Красоты Эдема

Мы чересчур увеличили дозу, Вспомнили всё, что хотели забыть, Или на рельсы легли слишком поздно – Бог устал нас любить.

Самаэль вновь таился в ветках божественных деревьев, оглядывая прекрасные окрестности Эдемского Сада. Тут и правда было очень приятно, точно райское местечко на Земле. Самым удобным было то, что дерево запретных плодов, на котором он обитал по большей части, являлось самым могучим и высоким, прямо посреди всего Сада. Тут можно было легко заглянуть в любой уголок этого места, да именно рядом с ним всегда была жизнь. Интересно, почему то самое дерево, из-за которого по рассказам Всевышнего можно распрощаться с жизнью, так соблазнительно стояло в самом Саду именно посередине? Благо, невыносимое искушение, Самаэль бы не выдержал такого соблазна... Из ленивых раздумий Ангела вырвал хруст листвы под чужими ногами. Отец опять что-то монотонно рассказывал новоявленному существу, которое он обозвал Человеком. Который был так похож на его физическую форму, похож на одну из форм ангелов. По образу и подобию, но без иных возможностей и обликов. Кажется, именно человек был его лучшим созданием, не зря же он так много времени уделял едва ли одарённому умом созданию. Кажется, у него были большие планы на этот вид… Переползши на другую ветку для лучшего обзора, Самаэль медленно принял подобный человеку облик и покрутил головой, разминая затёкшие от долгого лежания, плечи. Теперь видно происходящее было куда лучше. И правда, зрение змей – или как их там именовал человек- не отличалось особым качеством, в отличии от обычного ангельского. Расположившись удобнее, Самаэль пригляделся к происходящему: пока он перевоплощался, две фигуры успели оказаться прямо под его деревом, какая ирония. Всевышний всё что-то толковал не затыкаясь, а вот именованный Адам уже едва ли отвечал на его нравоучения о правилах жизни, моргая гораздо медленнее обычного, а после и вовсе обмяк, завалившись спиной о могучий ствол дерева. Это было странно. Ангел пока точно не знал, как работают эти «люди», но успел заметить, что они хотя и часто требуют частой «перезагрузки», которая ангелам не знакома, так быстро в неё не отправляются, особенно в моменте, сами того не желая. Поэтому он притих, вглядываясь в происходящее и даже затаивая дыхание. Отец замолкает тоже, нависая над бессознательным телом и кладёт ему ладонь чуть ниже грудины, поглаживая молочную кожу пальцами, нащупывая бесконечное постукивание сердца и спокойное, равномерное дыхание. Он делает это так долго и с упоением, что Самаэль начинает чувствовать себя странно, видя, как грубые пальцы чужого человеческого облика проводят по выступающими рёбрам на теле, пересчитывая их, поглаживают впалый от лежания на спине живот, сжимают пояс. Ангел чувствует, как сердце начинает колотиться быстрее, а дышать становится труднее. Щёки пылают огнём. Он не может не смотреть. Действо продолжается недолго. Самаэль едва не ахает, чем чуть не выдаёт себя, когда под пальцами Бога в миг начинает расходиться человеческая кожа и плоть с характерным влажным звуком. Из нутра выглядывает живая начинка из органов открыто блестит на солнце. Всё внутри живёт и движется, не обращая внимания на внешнее вторжение. Притом человек продолжает мирно дышать и не приходить в сознание, будто видя лучший сон за всю свою недолгую жизнь. Владыка проводит рукой по рёбрам уже напрямую, пачкается в выступившей из плоти крови, просовывает между ними руку, и… И тут Самаэль слышит громкий неприятный хруст и жмурится, закрывая лицо руками. Когда выглядывает – во всемогущей руке уже находится одно из рёбер человека с надломом на конце, которое он с упоением разглядывает, перекладывая в руке, после чего делает взмах рукой и оно исчезает в его руке дожидаться своего часа. Ангел держит рот закрытым одной влажной рукой, не в силах отвести взгляд. В рясе ему нечему давить на зудящий пах, но он всё равно ощущает невыносимую тяжесть внизу живота. Пульс стучит в ушах, там же звучит звон. Он бегающим взглядом разглядывает то, как Господь припадает к влажной от пота шее Человека, обводит языком выпирающий кадык, сжимает в руках мягкие бёдра, укладывает мягкое и податливое тело на землю и шепчет что-то себе под нос. Он трогает себя под гиматием, после чего Самаэль едва держится на ветках; поднимает ткань одежд. Ангел снова жмурится и уже через пару секунд слышит влажно-чавкающий звук, и сбитое дыхание Отца. Он только одним глазом смотрит как тот протискивается членом в пространство недостающего ребра Человека и его как током прошибает. Он краснеет от стыда, но не может не опустить ладонь на выпирающую ткань своей одежды у паха. Сжимает, рвано выдыхает и снова затаивает дыхание. Мозг наотрез отказывается работать, совесть и моральные принципы отходят на второй план, когда он запускает руку под подол рясы и обхватывает член ладонью, прислушиваясь к влажным звукам снизу. Начинает двигать рукой в такт каждого слышимого толчка и не может местами не поглядывать на то, как руки старого тела до синяков сжимают девственно чистые и нежные мягкие места Первого Человека. Как его зубы прикусывают тонкую кожу у скулы. Как его член втискивается в узкое пространство между пятым и седьмым рёбрами. Бессознательное тело особенно податливо, молочным цветом выделяется на зелёной густой траве, лишь немного окропляя её аппетитной алой жидкостью. Кажется, Самаэль сходит с ума, что есть мочи кусая себя за костяшки пальцев одной руки и подмахивая бёдрами в такт другой, но это было что-то невозможное. Картина отпечаталась в его глазах наверняка на долгие тысячелетия, и он уже никогда не сможет мыслить как прежде. Но, боже правый, как же хорошо… Самаэль кончил, расправляя крылья ровно в тот момент, когда влажные звуки закончились глухим рычанием и послышалась лишь невнятная возня. Он обтёр ладонь о листву и пытался тихо отдышаться, мельком глаза замечая, как Божья ладонь проходит по вскрытой грудине, и та сшивается воедино, оставляя в себе липкую жидкость и кровоподтёки. Теперь на выпирающих рёбрах чётко виднелось своеобразное углубление, вроде вмятины из-за отсутствия недостающей части костей. Ангел невольно попытался подобраться по ветвям поближе, дабы разглядеть уже полностью восстановленное, чистое тело и его грудину, но неряшливо зацепил ногой одну из тонких веток, из-за чего та с хрустом повалилась на землю, а Господь поднял голову, вглядываясь в густую листву дерева. Самаэлю оставалось лишь встрепенувшись, обратиться в едва заметную птицу, отлетая прочь.