Неправильные желания

      — Не двигайся, дрянь, — Ушко тихо ахает, когда в поясницу упирается сквозь ткань твёрдый эрегированный член, — дёрнешься, и я прибью тебя.       Она молчит. Молчит, не смея даже пискнуть в ответ. Масакрик грубо держит её за талию, медленно и плавно двигая бёдрами. Ушко теряется, утопает в этом ощущении. Её используют как ёбанную вещь, как вариант удовлетворения животных потребностей. Самое смешное в том то, что от этого лишь сильнее расплывается по телу жгучее и пылающее возбуждение. Она чувствует, как доктор прижимает её к себе дрожащими руками, ритмично двигается, потираясь членом о чужую спину — даже не ягодицы, — и размазывая смазку по нижнему белью, потому что пиздец как возбуждён последние пять минут.       — Маленькая паршивка, ты в этом виновата, — шипит ей на ухо, и по телу пробегает целая волна мурашек, а внизу просяще тянет, до унизительного приятно, до необходимого сильно. Она бы отдала сейчас многое за банальную возможность прикоснуться к себе, не говоря уже о том, чтобы почувствовать руки Масакрика где-то, кроме талии. — Это всё из-за тебя, Ушко. Ты виновата в том, что я хочу тебя трахнуть.       В голове мутнеет от каждого слова и девушка сладко стонет, прикрывая глаза. Масакрик толкается сильнее в её спину, прижимает плотнее и рвано выдыхает на ухо, да так, что в глазах темнеет от удовольствия.       — Я не опущусь до того, чтобы выебать тебя, знаешь? Что бы ты ни делала, у тебя не выйдет. Мне плевать на то, чего ты там хочешь, ясно? — низко, полушёпотом произносит он. В его голове теплится неприкрытая ненависть, отвращение к Ушко, к происходящему, к горячему от возбуждения тельцу его подчинённой, к тому, как до одури приятно ощущается трение и давление на его член… Но в первую очередь к себе.        — Я знаю, как ты хочешь, чтобы твои мерзкие и пошлые фантазии воплотились. Как ты там писала? — Масакрик двигает бёдрами чуть сильнее, заставляя ту жалостливо простонать. Становится непомерно стыдно. Стыдно за то, что обо всём этом знали. Знали достаточно давно, чтобы вылить именно сейчас. Ушко ощущает, как длинные и холодные пальцы сильнее сдавливают её бока, а сам доктор с уловимой агрессией продолжает двигаться, создавая давление между их телами. — Хочешь, чтобы я прижал тебя к полу и резко вошёл, грубо сжимая твои бёдра и говоря грязные вещи? — Ушко практически ноет от того, как сильно и непривычно и жжёт внизу живота. — О-о, а как насчёт твоего желания глубоко взять мой член в рот? Господи, создавая тебя, я даже не думал, что выйдет такая мерзкая и похотливая сука.       Ушко сглатывает, еле удерживаясь в сознании от сильного перевозбуждения. Вся кровь будто бы сходит с лица, а состояние граничит с предобморочным.       — Ты больная на голову и безнадёжно двинутая подстилка, ты знаешь это? Ты просто маленькая, похотливая идиотка, которая хочет, чтобы её трахнул хозяин, — шепчет он на ухо, и Ушко слышит, как дрожит его голос.       Вероятно, он ненавидит её. Ненавидит сильно, ненавидит до дрожи в пальцах, до наливающихся кровью гневных глаз, до побледневших, сжатых в тонкую полоску губ. Единственная проблема в том, что Ушко это нравится. Потому что сейчас он дрожащими руками прижимает её тело к себе, лишь иногда, вскользь оглаживая живот еле заметно, трётся об неё горячим, твёрдым, налитым кровью членом и прикусывает нижнюю губу, плотно смыкая, иначе одно лёгкое движение, и парень сдавленно застонет ей прямо на ухо. Вероятно, она действительно больная на голову. Вероятно, её стоило бы изолировать даже от Масакрика. Однако этот момент — единственное, что у неё есть. Единственный, когда он по-настоящему близок к ней, когда она ему нужна. Единственный, когда ей не нужно думать о том, что происходит с ней ежедневно, когда можно забыть о всей происходящей отвратительной хуйне и просто забыться в худых руках самого желанного человека.       — Ушко… — она слышит, как доктор неровно выдыхает, чувствует, как трясутся его ноги и как ускоряется темп с каждым новым движением, и сходит от этого с ума во всех возможных смыслах. Пусть хоть убьёт, лишь бы он ещё и ещё произносил её имя. — Ушко, грёбанная ты блядь, я терпеть тебя не могу… Терпеть не могу твоё нытьё, то, какая ты бесполезная и беспомощная…       Масакрик резко замолкает. Прерывается, чтобы вдохнуть, и перехватывает её в руках поудобнее.       — Я бы вытрахал из тебя всю эту ересь, чтобы ты забыла о том, как желать меня или мой член… — хрипло говорит он.       Девушка ахает и откидывает голову назад, утыкаясь головой в твёрдое плечо, когда движения резко становятся более рваными и резкими.       — …Но с тобой ведь не сработает, верно? — он стонет на последнем выдохе и делает окончательный толчок, слегка содрогаясь.       Ушко чувствует, как что-то тёплое и мокрое пятном оказывается на её спине, проникая через тонкую и гладкую ткань чужого белья. Тело Масакрика обмякает, а руки безвольно разжимаются. Он слегка откидывается назад, опираясь спиной на какую-то поверхность за собой. Честно, ужасно плевать.       Они сидят так около минуты, пока доктор тихо дышит ей на ухо, пытаясь выровнять тяжелое дыхание после оргазма. Тело ноет и возмущается, потому что Ушко всё ещё ужасно возбуждена, но, кажется, теперь это исключительно её проблемы. Масакрик грубо выталкивает её из своеобразных «объятий» на пол и встает, кидая презрительный взгляд на жалкое создание снизу.       — Разберёшься сама, — тихо и насмешливо бросает тот, прежде чем скрыться за дверью другой комнаты.