Пошлость

      Изуку проснулся из-за жгучей боли, что прострелила его тело насквозь, как молния, вырывая из состояния сонного бессилия. Он глубоко вздохнул и нехотя раскрыл глаза. Стены больничной палаты встретили его своей стерильностью, знакомые атрибуты интерьера напомнили те многочисленные дни, когда он просыпался вот так — избитый, но не сломленный. Изуку прикрыл обратно веки от усталости. Несмотря на то, что он, очевидно, провалялся здесь уже несколько часов, он не чувствовал себя отдохнувшим. Это было невозможно. Боль затихала, когда он не двигался. Она была менее похожа на ту, что обычно одолевала Деку после миссий, во время которых приходилось вести ожесточённые бои с безжалостными преступниками, у которых зачастую были сильные и опасные причуды. У преступников всегда опасные причуды. И жуткие.       Да, человека портят только две вещи — власть и сила. Изуку в этом убеждался не один раз.       Он захотел повернуться на бок, но быстро передумал, так как боль вновь усилилась и ударила его изнутри так, что он застонал. На мгновение замерев, Изуку вдруг понял, что это за боль. Его глаза резко распахнулись, когда смутный образ недавнего прошлого вспыхнул перед глазами и тут же погас, как неудачливая искра.       За дверью палаты слышались чьи-то голоса, Изуку только сейчас обратил на них внимание. Возможно, там стояли репортеры, они часто караулили у дверей тех героев, чьи миссии завершались неудачей. Желтая пресса никого не оставляла в покое. Изуку уже догадался, что вчера всё кончилось не слишком хорошо. И он начал переживать из-за тех подробностей, которые ему только предстояло узнать. Его странные раны и гиперусталость наталкивали на предположения, в которые было сложно поверить.       В дверь палаты постучались, и через секунду в проёме показался Шото. Он как обычно выглядел немного уставшим и задумчивым.       — Привет, — поздоровался он напряжённым голосом и прошёл внутрь. — Можно?       Изуку едва кивнул ему.       — Всё нормально? — Шото пододвинул табуретку к койке и присел.       — Ну как сказать… — хмыкнул Изуку, — не лучше чем обычно.       Он удивился тому, насколько тихим был его голос, произносить слова оказалось не так-то просто. Шото не смотрел в глаза Деку, его взгляд был направлен куда-то мимо, а его общее состояние вызывало у Мидории тревогу.       — Тодороки-кун?       — Ты помнишь, как здесь оказался? Помнишь, что произошло?       Изуку обеспокоенно смотрел на друга, не решаясь озвучить свои мысли вслух. Ему становилось страшно.       — Я догадываюсь… — вздохнул он.       Тодороки нервно хмыкнул и провёл рукой по лицу, потирая глаза.       Они с Деку напарники вот уже какое-то время, их геройское агентство поставило их в пару недавно, и вчера у них было первое совместное задание, к которому присоединились несколько команд из других агентств. Задача оказалась не по силам им одним.       Тодороки протёр лицо ладонью, едва находя в себе силы говорить, и взглянул на Изуку тяжелым взглядом.       — Ты… — начал он и закашлялся, — ты… не помнишь подробности?       Но Изуку припоминал. И он бы предпочёл считать те крохи воспоминаний кусочками бредового сна.       Он сидел на ком-то верхом, держал за запястья, мешая сопротивляться, одурманенный желанием, которое не способен испытывать ни один человек в здравом уме. Его кнуты в это время будто обрели разум и действовали по своему усмотрению: они бросались на других людей, которых даже не касался взгляд Деку, сдерживали их, агрессивно цеплялись за всё, что двигалось и представляло угрозу хозяину. Возможно, они даже ломали людям кости, если сопротивление их было слишком велико. А Изуку не слышал этот нечеловеческий рык, обращенный к нему, он хотел только одного. Только этого человека. Прямо сейчас.       — Я навредил кому-нибудь? — спросил Изуку сиплым голосом, глядя в потолок.       — Многим, — послышался ответ.       Деку сокрушенно вздохнул и зажмурился.       — И себе тоже, — добавил Тодороки.       Изуку захныкал, представляя масштаб катастрофы. Шото помолчал немного, а потом спросил:       — Почему, Мидория? Почему ты это сделал?.. Почему именно с ним?.. — спросил Шото.       Изуку взглянул на напарника, теперь тот смотрел на него прямо и серьёзно, требуя ответа. Но Изуку не мог его озвучить.       — С кем? — уточнил он, хотя не сомневался, о ком идёт речь.       — Бакуго.       Новая вспышка воспоминания воспламенилась перед взором Изуку подобно взрыву.       Злой взгляд красных глаз сжигал его своей ненавистью и, наверное, чем-то вроде растерянности. Кацуки не мог остановить Деку. Он сам безмерно устал. Он просто не мог сопротивляться. Деку был слишком настойчив, слишком силён, слишком опьянен страстью. Ей не находилось места в душе Изуку, и он дарил её так щедро, что Кацуки поддался. Деку вдавливался в его пах с такой силой, что на глазах проступали слёзы. Изуку разорвал частично и свой и чужой костюм, позволяя оголённой коже потираться друг о друга в самых интимных местах, и бормотал такие пошлости, какие он бы не произнёс даже в своих мыслях.       Изуку закрыл лицо руками, сдерживая крик отчаяния. Он сжал зубы с усилием, не понимая, почему всё сложилось именно так.       — Нет… — слабо выдохнул он. — Я… я не контролировал себя, я ничего…       Тодороки молча наблюдал за ним какое-то время. Только когда Мидория смог хоть как-то совладать со своими тревогами, Шото добавил:       — К сожалению, вышло то, что вышло... Мне очень жаль.       Изуку не отреагировал на его слова, скорбь за содеянное наполнила его глаза солёной влагой. Он разбито смотрел перед собой.       — Но, боюсь, это не самое страшное. Хотя как посмотреть… — добавил Тодороки. По его голосу было легко догадаться, что ему самому больно об этом говорить.       Изуку опасливо взглянул на него краем глаза.       — Я был зрителем этого, — произнёс Тодороки, — я видел всё, что ты сделал, и не только я. Все герои, кто был на месте, преступники, которые этому поспособствовали, местные жители, чьи окна выходили на ту улицу, те, кто смотрели видео-записи. Это видели все, даже те, кому никогда не стоило…       — Ч-что? — шокированные глаза Деку округлились и в неверии смотрели на напарника. — Что т-ты сказал?       Тодороки молчал, глядя себе под ноги. Изуку тревожно дышал в ожидании ответа. Шото достал телефон и разблокировал экран.       — Не знаю, надо ли тебе это видеть…       Он искал что-то в телефоне две минуты, в это время Изуку ощущал слабую дрожь изнутри, с каждой секундой боясь всё сильнее того, что его ожидало.       — Вот, — Шото показал экран телефона Мидории.       Фокус был не самый четкий, потому что снимали на значительном расстоянии и, видимо, из окна дома, но Изуку разглядел самого себя со спины чуть сбоку, сидящим на ком-то, кого с этого ракурса не было видно, он упирался руками в асфальт и двигал бёдрами вверх-вниз. С этого ракурса было прекрасно видно член, что входил в него до самого основания, при каждой яростном шлепке его кожа тряслась, а он вскидывал голову и громко вскрикивал.       Деку занимался сексом прямо на улице, в окружении посторонних, которым, к чести будет сказано, не было до него почти никакого дела, потому что его тёмно-зелёные кнуты в это время извивались живыми существами и отгоняли непрошенных зрителей с такой яростью, что, вероятно, многим из них понадобилась медпомощь, эти же кнуты крепко держали человека под Деку, не давая тому двигаться. И всё это создавало настолько гротескную картину, что на неё было сложно смотреть.       Изуку, как только понял, что происходило на записи, дернулся в сторону, пряча лицо руками.       — Убери! Тодороки-кун, убери это, зачем ты мне это показываешь?!       — Прости…       — Боже, Боже, это… это…       — Это не единственное видео, таких несколько с разных точек…       — Черт, черт!.. — Изуку весь трясся, уже не чувствуя жжение боли во всем теле. Его поглотила паника и ужас. — Я… я… с Каччаном… прям там... при всех, о нет, нет…       Речь Изуку обратилась в обрывки фраз, связь между которыми была условна, Тодороки не комментировал их, он просто ждал, пока его друг перейдёт из стадии отрицания в принятие. Спустя долгое время Изуку наконец смог сформулировать осмысленное предложение:       — Это правда все видели? — с последней потаенной надеждой спросил он.       — Да.       — Ох, — застонал он, — прости… прости, что ты это видел…       — Не страшно…       Но — нет. Страшно. Всё очень плохо. Это похоже на жуткий кошмар, и Изуку не знал, как проснуться.       — Моя карьера разрушена, какой из меня герой?! Я всё испортил, всё кончено…       — Руководство агентства, как может, блокирует сообщения о том случае, не дает комментариев и интервью, массы об этом пока не знают, кроме тех, кто это видел лично… Однако видео гуляют по интернету, и слухи распространяются так быстро, что, наверное, не получится это долго скрывать, я… Чёрт, я этого никогда не забуду!       — Тодороки-кун, оставь меня, пожалуйста…       — Может, мне что-нибудь тебе принести, воды или?..       — Оставь меня! — крикнул Изуку, отвернувшись.       Тодороки осёкся, но ничего больше не сказал. Деку чувствовал его взгляд на себе довольно долго, но он не повернул головы, пока не услышал щелчок двери. Когда Изуку остался наедине с пустотой больничной палаты, он ни о чём не мог думать, он почувствовал столь сильную усталость, что решил закрыть глаза и хотя бы немного успокоиться и отдохнуть. Когда же он вновь их открыл, за окном уже было темно. В розетку был подключён ночник, который, вероятно, поставила медсестра, пока он спал. Стало ясно, что прошло несколько часов с момента визита Тодороки.       Воспоминания вновь набросились на Деку, и в этот раз отбиться от них не получилось. Они пока ещё обрывочные, но уже жуткие и нереалистичные.       Он решил встать, боль внизу колола его строительными гвоздями при малейшем движении, он зажмурился, но всё равно поднялся. Дальше было легче. Он давно привык к боли.       В палате находилась раковина, а над ней висело зеркало, Изуку подошел к нему, желая встретить своё отражение и заглянуть в свои бесстыжие глаза.       Открытые участки тела покрывали бинты и пластыри, что прятали от пытливых глаз следы его деяния. Глядя на них, Изуку вдруг всё вспомнил. Всё до единого слова…