***
Этот февраль выдался действительно ебаным, как для Брайана, так и для Тимоти. Но если первый отделался простым переломом и стал шпарить по своим жертвам чуть хуже, то последний – был подстрелен свинцовый пулей прямо в бок, а потом слег с серьезными осложнениями, в виде того, что по всему его телу пошло вирусное заражение. — Со мной никогда ещё не было такой хуйни, чтоб его! — откашливался молодой мужчина, ворочающийся по полутораспальному, замызганному дивану-раскладушке. И это была абсолютная правда, ведь убийца являлся тем ещё живчиком, игнорируя многие из законов физики, в процессе своей опасной и разгульной жизни. — Быть может, стареешь? Харе ворочаться, — напутствовал его бессменный напарник и сосед, прикладывающий к горячичному лбу Маски, холодную, мокрую тряпку. — Решил заделаться в мою мамочку, белобрысый? — вроде бы присмерти, а нарывается даже сейчас. Неугомонный циник. На что, Брайан лишь только хмыкнул и отошел в смежную, с их комнатой, маленькую каморку, именуемую кухней. Да уж, в таких отстойных условиях и откинуться – будет не грех. Эта необустроенная, старая двушка была отдана им одной высоковозрастной, одинокой пьяницей, которую они выслеживали на протяжении нескольких недель. И поняв, что переселению прокси ничего не угрожает – прихлопнули мадам в её же обшарпанной уборной, пока она скручивалась от похмельного поноса. После чего, знающие друг друга не первый год, мужчины решили, что второе помещение будет оборудовано не под жилище одного из них, а под разделочный цех. Потому, что сохранить свои, и без того стёртые, личные границы – менее важно, нежели попасться копам, и присесть в тюрягу на пожизненное. Держа маленькую супницу с тёплым чаем, в своей здоровой руке, Брайан вновь оказался в их общем дверном проеме и решил ответить на последнюю Райтовскую реплику, все еще крутящуюся у него в голове. — Нет, просто я не хочу, чтобы ты сдох. Держи и пей, бля, — и его тонкие пальцы с единственной, из не разбитых, в их доме, посудиной, протянулись в сторону больного. — Ты вообще о чем? И почему чай, а не водка? — снова съязвил, позабывший об их недавнем диалоге шатен и отхлебнул горячую дрянь, так не и сказав Брайану спасибо. Да, у Тимоти были большие проблемы с памятью. И да, второй убийца прекрасно знал об этом уже давно. Поэтому ответил простое: «Забей», на оба его дурацких вопроса. А потом присел на противоположный диван и принялся разглядывать морозные узоры, на утопающем в закатном зареве, стеклянном, с деревянными рамками, окне. И завело же их сюда – в эту унылую, заснеженную Неваду . Но главному видней, а они – всего лишь Слендеровские беспрекословные исполнители, обменявшие свободу «быть вне общества», на несвободу «быть с ним». — Уж лучше бы и правда сдох, — сказал скорее для себя, нежели обращаюсь, к отвлекшемуся на папиросу, Тиму. Но тот услышал это и заржал, отхаркивая едкую, зеленоватую мокроту и сигаретный, чернеющий пепел. — Ты уж определись, какие чувства ты именно ко мне испытываешь, Смайлик. — Ничего, кроме ненависти, Райт. — Ложь, – и снова хриплый, болезненный смешок. Да, в этом случае, Маски был действительно прав. Потому, что в настоящее чувства Худи были диаметрально противоположны тем, о которых он неустанно повторял зеленоглазому, как с поводом, так и без. Все эти годы Брайан любил Тимоти, терпя многие его выходки, о чем оба из их прекрасно понимали. И снова пауза растянувшаяся на несколько минут. А потом Райт прокричал: «Ах ты ж блять!» и начал стряхивать с себя, обжегший его тело, тлеющий окурок. — Сколько раз говорил тебе, не кури в постели. Получил, сука? — и лицо блондина, который бы никогда не причинил ему боль собственноручно, но кайфовал, когда это делали другие, озарила легкая ухмылка. — Курил, курю и буду. Почитаешь мне что-нибудь? Телевизор перегорел ещё пару недель назад, а приобретать, или воровать новый – было слишком лень и поэтому Томас просто читал. В основном про себя, но иногда и вслух. — А вот хуй тебе, — не хочет по-хорошему – будет по плохому. — Ну и пожалуйста! — обижено бросил Маски, после чего перевалился через бортик кровати и стал выискивать, оставленную под ней книгу, на ощупь. Но все попытки, сопровождавшиеся злостным матом, были провалены. — Не поможешь смертельно больному человеку? Манипулятор хренов. — Ты не человек, а самое настоящее животное, — сконстатировал и тут же поднял эту самую книжку, с пропитанного пылью, пола, Худи. Всегда ерепенится и никогда не отказывает. В этом был весь он. — Да, я такой. Ты страничку не подскажешь? — Пятая страница, первый абзац. — Может ещё и почитаешь. А то глаза болят, как будто в них нассали. — Как же ты меня заебал, чёрт тебя дери! «Лгунья. Мои чакры закрыты. Когда медитация завершается, присутствующие потягиваются, крутят головой и помогают друг другу подняться. Готовятся к терапевтическому физическому контакту. Ради обнимашек я приближаюсь к Марле. Она смотрит мне в лицо, а я гляжу на остальных в ожидании сигнала. А вот и он: давайте все обнимем того, кто рядом. Мои руки смыкаются вокруг Марлы. Выберите кого-то особенного, сегодня. Руки Марлы прижаты к поясу. Расскажите ему, что вы чувствуете.» — Я чувствую что мне нихуя не слышно. Сможешь присесть ко мне, по-братски, — перебил начавшего свое: тихое и размеренное чтение, Худи, Тим. И через минуту кровать прогнулась под весом ещё одного, мужского тела. «У Марлы нет рака яичек. Нет туберкулеза. Она не умирает. Ладно, по мнению всяких умников, мы все умираем, но Марла умирает не так, как Хлоя. А вот и сигнал: поделитесь друг с другом. Ну что, Марла, как тебе яйца? Раскройтесь полностью. Вот что, Марла: выметайся. Выметайся. Выметайся. Давай, поплачь, если хочешь. Марла смотрит на меня. У нее карие глаза. Мочки ушей сморщились вокруг дырочек, в которых нет серег. Обветренные губы подернулись мертвой кожей. Давай, поплачь! — Ты тоже не умираешь, — произносит Марла. Вокруг нас пары стоят и всхлипывают, прислонившись друг к другу. — Если выдашь меня, я выдам тебя, — говорит она. Тогда поделим группы, предлагаю я. Марла может забрать костные болезни, мозговых паразитов и туберкулез. Я оставлю себе рак яичек, паразитов крови и органический мозговой синдром. — А что насчет рака восходящей ободочной кишки? — спрашивает Марла» Судя по всему, Райту никогда не читали в детстве и учитывая то, кем была его мать – это было не удивительно. Ставший похожим на удовлетворённого ребёнка, Тим блаженно закрыл глаза и прислушивался к каждому новому слову, сидящего рядом с ним, напарника. То ли из-за болезни, то ли из-за, присущей ему, невнимательности и похуизму, он всегда засыпал спустя каких-то десять-пятнадцать страниц. Как и сейчас, укрытый тремя одеялами потому, что ему холодно и полностью обнаженный потому, что ему жарко, Маски дремал. И решивший проверить это, Томас слегка прикоснулся сначала к его высунутой, левой руке, а потом, к раскаленному, расслабленному лбу. Но не убрал своей руки, а напротив – продержал её как можно дольше, чтобы касаться его тела хотя бы так. Ни преступный образ жизни, ни алкоголь с наркотиками, ни недоедание и перестрелки – никогда не сравнились бы с тем, как сильно Худи убивает его безответная, мазохистическая любовь к этой наглой и бесчувственной скотине. — Ну и пускай, — еле слышно шептал Брайан, убирая с его лица локоны каштановых завитков. — Вообще поебать. Вопреки тому, что убийцы изрядно подкидывали деньжат за свет и электричество, через почту – проклятое жилище поставляло им все вышеперечисленное «раз, через раз». И сейчас, в холодной, освещаемой одной лишь только луной, квартире происходило тоже самое. Отчего сидевший у его ног блондин решил принять более удобное положение, ложась, сначала просто, рядом с ним, а потом, под все три одеяла, предварительно сняв перепачканную в крови верхнюю одежду. Ведь он всё равно уйдёт, как только дочитает ещё одну главу. Ведь он все равно… И Худи провалился в глубокий сон ближе к полуночи, так и не переместившись на свою кровать.***
Разбуженный ощупывающими всё его тело, неосторожными касаниями, сначала блондин посчитал, что это – его очередной глюк. Но когда, проснувшийся чуть раньше, чем второй убийца, Тим начал лапать напарника гораздо сильней и откровенней – Худи пришел в сознание окончательно и тут же отпихнул Маски, всматриваясь в его блестящие, болезненные глаза. — Ты чего это, блять? Совсем берега попутал! — Ага, — и снова бесстыдные касания от его выпирающих, из-под светлой кожи ключиц, и до задранной футболки. — А ну прекрати, долбоеб! — Неа. Я хочу тебя. Прямо здесь и прямо сейчас. И все еще ощупываемое тело блондина прошибла серия резких и быстрых мурашек, заставляя своего хозяина впасть в мимолётное оцепенение. Нет, это происходило между ними далеко не в первый раз. Да, у всего этого было менее цензурное продолжение, в виде быстрой и порывистой долбежки во всевозможных местах. Они спали. Пускай и не так регулярно, как любовники, но больше, чем обычные друзья. В основном – по пьяни и накури, когда можно было быть друг с другом максимально искренними, но иногда и просто так. — Безумно. Тебя и твою задницу, — теперь он не просто трогал, а полноценно вжимался в стройную спину Томаса, упираясь в него отчётливым… — Эй, да тебя бросает в жар! Отстань, пока не стало ещё хуже, больной ублюдок, — пытался отвертеться от него, хоть как-нибудь, почувствовавший, что его напарник еле передвигает конечности, Худи. — А мне и не станет лучше. Чувствую, что я сегодня сдохну, прикинь, — пока Тим шептал этого в его правое ухо, объект его внезапной страсти расцепил их тела и развернулся к Райту лицом к лицу. Обида, отчаяние, и злоба, перемешавшаяся с остервенелым трепетом и нежеланием верить в его слова – то что Маски смог прочитать в глазах Томаса, стоило только заглянуть в них на миг. И поэтому, он продолжил добивать свою жертву, как самый настоящий хищник, пристраивающийся к его губам, как можно ближе. — Да, дорогуша, походу сегодня мой последний день. И поэтому я хочу заняться сексом с человеком которого я люблю, в последний раз. — Я сейчас принесу тебе лекарств, все будет нормально, пожалуйста! Не… — на обеспокоенных уголках аквамариновых глаз, начали выступать слегка заметные, прозрачные слезинки. — Тсс… — загорелый мозолистой палец, прикрыл собой чужие розовые губы. — Единственное, чем ты можешь помочь мне прямо сейчас – это поцелуй. — Ты вообще чтоли блять, самоубийца? — но Маски молчал, выжидая его, и без того уже понятную, дальнейшую реакцию. — Да пошло оно всё, — и Брайан вобрал его сухие, горячие губы своими. Невесомые, лёгкие касания в которые Томас вкладывал всю свою нежность, моментально раззадорили болезненного напарника. И теперь вел уже Райт. Гораздо более грубо, внутрипроникновенно и страстно. До тех пор, пока в лёгких не закончился, спертый рваными выдохами и вдохами, воздух. После чего Маски раскатисто закашлялся, а у Худи, заболела его сломанная, правая рука, на которую шатен завалился всем своим грузным телом. Немного отдышавшись, они вновь преподают к друг другу своими влажными, сколькими языками, делая это чуть менее резко, чтобы никто из них случайно не сдох. Правая рука Тимоти – на напряженной заднице Брайана. Левая – в трусах – на его стоячем, твердом члене. Зубы Томаса – кусают его шею. Свободная рука – впивается, то во взмокшую спину, то в мускулистые бёдра. Скинув с себя двое, из трёх одеял, они трутся друг друга промежностями под третьим, хрипло посапывают и дышат друг другу в лица. Когда Тимоти вновь поднимается с места, чтобы разработать его аккуратную дырочку и войти сверху, Брайан толкает его обратно. Ещё раз дотрагивается до его губ и плечей, своими и шепчет: «Не шевелись, я сделаю это сам». И он трахает сфинктер своими собственными пальцами, пока оба потных, покрывшихся мурашками, тела, упираются друг в друга сочащимися смазкой членами. Пока он, все еще, прокручивает его первое за их шесть совместных лет слово «люблю» и разъебывается всеми своими внутренними фибрами, заместо того, чтобы прекратить это и дать Райту жаропонижающие. — Давай же, сядь на меня и оттрахай мой член, как никогда! — А ну заткнись, — шипит смущенный этими пошлостями, все ещё замкнутый и стеснительный Худи. — Ты действительно хочешь этого? Хочешь чтобы я прекратил?— и снова провокация, ответ на которую знают они оба. — Да…вернее, нет. Я не хочу — после чего, Томас насаживается на его раскалённый ствол до самого основания, и делает первые поступательные движения, в то время, как Райт держится за его поясницу, подталкивая своего любовника то вниз, то вверх. Да, они давно уже знают как и с какой скоростью нужно ебаться, чтобы Брайан переставал чувствовать боль и начинал чувствовать, ни с чем несравнимую, пидорскую эйфорию. Да, Маски нравилось видеть яркие и грязные эмоции, отображающиеся на его ангельском, невинном личике. Да, они кончали практически в унисон. И да, им не было лучше ещё ни с кем, из остальных их ебарей, посредством которых, оба прокси пытались доказать себе, что они не привязаны. Но они привязаны. И даже несмотря на то, что Брайан, умирал от присутствия Тимоти каждую ебаную минуту, пока они находились вместе – блондин воскресал от него же, каждую вторую. — Давай же, Смайлик… — стонал толкающийся в него, все быстрее и быстрее, Райт, чувствуя, как он сам едва ли сдерживает свое семя. — Я хочу, чтобы ты обкончался смотря мне в глаза, как самая последняя шлюха. — Моя шлюха, любимая шлюха, Брайан. И конечно же, это – было последний каплей, перед тем, как из его подрагивающего члена, брызнула вязкая, белая струя. А потом, ему кончили прямо в жопу. Да, Тимоти делал это всегда, сколько бы не возникал наполненный горячей жидкостью, сердитый напарник. Но сейчас ему было не до этого. Немного отдышавшись, после всего этого блядства, он слез с чужого, исполосованного множеством шрамов и татуировок, тела и направился в сторону забытых ими лекарств. Пока, все ещё находящаяся в нём, сперма, стекала по его худым ляжкам… Да, он не даст Тимоти умереть, пускай все его горячие и откровенные слова о любви – это, всего лишь, новая ложь, дабы заставить напарника подчиниться ему окончательно. Да, Брайан хочет обмануться и поверить, но знает, что это не так и никогда не будет так. И да, он давно уже согласен даже на это.***
Проснувшись все в той же, Райтовской постели, спустя достаточно большое количество времени, раз на улице уже давно стоял полдень, Худи с удивлением не обнаружил его сопящее, тяжелое тело, которое придавливало блондина каждый раз, как они засыпали вместе. После чего, подумал, что, скорее всего, тот отошел дабы напиться, или пожрать. Но потом вспомнил, в каком хреновом состоянии был его Тимми последние несколько дней и голубоглазого окутало беспокойство. — Эй, Маски! Маски, ты где? — но его не оказалось ни возле кровати, ни даже в комнате. — Тим! Растрепанная голова шатена, держащего в одной из своих рук бутылку пива, а в другой жирный бутерброд, высунулась из дверного косяка. Мало того, что он спокойно стоял на ногах, так еще и перестал выглядеть, как ходячий труп. — Че кричишь? Че случилось? — спросил, как когда-то громкий и хабалистый убийца, после чего запрыгнул к Брайану и, ещё раз, повредил его руку. И не знающий, что ему ответить, мягко говоря шокированный Томас, просто сказал: «Твои вчерашние слова – правда?» Ведь, скорее всего, выкинувший это из своей головы Райт, просто переведет тему на что-нибудь ещё и их прежняя жизнь продолжится в том же русле. — В смысле? Будешь есть, шизик? — как и ожидалось. На что, скосивший свою завсегдатую, безразличную мину, скрывающую все его чувства и боль, Худи поддерживающе махнул головой. — Схерали ты так быстро встал на ноги? — он пережевывал жирный и зажаристый бургер, приобретённый Маски где-то в магазине, пока вытекающее из него масло капало на, и без того засаленную, простынь. — Любовь лечит, Смайлик… И едва ли не подавившийся, такой же неправильной и вредной, как его зависимость от Райта, жратвой, Худи прикрыл ей, свою дурацкую улыбку, испачканную в красном чили…