▨
Джисон продолжал лежать на старой и деревянной лавке в коридоре университета. Он подбрасывал вверх карандаш и ловил его снова, наслаждаясь февральским тёплым солнышком, пробивающимся в окно. В очередной раз, обводя взглядом огромные колонны, парень подбросил свою новую "игрушку", но она полетела не по той траектории. На секунду зажмурившись, боясь остаться без глаза, Хан сгруппировался, обхватывая руками лицо. Удара не последовало. Он осторожно приоткрыл один глаз: чья-то рука держала тот самый злосчастный карандаш, который бы сейчас с лёгкостью мог проткнуть ему его прекрасные глазки. Он обвёл бледную кожу взглядом, поднимаясь выше. Перед ним стоял тот самый Минхо, который весьма безэмоционально продолжал смотреть на Джи. На нём была всё та же водолазка и всё те же брюки, которые прекрасно подчёркивали его тело. – Долго будем в глазки долбиться или, может, что-то скажешь? – он протянул ему его вещь, ожидая, что Хан её возьмёт, но тот продолжал лежать, держась рукой за сердце. – Ты всегда так неожиданно появляться будешь? – выдал тот. – Будем считать, что это моё амплуа. Новый знакомый небрежно бросил карандаш на подоконник к сумке парня, садясь туда следом. Он развёл ноги немного в стороны, наклоняясь к Джисону корпусом. Его кожа так и засияла на солнце, делая его рыжие волосы огненными, яркими, такими, к которым хочется прикоснуться. Парень сел на лавку, поправляя на себе свободную белую блузу. Он осторожно проводил пальцами по объёмным рукавам, желая убрать нежелательные складки. Он был перепуган не на шутку, зная, что он, вполне, мог лишиться сейчас своего глаза, но почему-то Минхо снова оказался в нужное время в нужном месте. Как чёртова фея, ей-богу. – Ты с какого факультета? – пропел тот, продолжая мурлыкать себе под нос. – Я? – Ну не Уинстон Черчилль же. – Дизайн, а ты? – Хан потянулся к сумке, по пути укладывая в карман канцелярию. – Я думал, что ты выберешь что-то оригинальнее, – цокнул тот, закатывая глаза. Да он берега путает! – А.. М.. Эм.. – от возмущения промямлил тот, то и дело нахмуриваясь. – В каком это смысле? – Забудь. Я с архитектурного, – Ли протянул руку, желая получить рукопожатие, но его прервал ужасный крик, пробирающий до мозга костей. – Хан! Тебя сейчас убьёт профессор Чи! Из-за поворота показался высокий и стройный парень. Он бежал, стараясь не врезаться в огромные и низко висящие люстры, отталкивался руками от белых колонн, поправляя свои огромные бумаги, которые то и дело выпадали из портфеля. Хан тут же подскочил на ноги, прижимая к груди сумку, нелепо и даже странно кивнул Минхо, скрываясь со своим товарищем за очередным поворотом, оставляя того ошарашенно глядеть на пыль, которую они подняли своими ногами. – Блять, почему он достался мне, – он выдохнул куда-то в свои руки. – Уже сложно, да? – присвистнул где-то рядом знакомый голос. – Уйди с моих глаз, Чонин. – Не вежливый хён, – он определённо точно подкатил глаза, Минхо мог сказать это с уверенностью, даже ни разу не посмотрев на того. – Не боишься, что тебе крылышки подрежут? – всё продолжал давить младший. ▨ Так прошло больше трёх месяцев. К тому времени Джисон успел пережить сессию, экзамены и уже мог с гордостью заявить, что окончил второй курс дизайна без антидепрессантов. Это очень радовало, но, кажется, у него назрела другая проблема. Ли, мать его, Минхо. Он откинулся на спинку своего маленького диванчика, вспоминая, как тот отдавал ему одну странную сигарету, которую Хан выкуривал, а потом не хотел больше ничего. Но уже больше месяца тот не показывается нигде. Он словно пропал, ни оставив за собой и следа. Хану вспомнился момент из библиотеки, когда тот снова защитил его голову, остановя огромный падающий горшок роз. Он тогда сильно изрезал свои руки, пачкая в грязи свои рыжие волосы. Джисон тогда сбежал, поблагодарив его одним только жалким «спасибо», а потом шарахался от него, как ведьма от огня. Ему было очень стыдно и этот стыд расползался по его сердцу теми самыми розами с ужасными шипами. – Нет, ты опять о нём думаешь, – доноситься ворчание Хёнджина с кухни. – Нет, это клевета, – он застонал, поворачиваясь боком, чтобы лучше слышать истерические высказывания от его лучшего друга. – Знаешь что? Иди ты нахуй! – ему в лицо прилетело полотенце с такой скоростью, что Джисон сначала даже и не понял, откуда оно, и только когда он стянул мешающую ткань с глаз, увидел перед собой недовольного Хвана. – Я его даже в списках универа не видел. Откуда он взялся вообще? Парень только лишь тяжело опустил плечи, смотря в окно, что было за спиной Хвана. Солнце позволяет смотреть на себя — заворожённо, подолгу. В пламени небес и рваных облаков, только при этом свете исчезающего дня, он мог разглядеть на уродливых панельках осколки своего отчаяния. И сейчас, ступая монотонными шагами по советам и обещаниям, по стелющимся газетам, что без новостей, по разочарованной весне и её не распустившимся улыбкам. Сквозь тишину пробиваются весёлые голоса людей, его одногруппников. Он искал Минхо, но не знал, зачем. Зачем, действительно? Что он ему может сказать? Но ведь было странным ощущать рядом с собой одиночество, которое крепко вжималось в его плечи. Когда-то он чувствовал свою безопасность, где бы он не находился, а сейчас ему хотелось накрыть свои плечи чем-нибудь плотным, железным, защитить свою мраморную кожу от осколков февраля, что вонзались его плечи. Он снова вернулся домой ни с чем, хватая Хёнджина за рукава его кофты, прижимаясь к нему со своими объятиями.▨
Ночь текла, словно нефть по рукам. Медленно, обволакивая каждый миллиметр его комнаты. В бокале плескалось вино, в душе была дыра, которая появилась слишком неожиданно, а в голове лишь стук. Раз. Два. Три. Когда ударило в пятый, и в шестой раз, Джисон неожиданно для себя понял, что это стучат в дверь. Перед ним стоял тот самый Минхо, держащий в руках ещё одну бутылку вина, а вид у него был не из лучших. На лице его сияла мягкая улыбка, застилающая сердце нежной пеленой и ослепляя мозг тяжёлым ударом. – Джисон, прости меня... – начал было он, но Хан его услышал. Ему было достаточно этих слов. Его рука схватила того за грудки давно полюбившейся рубашки, которую он надевал крайне редко, буквально затягивая внутрь квартиры. Он без задней мысли выхватывает у него бутылку, ставит на тумбу и касается заветных губ своими, словно разрешение спрашивает. Минхо даёт его, притягивает за затылок ближе, ответно прижимаясь к нему, нежно оставляя какие-то детские маленькие поцелуи на губах. Джисон стягивает с него пальто, пытается дотянуться до рубашки трясущимися руками, но не может: упускает из пальцев пуговку, которая не хочет расстёгиваться. Он пыхтит, психует, громко всхлипывает, роняя голову на плечо Минхо, что сейчас так правильно его обнимает. – Нам нужно успокоиться, – шепчет он куда-то в макушку. Нет, Джисон устал быть спокойным. Он устал искать защиту в чём-то незначительном в виде алкоголя или сигарет, от которых его выворачивает. Он устал держаться на людях так, словно он самый сильный на земле. – Ты мне очень нравишься, – вдруг лепечет Ли, словно ударяет мачетой по груди. – Ты такой мудак, знаешь, – Хан сам смаргивает нежелательные слёзы, сам тянется к парню за новым поцелуем, ведя его в комнату. Он с силой толкает того на кровать, оказываясь сверху на бёдрах, которые вмиг напряглись. С этого ракурса кажется, что у Джисона есть нимб над головой и крылья за спиной, а его действия настолько провокационны, что хочется замереть в этом моменте. Он будет гореть в аду, но не позволит, чтобы Хан сгорел там вместе с ним. Он что-нибудь придумает потом. А сейчас существуют только шершавые губы, касающиеся его шеи и груди, осторожно снимающие с него рубашку руки и бёдра, что сейчас очень приятно припечатывают его к мягкой перине. Одним рывком, Ли переворачивает их, опускаясь к его лицу, но не целуя. Рука сама совсем невесомо проходиться по горячей щеке вниз, убирая мешающие пряди назад, пока он тонет в этих глазах. Джисон только что заметил очаровательную родинку на носу Хо, словно кто-то оставил там мягкий поцелуй. И сам он не сдерживается: целует совсем ненавязчиво, мягко, вызывая у того смех. – Ты меня сегодня собираешься целовать нормально или нет? – шепчет рыжий, мурлыкая от приятных движений руки Джи на его волосах. Между ними несколько зудящих сантиметров. Рука Минхо гладит его по скуле. Джи наклоняется ближе, придвигает лицо, сокращая расстояние между ними до незначительного, и зависает на последних миллиметрах от того, чтобы кожа коснулась кожи. И губы соприкасаются нежно, осторожно, почти бережно. Минхо победно стонет, вжимаясь сильнее. Они целуются неумело, прерываются редко и дышат глубоко, потому что воздуха не хватает обоим. Опаляют кожу друг друга горячим дыханием и припадают снова. Ли смотрит на Джисона, который выглядит до жути довольным, снимает с него верхнюю одежду, оставляя того лежать перед ним в одном лишь белье. Боже, как горят щёки. Джисон проделывает с Хо тоже самое, нависая сверху. Его руки очерчивают скулы и точёный профиль старшего, пока тот ласково мурчит под ним, принимая ласки и целуя того в ответ. Этот момент кажется таким расслабляющим, таким бережным, что любую его частицу хочется закрыть в своей голове на десять замков и не выпускать никуда. Он долго ждал его. Он искал его. – Хани, щекотно, – жмуриться тот, когда его закрытых век касаются подушечки пальцев. – У тебя такие красивые глаза... И почему сегодня у тебя один глаз голубой? Ты надел линзы? – Нет, это мой настоящий цвет, – шепчет. Опять. Стягивая с Хана бельё и нежно растягивая его пальцами, он продолжает выцеловывать на нём целое произведение искусство, не оставляя ни один миллиметр кожи незамеченным. Тот стонет, утопает в ласке, поднимая ногу, и укладывая старшему на плечо. Ли проводит по нежной коже, целуя и там, да так трепетно, что Джисон откидывает голову назад, желая только лишь не сгореть в этом аду. Джисон так сильно и остро никогда не чувствовал. Теплые поцелуи, пока по всей спине бегут мелкие нежные мурашки, ладони выводят круги по коже, и Джи нужно только закрыть глаза, чтобы отпустить каждую мышцу тела, чтобы отдать себя на попечительство, в полное доверие и сохранность. Перед ним живой человек, его любовь, его сердце, и Ли доверяет это сердце ему, все, целиком, вместе с душой и телом, вместе со всеми чувствами. – Ты такой большой кот, хватит меня лизать, дурак! – пищит Хан, смеясь от очередного поцелуя в лодыжку. – Не вертись ты как цыплёнок на вертеле! – Ли подминает его под себя, тут же получая горячие поцелуи на своей шее. Он двигается внутри, но не остервенело, а мягко, плавно, ловя каждый стон Джисона своей шеей. Он убирает взмокшие пряди со лба, покрывая всё его лицо маленькими поцелуями, качая бёдрами в такт кровати, что, кажется, не была готова в подобным выходкам и еле-слышно поскрипывала. Джи вонзает ему ногти в кожу, но не сильно, только лишь желая одного: хоть бы Минхо снова не исчез, а был рядом, вот как сейчас, опаляя его ухо горячим дыханием, двигает тазом до звёздочек перед глазами. Руки Минхо — самое безопасное на свете хранилище. В унисон прокричав, два обессиленных тела валяться на кровать, расслабляясь. Хан прижимается к груди Ли, а тот в ответ зарывается в его волосы. Они заперты в своём мире и им хорошо. Особенно, когда они глупо улыбаются друг другу, лёжа обнажёнными: душой и телом. – Ты такой нежный, – щебечет Хан. – Хочешь в душ? – Нет, хочу кофе и погулять, – потягивается младший в родных объятиях. – Я принесу сейчас полотенце, хорошо? И он зашлёпал пятками по полу, попутно натягивая на себя шорты, но войдя, он выронил влажную ткань и она с грохотом упала на паркет. – Что с твоей спиной? – чуть ли не плача, лепечет тот, на что Ли, прикрываясь простынёй, сел перед ним на кровать, беря его ладони в свои. – У меня забрали крылья, – шепчет он между беспорядочными поцелуями. – Пожалуйста, не молчи, мне становится страшно. Но Джисон лишь наклонился, касаясь огромных рваных ран на спине кончиками пальцев, слыша шипение. Ему было страшно и больно смотреть на это, понимать, что Минхо – не человек и что он растлил его. Теперь горячие слёзы обжигают его лицо и плечи Минхо, вслушиваясь в тихие объяснения. Он был ангелом. Теперь он точно не является им. – Я люблю тебя, – поцеловал того в щёки Хо. – Что я наделал, – всхлипывает, так плаксиво, ощущая себя полной тряпкой. – Ничего плохого, я сам захотел этого. – Так это ты меня специально оберегал? Он получил лишь бережный чмок в губы, пока в глазах Хана отражался рассвет, озаряющий горизонт. И сидя на кухне, полуголыми, смеясь, потягивая горький кофе из кружек, они чувствовали, что нужны. Это бескрайняя свобода! Она окутала Ли со всех сторон. Его больше не сдерживают небеса, ему больше не нужно отдавать отчёты. Хо поправляет бинт на своей спине, укладывая голову на плечо Джи, от которого пахло терпким кофе, и, кажется, этот запах может дать ему безопасность.