О, что это? Пол!

      Аластор проснулся несколько часов назад, но всё равно чувствовал себя усталым. Пока он одевался, даже ноги не слушались его, ступни волочились, а его улыбка казалась тяжелее, чем обычно, как будто уголки губ постоянно пытались опуститься вниз. Он поддерживал их силой воли, пытался растормошить непослушное тело, чтобы создать иллюзию энергии, чтобы казалось, что он все еще полон сил.        Запах еды, как бы сильно он ни соблазнял, ощущался как угроза всемирного масштаба, поэтому радиоведущий избегал столовой. Вместо посещения завтрака, он направился в вестибюль, чтобы испортить настроение Хаску — это была ежедневная задача, которая, обычно, не отнимала много энергии.       За барной стойкой восседал Даст. Его свитер свисал с плеча, а вид был заспанным. Парень выглядел соблазнительно вкусным, что аж в животе Аластора заурчало. К счастью, он все еще был на другом конце холла, поэтому эти двое не слышали его, пока демон-олень не прочистил горло и не сел рядом.        Улыбка Энджела была яркой, теплой и сладкой, несмотря на то, что во рту паука сверкал золотой клык. А когда он говорил, то его голос был мягким и немного хриплым. Но слух Аластора сегодня был нечетким, и он не мог разобрать и половины слов. Буквально через несколько минут в его глазах потемнело. Это было странно, но мужчина не успел ничего понять и спохватиться. К тому времени было уже слишком поздно...       Аластор соскользнул с табурета и с грохотом упал на пол.       Реакция Энджела была мгновенной: он вскочил с места и опустился возле бесчувственного тела, чтобы приподнять голову радиодемона и положить ее себе на колени, убирая волосы с его остекленевших глаз. — Сегодня слишком душно даже для ада, может быть, это просто жара, — пытался найти объяснение происходящему паук, проверяя Ала на наличие травм.       Потом парень поднял его с пола и попытался перенести на ближайший диван.        Руки Даста быстро стянули пиджак с мужчины, давая ему возможность сделать глоток воздуха. Но на мгновенье Энджел остановился. Как только он снял неизменный предмет одежды с оленя, то взглянул вниз на рубашку и жилет, которые свисали со слишком тонкой фигуры демона, и на запястья, которые были настолько тонкими, что выглядели как кожа, обернутая вокруг кости.         Парень позволил чужому пиджаку упасть на пол и снова опустился на колени, закатывая рукав рубашки радиодемона выше. Увиденное потрясло его. Шрамы, серебристо-белые и блестящие так жутко выглядели на коже мужчины. Они туго натягивались, обвивались и переплетались с чем-то, похожим на ожоги или следы от веревки и царапины от когтей.       Даст сглотнул подступающую желчь, нагло расстегивая рубашку Аластора до конца, и замер на месте. Он прижал запасные руки ко рту, сдерживая вздох, но внезапно слезы полились из его глаз.        Радиодемон был до жути истощен. Кожа да кости! Ужасные шрамы покрывали добрую часть его тела, куда бы паук ни посмотрел. Он запахнул рубаху назад, прикрывая улики, прежде чем выйти из гостиной. Парень решил переместить ведущего подальше от любопытных личностей, прижимая его к своей пушистой груди. Он обхватил оленя всеми руками, как будто защищая его. Оберегая от всего ада.       Яростного взгляда Энджела и резкого рычания было достаточно, чтобы отпугнуть всех из холла, розовые глаза опасно светились, пока все не ушли.       Никто не осмелился прийти, чтобы проверить его и Ала, что позволило парню остаться с ним наедине. Энджел снял свои перчатки и погладил когтистыми пальцами красно-черные волосы, нежно массируя спину психотического оленя нижними руками.       Аластор проснулся с тихим ворчанием, уткнувшись носом в теплый, сладко пахнущий пух. Задумчиво моргнув и подняв трясущуюся руку, он потер затуманенные глаза. Мужчина подсознательно наклонился к поглаживающим пальцам, практически растворяясь в объятиях Энджела. Когда он поднял взгляд, его мозгу потребовалось некоторое время, чтобы соединить цветные пятна в картинку.  — Прошу прощения за то, что потревожил моего милого возлюбленного, — несвязно проговорил радиоведущий. Помехи почти заглушали слова, но его голос был ровным. — Не устоял на ногах от твоей красоты.       Олень попытался высвободиться из объятий пушистого паучка. Однако, он едва мог поднять свою голову.  — Может хватит шуток? Ты можешь убрать фальшивую улыбку, здесь только мы, — Даст все еще успокаивающе поглаживал когтями локоны оверлорда, но с трудом сдерживал злость. — Как долго ты наказывал себя? — спросил он, сжимая Ала нижней парой рук прежде, чем красный демон успеет хотя бы попытаться вырваться из его хватки.       Пока разум Аластора старался обработать то, что недавно сказал Энджел, послышался визг пластинки и статические помехи, которые громко и внезапно пронеслись по всей комнате. Энджел не отреагировал на внезапные капризы. Он только закатил глаза и потянул, едва заметно, за волосы Ала, когда каннибал попытался извиниться.  — Я думал, что ты потерял сознание из-за жары... но после того, как я снял пиджак, чтобы попытаться охладить тебя... — начал паук, и Аластор в шоке и нарастающем ужасе наблюдал, как эмоции вспыхивали в его прекрасных розовых глазах. Сначала шок, потом печаль, вина, обида, беспокойство, и это лишь некоторые из них, и радиодемон застыл, как действительно глупый олень, перед фарами авто.  — Ты причинял себе боль, Ал. Я узнаю эти следы из сотни других! Ещё и морил себя голодом! — Пальцы парня задержались в волосах Аластора, затем скользнули вниз, чтобы погладить его челюсть. Потом согнулись под подбородком, чтобы поднять лицо любимого. Их глаза наконец смогли встретиться. — Тебе не нужно объяснять мне, почему ты это делаешь. Тебе не нужно мне ничего говорить, но, по крайней мере, не пытайся лгать тому, кто просто хочет присматривать за тобой, — печально сказал Энджел. Его слова были твердыми, но глаза излучали какие-то мягкие эмоции, которые Аластор признал чем-то средним между любовью и состраданием.        У мужчины во рту пересохло, и он тупо кивнул.       Радиодемон не боролся и не напрягался, когда Даст притянул его обратно, чтобы обнять и поцеловать оленя в макушку.       Всё же сломавшись, Ал крепко вцепился в плечи Энджела и с грустными рыданиями уткнулся лицом в его грудь. Что ж, вокруг не было никого, кто мог бы это прокомментировать. Иногда можно признать, что тебе плохо...