Школа, чудесная пора влюбленности и даже в неком роде мучений. В виде экзаменов в девятом классе. Но как бы плохо вокруг не было, Осаму чувствует себя по-настоящему счастливым. Тёплое вечернее солнце согревает его снаружи, а его личная рыжая звездочка и воспоминания о ней согревают его изнутри.
Вокруг всё прямо-таки залито солнцем. Всё вокруг сразу становится мягче, всё вокруг приветливо желтеет. Всё-таки приятно гулять вечером под приветливыми тёплыми лучами. Где-то на ступеньках подъезда нежатся котики. На пятом этаже, на самом краю той хрущёвки, Дазай видит горящее окошко. И он с влюблённой улыбкой понимает, что там
она, его милая маленькая любимая девочка. Дорожка была приятно ровной, в немного умерших наушниках, которые пережили всё — от потопа до сожжения, — играет приятная песня, одна из любимых песен Чуи.
Всё-таки как же красиво у Чуиного дома! Он сидит на голубых качельках (немного не помешаясь) и качает ногой, отставив гитару в сторону и держа в руке букетик милых незабудок, сорванных с клумбы какой-то скверной и сварливой бабуськи. Рядом растут пара берёзок, которые приятно шелестят на ветру. Трава рядом колышется, пока солнышко постепенно заходит за горизонт, перекрашивая небо в розово-фиолетовые цвета. Осаму незаметно для себя начал вспоминать всю их с Чуей историю.
***
Осеннее утро семиклассника Осаму. Он сидит и покачивается на стуле, глядя в окно и совсем не слушая учительницу. Она вещает что-то о следующем учебном году, поэтому смысла ее слушать совсем нет. Но вдруг, шатен краем глаза увидел какую-то красивую рыжую девчонку рядом с учительницей. Она была в огромном вязаном белом свитере с широким горлом и обтягивающих брюках.
И Дазай чувствует, что становится Пушкиным, ведь ему теперь тоже понравились эти дамские ножки.
Дазай неверящим взглядом смотрит через стёкла круглых очков на эту красавицу, которая идёт к его парте и располагается рядом. А затем пребольно тыкает под рёбрам. Шатен аж подпрыгнул.
— Хей, умер что ли? Или ты уже мёртвая мумия?
— А ты чего такая мелкая? Коротышка, — подкалывает в ответ Осаму, забирая одну из ручек прямо из элегантной ручки рыжули.
— У меня вообще-то имя есть, если такая мумия не знала, — ручка выхватывается из бинтованной руки.
— И какое же?
Дазай не может поверить своему счастью. Он спокойно общается с
красивой(!!!) девочкой, всячески подкалывая ее. Хоть бы им удалось подружиться… Но сейчас в отместку хватает тетрадь и читает.
— Ч… Чуя Накряхара. У тебя почерк нечитаемый, ты знала?
Не глядя на вскипевшую злость, Чуя вдруг рассмеялась. Тихо так. Но так красиво, что аж Осаму захихикал.
— Накахара я. А тебя как зовут?
— Осаму Дазай.
— Будешь мумией), — и вновь она заходится в тихом приступе смеха.
Урок у этих двоих проходил весело. Они уже наподкалывали друг друга так, что все считали, что они знают друг друга довольно давно. Ибо нелюдимый Осаму был очень хорошо знаком всему классу, а тут так легко разговорился с этой рыженькой.
Проходит полгода как, а Дазай и Накахара прямо-таки неразлучны. Шатен часто подстебывает девушку по каким-либо поводам, то «брюки слишком обтягивающие, ты где-то подрабатываешь после школы?», то «чего цепи нацепила на себя?», но никто не мог понять, почему так. А Чуя просто слишком сильно нравилась Осаму. Когда она лежала на парте на скучной географии, почти уснув, Дазай подолгу смотрел и любовался ею. Он уже успел пересчитать милые веснушки, которые обычно были спрятаны за челкой или под слоем тоналки (рыжуля сама об этом рассказала шатену), успел налюбоваться на родинку под правым глазом, начать невесомо перебирать рыжие прядки, чувствуя непонятных бабочек в животе. Слишком уж… Слишком красивая просто Чуя.
А уже в феврале восьмого класса никто и не помнил нелюдимого Осаму в очках. Все уже знали веселого заводилу вместе с его рыжей бестией, которые в кабинете у медсестры бывали чаще, чем дома.
А на четырнадцатое февраля Дазай зовёт подругу отмечать к себе. И честно, пребывает в глубоком шоке, когда та соглашается. Мать уезжает праздновать чей-то день рождения к родственникам, значит, квартира на неделю его, от чего тот и скачет прям до потолка. Наконец-то он сможет впечатлить Накахару.
Девушка приходит в какой-то прикольной толстовке и в свободных джинсах, плюхаясь рядом с парнем на кровать и оглядывая его комнату. А смотреть действительно было на что. Все стены в плакатах и рисунках, комната в творческом беспорядке, на тумбочке стоит пара красиво изогнутых свечей, а стол завален всяким хламом. Вскоре приходит и Осаму с коробкой пиццы, которую так любила Накахара, и двумя жестянками фанты. Он плюхается рядом с подругой, позволяя
ей выбрать фильм.
И он был неописуемо рад, когда Накахара выбрала ужастик. Осаму уже чувствовал, как подруга будет прижиматься к нему, а он ее успокаивать, но тут…
Но тут он сам дергается и давится напитком, жалобно, как котёнок, прижавшись к подруге. А Чуя лишь улыбнулась, нежно-нежно массируя голову ноготками.
— Ложись, раз так боишься.
Он укладывается к ней на плечо поудобнее, чувствуя, как его приобнимают и мягко массируют голову. И тут, спустя пару минут жесткого мяса, во время которого Осаму позорно прятался в плече, оправдываясь тем, что смеётся, Чуя так будто невзначай спросила:
— Хей, скумбрия, — эта кличка появилась после попытки утопиться, в ходе которой Накахара ныряла его спасать, ибо пожарники не знали, что и делать, — Ты прям сильно боишься?
— Неа, с чего ты взяла? — да, он боится! Но молчит в тряпочку пока что.
— Может переключим, если тебе не нравится?
— Главное, чтобы тебе понравилось, — буркает в ответ Осаму, чувствуя, что щеки начинают гореть.
— И тебе тоже, дурашка, — недовольно цыкает Накахара, переключая на любимый детектив Дазай.
И она не видела, как покраснел шатен, наотрез отказавшийся вставать с плеча подруги. А сама Чуя никогда не признается, что ей до чертиков нравилось лежать вот так вот.
Однако под конец фильма она потягивается так, что всё захрустело, а затем начинает:
— Вот я думала, что Джон будет хорошим. А он тварью последней оказался!
На это Осаму, уже умевший пересказывать весь-весь сюжет, лишь улыбнулся, глядя на то, как возмущается и жестикулирует подруга. Время уже постепенно близилось к девяти.
— Ой… Время с тобой так быстро пролетело…
— А я рад этому, с тобой было весело, — с улыбкой отвечает Дазай, помогая Чуе собраться и пытаясь найти ее толстовку, которая где-то валялась на полу.
— Блять, и где же моя толстовка…— негодующе шипит Чуя.
— Возьми мою. Сохраннее и для моих, и для твоих нервов.
Чуя надевает какую-то серую толстовку, затем ее провожают до двери, и Осаму непривычно тихо и неуверенно говорит ей:
— Знаешь, Чуя… Ты так сильно изменила мою жизнь, я… Господи, я безумно рад, что ты моя подруга.
— Осаму, я тоже… Я… знаешь… ты с самого начала мне понравился…
Она осторожно кладёт руки ему на плечи и подходит на шажок ближе, пока он неловко обвивает ее за талию. Внутри взрываются звёзды, пока влюблённые тянутся друг к другу, намереваясь поцеловать. И Дазай не мог поверить своему счастью, держа рыжулю в руках и прижимая ее к себе.
Но тут зазвонил телефон девушки, от чего та прямо отпрыгнула и смущенно пробормотала "пока, скумбрия", целуя шатена в щёчку и быстро-быстро убегая. И Осаму, влюблённо-счастливо улыбаясь, стоит и смотрит на дверь, за которой исчезла девушка.
Взаимно.
После этого случая они не разговаривали больше о чувствах. Но все движения стали осторожнее, наполнены большей заботой, чем раньше. Но тут случился ужас, при воспоминании которого уже почти выпускник Осаму поморщился.
К Дазаю в ноябре девятого класса начали активно клеится девушки, а к Чуе стали липнуть другие парни.
Всё начало с того, что Накахара заметила шатена, который нежно обнимался и ворковал с какой-то девицей. Тогда что-то в из дружбе поломалось.
Чуя отсела от парня, гордо мучаясь одна на уроках и даже не глядя на каштановую макушку. А на следующий день Дазай узнал, что у Чуи появился ухажёр.
Потом это переросло в настоящее соревнование, у кого же больше будет "гарем", но вскоре, произошла следующая ситуация.
Дазай просто спокойно возвращался домой. Мысли все были забиты гордой рыжулей и желанием наконец коснуться ее, а не тех дешевок, как вдруг он услышал любимый и желанный голос:
— Ты идиот?! Я же сказала, что не хочу!
— Да поебать мне. Ты сама терлась так активно и сейчас отказываешься?!
Дальше были слышны возня и протестующее мычание. Осаму, без задней мысли пошёл на звуки.
Бедная Чуя! Шатен хотел сам вмазать этому подонку, что пытался раздеть девчонку. Но надо бежать и вытягивать его сокровище из этих развратных лап. Ревность хлестала в нем так сильно, что вылилась в драку. Он подбежал, оттягивая того придурка и развязывая драку. Он не слышал ничего, он лишь наслаждался побитым ебалом того подонка, но…
Но тут услышал, как его зовёт Накахара. И это мгновенно отрезвило его, отрезвило рассудок, от чего он встал и подбежал к возлюбленной.
— Он тебе ничего не сделал?
Тот какой-то парень захрипел на полу, пока девушка хватает Дазая и утягивает за ряд шкафчиков, ибо пришли дружки того придурка. Чуя наклоняет Осаму к себе, чтобы их, дай Бог, не заметили. Шум постепенно стихает, дверь хлопает, а Накахара отпускает шатена, отойдя на шаг и глядя в пол. А парень даже не знал, что и думать. Осаму виновато склоняет голову, на что получает по ней.
— Знаю, виноват…
— Заткнись. Ты до сих пор якшаешься с той… той сукой?
— Нет. Извини меня, Чиби-чан.
— Ни за что! Ты… ты вообще знаешь, как я ревновала?! Да ничего ты не знаешь, скумбрия!
Девушка ругается на возлюбленного, когда тот виновато вздыхает и тихо-тихо извиняется.
— Ну милая моя чихуахуа, ну извини меня пожалуйста…
— Ты сейчас получишь, отвечаю.
— Я на колени встану, солнышко.
И он осторожно опускается, притягивает девушку к себе и прижимается к ней, вздыхая. А Чуя удивленно выдыхает, пытаясь выскользнуть в смущении и убежать. А Дазай готов унизиться вот так, чтобы наконец прильнуть к любимой. Она так его изменила, а он вот так себя с ней повёл…
Но приятные коготки в шевелюре заставляют чувствовать себя гребанным котом.
А Накахара, цокнув, целует его в макушку и позволяет себе обнять своего любимого оболтуса.
— Чуя, спасибо тебе. Ты такая у меня жестокая, но я тебя так люблю, — как бы невзначай говорит Осаму, уже встав с колен и провожая девушку под зонтом под ливнем домой.
— И я тебя, дурак, — Накахара держится за его руку, повесив сумку на его плечо.
— Моя дурочка, — смеётся в ответ шатен, обнимая рыжулю у ее подъезда, — Прощаться придётся.
— Не отпущу тебя сегодня, — тихо и невнятно бормочет та, утыкаясь в пальто возлюбленного.
И уже вечером они распивали какао, делая домашку и тихо пререкаясь. Но теперь уже Осаму мог без зазрения совести поцеловать свою любимую девочку. Ведь не зря он ждал аж с седьмого класса свою красавицу.
И только под вечер, лёжа в обнимку в Чуиной кровати с Чуей в обнимку, Дазай понял, что всё это время на ней была его серая кофта.
***
Осаму из воспоминаний выдергивает самый любимый и сладкий голос. И он встаёт с качелей, раскрывая руки для объятий. Чуя немедля обнимает его и целует в нос, в щеки, в скулы, в лоб, ибо уж очень давно не виделась с любимым.
— И куда сегодня пойдём гулять, принцесска? Я даже тебе серенаду спою.
— Пошли… А я не знаю. И вообще, у меня травма, я лодыжку подвернула.
Дазай прекрасно знает, что ей ничего не болит. Он знает, что Чуя просто хочет внимания и чтобы ее понесли на ручках. И шатен с лёгкой усмешкой берет ее на руки и несёт куда-то вдаль, в счастливое будущее.
— Кстати, Осаму.
— Да, принцесса моих рук?
— Неужели я и в самом деле поселилась в твоём сердце?
— Ох милая моя, ты вломилась в него в седьмом классе, не снимая своих туфелек. Дверь аж выломила.
Чуя хихикает и так влюблённо-нежно смотрит в его глаза, заправив челку за ушко. Любит она его, ох как любит. А глаза-то какие глубокие…
— Знаешь, а я тебе шоколадку взяла.
— С орешками?
— С орешками.
— А я тебе незабудки.
— Ты же знаешь, что они в конечном итоге окажутся у тебя на макушке?
— Знаю, моя винишко-тян. Ай-яй-яй, не бей меня, Чуя!!
А на душе у Осаму было так легко, что тот аж удивлялся. Всё-таки любит он Накахару. Даже больше, чем шоколад с орешками.
