Объект класса Кетер. Бентли

У Кроули не только богатое воображение. Да, оно безгранично, подвижно и не признаёт, что на свете есть вещи, которые в принципе невозможны. Всё же на одном воображении далеко не уедешь. Кроули уверен: умение мгновенно оценить ситуацию не раз спасало ему жизнь. Благодаря ему он так долго продержался в Аду в целости и сохранности. Сейчас Кроули спокойно сидит в камере пять на пять метров, куда его — в буквальном смысле — бросили ребята из фонда SCP, и лениво осматривается. Разумеется, он в курсе, чем занимается Фонд и кем он финансируется. В кругах Ада и в стерильных кабинетах Небес это секрет Полишинеля. Фонд не трогают, потому что самостоятельно сдерживать объекты класса Кетер довольно накладно. Кроули с досадой отмечает, что за последние годы уровень культуры в Фонде упал: стены камеры расписаны енохианскими символами, теоретически призванными временно блокировать ангельские силы. Он уже шесть тысяч лет как не ангел, спасибо большое, и начертанные красной краской знаки действуют на него как на мертвеца припарка. Они, вероятно, удержат ангела в бетонных стенах. Правда, этот ангел должен быть слабее Азирафаэля, ранга эдак на два пониже, и совсем не иметь опыта. Охране Кроули на ошибку не указывает. Он не нанимался решать чужие проблемы. Кроме того, у него отобрали любимые винтажные очки, снятые с производства двадцать лет назад. За жизнь Кроули не опасается. Он может уйти отсюда в любой момент. Просто ему лень крушить стены и стирать сотрудникам Фонда память. И ему не хочется обижать Бентли, лишив её шанса прийти ему на помощь. О том, что у него необыкновенная машина, Кроули особо не распространяется. Согласно официальной версии, с авиабазы они с Азирафаэлем уехали на джипе, который Кроули банально угнал. И всю дорогу до Лондона проигрыватель вместо привычных Queen играл им «Музыку на воде» Генделя. На самом деле Бентли начала восстанавливаться, ещё не успев догореть. Вот одна из сокровенных тайн Кроули: Бентли живая, обладает разумом и не стесняется высказывать собственное мнение с помощью Фредди Меркьюри. Иногда Кроули к ней прислушивается. Бентли заслужила, чтобы её слушали. Она всегда привозит его туда, где ему нужно быть, знает дорогу в Мэйфейр и книжный магазин, и за сто лет (ну, почти сто) ни разу его не подвела. В общем, Бентли — настоящий объект класса Кетер, хотя не несёт угрозы вселенной. Машина опасна лишь для тех, кто пытается причинить вред её водителю. Кроули не сомневается: она сообразит позвать Азирафаэля. И ангел её обязательно поймёт: в арсенале Бентли имелась полная дискография Queen и сольные альбомы Фредди. Он дремлет, прислонившись затылком к стене, когда раздаётся страшный грохот. На всякий случай Кроули отходит от двери подальше. Её сносит шквальным ветром. Кроули цокает языком. — Ты совсем не бережёшь себя, милая. Бентли подмигивает ему уцелевшей правой фарой. Покорёженный радиатор постепенно выпрямляется. Кроули щёлкает пальцами, чтобы ускорить процесс. Из коридора доносится голос Азирафаэля: — Вас не учили, что красть нехорошо? Наверняка в ушах сотрудников Фонда этот обычно мягкий голос звучит как иерихонская труба. Кроули ни капли им не сочувствует. Азирафаэль появляется рядом с Бентли, держа в руке винтажные тёмные очки. Кроули расплывается в улыбке. — Merci, mon ange. Tu es génial.* Французский — идеальный язык для выражения эмоций. Говорить на нём о том, что Азирафаэль и Кроули долго хранили внутри намного проще, чем на английском. После авиабазы и ужина в «Ритце» они делают это очень, очень часто. — J’essaie de te impressioner,** — со вздохом отвечает Азирафаэль. — Je suis impressionné,*** — заверяет Кроули. Азирафаэль сияет. Видно, что он немного переволновался. Суши это исправят. Бентли сама выбирает кратчайший путь в лучший ресторан Лондона с японской кухней. Кроули держит руку на руле, но не мешает ей останавливаться на светофорах. Тишину внезапно нарушает голос Милен Фармер: — L’amour, c’est rien quand c’est politiquement correct…**** Кроули надеется: они доедут до ресторана прежде, чем коварная машина переключится на песню про любовь размера XXL. У Бентли всегда было специфическое чувство юмора.