салют

Юнги едет домой. спустя почти два года грязной военной пыли с обретённым спокойствием от трупов, выстрелов и взрывов — он впервые едет в родной маленький городишко, где даже самым пьяным или уставшим он найдёт дорогу. где каждая улочка имеет общее настроение со всем городом в целом. где каждый дом - часть единого целого. рука, нога, сердце или желудок. что-то связанное не просто расположением, а крепкими нитями-сосудами. никогда не отдельная часть, никогда необособленная. никогда не простая. всегда живая и важная. поэтому Юнги и любит свой городок, наполненный привычками, воспоминаниями и простым домашним уютом. он может обойти его за часа четыре, а после довольный выпить кофе с любимой женой. Сокджин, наверное, соскучился по нему невозможно. и расплачется своими кристальными слезами стоит Юнги ступить на порог. крепко обнимет, уткнётся в плечо и будет плакать и плакать, не веря. Юнги надеется, что он не похудел и остался прежней мягкой красавицей. в чьих руках хочется потеряться и слиться с Сокджином воедино. но сейчас у Юнги лишь вагон, полный жаждущих вернуться солдатов. все они — уставшие звери, загнанные в эту железную коробку, выпившие уже третью кружку кофе и дожёвывающие хлеб. недавний визит парикмахера освежил лица некоторых, но пустые глаза, наполненные мутной водой, остались. их почти дикие взгляды, которых Юнги сторонился, уже не пугали. он всю жизнь солдат, просто война — страшная вещь. она меняет даже подготовленных. ломает, рвёт, кроит под себя. морит голодом и теплит чужой кровью за которую ждёт почёт. но у Юнги лишь желание отмыть от себя каждую каплю фронта. запах земли и пораха, кажется, въелся в него. главное, чтобы на Сокджине остался. тот пахнет цветами и мылом, иногда сладкой сахарной пудрой. поезд шумно стучит, качается развязнной походкой и сохраняет в себе фронт. каждый держит спину, боясь взглянуть в глаза офицерам, боясь даже шептать. переглядки, малейшие улыбки — отсутствуют. никто тут друг другу не будет любезен из чистого человеческого, только ради выгоды и лёгкой службы. Юнги понимает. Юнги такой же. ни на грамм не лучше. и почему его радость, цветущая в их доме, только выбрала его? это так странно. у Сокджина самые добрые глаза, наполненные светом от его нежного сердца,  а у Юнги глаз будто и нет вовсе. не выражают они ничего, даже какого-то негатива. а Сокджин всё смотрит и смотрит в них, находя там дом. Юнги хочется уже увидеть улицы родного города. почувствовать запах свежего хлеба и медовых пряников из булочной, где расположился его старый знакомый и его шумная маленькая собака. весной там особенно много людей, а детишки всегда заглядываются на сладкие сливочные торты через витрину. Юнги много раз проходил мимо булочной с цветами для Сокджина. и всегда заходил за сдобами, щедро посыпанными корицей. Сокджин всегда с аппетитом их уплетал, запивая кофе. Сокджин всегда пил кофе без сахара, наслаждаясь именно горьким и бодрящим вкусом. Юнги же привык к этому мессиву, сводящему ему рот, только на фронте, где сахар ценился слишком дорого, чтобы размешивать его с кофе. а вот дома он им напьётся на года вперёд. и съест столько тёплого сытного супа, а не грязной похлёбки, картошки, посыпанной солью, и не с жалким отварным кусочком свинины, а с добротной отбивной или бифштексом. так, чтобы на еду было противно смотреть. у него всего две недели, чтобы побыть человеком с семьёй и собственным счастьем. а не пушечным мясом в руках чуть более старших. будучи лейтенантом он застрял где-то в середине власти. и Юнги то не против. ему хватает и отдавать приказы, и получать их в равной мере. просто иногда он не понимает, жив ли он сам и не лежит ли на земле, неспособным дышать. не душа ли он, застрявшая в собственном пекле и петле, где война нескончаема, где вечно нужно быть зверем и иметь силу, чтобы решать: кто жить дальше будет, а кто сейчас прощается с миром и гниёт на земле, едва знающий — вспоминать то его будут? или он так, очередной безымённый, очередная жертва и цифра для общего огромного числа. но Юнги отгоняет эти мысли, молча смотря в окно. лес тянется бесконечными деревьями, трава мелькает острыми узорами, а дома стоят, проживая что-то внутри и снаружи. голова предательски набухает, вдоволь наслушавшись кратких переговоров раненых. даже следя за чем-то абсолютно другим, Юнги помнит про вторую сторону. привычка. их никогда не учили замечать всё, никогда никто из его знакомых не мог также делить внимание на два, никогда не думали, что это важнее, чем держать автомат или кидать гранату. а отец Юнги считал, что солдат обязан быть готов всегда. слышать, видеть, знать. должен. дело его такое. и Юнги научился, потому что надо. потому что Юнги солдат и защита народа. отец погиб в прошлом году. не гордым героем в бою, как мечтает каждый служащий, а дряхлым стариком в постели с нянькой под боком. он словно высох за два месяца, говорил немного и тихо, а также часто упоминал, что осталось ему совсем немного. но Юнги не волновало. Юнги был на фронте, читая письмо Сокджина под обстрелом. от него так приятно пахло, отправляло в дом, а не в окопы из сырой и холодной земли. он расстроено писал, что похороны были скромные, что без Юнги ему было тяжело стоять и глаза болели от слёз до следующего дня. " мы обязательно навестим его могилу. она небольшая и с благодарностью за доблестную службу. я стараюсь раз в неделю ходить туда, нужно же перебороть эту тоску бесконечную и перестать слёзы лить, думая, а вдруг тебя также провожу? вдруг рядом с твоим отцом будешь лежать ты, а я несу тебе цветы, наливаю любимый виски, зная, что ты пьёшь его не на нашей кухне или перед камином, а где-то среди множества душ. больно от такого, почти не сплю. ты в кошмарах мне мертвецом снишься, а кошмаров много. стараюсь пешком до кладбища и обратно ходить, убираться подольше. лишь бы устать и не думать. а ещё я приютил кота. соседка говорит, что он неудачи принесёт, ведь чёрный и с глазами зелёными. точно ведьмы. а мне он так нравится. крутится возле меня всегда, спит рядом и мяукает мне в ответ иногда. на тебя похож. поэтому теперь вдвоём тебя ждём. с любовью, Сокджин." это письмо, пропитанное запахом дома, Юнги хранит у себя в нагрудном кармане. он боится, что однажды потеряет, что сослуживцы найдут, что случится нечто страшное, а он один. без частички света и надежды. что вот исчезнет письмо — он не вернётся. не будет куда или не будет кому. страшно. Юнги хватает страха и на фронте. взрывы, налёты, запах пота и жестокость его сослуживцев с дальнейшей виной, давящей на жизнь. Юнги не представляет конец войны. как им жить, безжалостно уничтоженными войной, полными бесцельного и бесчеловечного подхода к делам? как им жить дальше, как люди, если они солдаты? нужно поспать. Юнги не может думать так много и о таком высоком. слишком низко летает, мало читает и абсолютно не разбирается в великих вопросах. не то учил и запоминал когда-то. Юнги закрывает глаза. шум расползается дымкой в ушах, а после совсем исчезает. Юнги проваливается. сны ему никогда не снятся. - поезд останавливается. начинается суета и быстрые сборы. никто здесь не любит ждать, терпеть и входить в положение. Юнги берёт свой ранец, встаёт с неудобной лавки, ощущая привычную ломоту и боль. после сна на земле такая поездка кажется сущим пустяком и ерундой. после сна всё болит всегда, а потом проходит в один момент, так что не велико горе или столь небольшое неудобство. вот Сокджину всегда спина болит до скулежа жалостливого стоит лишь полежать не так. его крошечная хрустальная хрупкость. Юнги надеется, что на жалование они купят большую пуховую кровать. или поедут на море. Сокджин очень любит море и сразу становится таким лёгким и романтичным в мыслях. пишет Юнги стихи, расписывает очередной листок мемуарами и даёт Юнги на оценку. там всё так красочно, а у Юнги слишком скудный ум, чтобы выдать поэтичное восхищение. только: "хорошо, прекрасно, красиво" и сухое "моя поэтичная весна". это максимум, что может Юнги, украв это сравнение из какого-то краткого стихотворения из страниц газеты. но Сокджину нравится. значит всё хорошо. значит Юнги справился. и отвечает позиции мужа. может, Сокджин что-то новое написал и никак не дождётся прочитать Юнги, а он сейчас будет на пороге. в мыслях Юнги держит образ, надеясь успеть за цветами. большим пышным и богатым на цвета букетом. вокзал правда непривычно тих. он даже не замечает людей вокруг, что рассыпчато ходят из одного угла в другой. потерянность витает в воздухе, а не яркое ожидание поездки или встречи, не приезд для отдыха или к семьи, ни единой беседы и никакого запаха буфетных пирогов. тревожно, но возможно лишь себе надумывает. теперь же есть возможность думать обо всём и долго. он просто отвык. так было всегда. но сердце замирает, медленно и больно ударяя в груди, чтобы Юнги мог сделать шаг. правда не размеренный и быстрый от нетерпения, а нервный, едва не переходящий в бездумный бег. привычные здания сменяются один за другим, они живут в южной части города. самой красивой и тихой. и Юнги совсем не замечает, что чего-то вокруг не хватает. пары зданий, снующих горожан и привычных открытых для посетителей ресторанов столиков на улицах. Юнги совсем не замечает, что город в мёртвой спячке. потому что ноги несут сами, он не понимает куда. где он? где дом соседский с маленькими близнецами, что вечно жевали что-то? где небольшой сад с яблонями и вишней, каждую весну цветущий на радость? где его родная улица? где его дом? вокруг развалины. такие развалины на фронте. такие развалины от домов, что разорвал снаряд. нет. Юнги не верит. не может поверить. его дом, куда он так спешил вернуться, уничтожило взрывом. Сокджин. Сокджин же не умер в нём? успел убежать и поплакать в убежище? и сейчас, может, живёт где-то в другом месте. может у кого-то из друзей, может переехал в какую-нибудь деревушку? господи, пусть он будет жив. напуган, но жив. а если не успел? а если сейчас под завалом, едва дышит, надеясь на спасение? а Юнги тут и стоит дураком, думает. окаменевшей, он падает на колени, нещадно убирая камень за камнем, двигает балки, вслушиваясь в каждый шорох. вдруг позовёт, вдруг его лишь слегка придавило. ничего страшного, Юнги оплатит любое лечение, любую ситуацию. будет готов ухаживать за ним хоть всю жизнь. нестрашно, не сложно. только пусть Сокджин будет пожалуйста, пусть дышит и сможет позвать Юнги по имени, да даже взглянуть на него будет вполне достаточно. рука. Юнги уверен, что это рука Сокджина. пальцы точно узнает из тысячи, миллиона, из всех. сколько раз они касались Юнги, сколько раз они оказывались у него в волосах, сколько они приносили утешения. Юнги спешно убирает палки, встречаясь с родным лицом. но не нежным и сладким, а почти белым и мёртвым. с закативщимися глазами, запавшими щеками и болезненно искривлёнными бледными губами, в уголках которых запеклась кровь. он не дышит. он мёртв уже какое-то время. ему раздавило всё по живот куском стены с этими проклятыми зелёными обоями, которые ему так не нравились. Юнги не замечает, как оседает рядом, как ложится, как мусор впивается ему в спину и бёдра, как он захлёбывается в слезах и просит Сокджина посмотреть на него, как гладит по неправильно холодной щеке, как засыпает рядом, как солнце выглядывает из облаков. Сокджин не любил солнечную погоду.