***
2008 г. В «Серене» играла тихая умиротворяющая музыка, но Кирю её будто бы не слышал, весь погружённый в сиюминутные волнения и проблемы. Не мог быть спокоен, зная, что его приют находится в опасности, как бы ни повернулся план реформации Окинавы. Ему нужно было действовать. Ему нужно было покидать Камурочо как можно скорее. — Дате-сан, я сейчас же сажусь на самолёт. — Но Кирю, — Дате, сидя рядом с ним за стойкой, старался звучать убедительно, — это безрассудно. Стоит сперва всё обдумать и потом уже принимать решение… — Разве вы его не знаете, Дате-сан? — послышалось сзади. Кирю обернулся и встретился взглядом с Маджимой, который пристроился поодаль на диване. — Кирю-чан уже принял решение. А значит, теперь его ничто не остановит. И почему-то звучало это… непривычно серьёзно для Бешеного пса. Едва ли не с нотками горького смирения — но, наверное, они были всего лишь игрой воображения Кирю. Впрочем, в том Маджиме, которого он встретил, вернувшись с Окинавы, и вправду было уже куда меньше Бешеного пса, чем в том, которого он здесь оставил год назад. Его взгляд всё реже загорался тем самым фирменным безумием, которое больше не отторгало Кирю — напротив, он с радостью подмечал его блеск в те моменты, когда они оказывались рядом. Маджима, кажется, был единственным из Тоджо, кто был и правда рад возвращению Кирю. Не считая, наверное, Дайго, но спросить того, кто находится в коме, как-то не представлялось возможности. И Кашиваги. Но на тот свет не достучишься, правда? Сейчас взгляд Маджимы снова потух, и одинокий глаз смотрел на Кирю с тенью сожаления. На секунду Кирю вдруг подумал, что, должно быть, Маджима скучал тут без него. Странная мысль, ведь сам Кирю… признаться честно, тоже порой вспоминал его. И порой хотел, чтобы вдруг однажды мистическим образом он вырос из-под земли на улочках Рюкю, как когда-то раньше выскакивал из-за каждого угла в Камурочо. Хохотал, провоцировал и приобнимал Кирю за плечи после хорошей драки, а затем они вместе шли в раменную или бар… Тряхнув головой, Кирю поднялся с места, готовый немедленно отправляться. — Я мог бы поехать с тобой, — предложил Маджима, поднимая голову вслед за ним. — Заварушка намечается знатная… Лишние кулаки ведь никогда не помешают? — он растянул губы в знакомом оскале, с которым всегда предвкушал славную битву. Кирю помедлил, прежде чем ответить: — Нет, не стоит, нии-сан. Ты и так многое сделал для меня… И твоя помощь нужна мне здесь. В Тоджо. Маджима поджал губы, но и не думал сдаваться: — Хорошо, но… Может, я могу чем-нибудь помочь тебе, прежде чем ты снова отчалишь? — Спасибо, но ничего не нужно. — Мои парни могли бы подвезти тебя до аэропорта. — Не хочу утруждать тебя. Сам доберусь. Кирю был искренне благодарен ему за всё, что Маджима сделал для него — за последние несколько дней… и вообще. Если задуматься, он сделал очень, очень многое, особенно недавно. Он гостеприимно встретил Кирю в своей штаб-квартире и позволил ему оставаться там столько, сколько тот пожелает. Он честно — хотя и после небольшой приятной взбучки — рассказал ему всю подноготную с планами Хамазаки и о том, что вообще творится в Тоджо. Он только что выручил Кирю из безвыходного положения, буквально протаранив толпу на грузовике и увезя его, словно какой-то герой из старых легенд, приехавший спасти свою возлюбленную. Это было… так много, что Кирю и не знал, как он может за это расплатиться. Поэтому он решил, что не будет и дальше пользоваться расположением Маджимы, если не может ничего предложить ему в ответ. Как ни странно, от его отказа Маджима сделался только мрачнее. Но ничего ему больше не сказал. Лишь пожелал удачи напоследок — «удачи как следует надрать там задницы всем зарвавшимся ублюдкам».***
2012 г. Старый серый костюм был извлечён с дальней полки шкафа. А Кирю-то надеялся, что он ему больше никогда не понадобится — но вот, он снова едет в Камурочо. Он принял это решение так молниеносно, что, лишь одевшись и остановившись напротив зеркала, нашёл пару секунд, чтобы спросить себя: «А почему это, собственно, я еду в Камурочо?» Ведь буквально пару дней назад он, казалось бы, со всем разобрался и здесь, в Фукуоке. Он намылил шеи целой ораве парней из клана Тоджо. С чего бы ему ехать снова чистить чьи-то рожи?.. Он вспомнил. И невольно сжал кулаки, скрипнув зубами от досады. Потому что радиоведущий новостей сказал, что Маджима Горо мёртв. Убит. И, зная это, Кирю больше не мог оставаться в стороне. Он хотел знать, чьих рук это дело. Он хотел найти их всех: того, кто отдал приказ об убийстве патриарха Тоджо, того, через чьи руки это решение прошло дальше, и того, кто непосредственно нажал на спусковой крючок. Всех до единого, на чьих руках была кровь Маджимы. А потом… Кирю не святой. То, что будет потом, всем этим подонкам не понравится. Он слабо отдавал себе отчёт, почему эта новость так сильно разозлила его. Просто ярость закипала в груди каждый раз, когда он думал об этом. И ещё что-то почти неосознанное, но такое горькое, такое щемящее, что Кирю было проще двигаться к цели, чем пытаться хоть как-то разобраться в этом чувстве. Понять, почему оно вообще поднимало голову, когда он вспоминал о Маджиме теперь. Маджиме, который был безумцем для всех остальных — и верным товарищем для Кирю. Маджиме, который смеялся высоко и пронзительно, откалывая какую-нибудь ерунду и непременно поглядывая, улыбнулся ли Кирю от его выходки — и Кирю не мог подавить лёгкую улыбку, как бы ни старался. Маджиме, который изучил в сражениях и его тело, и его душу, Маджиме, который был невыносим и в то же время так необходим, Маджиме, к которому его мысли порой возвращались сами собой… по ночам… когда сон не шёл… а в темноте не было видно, как краска заливает его лицо… Кирю хлопнул себя по щекам, заставляя очнуться. Если Маджима мёртв… значит, сейчас это не так уж и важно. Не так уж и важно, почему Кирю чувствует то, что чувствует. У него нет времени, чтобы с этими чувствами разбираться. Он просто пойдёт и сделает то, что он умеет делать лучше всего — выбьет из кого нужно всю дурь за то, как они обошлись с человеком, который, оказывается, всё это время так много значил для него, что Кирю попросту принимал его существование как данность. Сейчас, когда эта данность испарилась, Кирю злился, чтобы не чувствовать хорошо знакомую боль.***
2017 г. В «посмертном» уединении было одно преимущество — у Кирю была просто прорва свободного времени. Храм Дайдоджи, где его разместили, был всего лишь фальшивкой, в нём не жило ни одного настоящего монаха — одни лишь агенты под прикрытием. И тем не менее каждый вечер Кирю садился на гладкие доски пустынной галереи, прикрывал глаза и медитировал. Раньше он уделял особое внимание развитию физическому — потому что его жизнь была непрекращающейся борьбой, даже когда, казалось бы, наступали мирные времена. Теперь, когда жизнь сменилась «смертью», Кирю впервые задумался о том, чтобы заняться развитием духовным. Старик, приглядывавший за храмом и его обитателями, кое-что смыслил в буддистских практиках — или, по крайней мере, в некотором их подобии. Дал пару дельных советов — очистить разум, отстраниться от собственного «я». Погрузиться в недвижимые, кристально-чистые воды, смывающие всё суетное, и взглянуть со дна на небеса, где облаками плывут обрывки мирского. На том, чтобы от мирского отречься, старик не настаивал. «Просто… созерцай так какое-то время. Может быть, сможешь понять нечто действительно важное», — сказал он, прежде чем вернуться к партии в го, которую он вёл сам с собой. Погружаясь в воды безмятежности, Кирю перебирал воспоминания, одно за другим. Он вспоминал, как начался его путь — с восхищённого взгляда, которым он, приютский мальчишка, смотрел на Казаму, казавшегося недосягаемым небожителем. Тот, кто заменил ему отца, кто был его самой крепкой опорой… его не стало в тот момент, когда Кирю был действительно нужен кто-то, на кого он бы мог опереться. В этот проклятый 2005 не стало почти никого; проплешина десятилетия, проведённого в тюрьме, была не так горька, как несколько дней этого года. И всё же, даже в эти, самые тёмные времена, у него оставались огни, служившие ориентирами. Они помогли ему не пасть духом окончательно, едва обретя свободу. Харука, ради счастья которой он сохранял твёрдость духа, несмотря ни на что. Дате-сан, с кем вместе он всё-таки разобрался в запутанном деле о десяти миллиардах. Иные люди, чьи лица теперь растворялись в потоке полустёртых воспоминаний: Казуки, Юя, Флорист, Синдзи и Рейна — сердце снова кольнуло притупившейся, но не исчезнувшей иглой вины… …и Маджима. От того, как неожиданно ярко его лицо вспыхнуло в сознании, Кирю удивлённо открыл глаза. Да, Маджима. Он был там — и пускай некоторые его действия были… крайне спорными, именно он был тем, кто привёл Кирю в форму после десяти лет тюрьмы. Именно он отвлекал Кирю от насущных проблем — уводил в сторону от забот, порой довольно экстравагантными методами. Его словно бы вовсе не заботила шумиха вокруг пропавших денег клана. Словно бы единственным, что его действительно волновало… был Кирю. Всем вокруг Кирю был тогда нужен потому, что он защищал Харуку, а та была ключом к загадке десяти миллиардов. А Маджиме нужен был Кирю только потому, что тот был самим собой — и не более. И если начать в это вдумываться… Кирю медленно выдохнул, снова прикрывая глаза. Одна за другой, словно бы потянувшись за невидимой нитью, сцены воссоздавались в его памяти. Маджима защищает Кирю голой грудью и падает окровавленным на зелёное покрытие бейсбольного центра. Маджима ради Кирю берёт свой танто и дерётся в одиночку против десятков приспешников Сэнгоку, а затем, едва оправившись, бежит обезвреживать бомбу, наплевав на собственную жизнь. Маджима возвращается в клан после единственной просьбы Кирю — подкреплённой очередной дракой, но это уже стало у них… чем-то вроде невинного флирта. Маджима едва не умирает от рук собственного брата, лишь бы Харука, так важная для Кирю, не погибла на своём первом большом выступлении. Маджима, как верный пёс, сторожит палату Кирю, пока тот не приходит в себя из комы. Кирю никогда не мог понять, что творится на уме этого человека. Он привык не принимать за чистую монету ничего из того, что Маджима делал или говорил. Он думал, что всё это не более, чем шутка. Но разве можно шутить настолько всерьёз все эти годы? Он сжал кулаки. Это могло быть… просто приятельским расположением. Просто… просто Кирю ему… понравился… и нет, не в том смысле… или… Или, быть может, именно что в том. Это была такая безумная мысль… но парадоксальным образом она объясняла вообще все безумства Маджимы. Что, если все эти годы Кирю не мог понять его только потому, что искал причины его поведения совсем не там, где стоило бы? Теперь Кирю не знал, что ему делать с этим откровением — и откровением ли вообще. Как бы он отнёсся, если бы Маджима правда… был в него влюблён? Что он чувствует, зная, что Маджима, быть может, любил его все эти годы? Кирю чувствовал себя… растерянно. Ни одна струна его души не выражала ни капли брезгливости или отвращения к этой мысли. Напротив, он ощущал себя неожиданно легко. Он мог больше не прятать все те странные, полунамёками проскальзывающие фантазии, которые у него порой появлялись. Он мог сам для себя в открытую признать… что его тоже привлекал Маджима Горо. Как мужчина. Как партнёр. Как человек. Что, вспоминая его клыкастую улыбку, Кирю и сам до сих пор невольно улыбался, хоть и не виделся с ним уже несколько лет. Что он втайне мечтал о том, что Маджима однажды ворвётся в этот храм, подобно бешеному тайфуну, сметающему всё на своём пути. И они сбегут вместе ото всех — от Дайдоджи, от Тоджо, от прочих кланов, альянсов и секретных организаций. Что они смогут наконец быть вместе, не разрываемые никакими внешними обстоятельствами. Сердце Кирю снова кольнуло, когда он вспомнил ещё кое-что. Ах да. Они могли бы быть вместе. Если бы самым разрушительным и непреодолимым из внешних обстоятельств не был бы сам Кирю.***
2023 г. — Люди называют его «пока-не-сыграл-в-ящик»-список, — объяснил Нанба, когда Кирю глянул на него с лёгким недоумением. — Чтобы потом ни о чём не жалеть… Туда можно включить всё, что угодно. Всё, для чего раньше не было времени, но сейчас настал момент, так сказать, закрыть гештальт. Может, вы хотели всю жизнь побывать где-то, но так и не нашли свободной минуты. Может, прочесть какую-то книгу, или попробовать самую острую лапшу в Токио, или прокатиться на слоне, — он усмехнулся, а затем снова посерьёзнел. — Увидеться с кем-то, с кем вы не общались долгие годы. Сказать кому-нибудь нечто важное… Говорю же. Чтобы потом не жалеть. Кирю задумчиво хмыкнул, переводя взгляд на чистый лист. Никогда раньше смерть не дышала ему в затылок так пугающе, почти физически ощутимо. Он всегда был готов противостоять всему миру — но кто же знал, что в итоге его, быть может, сгубит его собственный организм. Нанба когда-то был врачом и, наверно, успел насмотреться на таких людей, как Кирю. Потому и умел говорить даже такие не самые воодушевляющие речи так, чтобы не растравливать душу ещё сильнее, но подарить надежду, пускай и с оттенком неизбежной горечи. Кирю принялся за составление списка. Вышло… прилично. И это лишь самое главное. Оказывается, у него набралось так много «долгов». Так много того, что он откладывал долгие годы, не задумываясь о том, что он не бессмертен. — Ого, — Касуга, перегнувшись через его плечо, вчитался в пункты. — Мы обязательно поможем вам с этим, Кирю-сан! Это очень, очень правильные вещи, то, что вы написали. В ответ Кирю снова лишь хмыкнул. Он медлил, потому что… признаться честно, на уме был ещё один, последний пункт. Но он всё никак не мог решиться вписать его — потому что, если цель будет обозначена на бумаге… значит, ему придётся пойти и сказать то, что, возможно, он должен был сказать ещё лет пятнадцать, а то и больше назад. Когда компания Ичибана, обсуждая планы на будущее, отступила от него, одна из чаш весов всё-таки перевесила другую. Кирю вписал в список ещё один пункт.***
Маджима и сам переменился за столько лет — как ни крути, возраст берёт своё, даже когда дело касается Бешеного пса. Однако Кирю не мог встретиться с ним взглядом совсем не поэтому. Они стояли бок о бок и смотрели на море. Всегда такое близкое — только выедь за черту города в портовые районы. Всегда такое недосягаемое. И неизменно завораживающее. Кирю ощущал себя морем — потому что даже если на поверхности царил штиль, в глубине мощные течения опрокидывали и несли стремительным потоком огромные массы вод, в которых перемешаны были чувства, сомнения и долгие часы одиноких размышлений в храме Дайдоджи. Он ощущал себя впервые таким слабым — и в то же время способным, если у него найдётся достаточно решимости, в одно мгновение перевернуть целый мир. — Горо, — кажется, Кирю впервые назвал его по имени. Но сейчас это казалось как никогда уместным. Не обращая внимания на вытянувшееся лицо Маджимы, продолжил: — Может быть, ты хотел бы услышать это раньше, а может, вовсе не хотел бы. Но я всё равно скажу. Пока не стало слишком поздно. Он вздохнул, на мгновение зажмурился. Внутри всё натянулось до предела, как будто он не пару слов собирался произнести, а сделать шаг в пропасть. Но он и так стоял на краю пропасти — разве он мог сделать хуже? — Я люблю тебя, Горо. Он до последнего хотел сказать «я любил тебя». Но решил, что нужно быть искренним до конца — что с Маджимой, что с самим собой. Стоя с ним бок о бок, Кирю ощущал… что любит. Что этот человек для него настолько же значим и близок, как и семья, которую он приобрёл за свой долгий путь. И что ком подступает к горлу не из-за нового приступа кашля, а потому, что он боялся — так странно, ведь раньше Маджима, пусть и был кошмаром Камурочо, никогда не вызывал в нём страха. Кирю боялся, что всё-таки опять опоздал. Или что для самого Маджимы их… знакомство? дружба? партнёрство?.. никогда не было настолько же важным. — Гораздо, гораздо раньше, Кирю-чан. Кирю вскинул голову. Это значило, что сейчас он не ошибся. Но ошибался все эти годы. Грудь сдавило от осознания того, насколько всё могло быть… иначе. Если бы он только чуть лучше пригляделся к тому, кто всё это время был рядом. А сейчас… сейчас им обоим под шестьдесят. — Я был таким дураком, нии-сан… — сорвалось с его губ. В следующее мгновения эти губы были накрыты чужими — отросшая щетина чуть колола, но поцелуй начисто вышиб все мысли из головы Кирю. — Повезло же мне втрескаться в такого дурака, — усмехнулся Маджима, обнимая его. Кирю не нашёл ничего лучше, чем тоже сомкнуть вокруг него объятия — прижать как можно ближе того, кого он так долго — и так жестоко — держал на расстоянии. Нет. Пускай всё могло быть иначе. Пускай в глазах кололо от подступающих слёз… это были слёзы облегчения. Следовало догадаться, что тот, кто всю жизнь читал его как открытую книгу, поймёт его и в этот раз. Он не должен сожалеть о том, что наконец сделал всё правильно. Маджима громко вздохнул. — Эх, ещё годика два-три назад, — он сжал объятия чуть крепче и произнёс на самое ухо таким тоном, что у Кирю побежали по шее приятные мурашки, — я бы тебя так оттрахал, Кирю-чан. За всю твою твердолобость. Кирю сглотнул и невольно улыбнулся. — Стареть не так уж здорово, да? — невесело хмыкнул он, поглаживая Маджиму по спине. Тот фыркнул: — Да иди ты! Если в процессе ты начнёшь харкать кровью, у меня точно упадёт! Кирю хмыкнул. — Что ж… беспокоиться не о чем. Я всё ещё не настолько хрупкий. Тем более, мы ведь так и договаривались, — он, кое-что вспомнив, чуть отклонил голову, чтобы взглянуть Маджиме в лицо. — Только ты можешь убить меня, — в ответ он увидел такой знакомый оскал. Раньше он не предвещал ничего хорошего, а потом… потом Кирю узнал Маджиму лучше. И снова был готов, как последний дурак, дать ему осуществить свой коварный план. Очередной пункт из «пока-не-сыграл-в-ящик»-списка можно было отмечать выполненным. И, похоже, ещё один — так никогда в него и не вписанный — можно будет вычеркнуть уже завтра утром. Когда появятся силы встать с кровати.