SOAP LAGOON

Проститутки в этом заведении — самые обычные на свете посетители. В целом, если не знать, на кого смотреть и что в этом человеке заметить, то по ним и не скажешь, пока такой не подсядет к тебе и не предложит свои услуги. Галлахер к этому привык. Он уже не борется, да и ночные бабочки и не лютуют, не наглеют, бывает, некоторые за долгие вечера тут выпивают и на чеки больше среднего. А что там с кем делают по обоюдному согласию Галлахера не то, чтобы и касается, вот он носа в эти дела и не сует. Этот вечер можно назвать томным. Он тягучий, как патока, теплый и… тихий. Полный шепота между усталыми гостями бара, рассевшихся по уголочкам и обсуждающих негромко каждый свое под бокальчик-другой. Галлахеру в него спокойно и ненапряжно, есть время пересчитать прибыль да подумать о предстоящих днях, а вот некоторым отчаянно скучно. Как, например, блондину за барной стойкой. Он явился сюда в настроении весьма игривом и воодушевленном. Вероятно, он надеялся сорвать тут неплохой такой прибавки за вечер, отметкой на шее сверкая так, словно то не отметка его, как проститутки, а медаль «за отвагу». Этакого энтузиазма Галлахер давненько не видел в подобных посетителях, тем печальнее было наблюдать, как попытку за попыткой мужчина терпел поражение. Теперь, к одиннадцати часам, блондин выглядит откровенно скучающим и разочарованным. Честное слово, Галлахер при взгляде на него чувствует терпкую горечь где-то на корне языка. Наблюдать, как он сидит, вертя в руках явно не местной валюты монету, катая ее по дереву стойки и сняв яркие очки, время от времени вздыхая… удручающе. Потому разнообразие в мимике ночной бабочки несколько радует, когда он удивленно вздымает брови, заметив перед собой бокал с коктейлем. Он смотрит на него, открывает рот, чтобы что-то сказать (вероятно, чтобы отказаться, ибо выручки-то у него сегодня не особо есть), но бармен его опережает. — За счет заведения, — негромко говорит Галлахер и пододвигает напиток осторожным движением ближе гостю. Изгиб губ блондина изящен, мягок и в то же время сочится плутовством, резко после недавнего выражения скуки оживляя лицо своего владельца, когда он обхватывает пальцами ножку бокала и обращает взгляд на бармена. — Это очень кстати, — говорит блондин, и улыбка и слышна в его голосе. Пропитана ею вместе с некоторой долей усталости, спасибо, господин Галлахер. Взгляд у ночной бабочки пристальный. Бармен чувствует себя под ним как под прицелами, будто блондин весь сосредоточен на нем, и это внимание горячее. Галлахер регистрирует смущение и то, как от него горят уши, слава богу не видные под волосами. И смущает его взгляд больше, чем даже то, что он знает имя Галлахера (в том числе потому, что его имя в принципе в городе на слуху). — Пожалуйста, — он пожимает плечами и упирается локтями в стойку, позволяя себе немного расслабиться, раз уж под конец вечера никто ничего от него не хочет. Может себе позволить и сделать приятнее вечер для одного весьма скучающего человека. Тем более, он кажется приятным, — вечер не задался? — Можно и так сказать, — вздыхает ночная бабочка и с печальным выражением лица и прикладывается к бокалу, деликатно из него отпивая. А после вздымает брови, глянув на жидкость с воодушевленным интересом и довольно причмокнув, — о, какая славная вещица. А ваше заведение не зря у всех на устах. Галлахер польщен. В самом деле, эта работа — его отдушина, и приятно получить хороший отзыв о ней. Он не может сдержать улыбки, и снова под пристальным взглядом блондина. — Кстати, — вдруг говорит он, и бармен поднимает на него глаза, сталкиваясь с хитрой искрой в глазах мужчины и хитро-хищной улыбочкой на его лице, — меня зовут Авантюрин. Вот, как значит. Галлахер отмечает, что ему идет это имя. И где-то рядом с этой мыслью возникает вопрос: а настоящее ли это имя? Глядя в его удивительные глаза, на легкий румянец на щеках, непринужденную манеру держаться и отметку на шее, бармен думает, что этот вопрос весьма себе риторический, и задавать его всерьез — сказать, мол, человек я, честно говоря, недалекий. — Будем знакомы, — отвечает Галлахер. И даже если Авантюрин — не настоящее его имя, мужчине правда приятно с ним познакомиться. Время течет, казалось бы, медленно, как мед. За непринужденным, ненавязчивым разговором, в котором и Авантюрин спрашивал рецепты коктейлей Галлахера, а тот без особого зазрения отвечал, давал попробовать один за другим, поощряя захмеление блондина. Часы тикали, и посетители покидали бар, оставив оплату и негромкие пожелания доброй ночи хозяину заведения. А он все чаще обнаруживал себя за тем, что отвечал им с неохотой потому, что ему приходилось отвлекаться от Авантюрина. Что ж, вероятно, если спросить его окружение, будет общим признанием, что молодой человек весьма харизматичен и обаятелен. И чем дольше тянется ночь, тем большей загадкой для Галлахера становится то, что Авантюрин до него так и не смог найти себе компанию за ночь. И чем меньше становится людей в баре, тем сложнее бармену становится концентрироваться на лице своего собеседника вместо специфичного выреза на его груди, гладкой и подтянутой груди. Быть может, Авантюрин это замечает, ибо его прищур становится все более и более игривым, как и его улыбки. Он словно намеренно наваливается на стойку, все ближе и ближе к Галлахеру, постепенно, но весьма уверенно сокращая дистанцию. Галлахеру кажется, что время тянется. Только кажется, и осознание того, что на самом деле оно летит, приходит к нему, когда его взгляд случайно падает мимо плеча Авантюрина и наблюдает пустые помещения, а на часах — время три ночи. Уже час по закрытии. Он незадачливо чешет щеку, а после вздрагивает, чувствуя прикосновение к другой своей руке, а когда обращается к источнику сего неожиданного действия, сталкивается с лицом Авантюрина бесстыдно зардевшим и хитрым. — Что-то случилось, господин хозяин? — уточняет Авантюрин тоном сладким, как нектар божий. Галлахер регистрирует жар, разгорающийся в груди и животе, оседающий на скулах и кончиках ушей. Он не отдергивает руку, к собственному удивлению, смакуя прикосновение, то, как блондин поглаживает нежно тыльную сторону его ладони пальцами, не сводя с него взгляда. — Время позднее, — он отвечает, — и время бы закрываться. — Оу, — Авантюрин тоже кажется несколько ошарашенным. Его пальцы замирают на руке бармена. А тому кажется, словно игривость взгляда проститута затуманивается некой долей печали. Он не может сказать точно потому, как он прикрывает на мгновение глаза, вздыхает и улыбается мягко и виновато, — должно быть, я вас уже утомил. — Нет, — Галлахер отвечает тут же, словно и не задумываясь, беря Авантюрина за руку. Он мысленно себя одергивает за этот импульс, когда его собеседник смотрит на их ладони, внезапно краснея. Ситуация, кажется, выходит из-под контроля, — нисколько. Честно говоря, я давно так не отдыхал и боюсь, что это для вас этот вечер слишком затянулся. — Вы меня хотите? Вопрос задан с томным придыханием и бьет Галлахера под дых. Авантюрин, навалившись на стойку, смотрит на него с полыхающим под маской нежной игривости нетерпеливым интересом. Мужчина может видеть его. Ощутить, направленный на него. Он нервно сглатывает, а ток пробегает по позвоночнику вниз. И он все равно переспрашивает неуверенно, негромко в неожиданной тишине, повисшей в обычно шумном заведении. — Что? — Я вот тебя хочу. Авантюрин переходит на «ты», снося очередную стену между ними за вечер, и Галлахер неожиданно не возражает. Мысли в его голове пытаются разложить ситуацию на полках рациональности. Его взгляд падает на отметку на шее молодого человека, и паззл складывается… поспешно. — Я не плачу за секс. И что-то в Галлахере трещит и требует отмотать время назад, когда он видит, как дергается улыбка Авантюрина и он вздыхает тихо. — Ты не понял, — говорит проститут мягко. И еще тише добавляет, вдруг медленно переплетая их пальцы, перегибаясь через стойку, чуть ли не дыша бармену в губы, и сердце Галлахера от того выворачивает пируэт, — я хочу тебя. Ты хочешь меня? Это не вопрос гордости. И, как оказалось, не вопрос принципа. Красивый мужчина просит секса с ним. И Галлахер не находит выдерживающего критики аргумента, чтобы отказать ему. Тем более, кажется, он задел Авантюрина. И раз уж на то пошло, ему бы лучше загладить вину. — Хочу, — теперь уверенно отвечает Галлахер и кладет руку на затылок Авантюрина. зарывается пальцами в го мягкие волосы и притягивает к себе для поцелуя. Если это не о его работе, то блондин невероятно отзывчив, ибо когда их губы соприкасаются, бармен чувствует вибрацию его стона на своих. Он закрывает глаза, ощущая прикосновения рук Авантюрина на своих щеках, он словно цепляется за него, притягивает ближе к себе, облизывая губы Галлахера, а когда тот раскрывает их для него, прикусывая. И практически сразу после того отстраняется, облизываясь, убирает руки от мужчины, оставляя его растерянным, но только на мгновение. Движения Авантюрина уверенные, отточенные, когда он легко перемахивает через барную стойку и усаживается перед мужчиной за ней на столешницу с обратной стороны. Его взгляд пылает желанием и бесстыдством, когда он смотрит на Галлахера. А он в свою очередь не может взять и оторвать своего от блондина, когда он сбрасывает с себя курточку, а после расстегивает ремешок на шее, а следом за ним и пуговицы, обнажая свое тело перед чужим взглядом. Бармен не удерживается от того, чтобы положить руки на его бедра. Деликатно, он поглаживает их, а Авантюрин разводит ноги шире в стороны, подпуская ближе к себе. — Насчет оплаты… — начинает блондин, и Галлахер резко поднимает взгляд к его лицу, хмурясь, напрягаясь, когда проститут поглаживает его ласково по щеке, — ради бога, расслабься. Просто я хочу, чтобы в ее качестве ты заставил меня потерять голову от удовольствия. Рука молодого человека поглаживает Галлахера по шее, по плечу, а после опускается на ремень его брюк, цепляет его пальцами и с силой притягивает его к себе вплотную, глядя теперь на мужчину с видом хитрым и голодным одновременно снизу вверх. — Устроит? — Авантюрин вздымает бровь, теребя пальцами пряжку ремня бармена . Его вид с раздвинутыми в стороны ногами на барной стойке, с распахнутой рубахе и рдеющими щеками двигает что-то в груди Галлахера. Честно сказать, не только в груди, но и в брюках. В них, на самом деле, становится действительно тесно. — Это в моих силах, — вкладывая в это утверждение всю уверенность и желание, отвечает мужчина, оглаживая бедра Авантюрина, прежде чем сжать их и притянуть к краю столешницы. — Тогда, думаю, мы договорились, — блондин звучит довольным, и теперь, будто бы завидев «зеленый свет», торопливо взялся за расстегивание ремня Галлахера. Он зажмуривает свои гипнотические глаза, склоняя голову на бок, издавая довольное почти что мурлыкание, когда губы бармена касаются его шеи. Авантюрин ерзает на месте, его дыхание постепенно учащается. А после он довольно улыбается, слыша над ухом тихий низкий стон на выдохе, когда он просовывает руку в ширинку, а после и в белье Галлахера, с чувственной уверенностью обхватывая его немаленького размера член и медленно, на пробу, проведя по нему вверх и вниз. Руки Галлахера до конца стягивают с блондина рубашку, толкнувшись рефлекторно в его руку, после кладя руки на его поясницу, пройдясь широкими ладонями по спине. Авантюрин выдыхает, выгибается, осторожно сжимая стояк бармена в своей руке, впитывает его тихие стоны, тяжелое дыхание, словно сильнее от того заводится. Прикосновения теплых ладоней обжигают странной аккуратностью и заботливостью, контрастно непривычные относительно того, как мужчины обычно хватают проститута, не особо с ним церемонясь, да он того от них и не требует. Потому от мягкости касаний, их нежности Авантюрину кажется, что он вспыхивает, как спичка. Ему болезненно тесно в штанах, он издает тихое хныканье, когда его снова целуют, а теплые руки со спины блондина спускаются на его ягодицы и сжимают, подтягивают к краю столешницы. Он не спешит обхватить поясницу Галлахера. Просто из соображений о том, что это добавит лишних телодвижений. Его ответ на поцелуй мужчины пылкий, но короткий. Он вынимает руку из его штанов, другую руку положив на его щетинистую щеку. Бармен впитывает то, что видит. Не хочет упустить и секунды от того, что сейчас делает блондин: от того, как он, глядя Галлахеру в глаза, облизывает сваю ладонь, совершенно бесстыдно и обворожительно, прежде чем подтолкнуть его мягко в грудь, соскользнуть со столешницы и склониться над ней, выгибаясь в спине и оглядываясь на мужчину через плечо. — Пожалуйста, не стесняйся, — говорит блондин тягуче-сладко, прежде чем уколоть с хитрой улыбочкой и прищуром, — а то ты словно давно никого не трахал. Молчание повисает слишком надолго, пока Галлахер прижимается к нему сзади и практически невинно прижимает мягкий поцелуй на плече Авантюрина. Возможно, он бы казался полноценно таким, если бы не твердый член, прижимающийся к заду Авантюрина и горячее тяжелое дыхание на его коже. — Что, правда? — уточняет он, странно смягчаясь и размякая под руками, гладящими и мнущими его бедра. Он выдыхает, все глядя на Галлахера и его раскрасневшееся лицо. — У меня не так много свободного времени, только отвечает он. Авантюрин улыбается мягче, игнорируя тепло в груди, словно его сердце поливают теплым медом. Он тянется к лицу мужчины, поглаживает по щеке и скользит на затылок, зарывается пальцами в жесткие каштановые волосы и притягивает к себе снова для поцелуя, в котором ему хочется раствориться. В горячем ощущении языка в своем рту, уверенных движениях губ, мягких, без укусов, и он снова стонет в их поцелуй, тянущийся и когда Галлахер расстегивает штаны Авантюрина и спускает их. Блондин, не особо долго думая, переступает с ноги на ногу, выходя из штанин и вместе с ними стянув с ноги и ботинки, расставляя после шире в стороны, а после, снова глянув через плечо, он замечает удивленное выражение лица Галлахера. И быстро понимает в чем дело. Он улыбается широко и довольно, возбуждение стреляет прямо в член, и ночная бабочка прогибается в спине, выпячивая свой зад. — А, я просто подготовился к вечеру, — уточняет он. Вздрагивает, когда теплая ладонь гладит его по ягодице, — у меня были большие надежды. — И как? — уточняет Галлахер, и, если бы не слышимое тяжелое дыхание, низкий тон голоса, он бы звучал совершенно спокойным. Его рука движется к предмету удивления, читавшегося на лице мужчине до этого. Авантюрин тихонько всхлипывает, когда пальцы Галлахера цепляют конец пробки и медленно тянут ее наружу, но не вынимают, заставляя блондина прочувствовать то, как он ей растянут, то, как он привык за вечер к ощущению ее в себе, — они оправдались? — В-весьма, — Авантюрин улыбается, а после издает томный стон на выдохе, когда медленным, твердым движением из него вынимают игрушку. Слышится звук удара металла об пол, и его растянутой дырочки касается мозолистый палец, медленно толкается внутрь, а к голой разгоряченной коже спины прижимается широкий одетый торс. Поцелуи у Галлахера мягкие и теплые, нежные, идущие цепочкой по шее Авантюрина, по его плечам, вдоль позвоночника, и он горит под ними. Тает вместе с ощущением того, как бармен толкает большой палец мучительно медленно внутрь и наружу. Его отчаянно медленно, особенно когда блондин знает, какого размера член мог бы быть в нем сейчас. Он хочет его. Отчаянно хочет, чтобы Галлахер его заполнил. Подушечка пальца, прощупывая Авантюрина изнутри, нажимает куда надо. Точечное попадание. Он скулит, чувствует, как его член дергается от возбуждения, качает бедрами навстречу прикосновению и оглядывается через плечо, кусая губы, глядя на Галлахера, расстегнувшего свою одежду, с чистой нуждой. — Пожалуйста, — он стонет и ловит на себе его взгляд. Тянется рукой назад, кладет ее себе на ягодицу и оттягивает в сторону, стараясь показать наглядно, о чем именно он просит. Ему не сложно. Его гордость не трещит по швам, а если этот мужчина внемлет его мольбе, то все его существо взвоет от того, что получило то, о чем просило, — Галлахер, умоляю. Он закрывает глаза и раскрывает рот, принимая пылкий поцелуй, выпуская в него еще один стон, повторяя его снова, когда после короткого копошения у него за спиной чувствует горячую плоть, прижимающуюся к его входу. Галлахер отстраняется, гладит его по боку и Авантюрин снова шепчет, зарываясь рукой в волосы на его затылке, слегка сжимая их, удерживая его рядом с собой, не желая терять ощущения твердой крепкой груди, прижимающейся к его спине: — Пожалуйста. Поцелуй в щеку мягкий, а Авантюрин вскрикивает сладко, когда бармен толкается в него. Растяжение ощутимо, распаляет, кажется идеальным, давно искомым, будто никогда в его жизни ни один член не подходил блондину так хорошо, как этот. По спине мурашки от стона Галлахера — низкого и хриплого с выдохом, обжигающем кожу. Кажется, что нечем дышать. Остается втягивать в легкие чистую похоть, уверенно нежную, такую же, как-то, как бармен толкается в Авантюрина, гладит его по бокам и бедрам, сжимает их время от времени. А тому только и остается, что принимать его, стонать от горячих приливов удовольствия и хвататься за столешницу, чтобы не потянуться к своему краснеющему от возбуждения члену. Почему-то у него есть уверенность, что Галлахера хватит. Его поцелуев, прикосновений, четких толчков, постепенно набирающих темп. — Пожалуйста, — снова стонет Авантюрин. Только тогда ему нужно немного больше, — сильнее. Галлахер ему подчиняется. Одного слова оказалось достаточно, чтобы он сделал то, что нужно: прижал блондина к столешнице и толкнулся в него резче, тяжело выдохнув. Здесь ночной бабочке кажется, что он потеряет свой рассудок тут, под ним, с невероятно приятным ощущением идеального члена в его заднице. В нем не остается стеснения: каждый толчок Галлахера встречается бесстыдным стоном и покачиванием бедер, просьбами о большем, что он и дает. Больше и больше, пока Авантюрин не вздрагивает не сжимает его внутри, кончив неожиданно даже для себя. Волна, накрывшая его, заливает сладостью. И она тянется и тянется, потому как Галлахер не останавливается. Толкается в чувствительное тело, целуя плечи Авантюрина, оглаживая его бока. «Черт дернул», — так бы объяснил блондин то, как он ухватил мужчину за руку и сжал ее в своей, прежде чем прижать к своей щеке и хрипло проинструктировать: — В меня. Галлахер кивает. А Авантюрин цепляется крепче за край столешницы, принимая резкие несдержанные толчки, несколько, прежде чем почувствовать в себе оргазм Галлахера, услышать его над своим ухом и хныкнуть в ответ, сладко мучаясь от чрезмерной стимуляции. В помещении не остается ничего, кроме тяжелого дыхания двух мужчин. Они замирают на некоторое время, прежде чем Галлахер вынимает из Авантюрина член, и для блондина это ощущается, как настоящая потеря. Он снова выдыхает. И думается ему, не хватает одного штриха. — Пробка, — на выдохе говорит он, лежа щекой на столешнице и не стараясь подняться. — Что? — Галлахер кажется дезориентированным и удивленным. Авантюрин кидает на несчастную игрушку на полу. — Можешь сполоснуть и дать ее мне? И Галлахер снова выполняет его просьбу. Тяжелые шаги, плеск воды, и вот Авантюрину протягивают его игрушку. Он принимает ее и приподнимается на локте, тянется себе за спину и тихонько шипит, когда засовывает ее снова в себя, закупоривая в себе семя бармена. А потом ухмыляется довольно ему в лицо, прежде чем выпрямиться, подобрать штаны и парой движений их на себя надеть, глядя в лицо Галлахеру. Он молчалив. И кажется потерянным. Напряжение ощутимо в воздухе. Авантюрин чувствует, что может починить это. И он счастлив, что может сокрыть от всех, кроме Галлахера то, что он говорит ему, надевая на себя рубашку: — Думаю, я бы хотел увидеться с тобой снова Его неожиданно согревает ответ. — Я буду ждать.