Глаза твои растерянно-сизые

В сурьмяное небо поднимаются то тут, то там весёлые искорки-звёздочки от недавно разожженного посреди лагеря костра. Все тихо спят, только Павел и Фёкла сидят и греются у огня в безмятежном молчании. Оба смотрят на костёр, вспоминая битву минувшего дня: эти гноллы совсем истерзали, выкрутили их, как мокрую ветошь, до самой капли истратив все силы. Их прекрасные гнолльи ушки сослужат добрую службу в зельях и лечебных варевах. — А хладные трупы нужно вынести из лагеря на рассвете, не дело это — такую дрянь тут держать, — Паша поднимает глаза на Фёклу. — А мне кажется, они предают особый шарм нашим посиделкам: ты, я и несколько недавно почивших гноллов, но… Да, ты как всегда прав, Паша. Паша начинает рассказывать что-то отвлечённое, что-то, что он прочитал в кипе найденных после битвы бумаг, а Фёкла осознает, что вот уже несколько минут подбирает рифму к цвету его глаз. Паша как раз щурит один из них, пытаясь вспомнить замудрённое слово из древнего свитка. Его брови нахмурены, взгляд сосредоточен, и в эту секунду в его глазах Фёкла видит всю суть мира, изнанку бытия и смысл самой жизни. Такой ясный и чистый облик у Паши сейчас, хоть бери и пиши фреску или мозаику складывай, но Фёкла не мастер кисти, а мастер слова. И слова эти прямо сейчас в её голове складываются в предложения, а из них формируются строки… Паша замолкает, так и не вспомнив нужное слово: вот оно зудит в голове, оседая кислинкой на кончике языка, и вот оно неуловимо исчезает. — Фёклушка, ты чего? Фёкла долго моргает, а под веками, в темноте, продолжают смотреть на неё два пронзительных Пашиных омута, кем-то так не осторожно названных простым словом «глаза». Подобрав с земли скрипку, Фёкла затягивает новую, ещё не до конца придуманную песню, рождающуюся в это мгновение из недр её бездонной бардовской души: — Глаза твои растерянно-сизые, Вижу в мечтах, во сне, наяву. Как же следовать той самой миссии, Что велит говорить: «Не люблю…» Взор яхонта вызвал коллизии, Приковал, заштормил, как в бреду. Но не в силах терпеть те иллюзии, Говорю я чуть слышно: «Люблю!»

***

Негромко разносится песня до самого рассвета, принося покой в две уставшие одинокие души. И только сребровласый вампир, вышедший на охоту под покровом ночи, — свидетель этого душевного единения…