***
Тонущее в горизонте Солнце в последний раз осветило покалеченные трупы грешников, валяющиеся неаккуратной колодой где-то на отшибе города. Люцифер метал свой взгляд, словно луч маяка, непреклонно возвышающегося над пенистым морем. Он с тоской и толикой брезгливости рассматривал изуродованные силуэты, что в скором времени растворятся, точно кубики сахара в кружке горячего чая. Каждый день Владыка Ада позволял себе маленькое, даже в некой степени ребяческое удовольствие: стоило раннему вечеру коснуться кончиками пальцев Ада, как Морнингстар бросал все дела в долгий ящик и летел к утесу, под которым, складывалось впечатление, неуклюжий великан разбил бутылку с зельем, образовав невероятной красоты озеро. Этот Райский уголок стоял на ступеньку выше Эдемского сада! Здесь разгуливали неспешными прохожими молодые ветра, затем теряющиеся в зарослях лиан, будто призрачные киты, завывающие нечто на родном, ветренном языке. Зеркальная гладь водоема периодически мутнела разводами, когда прозорливые утки разрезали ее поверхность. Люцифер, будучи помешенным на пернатых созданиях, забавно крякающих всякий раз, когда Повелитель Преисподней приближался к ним, не мог себе запретить подкармливать птиц. Казалось, Морнингстар без раздумья бы променял трехглавого Цербера на трехглавую утку. Ну а что? Ловят угощения они также резко и безошибочно; в случае угрозы могут ущипнуть — мама не горюй… Мужчина в белоснежном наряде цвета бледных гипсофил (это такие цветочки, напоминающие барашек с кренделями-рогами) присел на устланный зелеными штрихами травы берег. В руке, скрытой тканью перчатки, быстро нарисовался образ упаковки со злаковым кормом. Хотел было Люцифер запустить руку в пачку, дабы затем украсить воздух горстью пищевой смеси, как его опередила более шустрая конечность. Откуда-то справа раздался смех, напоминающий игру младенца на ксилофоне — заливистый такой, еще и, сука, заразный, будто эпидемия чумы 1346 года. — Хреновый день, не так ли, Люц? — интересуется Адам, снимая маску, от которой на лбу появилась пара капель росы, а волосы слегка взмокли из-за длительного ношения. — В Аду каждый день хреновый, гений. Но это меня не касается. Наслаждаюсь жизнью: темновато, мрачновато, в час-пик горы трупов, — уголки его губ ползут на север. — Ты что расскажешь? — Ну, короче… — Про очередную оргию даже не смей начинать. — Тогда сегодня без новостей, — пожимает плечами первый человек и без особого интереса цепляет крючок взгляда за мирно плывущую утку с переливающейся шеей. — Разве что я дико заебался: Сера докучает по поводу того, что я «не лесиль кёнфликть с вями», Лют несет откровенную ересь по поводу модернизации армии. Не день, а миллион причин испортить Адаму жизнь, блять. Гневная тирада лидера экзорцистов устремляется в небо, точно воздушный шарик, выскользнувший из рук ребенка. Морнингстар привык быть свидетелем подобного поведения со стороны Адама, поэтому лишь протягивает ему шуршащую упаковку, предлагая присоединиться к «утко-терапии». — Утко-терапия? Ты угораешь? — Ни чуть! Разве это не расслабляет? Кстати, как ты меня нашел? — Черная магия с последующим разоблачением, придурок. Я не первый день в Аду, держу в курсе. Поэтому порой приходится наблюдать твою фигуру, оглядывающуюся по сторонам так, будто ты че-то спиздил у кого-то. — Погоди, значит, ты все слы… — Лучше бы оглох, честно. Уши вянут от вашей любви, блять. Буэ, — вскинув руки, как мертвец из третьесортных ужастиков, проговаривает Адам. — Чего сразу «от вашей»? От нашей, — ложась на траву, тянет первую гласную алфавита Люцифер. Мягкий ворс зеленого ковра одаривает ласками кожу шеи, на которой взрываются цвета картины «Последний день Помпеи»: засосы, укусы, багровые отметины — эдакие летящие вниз осколки вулкана. Ангела передергивает от этой приторной интонации, однако он не противится прилечь рядом. И вот оба довольствуются красотой неба, добрую половину которого перекрывает навес скалы. Ветер, поселившийся в пышной прическе многовекового дерева, приводит в действие листву, звучащую как миллион колокольчиков. Идиллия. Не хватает пива и чипсов. Или чего-то более культурного. Сатана, видимо, послав свою миниатюрную копию за мыслями Адама тому в голову, с точностью угадывает пожелание. Сейчас оба нежились в складках клетчатого пледа с изображением красных яблок и желтых нимбов. На деревянной подставке из липы возвышаются две подружки — Дамы Бокалы. Рядом теснится их Кавалер, одетый в черную обертку (к сожалению, один на двоих). На поверхности пледа образовалась тарелочка со всякими вкусностями, которые возможно представить при воображении бала при свечах. Люцифер разливает по тонкому стеклу вино двадцатилетней выдержки. Аромат напитка уносит мужчин куда-то в пестрые фруктовые сады, в зарослях которых жужжат пчелы, разносящие пыльцу. Адам вовремя ловит себя на том, что он завис, глядя на то, как красиво плещется бардовое море в бокале Владыки Ада. Утонченная кисть, которую неплохо было бы поместить на обложку журнала про часы из стали ангельского оружия, плавно вращалась, точно писала картину. Сатана поднимает кубок (лучи Солнца придали стеклу цвет настоящего золота), предлагая первому человеку выпить. Тот с максимально серьезным выражением лица, будто в его голове взрываются Вселенные и складываются пятизначные числа, хватает черную, как ночь, бутылку и делает несколько жадных глотков. — Надо почаще так встречаться, — заключает Люцифер. — Не-а. Бред говоришь. Надо в принципе начать встречаться, а то тако-ой хуй упускаешь, — двигает плечами предводитель экзорцистов и играет бровями, напоминающими крылья орла. — А мы разве не встречаемся? — уточняет Морнингстар, оставляя на открытой шее Адама теплый, словно июньский мед, собранный опытным пасечником, поцелуй. Любовь вгрызается под кожу, будто скоба степлера. Это уже не остановить, она бежит по венам. — Э… Если то, что я пару раз дал тебе означает «встречаться», то теперь прекрасно понимаю, почему Лилит предпочла свалить, — отмахивается мужчина, блаженно прикрывая глаза от проявленной со стороны Люцифера нежности. Однако буквально через секунду эта нежность обрастает колючими шипами, списанными с темно-зеленого стебля цветка розы. Сатана, заставив предметы вокруг левитировать (во избежание порезов), вцепляется в пушистые крылья первого человека и тянет их силой на себя, вынуждая Адама податься вперед. Мужчина по-глупому врезается лицом в очаровательный своей гнусностью лик Правителя Преисподней, затем клыками находя лепестки губ партнера. И пока представитель Рая пытается вести дипломатичный разговор, аккуратно грея уста Морнингстара, последний ходит по охуеть какому тонкому льду, сдерживая себя от того, чтобы не вырвать эти мощные, натренированные многочасовыми полетами крылья вместе со связками, костями и мышцами. Любое упоминание Лилит заставляло Люцифера звереть на глазах. Сатана спускает псов с цепей, когда прокусывает губы мужчины, наслаждаясь пьянящим напитком. Кровь ангелов на вкус совершенно не похожа на человеческую. Язык обволакивает вкус хорошего шампанского; такого легкого, сладкого и сливочного. Говорю же: полная противоположность малоприятной соли в купе с металлом! Адам будет еще долго проклинать себя за случайно вылетевший стон, погрязший по шею в разврате. И Владыка Нижнего Мира ловит этот звук, будто маленький непоседа бабочку сачком. Никакие оперы или театры не нужны, покуда рядом есть человек, способный сносить голову одним лишь протяжным «М». — Пошел нахуй, не смей, — рычит Адам, заметив попытки Люцифера перекинуть свое внимание на ангельскую шею с дернувшимся от волнения кадыком. — С-сука, ты человеческий язык не понимаешь?.. — выдыхает он, расслабляясь в руках партнера. Приспешница и правая рука лидера экзорцистов еще давно навела прицел на своего сэра. В тот переломный день он вернулся сам не свой: натянув практически до глаз накидку, поспешил удалиться в покои, странно прихрамывая. Лют уже кинулась к двери, обклеенной кучей постеров с рок-металлистами, с намерением постучаться, но ее перебило многоговорящее: «Даже не смей! Оставь меня!» С тех пор девушка смотрит на сэра сощуренными глазами, откладывая на полочку в голове малейшие подозрительные детали. И по этой причине Адам каждый ебаный раз просил партнера не оставлять засосы на видимых местах, но, судя по всему, Люциферу тупо в падлу раздевать первого человека, чтобы открыть доступ к ключицам и груди, украшенной целой чередой шрамов. — Во-первых, нам обоим известно, кто действительно ходит на хуй. Во-вторых, человеческий понимаю, а твое шипение, как бы сказать помягче… — Ты вообще когда-нибудь перестаешь строить из себя умника? — восклицает мужчина, расправляя крылья, из которых выпало несколько перьев. — Дай-ка подумать. Не-а. Вот такой я пирожок. — Со вкусом разочарования. Ты кончаешь еще на первой минуте. Слабак, — выпаливает Адам и поднимается с земли, сдвинув брови к переносице. — Сорянчик, меня ждут всякие дела ангельской важности и не твоего собачьего дела. Напиши, когда захочешь еще свиданку или типа того. — Да кому ты всрался вообще? Лети, пока портал не закрылся. Ты ж пьяный, еще врежешься в небо по приколу. Я тебя ловить не буду, уж поверь, — обтряхивается Люцифер, самостоятельно надевая маску на лицо Адама. Округу облетает щелчок, на серой поверхности «экрана» отображаются тонкие черты, вместе образующие слабую улыбку. Удаляющаяся прочь тень напоминает облако или туман, каким это дивное озеро порой укрывается по утрам. Ангел задерживается на секунду перед тем как попасть на противоположную сторону. Он взглядом находит Морнингстара, допивающего напиток с градусом из бутылки, а затем влетает в прореху на полотне неба, оказываясь в Раю. На череду вопросов Лют, появившейся невесть откуда на центральной улице, что с высоты птичьего полета наверняка напоминает крест, Адам лишь скрипит нечто невнятное и мутное, как предсказания бабки из глухой деревни: — Решал вопросики в Аду, — на удивление этих четырех слов было достаточно для удовлетворения интереса экзорциста с осиной талией и короткими, по-армейски подстриженными волосами цвета пепла. Той же ночью «Paradise-phone» первого человека сплясал на тумбочке чечетку — приходящих уведомлений было невероятное множество, точно кто-то намеренно спамил, лишь бы увидеть смену значка «не в сети» на противоположный. Адам, только нашедший идеа-альное положение тела на просторах постели, чуть ли не отправил мобильное устройство в рейс «Тумба-Стена». Хвала Небесам, эти сообщения были от Люцифера. В противном случае жизнь мобильника могла оборваться в сию секунду. Морнингстар в трехминутном голосовом сообщении задорно и крайне увлеченно рассказывал про новую модель уточки в коллекции. Ангел не мог видеть Сатану, но был уверен в том, что мужчина активно жестикулировал, расхаживая из угла в угол, тем самым поднимая в воздух недельную пыль кабинета. Затем последовала до тошноты милая фотография, в углу которой красовалась довольная морда Люцифера. Все остальное занимала фигурка с узнаваемой желто-серой маской и двумя серпами рогов на макушке. Повелитель Преисподней, устроивший себе подобие норы из скомканных одеял, в секунду напечатал и отправил «Спокойной ночи. Люблю тебя, сука». Адам собирался отразить нападение клинком «Пошел нахуй», но собеседник вовремя достал козырь из рукава алой пижамы: «Завтра планирую приготовить мясо адского кабана в кисло-сладком соусе. Придешь?» Лидер экзорцистов некоторое время опустошенно смотрел в дисплей, но когда мозг обработал поступившую информацию, донеся до обладателя истинный смысл сообщения, тот поспешил стереть первоначальный вариант ответа. Настрочил новое: «И я тебя», не забыв добавить умопомрачительное количество всяких убогих смайликов. Сатана усмехнулся этому и закрыл мессенджер, двумя хлопками туша свет в комнате. Он прекрасно знает, что Адам сейчас явно не слушает его доклад на тему того, почему эта утка — прорыв в утко-ремесле (сто процентов отложит это дело на утро), но факт существования человека, который хоть и обматерит, хоть и свернет себе глаза, закатывая их каждую секунду своего существования, но выслушает значительно успокаивал душу Люцифера. Сатана засыпал счастливым. Завтра. На закате. Всё повторится. И это, блять, охуенно!***