Розы красные

      Королевский оперный театр: сияние хрусталя люстр, блеск позолоты колонн и лепнины, алый бархат кресел. Середина первого антракта, министр административных дел Джеймс Хэкер и его постоянный секретарь сэр Хамфри Эплби (оба в классических тёмных смокингах и чёрных галстуках-бабочках) возвращаются в ложу бельэтажа. Джентльменам около пятидесяти: министр импозантней, улыбчивее и повыше — элегантный секретарь высокомерней лицом, слегка уже в плечах, а ещё серебра в волосах у него значительно больше.       Сэр Хамфри, вкрадчиво:       — Господин министр... Вы вернёте мне ту вещицу? Пожалуйста!       — О! Конечно, простите, Хамфри. — Хэкер запускает руку в нагрудный карман. — Кстати, вы меня удивили: вот уж не думал, что вы романтик. Сейчас ведь конец марта, а вы до сих пор таскаете её с собой. Она вам очень дорога, верно? Носите у самого сердца.       — Не у сердца, просто во внутреннем кармане пиджака, с бумажником.       Хамфри, сжав губы в строгую линию, терпеливо ждёт, когда же Хэкер нащупает маленький кусочек плотной розовой бумаги, вырезанный в форме сердца и подписанный с обеих сторон лиловыми чернилами. Лишь бы министр не проявил обычное своё любопытство и не прочёл на идиотской валентинке текст!       Но Хэкер, дьявол его побери, разумеется, именно это и делает, наконец выудив открытку-валентинку и поднеся её к своим (невообразимо прекрасным фиалковым, чтоб их) глазам:       — Красивая какая... Постойте-ка, Хамфри! Как забавно: здесь моё имя. «Дорогой Джим!» — так и написано, вашим почерком, между прочим! Узнаю у букв характерные длинные хвостики, как у котов.       И смотрит теперь своими невозможно фиалковыми, невыносимо прекрасными глазами на сэра Хамфри, готового провалиться сквозь землю.        Из-за этих вот прекрасных глаз (губ, чувства юмора, всего остального) сэр Хамфри и сглупил: с ноября потерял всякий разумный покой и довольство вполне сложившейся размеренной жизнью, а в начале февраля, поддавшись абсолютно несвойственному его натуре порыву, спонтанно и неожиданно взял и купил открытку-валентинку для объекта своей влюблённости. Мало того — дело дошло до того, что он сел и подписал её, да ещё и со всяческими романтическими росчерками-завитушками, ну чисто как в легкомысленные студенческие времена! Но тут, слава богу, с небольшим лагом всё же включился инстинкт самосохранения, и сэр Хамфри так и не решился подкинуть эту розовую-мину-ловушку-замедленного-действия в один из красных кейсов с «домашним чтением», что выдавались министру в личной канцелярии каждый вечер. Для надёжности валентинку следовало сунуть в середину какого-нибудь отчёта поскучнее и потолще — чтобы господин и повелитель его мелодраматических эмоций уж точно её не нашёл. О том, чтобы вручить валентинку лично в руки, сэр Хамфри никогда и не мечтал, он же не совершенно спятил! В любом случае, духа у сэра Хамфри не хватило ни на то, ни на другое. Рассудок возобладал над чувствами. Как и подобает.       Джим тем временем постепенно складывает два и два:       — Это вы для меня, значит? И, значит, с 14-го февраля носите при себе в бумажнике… не у сердца, но ближе некуда. Всё это время не решались вручить? О, Хамфри!!       Столько сочувствия в его тоне, что гордец-секретарь почти готов перемахнуть через позолоченный парапет вниз, лишь бы неловкая сцена закончилась.       Впрочем, не попробовать ли переубедить доверчивого министра?       — Нет-нет, вы меня неправильно поняли! Это не то, чем кажется. Никаких валентинок я с собой полтора месяца не таскал! С чего вдруг такие выводы? И никаких непрофессионально личных неуместно глубоких чувств ни к одному коллеге-политику не питаю!       Недоумение на лице Джима — на миг. Потом улыбка. Ничего смешного!       — У меня же есть улика. — Министр машет валентинкой перед носом сэра Хамфри. — Я видел, как она вылетела из вашего бумажника прямо мне под ноги, когда вы расплачивались за бутерброды (кстати, спасибо, очень вкусные).       Хамфри только выше задирает подбородок. Что ещё ему остаётся? Побольше холода в тон. Блефовать так блефовать. Дома перед сном кинуть монетку, чтобы выбрать между капсулой барбитурата и бокалом крепкого виски. Глубокий вдох.       — Позвольте мне договорить, господин министр. Я приготовил её вчера, слегка заранее. К первому апреля! Это шутка. Я полагал, очевидная.       Джим вроде бы даже немного смущается, опять вертит валентинку в руках.       — Да? Не ожидал от вас такого ребячества. Вот такого коварства, пожалуй, можно было бы и ожидать. А что это тут на обратной стороне написано? Rosae rubrae sunt, Violae...       Пытается прочесть, продлевая страдания сэра Хамфри. Может, стоило всё же сразу раскрыть карты, и будь что будет?       — Это латынь, господин министр.       Сэр Хамфри нараспев декламирует четыре строчки. Едва слышно переводит их для министра, латыни и стыда не ведающего. Всем известное растиражированное слащавое стихотворение (с позволения сказать, не высокая поэзия).       Испив чашу цикуты до дна, тянется за валентинкой. Его нынешний министр великодушен, конечно же, он не захочет мучить его ещё больше?.. Но Хэкер руку сэра Хамфри отводит, задержав ладонь на его кисти чуточку дольше, чем требуется.       — Считаю, что всё же имею право оставить открытку, раз уж вы подписали её своему «Дорогому Джиму», пусть и в шутку. Придётся вам к первому апреля придумать что-нибудь новое. И готовьтесь к симметричному ответному «розыгрышу» от меня, конечно.       Подмигнул, вот ведь! Поверил, нет?       Третий звонок спасает сэра Хамфри.       — Ладно, давайте смотреть дальше эту тягомотину.       — То есть «Гибель богов», из тетралогии «Кольцо нибелунга»!       — Я думал, будет интереснее. И когда, хотелось бы знать, появятся хоббиты?       — Господин министр, это другое кольцо!       — Всё равно, когда я говорил, что мне бы хотелось больше времени проводить с вами, я вовсе не оперу на шесть часов имел в виду! На немецком! В следующий раз выберу я, согласны? — Добавляет бархата в голос (от которого у сэра Хамфри кружится голова, слабеют колени и бегут мурашки по спине): — Что-нибудь, что сможет понравиться нам обоим. И что-то гораздо романтичнее, раз вы, как я теперь знаю, далеко не та ледышка, которую обычно играете.       ...Или всё-таки не удалось провести?       Свет в зале гаснет, позволяя сэру Хамфри сохранить лицо: щёки рдеют не хуже пресловутых роз из стишка с валентинки.