Лотосовая книга детективов. Глава «О ядах»

— Чем его накачали? Фан Добин оборачивается на голос Ди Фэйшэна, выражение его лица представляет собой любопытную смесь облегчения, удивления, высокомерия и настороженности. — С чего ты взял? Он просто напуган и в шоке. В шоке. Ага. Напуган. Ли Ляньхуа. Очень смешно. Щенку придется еще долго работать, прежде чем он станет настоящим сыщиком. Ли Ляньхуа сидит на изогнутом корне дерева, очень прямо, хотя рядом удобный, нагретый солнцем ствол. Его руки сложены на коленях, взгляд устремлен вперед. Он не хмурится, не улыбается, не покусывает губы в раздражении, не сплетает нетерпеливо пальцы и даже не ерзает. И молчит. Ди Фэйшэн открывает рот, чтобы указать на все это Фан Добину, но тут же закрывает. Ди Фэйшэн вообще не очень любит делиться информацией. Особенно непонятной. Тем более, что Фан Добин всплескивает руками и скандальным голосом избалованного молодого мастера требует: — Ли Ляньхуа! Скажи этому твоему А-Фэю, что яд Бича убивает все другие яды и тебе ничего не грозит! Пусть перестанет волноваться! Ли Ляньхуа шевелится, поворачивается к Ди Фэйшэну и безэмоционально повторяет: — А-Фэй, перестань волноваться. Яд Бича убивает все другие яды. Мне ничего не грозит. Он возвращается в прежнее положение, пронизывающие листву лучи высвечивают появившееся на мгновение золотое кольцо вокруг зрачка. Ди Фэйшэну кажется, что в среднем дантяне завязался узел, мешающий дышать. Наверное, так ощущается беспокойство. Он слышал про этот яд. «Восточный ветер гнет ивы к земле» — его давали непокорным императорским женам и наложницам, и те начинали вести себя образцово, выполняя любую прихоть повелителя. Когда сегодня утром ему на плечо упал сокол с запиской на лапе, единственной эмоцией Ди Фэйшэна было облегчение. Ну, и немножко любопытство — выдрессированные птицы носили послания только в Байчуань и обратно. Чем таким Фан Добин прикормил или подкупил сокола? Парень полон загадок и скрытых возможностей. Хотя это неважно, важно, что Ли Ляньхуа нашелся, они с Фан Добином продолжат свое расследование, а Ди Фэйшэн вернется к поискам способа сохранить Ли Ляньхуа жизнь и восстановить боевую форму для решающего поединка. Как известно, Небеса любят смеяться над смертными и их планами. Ди Фэйшэн знает, что его лицо не создано для выражения эмоций. И сейчас это кстати. — Я отведу его в Лотосовый терем, а ты… — А я пока продолжу собирать доказательства и опрашивать свидетелей. Я прекрасно могу делать это без Ли Ляньхуа, он вообще больше мешает, чем помогает… Ди Фэйшэн не комментирует эту щенячью браваду. Мальчик нервничает, и это, конечно, его проблемы, но он заботится о Ли Ляньхуа в своей раздражающей манере, так что Ди Фэйшэн кивает: — Хорошо. Он найдет тебя, когда придет в себя. «Если придет в себя», — говорит в голове голос Демона ядов, но Ди Фэйшэн не слушает. Ли Ляньхуа легкий. Слишком легкий для взрослого мужчины, но это не истощение от болезни. Ли Сянъи тоже был легкий — птичьи полые кости, что ли. Ди Фэйшэн мог бы нести его, не уставая, на вдвое, втрое большее расстояние. Проходит совсем немного времени, и они приземляются у дурацкого дома на колесах. Лошади, конечно, не выпряжены. Хулицзин суетится вокруг, поскуливая от избытка чувств. Ди Фэйшэн чувствует себя дома. Пожалуй, более дома, чем в своих покоях. Странное чувство. Он выпрягает лошадок, кидает в собачью миску немного вяленого мяса, проверяет Ли Ляньхуа — тот сидит на постели, куда Ди Фэйшэн его и усадил, и задумывается. О яде он помнит только то, что он существует. Логично предположить, что его использовали на простых, хоть и титулованных, смертных, так что большой вопрос, как он подействует на мастера боевых искусств. Влияние же на Ли Ляньхуа с его Янчжоуманем и ядом Бича вообще предсказать невозможно. Но возможно провести эксперимент. Так же поступают сыщики, да, Ли Ляньхуа? Можно приказать что-нибудь. Что-нибудь безобидное — встать, подпрыгнуть, хлопнуть в ладоши. Ди Фэйшэн сразу понимает, что не будет этого делать, но дурацкие идеи копятся в голове: велеть раздеться и пробежать вокруг Терема голышом, повторить танец того танцора в красном, Ди Фэйшэн забыл уже, как его звали, спеть, встать на колени перед Ди Фэйшэном и… Ди Фэйшэн, наконец, замечает, что некоторое время не дышит, просто не может сделать вдох; пот стекает по вискам, руки трясутся, а глаза щиплет. Соберись, соберись, глава Ди. Не место и не время для истерик. Ди Фэйшэн падает в позу для медитации прямо там, где стоял. Дыхание удается наладить довольно быстро — практики было более, чем достаточно. А вот закрыть глаза оказалось плохой идеей. «Ты никогда не сможешь пойти против меня!» — ненавистный голос, боль, взрывающая голову, лица-лица-лица — сначала совсем юные, потом постарше, но все — мертвые. Потому что Ди Фэйшэн выжил. А они — нет. Приходит в себя он от того, что Хулицзин тычется мокрым носом ему в мокрые щеки и норовит облизать лицо, поставив лапы на грудь. — Спасибо, — машинально говорит Ди Фэйшэн. Мда. Знакомство с Ли Ляньхуа явно не идет ему на пользу. Что дальше? Пойти и поведать свои горести лошадям? Поймать бездомного кота и поплакать в него? Поделиться проблемами с соколом Байчуня? Ладно. Все равно Хулицзин никому не расскажет, а больше здесь никого… Ну, кроме самого Ли Ляньхуа, который тоже вряд ли расскажет. Если выживет. Если останется собой. Если. — Сиди тут, никуда не уходи, — предупреждает Ди Фэйшэн и отправляется к Демону ядов. Возвращается Ди Фэйшэн глубокой ночью. В Тереме ни огонька, наверное Ли Ляньхуа лег спать. Стоп. Он осознает, что оставил Ли Ляньхуа одного. В доме, распахнутом всем ветрам, под сомнительной защитой мелкой дружелюбной собаки. Его могли найти члены собственного ордена Ди Фэйшэна или, например, Шань Гудао, или просто воры или бандиты. *** Демон ядов был настолько рад слушателю, что даже забыл бояться Ди Фэйшэна, дергая его за рукава и тараторя с нечестивым восторгом. — Уникальный яд. Противоядия нет. Нет в природе. — Почему? Даже ты не сможешь? — Яд сразу делает свое дело. Его не отменить. У смертных он уничтожает волю мгновенно и навсегда. Человек способен только на простейшие действия — моргать, глотать, испражняться. Но без приказа не возьмет еду, если будет голоден, и не выйдет из горящей комнаты. Марионетка. — А если это не простой смертный? — По пальцам одной руки можно перечесть случаи, когда травили кого-то из цзянху. Из них мастеров боевых искусств — два или три раза. Сильная ци в конце концов нейтрализует яд, но отравленный некоторое время беспомощен. Я читал записки одного лекаря, там рассказывалось об интересном эффекте — чем больше приказов отдавать пациенту, тем глубже проникает яд, тем дальше откладывается исцеление. Этот лекарь предполагает, что в марионетку можно превратить самого сильного мастера, если задаться такой целью. И это было бы интере-е-есно. Идеальный солдат получился бы. Жаль, что никто не провел такой экспери… — он давится окончанием фразы под взглядом Ди Фэйшэна. Ди Фэйшэн не спрашивает, что будет, если в теле пациента уже есть смертельный яд, и его духовная сила ограничена. Слишком легко догадаться, чье исцеление его интересует. Нарисовать еще одну мишень на спине Ли Ляньхуа — последнее, чего желает Ди Фэйшэн. *** Ди Фэйшэн врывается внутрь и силой ци зажигает свечи. Ли Ляньхуа даже не поменял положение, не повернул головы, не отвел взгляд от той точки, куда смотрел несколько шиченей назад. Под ним расплывается мокрое пятно. К ноге жмется Хулицзин и смотрит на Ди Фэйшэна укоризненно. Ди Фэйшэн коротко бьется лбом о ближайшую стену. «Сиди тут, никуда не уходи» — это, во-первых, приказ. Во-вторых, приказ бесполезный. Что ты за идиот, глава Ди? Он вытаскивает бочку для купания. Носит воду. Физическая работа успокаивает. Потом поднимает Ли Ляньхуа с места, сбрасывает на пол постельное белье, переворачивает матрас, снимает немногочисленные слои, стаскивает сапоги и штаны. Ли Ляньхуа не такой худой, как казалось Ди Фэйшэну. У него очень светлая кожа и забавный контраст с загоревшими лицом, шеей и треугольником от распахнутого ворота. А вот множество неглубоких, но явно болезненных порезов на груди и следы на запястьях совсем не забавные. Чего бы ни хотели от него похитители, они были настроены получить это любыми путями. Впрочем, вряд ли Ли Ляньхуа сказал им то, что они спрашивали или отдал то, что требовали. Яд или нет, а лисья натура и глубинная любовь к утаиванию информации — сильнее. Ди Фэйшэн, стараясь не рассматривать голого Ли Ляньхуа слишком пристально, подводит его к бочке и буркает: — Залезай. И тут же замирает. Небеса, почему все, что связано с Ли Ляньхуа, так сложно. Почему? Золотое кольцо вокруг зрачка гаснет и Ли Ляньхуа, равнодушный к его терзаниям, залезает в бочку. Ди Фэйшэн убеждается, что ему не удастся утонуть, и отправляется искать чистое постельное белье и одежду. Вот тебе и «дома». Из одежды удается найти только белые штаны и длинную нижнюю рубаху. Сойдет. Тем более, что Ди Фэйшэн спешит. Вернувшись со своей добычей он видит, что с Ли Ляньхуа что-то не так. Его губы почти синие, тело бьет крупная дрожь. Абсолютное спокойствие на лице добавляет всей картине жути. Ди Фэйшэн хватает Ли Ляньхуа за плечи. Вода ледяная. Ди Фэйшэн опирается на край бочки и закрывает глаза. Нужно было сразу все рассказать Фан Добину. Щенок капризен и высокомерен, но у него есть семья. Должно быть, он привык заботиться о близких, может быть, даже ухаживать за больными. У Ди Фэйшэна были слуги, последователи, подчиненные — и только один близкий человек. Близкий враг, соперник. Единственный. И вот как раз его Ди Фэйшэн, похоже, вот-вот угробит своей заботой. Но Фан Добину он уже ничего не сказал. Если честно признаться, из собственничества и гордыни. Так что, глава Ди, будь, если не добр, то хотя бы эффективен. От резкого всплеска духовной энергии, когда Ди Фэйшэн нагревает воду, кружится голова. Он пережидает приступ и моет Ли Ляньхуа — методично, сильно растирая мгновенно краснеющую кожу, распускает волосы, втирает смесь мыльного корня и каких-то душистых трав. Ли Ляньхуа ухаживает за волосами. Есть отдельная полочка с растворами и маслами. А еще Ди Фэйшэн давно заметил за ним странную любовь к самодельным шпилькам и гуаням. Хотя, чего удивляться, Ли Сянъи очень следил за своей внешностью, не могло это все исчезнуть бесследно. Оно и не исчезло, просто обратилось во что-то неяркое, но полное личности Ли Ляньхуа. Дальше — легче. Вытереть, одеть, усадить, расчесать, обработать раны. Уложить и лечь рядом — Ди Фэйшэн не будет спать на полу, но оставлять Ли Ляньхуа одного ночью тоже не намерен. Места мало, они оба помещаются, только повернувшись на бок, в странной пародии на супружескую пару. Ди Фэйшэн обнимает Ли Ляньхуа, потому что иначе некуда деть руку, и чувствует, как бьется его сердце. Впервые за этот день Ди Фэйшэн ощущает присутствие Ли Ляньхуа. Такое же реальное, как теплое тело под рукой. Ему кажется, что Ли Ляньхуа удовлетворенно шепчет: «А-Фэй», но, скорее всего, он принимает желаемое за действительное. Заснуть сразу не удается, и Ди Фэйшэн думает. Думает, зачем кому-то жена, полностью подчиненная его прихотям? Без души, без искры, без воли. Если бы Ди Фэйшэн вдруг решил жениться, он выбрал бы кого-то вроде Ли Сянъи. А может и Ли Ляньхуа. Хотя зачем ему такая сварливая жена? Которую на кухню нельзя пускать. Ди Фэйшэн вспоминает лицо Ли Ляньхуа, когда он, наконец, приготовил что-то съедобное и, уже проваливаясь в сон, решает, что на Ли Ляньхуа тоже вполне можно было бы жениться. По крайней мере, скучно точно не будет. Утром Ди Фэйшэну кажется, что все будет хорошо. Почему бы и нет? Они оба выжили после поединка в Восточном море, Ли Ляньхуа десять лет носит в себе яд Бича, что им творение какого-то придворного зельевара. Он перелезает через Ли Ляньхуа, который кажется еще спит, надевает сапоги и понимает, что нужно позавтракать. Когда он ел в последний раз? Когда ел Ли Ляньхуа? Запасы риса и овощей где-то есть, вяленое мясо, опять же. Хулицзин поделится, не облезет. Простой отвар Ди Фэйшэн сможет приготовить. Наверное. Ди Фэйшэн заглядывает в ящички, которых слишком много, улей, а не терем, находит какие-то странные вещицы, еще более странные семена и сушеные… сушеное… в общем, кажется оно даже шевелится — Ди Фэйшэн захлопывает ящичек от греха, неожиданно натыкается на склад заготовок для головных уборов — изогнутые веточки, сухие цветы и коробочки лотоса, зависает, рассматривая. А потом замечает, что все это время говорит с Ли Ляньхуа, комментируя увиденное. — В жизни бы не подумал, что ты умеешь такое. Хотя, молодой мастер, обученный Шести искусствам… Глупо ожидать меньшего. Но этот мусор… Взял бы серебро или нефрит. Только не надо про нищего лекаря. Я поспрашивал, сколько ты брал за лечение. Хватило бы на нефритовую шпильку, и не на одну. Ди Фэйшэн тянет время. Сделать отвар недолго (наверное), но потом что? Кормить Ли Ляньхуа с рук? Отдать еще приказ? Это будет уже слишком? — Всегда с тобой сложно, — жалуется Ди Фэйшэн. — Никакой помощи в этом доме. А я, между прочим, могу просто сказать: «Ли Ляньхуа, немедленно излечись от всех ядов и приготовь завтрак», и ты сразу… Он понимает, что сделал. Опять. Только теперь все в разы хуже. Ли Ляньхуа выгибает так, что, кажется, только затылок и пятки касаются постели. Он молчит, и от этого еще страшнее. Темные вены проступают на шее, на руках, на лице, кровь течет изо рта, из носа, из ушей, сочится из-под сомкнутых ресниц. Ди Фэйшэн бросается к нему, но Ли Ляньхуа бьется в судорогах, и никак не удается зафиксировать его, чтобы передать ци, чтобы хоть как-то остановить все это. Глаза Ли Ляньхуа распахиваются — зрачки горят золотом. Он похож на демона, окровавленные губы кривятся, он выталкивает вместе с очередным бордовым сгустком: «А-Фэй», и Ди Фэйшэн, кажется, плачет. Ему удается сесть на кровать, оперевшись на стену, прижать спиной к себе Ли Ляньхуа, оплетая руками и ногами, нащупать средний дантян. Он удерживает бьющееся тело и вливает духовную энергию, пока черные точки перед глазами не сливаются в сплошную темноту. Ди Фэйшэн выныривает из забытья под звук недовольного голоса: — Это уже не «Ветер в тополях», это уже «Ветер в лотосах». А-Фэй, ты себе хоть что-то оставил, а? — Не твое дело, — хрипит Ди Фэйшэн. — Не мое, — соглашается Ли Ляньхуа и слабо возится в его объятиях. — Знаешь, глава Ди, нам всем страшно повезло, что ты не выбрал стезю целителя. — Почему это? — Ну вот ты — глава темного ордена, гроза цзянху… Но, если подумать, скольких ты убил? Десяток? Полсотни? Сотню? А стал бы целителем, столько народу бы полегло. Ужас. Кстати, а есть мы будем? Ди Фэйшэн улыбается в макушку Ли Ляньхуа и не отвечает. Они сидят так некоторое время. Потом Ли Ляньхуа выворачивается и встает, покачиваясь. Бывшую белую рубаху остается только выбросить. Да и умыться ему не мешало бы. — Умыться не помешало бы. Тебе тоже. И переодеться. У меня где-то есть твои шмотки. И я должен приготовить завтрак. Ди Фэйшэн выпрямляется. Облегчение улетучивается. «Ли Ляньхуа, немедленно излечись от всех ядов и приготовь завтрак.» — Стой, — шепчет Ди Фэйшэн онемевшими губами. Ли Ляньхуа останавливается. — Повернись. Ли Ляньхуа поворачивается. Его лицо абсолютно спокойно. Ни улыбки, ни недовольства. Ничего. — Подпрыгни и хлопни в ладоши. Ли Ляньхуа подпрыгивает, хлопает в ладоши, и перед глазами Ди Фэйшэна снова мелькают черные точки. А потом прохладные ладони шлепают его по щекам: — Эй, эй, глава Ди. Не нужно этой драмы. Я просто пошутил! Невозможно было удержаться. Хорошо, что ты не приказал мне изобразить что-то из репертуара того танцора в красном, не помню, как его… И перестань хватать меня за шею! Держать Ли Ляньхуа за горло хорошо. Как-то даже успокаивающе привычно. И тишина нравится Ди Фэйшэну. Ли Ляньхуа гримасничает, но вырваться не пытается. Это правильно. Кстати, нужно послать весточку Фан Добину. Интересно, удастся ли уговорить Хулицзин отнести записку? *** — Ты так и не рассказал, что от тебя хотели? И кто это был? — спрашивает Ди Фэйшэн, с опаской пробуя то, что приготовил на ужин Ли Ляньхуа. Довольно прилично. Удивительно. — А, это смешная история. Ди Фэйшэн не видит в «этой истории» совершенно ничего смешного и надеется выследить шутников. Но пока просто кивает, приглашая продолжить. Ли Ляньхуа кладет подбородок на сложенные ладони и ухмыляется: — Моя слава чудо-лекаря, воскрешающего мертвых, оказывается, распространилась шире, чем ожидалось. И некоторые горячие головы, выросшие на сказках об ордене Сыгу, решили, что я помогу им вернуть… — Кого? Хватит этих драматических пауз! — А угадай. Дам подсказку. Они хотели почти того же, что и ты. — Ли Ляньхуа. Я тебя все же однажды придушу! Хватит головоломок. Фан Добину будешь загадки загадывать. Кого? — Ли Сянъи, кого еще, — Ли Ляньхуа смеется и это настоящий, беззаботный смех, будто произошло что-то веселое, о чем приятно вспомнить за кувшином вина. — И как они себе это представляли? — Я тоже спросил. Когда мы еще разговаривали. Сказал, что без тела нельзя никого воскресить, а какое тело через десять лет. Но куда там. Очень упорные попались господа. Собирались к Восточному морю. — А почему ты не раскрыл им правду? — Сначала надеялся сбежать, а потом, под ядом, они задавали неправильные вопросы. Вот спросили бы прямо: «Где тело?» — тут бы я им все и выложил. — Да конечно. И тут бы выкрутился, старый лис. — Приятно, что ты так в меня веришь, глава Ди. Дорогого стоит. Они чокаются и синхронно смотрят на луну в распахнутой двери.