой лисой и чуть щурится. Воздух сгущается вокруг них горячими густыми сливками, а звуки ранее слышимой музыки мерно гаснут. Бокал, что Симона стойко держала, Эсмеральда забирает и ставит на столик за спиной. Симона дышит глубже и тяжелее, точно стараясь вобрать весь оставшийся кислород, пропитанный чужим запахом. Она встаёт в тот же момент, когда Сенье поворачивается. Только благодаря каблукам Симона сейчас на одном уровне с женщиной, но нисколько не наравне с её глубинной соблазнительностью. — Вы не будете против, если мы переместимся в другую комнату? — Эсмеральда медленно накручивает на руку широкие шёлковые завязки, оплетая кисть цветом морской волны. Их губы почти соприкасаются, но между ними всё равно слишком много пространства. — Не буду, мадам Сенье, — выдыхает Симона, неотрывно смотря в зелёные глаза. Никакие журналы, интервью, вся пресса, да и весь мир с его безбрежными морями, сейчас не значат совершенно ничего для Пайк. Стук каблуков о дорогое дерево смешивается со звуками её сердца, что старается цепляться за остатки сознания. Музыка врывается в него сине-красными пятнами: барабаны и скрипка, надлом и гром скорого падения неба. Эсмеральда — проводник, а Симона — кроткая девочка на расстоянии ленты-завязки. Спальня — белые тюли, раздуваемые летним ветром, что врывается с открытого балкона, большая кровать, заправленная мягким бельём и жёлтый свет небольших бра. За окнами смеркается. Эсмеральда садится на край кровати, притягивает Симону к себе, ведёт ладонями вверх по плотным бёдрам, поднимая юбку, и усаживает к себе на колени. Она не снимает с девушки блузку, лишь распахивает её, насколько это возможно. Симона податливая и нежная, она вот-вот расплавится в чужих руках, будто только их и ждала. Губы Эсмеральды выводят кружевные узоры на молочной коже шеи девушки, вырывая из её груди надломленные вздохи. Она распаляется, подобно рябиновому костру в зимнюю стужу. — Вы так прекрасны и непорочны, — тихо говорит Сенье, заставляя Симону выгибаться в её руках. Ладонь женщины проскальзывает по бедру выше, достигая края трусиков. Она проводит пальцами по ткани, скрывающей нежные складки, срывая с губ любовницы первый сдержанный стон. — Порочна… Я порочна, мадам, — шепчет Пайк, запрокинув голову и цепляясь пальцами за сильные плечи женщины. Долгие секунды растягиваются электрическими нитями под пальцами. Симона не хочет отдавать абсолютно всю власть другой женщине, они, всё-таки, в демократической стране. Она подаётся бёдрами вперёд, перемещает руки на узел рубашки и, кусая губы, развязывает его. Эсмеральда улыбается одними уголками губ и позволяет стянуть с себя рубашку, обнажиться до того, как раздела Симону. Не скажет, но ей нравится поддаваться. Симона невесомо целует губы Сенье, ждёт, когда женщина заставит её не отстраниться. Эсмеральда притягивает девушку за шею свободной рукой, терзает её губы, чувствует себя голодной, словно целое столетие шла по пустыне. Одноразовая страсть вспыхивает в единственном моменте — будто больше никогда не будет завтра, и солнце больше не встанет. На левом плече Эсмеральды — Уроборос, и он кажется напоминанием из прошлого. Женщина когда-то была юна и взбалмошна, возможно, именно тогда она и поняла свою сущность. Но не приняла. Шёлковая блузка бесшумно падает на пол, туфли ударяются каблуками и юбка звякает молнией. Волосы Симоны медным всполохом разлетаются на подушках, и Сенье нависает сверху. Симона проводит пальцами по её полной груди, по шее к лицу, чтобы сомкнуть на затылке пальцы и притянуть для нового поцелуя. Ни один мужчина, понимает Пайк, никогда не сравнится с женщиной — чуткой, своевольной и невозможно горячей. Симона шире раздвигает ноги, впитывает всей поверхностью кожи чужие прикосновения и полностью отдаёт себя на плаху момента. Эсмеральда вбирает затвердевшие соски в рот, посасывает и легко прикусывает, заставляя девушку кусать пересохшие губы. «Вы прекрасны», произносит Сенье, целуя шёлковую кожу чужих бёдер, «Vous êtes très doux», говорит она прежде, чем коснуться языком горячей розовой плоти. Из груди Симоны вырывается глубинный стон, она подаётся ближе к Эсмеральде, сжимает пальцами её предплечье, и тонет в густеющих сумерках, прикрыв глаза. Женщина, определённо, владеет языком получше Симоны, чьи щёки и шея алеют от поцелуев. Стонет она бессовестно и самозабвенно, будто завтра, и вправду, никогда не наступит, сбивчиво шепчет «да, мадам!» и просит не останавливаться. Эсмеральда прижимается грудью к спине Симоны, целует лопатки и, прикусив хрупкое плечо, входит в девушку двумя пальцами, ощущая вибрацию в чужом теле. Симона заводит руку назад, чтобы огладить упругую ягодицу женщины и несильно её сжать, она не верит в то, что происходит. Не верит, что та актриса, которую она видела в фильмах, прямо сейчас доводит её до грани между разумом и сумасшествием. Оргазм — маленькая смерть, и сердце Пайк почти останавливается, когда Эсмеральда, почти болезненно грубым движением, заставляет её содрогнуться всем телом и простонать молитву Афродите. — Хотите вина, Симона? — Сенье подпирает голову рукой, выводя пальцем узоры на чуть влажной коже груди девушки, лежащей на спине. Даже в таком положении они сохраняют формальное обращение. — Хочу, — Симона чуть лениво улыбается и приподнимается на локтях, когда Эсмеральда встаёт. — И не только вина, — дополняет та, когда актриса доходит до дверного проема. Женщина оборачивается и соблазнительно улыбается, точно обещая продолжение. Она несёт себя, подобно богине, будто нет никого красивее и точёнее, чем она, в этом мире. Симоне кажется, что так и есть. Эсмеральда восхитительна. Симона не знает, сколько сейчас времени, не помнит, какой день недели, да и не хочет даже думать об этом. Она переворачивается на живот, подкладывает ладони под щёку и сгибает ноги в коленях. Тело приятно ноет, а между ног тянет тугой истомой, и Пайк теснее сводит бёдра, отчего по спине проносится шальная молния. Эсмеральда скоро возвращается, Симона садится в центре кровати на колени, окружённая сбитым покрывалом, и складывает руки на коленях, как прилежная девочка перед молитвой. Эсмеральда пришла в одних мехах. — Вы — Венера… в мехах, — Симона принимает бокал, смотрит на Сенье с распущенными волосами, подхваченную желтоватым светом. — Богиня любви, красоты и плотского желания, — Эсмеральда одной рукой гладит лису, подносит к губам бокал и плавно покачивается в такт музыке, о которой Пайк даже забыла. Симона отчаянно хочет закурить. — Вы идеально подходите, — резюмирует Пайк, делая большой глоток вина. Оно заканчивается раньше, чем ожидалось, и пустые бокалы оставляют у изножья кровати. — Оставайтесь на ночь, Симона. Завтра я дам Вам интервью, которое Вы напечатаете, — мурлычет Сенье, подбираясь к девушке. Симона целует Эсмеральду, спускается к груди, приникая губами к крестику, её лицо ласкает мягкий мех, и это становится каким-то новым, ранее неизведанным, удовольствием. Сенье не скидывает горжетку, когда Симона ложится на спину и тянет женщину на себя, желая устроиться меж её бёдер. Такая прозорливость возбуждает женщину не хуже сладострастных стонов любовницы, и она запускает руку в волосы Симоны, задавая нужный ритм. Пайк ведёт пальцами по чужим рёбрам выше — к мехам, отчего по телу Эсмеральды проносятся мурашки, собираясь в тугой узел в низу живота. Её рычащие стоны разжигают в Симоне зверское желание, она отрывается от горящего центра женщины и, чуть повернув голову, прикусывает мягкую кожу внутренней поверхности бедра. Эсмеральда задерживает дыхание от такой неожиданной наглости и, когда Пайк возвращается в неё, понимает, что кончит неподобающе скоро. Язык Симоны входит глубже и чаще, отчего женщина сжимает зубы и надсадно дышит, её шея сзади покрывается испариной, а горжетка съезжает на спину. Крепко сжав волосы журналистки, Эсмеральда не позволяет ей больше двигаться, и её бёдра подрагивают, когда язык совершает пару последних кругов. Во всём номере невыносимо душно, даже открытый в нескольких метрах балкон не улучшает ситуацию. Симона засыпает, зарывшись лицом в горжетку на груди Эсмеральды, что так её и не убрала. Утром приносят завтрак в номер и, всё ещё обнаженная Симона, берёт интервью, делая пометки в блокноте, лёжа на мягких простынях. Эсмеральда, подвязав на груди лисью шкуру, курит у выхода на балкон и смотрит на улицу, которую абсолютно безжалостно заливает дождём. После Эсмеральда и Симона расходятся, как в море корабли, не обещая друг другу скорейшей встречи. Да и встречи в целом. После статей, съёмок и, кажется, совсем несуществующей ночи. Придуманного сна, которого никогда не было. Эсмеральда возникает в жизни Симоны через пару лет. Снова лично и снова совершенно безапелляционно, она приглашает Симону на закрытый показ нового фильма с её участием. Пайк, что уже повысили до главного редактора, конечно, не откажется. И, после всего, как в замкнутом круге — номер люкс, вино и дорогая горжетка, но уже из песца.