и джем и кровь имеют один цвет

С утра очереди в местную пекарню не такие большие, и Сиба замечает за собой привычку, что часто туда заглядывает. Хозяйка, очаровательная старушка, каждый раз приветливо ему улыбается, и Сибе становится неловко даже курить рядом с ее заведением, не то, что заходить с сигаретой в зубах внутрь, пусть и незажженной. Каждый раз он берет одно и тоже — тостовый хлеб, очень свежий, и оттого крайне вкусный. Потом заворачивает в соседний комбини и покупает там банку джема, очень маленькую, из-за чего приходится наведываться сюда регулярно, но Сибе несложно — он все равно выходит на улицу, чтобы купить газету и по шифровкам «Камунаби» разнюхать, что творится в мире. Их крайне легко различить: обычно они в колонке объявлений и соболезнований. Порой молодежь балуется и поминает друг друга, и это у них вместо официальных поздравлений с днем рождения. Сиба в молодости тоже таким баловался, он точно знает, что поминальные по Азами упоминались в пяти выпусках, а по нему самому — где-то в тринадцати. Но тут бывает и полезная информация, вроде данных о ближайших миссиях. Недавно было объявление о демонтаже аварийного здания в Тибе, и Сиба знает, что под этим подразумевались поиски трупа Содзе Гэнити. Это информация не для гражданских, но Сиба умеет читать между строк, так что все равно заглядывает. Не только из любопытства; совсем недавно Азами приносит ему на хвосте неприятную весточку о том, что руководство разузнало о Тихиро… Надо скрываться. Информацию слил выживший мальчишка из отряда Азами, и Сиба хочет написать поминальную о приятеле в газету с намеком, что он его придушит — а кичился-то как, мол, ребята не разболтают! Хотя, может, у пацана просто крыша едет после того, как Содзе шинкует весь его отряд в фарш… Сибе сложно сказать. Он искренне сочувствует парню, потому что помнит с войны, как тяжело было терять товарищей, но Тихиро ему дороже. Убежищем выступает мелкая квартира в старой пятиэтажке, где нет даже лифта. Он бегом забирается на третий этаж, роется в карманах в поисках ключей и потом спиной открывает дверь, вваливаясь внутрь. Квартирка мелкая, но удобная: все под рукой. Неудивительно, что в первую же секунду он натыкается на Шаль: та, как настоящая хозяйка, имитирует бурную деятельность по дому. Завидев Сибу, она тут же настораживается, и тот рассеянно думает о том, что она напоминает ему кошку. К счастью, они избавляются от кровавых обносок, которые она носит в лаборатории, и Сиба достает ей нормальную одежду, вроде толстовки с капюшоном в виде кошачьих ушей. Шаль просто в восторге. Вкус к дурацким майкам у нее неожиданно схож с Кунисигэ. — А! Тосты! Наконец! — Самые свежие, — Сиба стягивает ботинки и проходит в мелкую кухню, раскладывая покупки на столе. Свежий хлеб и джем — рецепт идеального завтрака холостяка. — Шаль, милая, поставь чайник. Я буду кофе из красного пакетика. — Хорошо! Несмотря на то, что Шаль еще ребенок, она словно попугайчик схватывает все на лету — и потому довольно быстро копирует поведение Тихиро. Это очень удобно… Сибе не хочется признаваться, но он привыкает, что Тихиро часто готовит завтраки или убирается. Не может же он так просто такое сказать! Пока Шаль хозяйничает на кухне, Сиба на цыпочках проходит в единственную жилую комнату, оккупированную сейчас одним человеком. Он аккуратно присаживается на край кровати и пристально вглядывается ему в лицо, пытаясь найти ответы на вопросы, какие и сам не знает. Тихиро все еще спит. Он не просыпается уже четвертый день, слишком измотанный в схватке с Содзе. Его организм на пределе: он теряет руку, а использование духовной силы в несколько раз больше, чем может позволить ему тело, делает все в разы хуже. Но он точно поправится: так говорит знакомый подпольный медик, к которому обращается Сиба после того, как Тихиро захлебывается кровью у него на руках и теряет сознание. Все будет в порядке… Сиба в это не верит. Это именно то, чего он и боится — охота за местью заканчивается в страшных травмах. Лишиться руки, в восемнадцать лет!.. На войне-то это было страшно, а сейчас, в мирное время — совсем дикость. Живо вспоминается момент, когда он только телепортируется обратно вместе с Шаль: Тихиро уже не стоит на ногах, у него изо рта течет кровь, а по лестнице с выпотрошенным брюхом ползет Содзе. А ведь все могло быть наоборот. Боги, как же хорошо, что Тихиро выходит победителем. Как хорошо… Он косится назад, на запечатанный ящик с «Небесной Бездной». Не время думать о прошедшем. Что было, то ушло. Сиба проводит рукой по волосам Тихиро, но тот даже не морщится, настолько глубоко спит. В одном Сиба уверен на все сто: когда он попадет в ад, Кунисигэ его точно убьет. И будет вторая смерть за день, рекорд! Если царь Эмма действительно существует, он будет в шоке. В комнату вбегает Шаль с гордым видом. — Все готово! — Молодец, — Сиба в последний раз смотрит на Тихиро в майке не по размеру и болезненно кривится, опуская взгляд на обрубок правок руки. — Он сегодня не просыпался? — Нет… Я попыталась немного полечить, но… Судя по усталому вздоху Шаль, попытка проваливается. Но она не сдается, и это хорошо. Отчего-то Сиба уверен, что именно благодаря Шаль остальные раны так быстро затянулись. Он треплет ее по голове, и лицо Шаль приобретает слегка самодовольный вид. — Молодчинка. Ну, а теперь идем завтракать! Ночью он спит на диване на кухне — места там достаточно даже для него, хоть поза и неудобная, от нее затекает шея. Шаль предпочитает спать рядом с Тихиро, она и правда будто кошка — все тянется и тянется к своему человеку, но Сиба ее не останавливает: места в квартире не так много, а так она еще и начеку, если что-то случится. По ночам ему вновь снится запах крови, стали и гари — вонь войны, а за ней приходят кошмары. Иногда Сибе видится, что когда он прибегает к дому Кунисигэ, то замечает его, израненного, держащего Тихиро на руках. Сиба знает, что это сон, даже в кошмаре он понимает, что это чушь, но он все равно в ужасе смотрит на бездыханное тело мальчика, которое продолжает сжимать Кунисигэ и рыдать в голос, и этот вой кажется ему самым ужасающим звуком на свете. Он осторожно подходит ближе, и слышит тихий голос Кунисигэ, полный ярости: — Где ты был?.. Если бы не ты, то мой сын был бы… В такие моменты он обычно просыпается, и потом подолгу не может уснуть, смотря в темный потолок часами. Приходится выходить покурить на балкон. Раньше за такое его ругает Тихиро — он и правда следит за всеми, и Сиба гадает, сможет ли он когда-нибудь отучить его от всех вредных привычек. Порой кажется, что Тихиро под руку все, как, например, подчинить зачарованный клинок за три года, убить гораздо превосходящего по силе противника… Восемнадцатилетний юнец, одолевший прославленного бойца! Где это видано? Но он потерял руку. Сиба впервые чувствует себя таким потерянным. Этой ночью его тоже терзают смутные сцены в кошмарах, никогда не случавшихся в реальности, и он просто молча сидит на кухне и курит, где-то в глубине мыслей отмечая, что надо бы проветрить, все же, тут Шаль, а Шаль нельзя дышать сигаретным дымом, она же ребенок… Он тушит сигарету о пепельницу, полную бычков, и поднимается на ноги вновь. Ноги сами несут его к комнате, куда он осторожно заглядывает. Если не знать предыстории, то картина довольно милая: Тихиро спит, а под руку к нему подлезает Шаль и громко сопит, и вот так, в обнимку, они оба предаются грезам. Оба — еще дети, оба видели слишком много для своих лет. Боги, думается Сибе, с каких пор я стал многодетным родителем-одиночкой? Главное не говорить Азами — засмеет. Он проходит внутрь и внимательно вглядывается в черты Тихиро и Шаль. Так и не скажешь, какой кошмар они оба видят. Но это славно, невероятно славно, что их пути пересекаются. До этого он теряет всякую надежду, что Тихиро можно будет вытащить с обреченной дорожки, а теперь видится даже свет в конце этого темного пути. Надо будет отблагодарить Хинао за то, что притаскивает их двоих к свидетелю. Кто бы сказал Сибе в судьбоносный день встречи с девочкой, что он — самый огромный в мире дурак? Рука непроизвольно тянется вперед и поправляет съехавшее одеяло. От этого Шаль начинает морщиться и утыкается носом в шею Тихиро, а тот — недвижим, словно и не дышит вовсе. Но морщины на его лице разглаживаются, и выглядит младше, наконец, на свой возраст. Сиба лишь молча улыбается, когда он вдруг поджимает губы во сне и отворачивается к Шаль, упираясь щекой о ее макушку. А Шаль во сне наоборот, начинает улыбаться. Если бы он был быстрее в тот день, все могло быть иначе. Сиба никогда себя не простит. За опоздание, за то, что позволяет сыну друга калечить себя. Это он должен гоняться за убийцами Кунисигэ, это он должен был выйти против Содзе, а не оставлять все на раненного ребенка. Ты становишься мягче, говорит себе мысленно Сиба. Нужно быть осторожнее, строже. Размякаешь из-за теплых чувств к мальчику, так ты его и сгубишь. Но он еще раз смотрит на картину перед собой, потом вздыхает и проводит рукой по волосам, уходя прочь в коридор. — Что же мне с тобой делать… Ответа на это не знает никто. Несмотря на юный возраст, Шаль быстро схватывает все налету; даже несмотря на то, что ей так и не доводится посещать школу, она все быстро запоминает. Сиба выясняет это между разведкой по совету Азами (тот уверен, что «Камунаби» могут сесть им на хвост и предупреждает о возможностях такого), когда решает посмотреть, что девчонка умеет. Пишет она криво и плохо, но читать умеет, и Сиба может лишь удивляться, как многому ее успевает научить погибшая мать. Ему почти искренне интересно, как могла бы сложиться судьба девочки в нормальных условиях, но это уже нечто за гранью вероятного — спасибо Содзе. Впрочем, нет смысла сейчас о нем даже вспоминать — тот уже неделю кормит червей. Хотя отчего-то Сибе не дает покоя эта нечаянно оброненная фраза про найденный труп… Какой труп находят «Камунаби»? Разве там все не взорвалось? Но, может, это просто фигура речи, чтобы не углубляться в подробности о найденных останках?.. Он молча наблюдает за тем, как старательно Шаль выводит в тетради символы. От усердия она высовывает язык. — У тебя хорошо получается. — Правда? — она сражу оживляется. — Ура! А мне всегда казалось, что не очень… — Все с чего-то начинают. Или ты думаешь, что Тихиро тоже как взял меч в руки, так и стал хорошим фехтовальщиком? Ой, нет. Ты бы только видела… Воспоминания о первых днях тренировки греют Сибе душу. Шаль же явно заинтересовывается. — Да ладно! — Все начинают с какой-нибудь лажи. Я тоже был хреновым чародеем поначалу. Один раз чуть в дерево не телепортировался, о-о-о, лучше даже не вспоминать. Так что у тебя все получится: и учеба, и твои способности. Разговор явно воодушевляет Шаль, и она восторженно осматривает собственные руки, явно готовая на свершения. Но она уже очень сильно помогает; кто знает, чем закончился бы бой, если бы она не излечила руку Тихиро. Нет, размышляет Сиба, тут нечего и гадать, победа была бы за Содзе. Сам Тихиро Содзе не убивает, позволяя тому сдохнуть на своих условиях, но в обратной ситуации представить развитие сложно. Так что в Шаль Сиба верит. Как тут не верить! Она каждый день так старается вернуть руку! Но это, наверное, за гранью возможностей ребенка. Надо подумать, что с ней делать. Нельзя вечно держать Шаль рядом, это опасно… Но, ирония, отпускать ее еще опасней. Вот потому Сиба и ничего не делает, под своим надзором как-то спокойней. Он задумывается, не выйти ли покурить, но вдруг слышит шорох из соседней комнаты, а когда Тихиро проходит на кухню, сонный и взъерошенный, дергается так, что едва не сваливается со стула. Вот чего он сейчас не ждет, так это подобного! Тот в самом простом, что Сиба только находит для дома: спортивных штанах и майке, одной из тех безумных футболок Кунисигэ, что чудом переживают пожар. Сиба знает, что Тихиро считает их глупыми, и он в курсе, что тот в тайне радуется тому, что остались хотя бы они. Шаль тут же вскакивает со стула и подлетает к Тихиро, обнимая его за пояс, и, спустя секунду колебаний, он треплет ее по голове. — Здравствуй. — Тихиро! Наконец-то! А у нас тут джем! — Шаль вертится вокруг него, и Сиба хмыкает: и правда, все ластится, как кошка. — Я так заждалась! Ты все не просыпался и не просыпался, мы волновались! Но теперь ты проснулся, и… Ой, наверное, нам не хватит хлеба… Но я поделюсь своим! — Не надо, — прерывает ее Сиба, хмыкая. — Я успел перекусить по дороге. Это вранье, очевидное, и это понимают все трое. Но Шаль все равно обиженно куксится, будто эта традиция, которой даже недели нет, нечто сокровенное. Она тянет Тихиро за собой за руку, и он садится рядом с Сибой, смотря на него крайне уставшим взглядом. — В этот раз не больница? — Экий ты деловой, сразу к делу? — Сиба размазывает джем по тостовому хлебу и сует Тихиро, тот осторожно его нюхает, но потом откусывает кусочек. — Нет, это укрытие. Из-за некоторых обстоятельств я побоялся ехать в нормальную больницу. Голос Тихиро приобретает слегка панические нотки: — Что-то случилось? — Пока? Нет. Просто осторожничаю. Ну ты давай, кушай-кушай, а то столько проспал. Как ты себя чувствуешь, кстати? Тихиро вновь откусывает от тоста, пока на фоне Шаль ставит чайник. Конечно же он пьет только черный кофе. Невероятно… Как у разгильдяя Кунисигэ уродился такой сын? Он молча наблюдает за тем, как Шаль нетерпеливо крутится у окна, Тихиро же ведет плечом и хрустит шеей. — Неожиданно, хорошо. Лучше, чем в больнице. Я думал, будет в сто крат хуже. Это потому, что Шаль каждый день пытается тебе помочь, про себя отмечает Сиба, не подавая вида. Видимо, ее старания не проходят даром, и пусть рука не восстанавливается, но организм приходит в норму гораздо быстрее обычного. Полезно иметь рядом человека, который исцелит любую рану… Шаль ставит на край стола чашку, и Тихиро тянется к ней рукой… правой, отсутствующей, и на мгновение на кухне повисает страшная тишина: Сиба поджимает губы, Шаль становится грустнее, явно сетуя на то, что так и не возвращает руку, а Тихиро… Тихиро просто отводит правую руку назад, после чего берет чашку левой. Простецким тоном, будто ничего не происходит, он замечает: — Надо будет переучиваться. — Мне стоило вмешаться в бой… — Нет, — Тихиро обрывает Сибу неожиданно раздраженно. — Это было опасно, и мне было проще контролировать ситуацию, зная, что я один. Ты и сам знаешь, что Содзе сделал с отрядом Азами, уж извини, но мне бы не хотелось смотреть еще и за тобой. — Это ты хочешь сказать, что я бесполезный? — Сибу пробирает на смех, и Тихиро надсадно вздыхает. — Совсем не то, о чем я говорил. — Да ладно, дай мне пошутить! Я просто рад, хорошо? Это хорошо, что ты победил. Хотя… — взгляд его вновь скользит по плотно перевязанной культе. — Стоила ли того победа? — За все приходится платить. Мне очень повезло, что Содзе сглупил и попытался повторить атаку, которую я уже видел. Нет смысла об этом думать. Признаться, у Сибы есть некоторые опасения, что потерю руки Тихиро воспримет болезненно. Все же, не каждый день теряешь конечность, плюс с учетом, как именно он ее лишился — будто наэлектризованной заточкой отсекли — тоже может не так сыграть на восприятии. Но он неожиданно скуп на реакцию, хотя даже от него Сиба ждет чего-то более яркого, вроде разочарования. Сиба глубоко вздыхает и откидывается назад. Боже, ему срочно надо покурить. Но если он сделает это на кухне рядом с Шаль, то Тихиро его даже одной рукой придушит. Она все вьется рядом, пристально вглядываясь в руку, потом жалобно заглядывает Тихиро в глаза. — Болит? — Нет. Ты постаралась? Спасибо, Шаль. От похвалы та мгновенно заливается краской, слишком довольная, и Тихиро вяло треплет ее по волосам. Но потом вновь возвращается к делу: — Где мечи? — Не ссы, «Небесная Бездна» тут, второй — в безопасном месте под контролем Азами, — потом Сиба задумывается, вспоминая товарища. — Кстати, у меня для тебя хорошая новость, наверное. — Хорошая? — Содзе порешал не весь отряд Азами. Четырехглазый выпендрежник и ворчалка выжили, правда посекло их хуже, чем тебя. На мгновение взгляд Тихиро приобретает слегка отрешенные нотки, будто он не знает, радоваться ли этой информации или нет. Странно, Сибе казалось, он будет скорее обрадован. Опасается, что кто-то из них сболтнет чего-то лишнего? Ну, то есть, уже… Но это не заботы Тихиро, а Сибы. — Это хорошо, — блекло замечает он. — Хорошо… Рукой он невольно потирает культю, и Сиба хмурится. Разбираться только с фантомной болью им сейчас не хватало, хорошо, что очнулся наконец. Но тут Шаль уже не поможет, одно дело — проблемы со здоровьем, и совсем другое — с головой. Он молча наблюдает за тем, как Тихиро молча доедает тост с джемом, следом за чем поднимает вопросительный взгляд на Сибу. — Тебе с чем-нибудь помочь? И сразу рвется в бой. В кои-то веки Сиба отвечает так, как и положено ответственному взрослому, а не человеку, оставившему раненного юнца сражаться с опасным противником: — Да. Будь добр, отдохни, а? Заставить Тихиро взять перерыв — нечто, что не под силу даже Сибе. Каждый раз, когда он делает паузу в своих бешеных забегах против всего мира, это происходит потому, что он попросту доводит организм до точки, где тот отказывается работать, и это уже не просто отдых — сраный больничный. В этот раз ситуация повторяется, но на пути Тихиро встает еще одна непреодолимая преграда — Шаль, которая обещает сделать какую-нибудь пакость, если он не вернется отдыхать. И если с Сибой Тихиро еще способен вступить в спор о целесообразности такой траты времени, то против Шаль он уже пойти не может и сдается. От бездействия он явно изнывает, но засыпает все равно быстро, и спит минимум здоровых восемь часов, что говорит о том, насколько его организм изможден. Тихиро может говорить что угодно, но Сиба на поприще хренового режима сна и кошмаров уже опытный специалист, так что он знает, о чем говорит. Новым укрытием они выбирают дом с небольшим участком на окраине Токио, где есть отличная веранда — там вечерами Сиба и работает, попивая пивко и читая отчеты от Азами. Тяжелая бюрократическая машина «Камунаби» наконец-то сдвигается с места, и Азами предупреждает, что Тихиро стоит быть настороже — на него объявят охоту. Это все несомненно хреново, потому что теперь его голова интересует аж две фракции, и Сиба впервые не знает, кто лучше. Часто он выбирается в город, чтобы поскрести по своим контактам и подготовить почву: близится аукцион, и вскоре им с Тихиро придется искать пути к семье Сазанами. Дельце обещает быть сложным, но они справятся, ей богу, выбора-то нет. Почти все время Тихиро остается с Шаль, и малышка доблестно следит за тем, чтобы не дай бог эта бестолочь не полезла рыскать по городу в качестве любопытного факультатива. Взгляд Шаль зорок, словно у орла. Одним вечером Сиба возвращается после очередной деловой болтовни и в гостиной застает картину: Тихиро отжимается на единственной оставшейся руке, вторую заводит за спину, а там на нем восседает Шаль, которая пытается что-то с культей сделать. Сидит будто гуру со скрещенными ногами и водит руками вокруг покалеченной руки. Сначала Сиба от зрелища в осадок выпадает, потому что он говорит Тихиро, чтобы не мучал пока почем зря свой организм, но то, что они оба это делают… Тренируются. Пытаются стать сильнее. Черт, херовый же из него воспитатель! — Ага, так и знал, что ты с ним в сговоре, — это Сиба обращается к Шаль, отчего та едва не наворачивается со спины Тихиро вниз. — Н-да, не надо было вас вдвоем оставлять, вы же пособники! Сколотили шайку, пока я делами занимался. — Шаль тут ни при чем, — вступается за нее Тихиро. — Не хочу терять форму. Простая разминка не повредит. — Слушай… Мы с тобой оба слышали врача в больничке. Что он тебе сказал? Месяц покоя. Допустим, потом тебе руку подлечила Шаль, но ты потерял вторую и такие адские нагрузки на организм пережил, что не думаю, что можно игнорировать его слова. — Не беспокойся, Сиба-сан. Для этого у меня есть Шаль. Та горделиво улыбается и спрыгивает со спины, после чего подлетает к Тихиро. Они вдвоем смотрят на руку, и Сиба невольно подступает ближе, тоже заинтригованный, хотя изменений нет. Впрочем, Сиба в курсе, что остальные раны у Тихиро уже затягиваются, а перегрузка духовной энергией проходит глаже, чем можно себе вообразить. Результат на лицо. Но Шаль все равно куксится, отчего успокаивать ее приходится уже вдвоем. — Ничего, потом обязательно что-нибудь придумаем. — Да ты посмотри на него, не будь тебя, до сих пор бы в постели валялся! Шаль все равно не нравится, но ничего возразить она не может, потому что факт перед лицом. Уже позже вечером Сиба разваливается в кресле на веранде и смотрит вдаль, на растущую рядом чащу сосен. Здесь свежий хороший воздух, спокойно и тихо. Сибе нравится это место, но он переживает, что выбирает укрытие неудачно — слишком сильно оно веет старым домом Тихиро, и пусть тот уже давно не ребенок, но травмы это никуда не денет. Сиба знает — Сиба пережил войну и слишком хорошо ощущает на себе бремя кошмаров из-за каких-то мелких деталей. Он закуривает и рассеянно смотрит вдаль, где покачиваются сосновые верхушки. С трудом они добывают один меч из шести. Тихиро лишается руки. Что будет дальше — неизвестно. «Камунаби» открывают на него охоту, «Хисяку» наверняка захотят отомстить за убийство своего человека. Весь мир ополчается против Тихиро, совсем юнца. Как он должен с этим бороться? Это ответственность Сибы, как старшего, проследить за тем, чтобы сын друга дожил до конца, но иногда ему кажется, что он просто бросает Тихиро на произвол судьбы. Ответственный родитель бы так не поступил. Позади он вдруг слышит тихие шаги, а когда оборачивается, то видит Тихиро. Волосы у него влажные, видимо, он только что из душа; однако его юката не запахнута ровно, а узел на поясе выглядит крайне жалко. Заметив удивленный взгляд Сибы, Тихиро неловко поясняет: — Оказывается, с одной рукой это делать сложно. — О боже, Тихиро. Позвал бы хоть, зачем мучиться. Перевязать узел проще простого, но, присаживаясь на колено перед Тихиро, ощущает явную неловкость и скованность в его движениях. Ну еще бы, это маленьким детям обычно завязывают пояса, а не взрослым юношам. Но Сиба и ухом не ведет; он выпрямляется и хлопает Тихиро по плечу. — Не стесняйся. Ты же не по своей воле не можешь этого делать. Тихиро только хмурится, и Сиба слегка смягчает взгляд. — Ты молодец. Правда. Потерять только руку в таком бою… Когда я видел сражения магических мечей и чародеев, все заканчивалось плачевней. — Прямо как с отрядом Азами, да? — Тихиро… Откуда в тебе столько желчи? Тот лишь вздыхает и качает головой. — Не знаю. Может я тоже за них злюсь. В последнее время сам не свой. Они садятся на веранде, и Тихиро чуть съезжает в кресле вниз, склоняя голову набок. Наконец-то все травмы и ушибы заживают, наконец-то… Но руки нет, и Тихиро и сам явно это чувствует — оставшейся то и дело цепляется за свободный рукав. Он все смотрит вперед, устало, и Сиба не может себе представить, что у него на уме. Потому он решает пойти самым простым путем и спрашивает прямо: — Тебя что-то гложет? Некоторое время тот молчит, будто подбирая слова. — Да, пожалуй. — Ты всегда можешь выговорится. Я выслушаю, ты знаешь. — Не знаю, захочешь ли ты такое слушать… Это все пустое. — Тихиро, — голос Сибы становится строже. — Мы уже три года вместе живем, а знаю я тебя еще дольше. Ты уж прости, конечно, но несмотря на все для меня ты навсегда останешься ребенком. Так что конечно же я тебя выслушаю, даже с самой дурацкой жалобой. Это нормально. Только не говори, что ты стесняешься. Тихиро жует губу. — Я все думаю о Содзе. — Об этой крысе? — а вот сейчас Сиба искренне удивлен. — Зачем? — После боя у нас был короткий разговор. И я пришел к выводу, что не так уж он и не прав, на самом деле, про орудия убийства и так далее… — Нашел кого слушать. — Нет, — голос Тихиро неожиданно серьезен, хоть и тих. — Он тоже признал мои убеждения. Поэтому я и думаю. Ты знаешь? Почему отец решил сделать магические клинки? — Чтобы закончить войну. Кто не знает ответа? А Сиба слышит это еще тогда, двадцать лет назад, от самого Кунисигэ. — Да. Но чего желали владельцы клинков? Ответа на этот вопрос у Сибы нет. А Тихиро тот явно и не нужен, по крайней мере сейчас. — Не всегда воля мастера передается в его творение. Я говорю о спасении нуждающихся, Содзе — о том, что оружие создано для убийств. В итоге смысл, закладываемый отцом, не играет роли, ведь мы используем клинки уже не с умыслом мастера, но нашим собственным. И это все, что важно. Несколько секунд Тихиро переводит дыхание. — Я хотел вернуть мечи обратно… Но если я все так оставлю, то много людей пострадает. — И что же ты хочешь? Их взгляды пересекаются. Тихиро кривит ртом. — «Пронзающее Облако» уже уничтожен. Осталось еще шесть. — Пять, — поправляет его Сиба, но Тихиро качает головой. — «Небесная Бездна». Это хорошее заявление, смелое. Вместо того, чтобы слепо следовать за отцом, Тихиро решает лишить его наследие возможности быть использованным во зло. Вот так согласиться с противником (как ни крути, но в чем-то Содзе прав, уж он-то точно чувствует ту тонкую грань, за которой герой войны превращается в убийцу) многого стоит, и Тихиро переступает через себя, и все — ради блага других. А «Небесная Бездна»… Последнее, что ему остается от отца, и он так просто решает его разбить. Тихиро постоянно жертвует чем-то ради других, и никогда не думает о себе. Он даже против Содзе идет больше ради Шаль, чем из-за катаны. По-своему это поразительно, но добрые намерения заведут его в могилу. Нельзя рисковать всем и не думать о себе. — Это смелое заявление, — наконец, произносит Сиба, жалея, что не принес с собой пачку сигарет. Курить хочется страшно. — Но не спеши с выводами. Ты совершенно прав насчет того, что не изготовитель оружия диктует правду, а его новый владелец, но ты ведь знаешь, ради чего Кунисигэ изготавливал клинки. Правда у каждого своя, но истина — едина для всех. Твое знание — последняя воля Кунисигэ, так что она граничит с истиной. — Я знаю. Но… — Не сомневайся, Тихиро. Нельзя угодить всем, нельзя поступать верно все время. Мы с тобой и так много народу убили, отступать уже поздно. Зато смотри, куда тебя привел твой путь — ты подарил надежду на жизнь одной девочке. Если не знаешь, ради чего продолжаешь, то делай хотя бы ради нее, а громкие речи о благих идеалах оставь для любителей чесать языком. Подумав, он добавляет: — В конце концов, ты еще жив, а Содзе отправляется на тот свет. Что тут говорить об убеждениях. Это глупая речь, но Сиба не выдумывает ничего лучше. В таких случаях лучше не думать о том, где проходит граница морали, просто идти до конца. Примерно так они заканчивают войну — просто делают то, что нужно, а уже потом думают о жертвах на пути. Некоторое время Тихиро смотрит на него пристально, будто не зная, стоит ли верить. Но потом отворачивается к сосновой роще вдали, и Сиба глядит туда же, на острые верхушки. Они молчат, и только ветер слышен — его заунывная песнь. Постепенно Тихиро меняется, думает про себя Сиба. Он учится и у противников тоже. Куда это его приведет? Сколько он еще потеряет, прежде чем дойдет до конца? И будет ли он такой, счастливый? — Спасибо, Сиба-сан. Голос Тихиро звучит искренне. Ах, как не хочется знать.