Прекрасная Елена

      

Выплюнуть человека на свет не значит стать его матерью.              «Побег»

             Первое воспоминание Елены было связано с матерью. Великолепной Кандидой Когтевран, безупречной и сильной женщиной, которая взяла власть в Доме в свои руки, безжалостно убрав всех соперников. Ей нужны были дети — у неё была только дочь и череда выкидышей. Елена помнила её суровое лицо и цепкий взгляд, который всегда неотрывно следил за каждым её движением.              «Спину ровнее, Елена, никто не посмотрит на горбуна!».              Елена не хотела, чтобы на неё смотрели. В отличие от статной матери, она унаследовала фигуру отца. Слишком крупная, с широкими плечами и рыбьими глазами. В ней не было вороной красоты Когтевранов, даже папины кудряшки перешли к ней.              Возможно, это было ещё одним разочарованием для её матери в череде многих.              Не то чтобы Елена была так плоха в магии, просто ей куда интереснее было слушать стихи и баллады, которые всегда наполняли королевский замок, чем то, как держать палочку.              Мать часто оставляла её в крепости на попечении кормилицы, чтобы встретиться с королём. Матильда выводила её в дворцовый сад. Именно там Елена впервые оказалась на расстоянии вытянутой руки от королевы Эйммы. Эта женщина была такой… мягкой? В ней не было ни одного острого угла или резкого взгляда. Одежды плавно облегали её тело, а руки постоянно поддерживали налитой живот, и эти глаза… Елена никогда не видела таких нежных глаз. Они напоминали ей лепестки лаванды, которую мама часто добавляла в свои отвары. Каждый шаг королевы был лёгок, Елене казалось, что Её Величество почти парила.              Под раскидистым деревом для Её Величества всегда стояло кресло, а также скамьи для её фрейлин. И музыканты часто приходили туда, чтобы играть для королевы. Это была ещё одна из многих причин, почему Елена любила сад.              — Стало быть, ты дитя Кандиды, — даже голос у Её Величества был мягким.              Елена отвесила глубокий поклон, выражая своё почтение, как её и учила мать. Прикосновение к её голове было таким нежным и лёгким, словно бабочка взмахнула крылом. Елена замерла на несколько секунд, стараясь запомнить это ощущение. Она отчётливо слышала звяканье золотых колец на пальцах Её Величества. Этот звук почему-то навсегда отпечатался в её памяти.              Видят Семеро, Елена слышала этот звон, когда выходила замуж, когда делила постель с королём, когда на свет пришли все её дети. Стыдящий звук и ощущение, что она просто занимала место женщины, которой ей никогда было не стать.              — Да, Ваше Величество, всё верно, — ответила тогда Елена. — Позвольте представиться, Елена Когтевран.              Поклон стал ещё глубже. Какая-то часть Елены хотела убежать от этой ласковой руки, чтобы не сравнивать и не думать.              — Пока твоя мать занимает ум моего мужа, посиди со мной, — махнула королева, разворачиваясь и направляясь к своему креслу в саду.              Фрейлины поспешили добавить к нему несколько мягких подушек и укрыть живот и ноги королевы пледом. Для Елены же одна из фрейлин трансфигурировала небольшую банкетку из упавшего листа. Её Величество едва махнула рукой, и ту поставили подле неё.              Елена не смела отказать, да и кем она была, если бы посмела. Добрые языки донесли бы о её дерзости матери раньше, чем успели бы подать обед. Елена мысленно сжалась, представив себе такое развитие событий, и покорно присела.              Ещё один взмах тонких пальцев знаменовал начало музыкального представления.              Первой вступила лютня, сливаясь с рассказом трубадура о прекрасной деве, что некогда жила в таком же прекрасном доме. Следом вступили шаумы, возвещая переломный момент в судьбе девы: её выдали насильно замуж за обманщика, который обещал оплатить все долги семьи, но сам был едва богаче церковной мыши. Зазвенели тимбрелы и протяжно завыли ребеки, имитируя звон монет и тяжёлую долю. Елена вслушивалась в переливы лютни, которая теперь продолжала историю. О влюбленных, о несчастной доле и смертельной дуэли за руку возлюбленной, о том, как любовь преодолевала всё. И ей хотелось, очень хотелось верить, что в её жизни такая любовь тоже будет, что кто-то будет любить её так же отчаянно и сильно, чтобы броситься в омут страстей и опасностей без оглядки.              Елена хотела остаться в том саду навсегда.              Когда Елена выросла, в её сердце не осталось места для наивных мечтаний. Она знала цену безрассудству. Каждая её ошибка была бы использована против неё или детей. Елена слишком поздно поняла, в какое положение позволила себя поставить.              Когда речь только зашла о её свадьбе с королём, ей по дурости, а может, по наивности, думалось, что мать просто хотела получить больше власти, хотела внуков валирийской крови, чтобы приблизиться к запретной для всех остальных магии. В конце концов, ничто в этом мире Кандида Когтевран не ценила больше знаний.              Какой же глупой была Елена.              Внуки не дали матери желаемого. То, что они использовали по наитию, они не могли объяснить, а то, что сквозь зубы преподавали принц или принцесса (потому что больше было некому) было абсолютно бесполезно. Даже получив доступ к их воспоминаниям и повторяя всё снова и снова, Кандида не могла приблизиться к желаемому результату.              Елене стоило остановить мать ещё тогда. Схватить её за руку, что оставляла красные следы на молочной коже Эйгона или Эймонда, и сказать хватит! Но она снова не смела поднять на мать глаз, и расплачивались за это её дети. Иногда ей казалось, что в мечтательном взгляде Хейлены сквозило осуждение. Её маленькое, любящее, детское сердце было готово простить что угодно, но не забыть оставленные шрамы.              Найди Елена тогда мужество, используй свой титул (она была королевой, Её Величеством!.. она!) хоть раз себе на пользу, и у этой истории был бы совсем иной конец.              Она этого не сделала. Она потворствовала безумным, почти отчаянным проискам Кандиды вокруг тайн валирийской магии. Она позволяла мучить своих детей, вытаскивая из них воспоминания и требуя снова и снова показать всё, чему их научили принц с принцессой.              Елена видела, что эта тайна делала с её матерью, как не могла эта гордая женщина смириться с тем, что не все тайны мироздания были открыты перед ней.              Елена упустила момент, когда это превратилось в сжигающую всё на своём пути зависть.              Рубиконом стало синее платье, надетое на свадьбу принцессы Рейниры и принца Деймона. Это было почти объявление войны.              Какой же она была дурой, что решилась на это. Она видела обжигающие взгляды принца и принцессы. Король, как всегда, игнорировал всё, что было ему неугодно, но у Елены тряслись поджилки. Она чувствовала эту неприкрытую агрессию. Она помнила недавнее представление, что устроила принцесса. И всё же Елена шагала, гордо подняв подбородок и слыша непрекращающийся, отчаянный звон колец покойной королевы.              Он следовал за ней, как напоминание, как осуждение. Со статуи Матери на Елену теперь взирала Эймма Аррен.              Елена чувствовала себя бабочкой, запутавшейся в паутине, и не знала, как выбраться. Елена даже не была уверена, что у неё ещё остались союзники на этом пути.              Елена не любила приёмы на Драконьем камне. Путь туда был неблизкий, а она плохо переносила телепортацию, но это был замок наследной принцессы, там часто гостили Веларионы, там устраивались приёмы и собиралась публика со всего королевства. Король хотел проводить больше времени со своими внуками, предпочитая забывать, что у него были другие дети. Которые не были детьми Эйммы Аррен. Иногда Елене казалось, что королева и не умирала вовсе, что её призрак не покидал этих каменных стен.              Дело, конечно, было не в телепортации. Это просто была удобная отговорка. Алисента Хайтауэр — вот камень преткновения. Если быть честной, Елена не была уверена, что они когда-либо разговаривали напрямую. И вряд ли фрейлина Её Высочества вообще подозревала, какую бурю эмоций вызывала в душе королевы.              Алисенте Хайтауэр было можно просто… быть. Понимаете? Просто жить, не неся на своих плечах долг перед Домом, откинув социальные требования и моральные установки.              Под крылом дракона леди Хайтауэр была неприкасаемой. Все знали, что принцесса Рейнира не церемонилась, когда дело касалось её дорогой фрейлины. Похороны Отто Хайтауэра были тому жестоким доказательством.              Елена не могла не… завидовать. Было так странно, что ей хотелось той же свободы для себя? Что она мечтала, чтобы кто-то заступился так же за неё?              Все знали, что за леди Хайтауэр стояла принцесса Рейнира. Все знали, что за принцессой Рейнирой стояли Лорд Слизерин и Порочный принц, а фракция принца Эйгона сдавала позиции. Все знали, что власть королевы слабла, а на Драконьем камне и вовсе не имела силы.              Елена это тоже знала, но почему-то оказалась не готова к тому, что стража вначале уступит дорогу леди Хайтауэр, а только потом — королеве.              Это почему-то ударило. Елена застыла на несколько болезненных секунд, сжимая складки своего платья. Алисента Хайтауэр смотрела на неё так же, как дети смотрели на уличных собак. Вроде и жалко, а вроде и добить нужно.              — Ваше Величество? — фрейлина принцессы смотрела на неё всё так же гордо и только вопросительно поднимала бровь.              Будто королева её задерживала. Никакого почтения. В ней этого никогда и не было, подумалось вдруг Елене. Она сильнее впилась в голубую ткань, отчего звякнули кольца на пальцах.              Этот звук неожиданно отбросил её на десятилетия назад. Детские воспоминания были замылены, но картина вдруг прояснилась.              Звенели кольца на пальцах королевы Эйммы, когда она ласково поглаживала Елену по макушке, а за её большими юбками стояла девочка в зелёном платье. У девочки были такие же буйные, как у Елены, кудряшки каштанового цвета и большие глаза, карие. Девочка испуганно цеплялась за юбку королевы, а та милосердно позволяла, приговаривая, что её дочка будет такой же очаровательной малышкой. Отец девочки с большими глазами служил королю, как и мать Елены, и точно так же оставлял дочь на попечение кормилицы в саду Красного замка.              Эту девочку звали Алисента, и она любила королеву Эймму так искренне, как могла только любить маленькая девочка, потерявшая мать. У неё были обкусанные ногти с потёками крови от вырванных заусенцев, но она всегда крепко сжимала руку юной принцессы. Когда королева Эймма укачивала принцессу Рейниру в своих руках, называя её величайшим сокровищем, Алисента кивала и верила. Сокровище. Разве дочь Эйммы Аррен могла быть кем-то ещё?              Елене вспомнилось и то, что претенденток на руку короля было несколько. Алисента Хайтауэр была в списке, а потом Отто Хайтауэр сгорел в собственной спальне.              Всё вдруг стало так просто и очевидно. Принцесса Рейнира была не единственной, кто так и не смогла простить королю скорую женитьбу. Принцесса Рейнира была не единственной, кто помнил добрую королеву.              Леди Хайтауэр не простила это и самой Елене, и её матери.              Это было несправедливо. Елене хотелось топнуть и завопить. Впервые яростно закричать: а был ли у неё выбор? Был ли у непутевой, неумелой дочери великой женщины хоть какой-то выбор? Разве не правильно было следовать воли родителя? Разве это было не то, чему их учили? Разве Елена была виновата, что у неё не было ни сил, ни власти, чтобы бороться? Леди Хайтауэр было легко так смотреть, пока за её спиной вил своё гнездо дракон.              Елена зажмурилась на секунду, желая смахнуть злые слёзы. Они ничего не знали. Никто из них не знал. Ни её участи, ни её горя.              Елена тогда стремительно убежала оттуда. Злая на леди Хайтауэр, на принцессу и на свою мать — на весь мир и сильнее всего на себя саму. В одиночестве своих покоев ей виделась клетка. Холодная и одинокая клетка, где даже собственных детей она могла видеть по расписанию.              В этой темнице она могла сжаться и утонуть в своих печалях, жалея себя и проклиная свою судьбу и мать снова и снова, будто Боги могли услышать её и даровать избавление.              — Я не дам вам справедливости, я в неё не верю, — сказал Лорд Слизерин, явившись ей одним утром.              Елена тоже больше не верила.              В саду было тихо. В столь раннее время здесь не было никого, и даже вечно куда-то спешащая Леди Когтевран ещё спала.              — У меня есть лишь предложение, которое гарантирует, что Ваши дети будут неприкосновенны.              Даже боги были не в силах дать ей справедливость. Но теперь Елена стояла перед выбором. Впервые он у неё был.              Принцесса Рейнира предлагала брак. Между ней, Деймоном и старшим сыном Елены. Конечно, всё, как у Таргариенов, как у Эйгона I. Два мужа: один для сердца и один для долга. Магические узы связали бы их так прочно, что ни принц, ни принцесса не смогли бы никогда причинить вред Эйгону, а Эйгон из такого положения не смог бы претендовать на престол.              Хороший ход. Несправедливый. Жестокий. Такой же, на который её когда-то заставила пойти мать, но выигрышный.              Елена думала, что никогда не будет, как её мать. Елена приказала найти Эйгона и привести к ней, привела в порядок и под светом звёзд и стеклянных свечей женила на принцессе Рейнире и принце Деймоне.              Елена не спросила мнения своей матери или короля, как и Эйгона, впрочем, тоже. Она знала, что утром будет гигантский скандал, и была готова сложить голову. И, даже если Эйгон в итоге возненавидел бы её, что ж… Так тому было и быть. Елена не собиралась жалеть. Она приняла нечестное и жестокое решение при том раскладе, который у неё был. О справедливости споют барды в своих балладах. У Елены никогда не было такой роскоши, и, возможно, стоило просто смириться.              Когда Альбион покинул последний Таргариен, Елена надела траурное платье и приняла из уст Лорда Слизерина клятву, что они ещё вернутся. Обязательно, что дети её и внуки будут жить и процветать. Однажды, когда от неё самой останется только пыль и трава.              Она не могла больше смотреть своей матери в глаза. Жизнь, которую она так ненавидела… А другой у неё и не было. Король, дети, нахальная принцесса и высокомерный принц. Жизнь. Несправедливая. Её.              Елена не могла перестать рыдать. Заботливые руки её фрейлины, леди Малфой, стирали слёзы и избавляли от покраснений, но Елене больше не было места ни в Красном замке, ни в Хогвартсе. Её мать хотела, чтобы она вышла замуж за какого-то лорда и продолжила королевскую династию.              Елена не думала, что способна испытывать такую ненависть, что её грудь будет распирать от ярости и горя, что она будет желать смерти собственной матери.              Лорд Слизерин вновь пришёл к ней с предложением. Он выглядел не лучше. Он предложил ей уйти. Сказал, что держит путь в Византийскую Империю. Их наверняка заклеймят, думала Елена. Объявят изменниками или ещё хуже — влюбленными, чтобы прикрыть позор, чтобы похоронить в летописях их истории, чтобы никто никогда не поверил их словам.              Елена оставила правду своей верной фрейлине и исчезла в один из дней, будто её никогда и не было. В качестве прощания она прихватила с собой диадему, которой так гордилась мать и которую она украла у Таргариенов.              Жизнь была так несправедлива. Елена научилась с этим жить.