Пусть скорбь твоя слезами изойдёт: Немая скорбь на части сердце рвёт. — У. Шекспир, "Макбет".
Тёмный коридор маленькой квартирки. Обрывистые всхлипы доносятся из приоткрытой двери в ванную комнату, образующую узкую щёлочку в дверном проёме и тонкую полоску света, бегущую по полу. Солёные слёзы стекают по щекам. Катятся по растёртой до покраснений коже вокруг глаз, оставляя влажные дорожки. Собирая тыльной стороной руки остатки солёных капель у острой, как нож, линии подбородка, Икишима наклоняется к раковине, случайно ударяясь лбом об кран, который не заметила из-за замылившей взор новой порции слёз. Вот блять. К месту ушиба медленно подступает ноющая боль. Тут же приложив как обычно холодные пальцы ко лбу, девушка бросает едкое ругательство куда-то в воздух и, наконец, включает воду, с особой злостью поворачивая ручку крана, которую на эмоциях хотелось вовсе оторвать. И она действительно могла. Каждый, кто общался с Мидари, знал, какой резкой она бывает в гневе. Как мало нужно для того, чтобы она обратилась в разъярённую бестию. Трещина в углу зеркала над раковиной и следы в ней давно запёкшейся крови от разбитых костяшек тому подтверждение. Она не умеет сдерживаться. Не любит и не пытается. Не от слабости, не от отсутствия силы воли. Нет. Ненавидит тратить время на то, что ей не нравится. Живёт ради того, чтобы наслаждаться жизнью. Правда за последние несколько дней жизнь из наслаждения превратилась в едва подъёмный груз, который нужно продолжать катить в гору, чтобы не сдаться окончательно. Как же она устала. Умывшись, Икишима вытерла лицо полотенцем, которое позже полетело к школьной форме, совершенно неряшливо валяющейся у края ванны. Неоправданно грубое отношение с формой ученицы элитной академии, но это, пожалуй, последнее, из-за чего Мидари будет переживать. Время поджимает. Скоро нужно быть в Хьяккао, если Икишима не хочет получить выговор за пропуск занятия у особо въедливого преподавателя по истории. С ним общение не заладилось с самого начала года, а виной тому острый язык и редкостное упрямство мазохистки. Время поджимает и она понимает это. Уже битых полчаса не может накраситься, привести себя в порядок. Подводка мажет мимо глаза, тушь течёт от выступающих слёз. И несколько раз она начинала всё с начала. Чёрт. Опять мазня. Так совсем не годится. Шмыгая носом и снова собираясь с силами, Мидари пытается вновь, готовая взвыть от злости, бессилия, бурлящим коктейлем наполнявшим грудь. Сколько уже можно возиться. Смотря на себя в зеркало, Икишима подкрашивает глаз чёрным, как смоль, карандашом, отвлекая им внимание от покраснений и припухлости. Стараясь сдерживать дрожь в руках, Мидари, чтобы не лишиться ещё одного глаза и случайно не попасть в него кисточкой, аккуратно и густо прокрашивает тушью ресницы, выделяя лимонно-жёлтый цвет радужки глаза. Тёплый цвет глаз, доставшийся ей от холодной матери. Аккуратная форма носа, доставшаяся от папочки, который только сильнее ударился в спиртные напитки после развода. Как бы она их не ненавидела, не осуждала, и не любила, Мидари не избавиться от крови, бегущей по её венам. Их крови, их генов, их черт лица. Ей 8 и она не понимает, почему мамочке и папочке всегда «недостаточно» её достижений. Ей 10 и она верит, что от её хороших оценок и успехов в спорте мама с папой перестанут ругаться и она обязательно заслужит их любовь. Ей 14 и она не понимает, почему ей нужно выбирать с кем жить, и с чего вдруг на смену привычному холоду сейчас мать с отцом перетягивают девочку, как канат. Ей 16, когда она идёт пешком несколько километров одна до дома, потому что мать не смогла забрать её домой от отца из-за очередной бизнес-встречи, а отец давно лишился прав за вождение в нетрезвом виде. Ей недавно исполнилось 18 и, на самом деле, она всегда всё понимала. Ей 18 и она твёрдо уверена в том, что ей хорошо быть "самой по себе", смирившись, что так и не добилась их внимания и одобрения. Она хочет верить, что это не им нет до неё дела, а ей до них. Так легче. Но почему слёзы так и норовят снова пойти градом? Птицу надежды сейчас беспощадно душит змея разочарования, впрыскивая яд в пернатое брюхо. Он снова положил за воротник, а сейчас храпел, как медведь. Головой девушка понимала, что он совершенно не меняется, что каждая их встреча заканчивается одним и тем же, но всё равно скорбела. Да, скорбела по убитой надежде, скорбела по образу папы, учившему её ездить на велосипеде и давать сдачи хулиганам. Потому что после развода родителей на смену папе пришёл пьющий отец. Или он всегда таким был, а в детстве маленькая Мидари этого не замечала? Она не знает. Хотелось сбежать. Спрятаться от всего этого. Но куда? Здесь — дрыхнущий и храпящий как медведь отец, который явно даже в академию не подвезёт. Вряд ли пару слов свяжет на прощание, не то что сядет за руль. Дома — пустота и изредка мать, с головой ушедшая в работу. И ни с одним родителем Мидари не ощущала себя действительно дома. Даже проревев полночи, новые порции слёз продолжали подкатывать к горлу неприятным комом. Даже бесит. Бесит это бессилие перед эмоциями, с которыми мазохистка не могла совладать. Наспех натянув на себя гольфы и остальные элементы школьной формы, которую девушка предварительно взяла с собой, Икишима вышла в коридор квартиры. Когда-то их общей квартиры, половицы которой ещё помнили первые шаги маленькой Мидари, в стенах которой прозвучало её первое слово. Когда всё было нормально. Но сейчас из уютного гнёздышка это место больше стало похоже на притон. Какая гадость. Икишима испытывала отвращение то ли к отцу за то, до чего докатил свою жизнь, то ли к себе за крепко въевшуюся надежду, что он изменится. Собравшись выходить и уже грезя о том, как будет неспеша идти до школы, отпуская свою боль в дыме тлеющей сигареты, как раз завалявшейся в школьной сумке, Мидари почувствовала вибрацию телефона. Что-то срочное? Включив дисплей, девушка пробежалась взглядом по сообщению от матери. — "Жду на парковке. Выходи, подвезу до школы". Попрощавшись со стоящим во рту горьким вкусом сигареты, которую Икишима уже мысленно потягивала, девушка нехотя повернула дверную ручку. Да, этим утром ей откровенно не везло и всё, что только можно, шло не по её плану. Спустившись по лестнице, Мидари вышла из многоквартирного дома. Найти знакомую машину дымчато-белого цвета с тонированными окнами не составило труда. Сев в кожаный салон, Икишима закинула школьный портфель на заднее сиденье и пристегнула ремень. Избегая зрительного контакта с матерью, Мидари смотрела в окно. — Рано ты. Думала, придётся ждать, пока ты раскачаешься там, соберёшься. — заводит непринуждённую беседу женщина, как бы закидывая удочку на дальнейший разговор. Мидари окидывает женщину взглядом: длинные тёмные волосы собраны крабиком, открывая взор на острые углы челюсти и выразительные скулы; костюм цвета красного моря идеально сидит по стройной, даже худощавой фигуре; ногти средней длины со свежим маникюром отбивают дробь по рулю, ожидая смены цвета на сфетофоре, — Кхм. У меня сейчас встреча, поэтому.. — "подвезу тебя до школы, а дома буду поздно", да-да, мам, я поняла. — отрезала Мидари, проговорив уже заученную речь, как на автомате. Вот уже четыре года они в разводе. Первые три года которых Икишима Мира углублялась в работу, поначалу — чтобы обеспечить дочери престижное образование, приличную крышу над головой, а позже трудоголизм стал способом справляться со стрессом. Любым стрессом. Да, их новый дом шикарен: дорогущая мебель с отделкой, качественная техника, вычурные, по мнению Мидари, вазы и картины, украшающие комнаты. Вот только в этом большом доме, с казалось бы, всеми закрытыми потребностями, не было уюта. Мазохистке порой казалось, что тот притон из которого она переехала ей роднее. Мидари была одна, на самостоятельном воспитании. Мама пропадала на работе, а дома отмахивалась от неё. И так несколько лет. Только в этом году, получив финансовую стабильность и подушку безопасности в виде круглой суммы отложенных денег, она стала находить больше времени на дочь. Не слишком ли поздно? С тоской в глазах поглядывая на дочь, Мира пыталась снова. Снова и снова. — Как всё прошло? — спросила женщина, поглядывая то на дочь, то на дорогу. — Как обычно. — отмахнулась Мидари, не давая и малейшей надежды на длительный разговор. Продолжая смотреть в окно за меняющимися утренними пейзажами и плывущими облаками, девушка прислонила висок к стеклу, привычно широко расставив ноги. — Не сиди так, сколько раз говорила. — робко сделала замечание женщина. — Тебе не кажется, что меня уже поздно воспитывать? — процедила Икишима, — На работе командуй. Ты там вроде как та ещё шишка. — Да как ты.. — вдруг вскипела Мира, собравшись уже делать наставления. Вдох-выдох. Нельзя срываться. Не время для ссоры. Тем более, Мидари права. Для воспитания поздно. Проехав в тишине несколько минут, женщина закинула ещё одну удочку, — Ты голодная? Можем заехать в кафе, взять перекус тебе в школу. — Нет. Мне нельзя опаздывать. — сухо ответила Икишима. Мира хотела завести лекцию о том, как важно регулярно питаться, но смолчала, ожидая получить в ответ лишь вспышку гнева. Она была успешна. В работе, в глазах коллег — пример для подражания. Но не для дочери. Списав на то, что сейчас не время, Мира решила, что позже попытается потом. Обязательно попытается. Надежда ведь есть? Поездка проходила в тишине. Долговязой, и громкой тишине между, казалось бы, не чужими людьми. Мысленно успокаивая себя тем, что скоро окажется в школе, займётся комитетом, студсоветом, отвлечётся от всего, что накопилось, Мидари продолжала смотреть в окно.***
Собрание студсовета, поставленное посередине учебного дня. Такая же скукота, как и первые три урока. Тянущаяся, как пожёванная жвачка болтовня совершенно не интересовала Мидари. Подкинули работёнки в виде пары неплательщиков и дали указания. Всего-то. Теперь ещё в лучшем случае минут 40 слушать остальную поебень. Впрочем, Икишима даже не вслушивалась. «Финансы.. Бла-бла-бла. Студсовет.. Бла-бла-бла». Как им самим не тошно? Впрочем, остальным тоже было тошно, только они не показывали этого так демонстративно, как Икишима. Откинувшись на спинку стула, Мидари смотрела в потолок. Огромный аквариум, стоящий у одной из стен, оставлял причудливые блики на поверхностях комнаты. Цианово-голубой свет воды, которую регулярно меняли, заботясь о комфорте плавающих в нём рыб, падал на потолок, пол, стены, бросал на них сеть узоров от воды. Мидари с крайне скучающим видом глядела то на потолок, то на разнообразие рыб и прочих морских созданий, живших в этой искусственной имитации их естественной среды обитания. Каждая минута, проведённая здесь тянется бесконечно долго. Сползая по спинке стула вниз, Икишима маялась, как гиперактивный ребёнок, которого заставляют смирно сидеть на уроке. Сидящую рядом Руну медленно иссякающее терпение Мидари забавляло. Не выпуская из рук джойстик с какой-то новой игрой, которую девушка, как и все прошлые, пройдёт за рекордные сроки, Йомоцуки загадывала, насколько же Икишиму хватит на этот раз? Посидит ещё минут 10 и свалит? Да, терпеливости Мидари можно только посочувствовать. — Держись, Мидари-чан, нья-ха-ха, — садистически рассмеялась Руна. Саяка бросила предупредительный взгляд на блондинку в кигуруми, прервавшей своим смехом речь президента. Но что-то всё же не давало ей покоя. Мидари никогда не проявляла энтузиазма к собраниям, если информация не относится на прямую к ней и её обязанностям в комитете. Либо лениво листала ленту в телефоне, либо вовсе уходила с самого начала. Но сейчас что-то было не так. Стоя наблюдая за всем советом и Икишимой в том числе, Игараши приметила, что у той как будто нет сил даже уйти. Обессилена с самого начала дня. Проблемы в комитете? Нет, тогда бы она об этом знала. Не клеится с учёбой? Умоляю, для Мидари она на последнем месте по важности в этой школе. Что-то с ней происходило и Саяка не имела и малейших предположений к этому. Саяка, которая обычно знала всё и про всех. Столкнувшись собственным обеспокоенно-изучающим взглядом со взором Икишимы, девушка прекратила пялиться. Желание наполнить обжигающим дымом лёгкие росло в геометрической прогрессии. С самого утра ужасно хотелось курить. С самого утра всё шло по одному месту. Подёргивая коленками, мазохистка едва не считала секунды до конца этого чудесного мероприятия. Саяка наклонилась, кратко прошептав что-то неразборчивое Кирари на ухо, после чего президент вопросительно посмотрела на секретаря. — Собрание окончено. Юмемите, Маньюда, вас попрошу остаться. Хвала богам. Наконец-то ей повезло. Открылось второе дыхание. Вскочив со стула, Икишима быстрым и привычно-размашистым шагом направилась к выходу. Мидари взглянула на дисплей телефона. Время есть. Коридор, лестничный пролёт, гардероб и, наконец, порог школы. Вдохнув полной грудью воздух, мазохистка вышла к самим воротам, заходя за каменную арку. Излюбленное место её и её свиты. Икишима оглянулась, чтобы убедиться, что на горизонте всё "чисто" и начала рыться в сумке, доставая заветную никотиновую палочку вместе с зажигалкой. Буквально следом за Мидари выскочив из кабинета в коридор, Игараши даже опомниться не успела, как потеряла девушку в толпе учеников, вышедших из классов на большую перемену. Досадливо прижав ладонь ко лбу, Саяка думала, что могла бы предпринять. Самой разговаривать с Мидари бесполезно: её беспокойство мазохистка не оценит. Их общение держится только в рамках студсовета. Нужно узнать у кого-то, кто к ней ближе. Думай, думай, думай. — Игараши, — вдруг послышался голос со спины. Блондинка, ростом приблизительно с Саяку, стояла у класса студсовета, сжимая в руках учебники. Вьющиеся к низу светлые волосы, отросшие чуть ниже плеч, немного электризовались от вязанного красного кардигана, который девушка носила вместо пиджака, из-за чего ученица к концу дня вовсе напоминала одуванчик. Негустая, слегка завитая чёлка едва не падала на большие тёмно-зелёные глаза, как у оленёнка, взгляд которых сейчас такой же обеспокоенный, как и у Игараши. Сугияма Энни. Точно. Она вечно вьётся рядом с Икишимой, она то ей и нужна. — скажи, ты не видела Мидари? Мне бы отдать ей пару книг. — Она только что вышла с собрания, но я не знаю куда. — призналась Саяка. Энни вежливо улыбнулась, вот-вот собираясь прощаться, как Игараши продолжила. Тон голоса из вкратчивого и уверенного стал тихим и заговорщическим, — Возможно, это не моё дело, но ты не знаешь, что у неё случилось? Сидела, как убитая. — А ну, — Энни замялась, приглаживая рукой непослушные пряди блондинистых волос. Может, она и знала, но не знала, что из этого Саяке стоит знать. Как сложно. — догадываюсь. Ты не видела, куда она ушла? Стоило Саяке неопределённо махнуть рукой в сторону коридора, как Сугияма тут же направилась с общим потоком людей к лестнице. Бросив пару слов на прощание, девушка так же, как и Мидари, слилась с толпой. Проводив девушку взглядом, Игараши вернулась в кабинет совещаний, решив, что расспросит её потом. Поворот за поворотом, коридор за коридором, блондинка рассекала пространство огромной академии, строение корпусов которой напоминало запутанную паутину. Но она знала, где искать. Тем более знала, где она может быть, когда её настроение ниже плинтуса. Одного маха руки Игараши в неопределённом направлении достаточно, чтобы Энни вспомнила про то место. Пройдя сквозь весь двор Хьяккао к воротам, из-за каменной арки показалась широкая спина в вишнёво-красной жилетке. — Привет. — Блять! — дёрнулась Икишима, резко повернувшись к источнику звука. Взор лимонно-янтарного глаза опустился на блондинку, смотрящую снизу вверх. Разница в росте не много не мало 10 сантиметров. Мидари чуть сильнее сжала между пальцев сигарету, которую секунду назад чуть не выронила, — Напугала меня. — Прости, — потупила взгляд в асфальт Энни. Точно. Книги. — Вот, возьми. Пока не забыла тебе вернуть. Спасибо ещё раз. — Угу. — не выпуская из рта сигарету, Икишима взяла пару толстых учебников одной рукой и открывала портфель другой. Наконец, справившись с задачей, Мидари снова зажала между пальцев сигарету. Энни молча наблюдала за ней, как заколдованная, забыв о недавней встрече с Игараши. Как длинные пальцы с обтрескавшимся фиолетовым лаком удерживают никотиновую палочку. Обкусанные губы разомкнулись и мазохистка выпустила из лёгких дым. Взгляд жёлтого глаза из под густо накрашенных ресниц направлен куда-то вдаль. Кожа у Мидари бледная, фарфоровая. Ей так идёт густая чёрная подводка, фиолетовый цвет, горько-сладкие духи с ароматом лимонной цедры и едкий сигаретный дым, выходящий из приоткрытых губ, которые сейчас не накрашены. Икишима отстранённо посмотрела на девушку и Сугияма укололась об этот взгляд. Икишима оглядывала Энни снизу вверх. С портфельчиком в руках, выглаженной формой, вся такая расхорошая пай-девочка отличница. Прям божий одуван. Аж тошно. — Ты ещё здесь? — спросила мазохистка, после чего сделав очередную затяжку. От внимания Энни не ускользнуло, с какой жадностью Мидари припадает к сигарете. Что-то точно случилось. — Разве я мешаю? — замялась блондинка, но явно не собиралась уходить. Мидари недовольно цокнула. — Не ной потом, если твои шмотки пропахнут дымом. Вон как морщишься. — А вот и не морщусь! — запротестовала Энни, подавшись вперёд. Не тут то было. Решив поразвлечься, Мидари выпустила никотиновый дым намеренно в лицо девушке, от чего та уже действительно начала морщиться, словно в неё прыснули водой. Икишима хрипло засмеялась. Дразнить Сугияму время от времени просто необходимо, чтобы не расслаблялась и, более того, даже забавно. Отмахнувшись от дыма, девушка обиженно посмотрела на Мидари, закипая, как чайник, а потом заметила: взгляд подобрел. Ладно. Если она подняла ей настроение, то всё не так плохо. Подловив момент, Энни снова подала голос, — ты же была у отца на выходных? — Ну, и? — Как прошло? — спросила Энни. Мидари вздохнула, зная, что с кем, с кем, а с Сугиямой от этой темы она увиливать не будет. Всё же, они довольно близки, хоть и отношения между ними совсем неоднозначные. Но диалог, поддержка, взаимопомощь — неотъемлемая часть их общения. — Так себе. Вчера навешал мне лапши на уши, что исправляется, в АА ходит, весь такой примерный. Ночью встала воды попить и увидела, как снова к бутылке тащится. Зам по пиздежам. — сделав очередную затяжку, Икишима продолжила, — А утром мать до школы подбросила, всё с расспросами лезла. Что да как. Не пропадай она на работе 25 часов в сутки, может, я ей и рассказала бы. — Оу, — собиралась с мыслями Сугияма. Они были близкие, но вместе с тем такие полярные. Не только внешне ощущался контраст, но и в характерах девушек. Терпению Энни в противовес шла горячность Мидари, рассудительности — импульсивность, некоторой зажатости первой — абсолютная уверенность и раскрепощённость второй. И подобное можно перечислять бесконечно. Тема проблем не была исключением. Энни не сталкивалась с тем, через что прошла Икишима, но всей душой хотела её поддержать, помочь. Хоть слова и не сразу клеились. — Он взрослый человек. Ни ты, ни твоя мама на него уже не повлияете, он сам в состоянии поставить себя на ноги, если захочет. — Пф. Не захочет. — горько усмехнулась Мидари, перебив. — Возможно. Но это его ответственность. А тебе, как бы это не звучало странно, ведь он твой отец, нежелательно и даже опасно находиться с ним. Он не ребёнок. Даже если он ещё больше ударится в спиртное, то это не твоя ответственность. — Нахмурив брови на слове "спиртное", Мидари выдохнула пар, закивав. Сложно было не согласиться, хоть правда была такой же горькой, как послевкусие её сигарет. Уверенности у Энни появилось немного больше и она продолжила после одобрения, — А мама.. У неё ведь сейчас больше времени на тебя, так? — К сожалению. — очередная колкость, благо, не в адрес Энни. Без едких фразочек речь Икишимы не обходилась, но Сугияма уже привыкла к этим "шипам". — Может, дать ей шанс? — мимо. Это попадание в "морском бою" их диалога оказалось ошибочным. Мидари закашлялась от услышанного. Прикусив язык, Энни уже представляла, что сейчас будет. — Дать ей чё? Шанс? — губы искривились в непонимании, отвращении, буквально выплёвывая последнее слово. Вернуть слова уже нельзя, увы. Наспех Сугияма придумывала, как умерить пыл мазохистки, характер которой временами напоминал бомбу***
Пустеющие коридоры, выбредающие из академии измотанные школьники, больше напоминающие зомби, подъезжающие к воротам дорогие машины серьёзных шишек, устроивших своих детей в престижную школу. Привычная картина подошедшего к концу учебного дня. Стоя у ворот и тоскливо поглядывая то на цацки чужих богатеньких родителей, то на толпу школьников, Мидари выискивала знакомую светлую макушку. Её свита уже разбрелась по домам, а она, как собачка на привязи, осталась ждать ту, что обещала прогуляться с ней после занятий. Впрочем, долго ждать не пришлось. Энни вышла за порог школы и, встретившись с Икишимой взглядами, ускорила шаг. — Ждёшь кого-то? — поглядывая на машины, спросила Энни. — Не-а, только тебя. — хмыкнув, Сугияма осторожно взяла Мидари под руку, словно спрашивая разрешения. Не получив возражений, девушка сжала чужой локоть в своём чуть крепче, уверенней, после чего они вместе направились вдоль школьного двора. Маршрут их прогулок после учёбы привычный и оттого приятный: усеянные деревьями аллеи, небольшой магазинчик сладостей на окраине города, лавочка и обратная дорога, обычно растеливающаяся по лёгкому вечернему мраку. Однако, в этот раз Энни решила внести новизны. — Ты торопишься домой сегодня? — внезапно для Икишимы спросила Сугияма. — Не особо. Мать приедет поздно, как всегда. Торопиться-то не к кому, — почесав затылок, ответила мазохистка, — а что? — У меня есть идея, но для этого надо сменить маршрут. — как-то хитро приговаривала Энни. Тёмные зелёные глазки вдруг заискрились, как бы Сугияма не пыталась это скрыть под ресницами. Что-то задумала. — И куда пойдём? — Ко мне домой, как смотришь? — улыбаясь, спросила Сугияма. Энни знала, что она не откажет. Знала, как сильно Мидари не хочет возвращаться в пустую квартиру после их прогулки. Знала, потому что её дом не первый раз становился убежищем Икишимы от гнетущих мыслей и Сугияма добровольно брала её под своё крыло из раза в раз. В очередной раз. — А, ну.. — замялась мазохистка, потупив взгляд в асфальтированную поверхность, — Я твоим родокам уже глаза мозолю, не? На прошлой неделе раза три у вас оставалась. — Брось ты! — воспротивилась Энни, — Папа в командировке сейчас, а маме ты очень нравишься, хоть вы и не общались, — Икишима недоверчиво цокнула, — правда-правда. — по-детски затараторила Сугияма, — Так что, пойдём? — Ну, раз так, — сдалась она, без особого сопротивления, — пошли. Дальше всё почти рутинно. Дорога до автобусной остановки запомнилась Мидари так, словно они ехали к ней домой, а не к Энни. Недолго подождав транспорт, девушки сели в полупустой салон. Удивительно для вечернего времени, когда основной поток людей мчит домой с работы, набивая любой транспорт как шпроты в банке. Поездка протекала спокойно, неощутимо. Ехать чуть больше получаса, хотя Икишима этого времени вовсе не ощущала. Сугияма уступила девушке место у окна, зная, как она любит высматривать животных, иногда гуляющих по залитым светом полянам, опушкам реденьких пролесков. Пейзажи за окном менялись, плавно перетекая с одного на другой. Расслабленно наблюдая то за густой растительностью и покачивающимися на ветру кронами деревьев, то за озером, отражающим в своей глади небо с облаками, девушка не заметила, как они уже подъехали к частному сектору. Тропинка от остановки, пара низких домов, калитка и вот он, огромный коттедж. Громоздкое здание с ломаной двускатной крышей с фронтоном отделано силикатным кирпичом светло-абрикосового цвета с тёмно-коричневыми вставками по углам и вокруг окон. Чем ближе подходишь, тем меньше и незначительней ощущаешь себя в сравнении с этим сооружением. Дворик перед домом усажен кустовыми цветами. Поодаль лавочек находился уже пожухлый домик на дереве и качели, на которых Энни каталась в детстве. Такие старые, но родные элементы двора даже не думают убирать. Отворив толстую входную дверь, Сугияма робко зашла в дом. — Мы пришли! — во время поездки Энни уже успела предупредить маму о гостях. Поманив рукой Икишиму, чтобы та быстрее заходила внутрь, девушка начала разуваться. Прихожая выглядела в разы уютнее внешней стороны дома. Полы, шкаф и комод из благородных пород дерева глубокого красно-коричневого цвета указывали на статус хозяев. Деревянные предметы мебели украшены изящной резьбой, компенсирующей их громоздкость. Настенные светильники, имитирующие подсвечники, располагались по обе стороны от широкого зеркала с позолоченной багетной рамой, висящего над увесистым комодом, на поверхности которого стояла аккуратная стеклянная вазочка с сухоцветами. Старомодный интерьер, нарушающий все каноны традиционного японского стиля соседских домов, пронизывал дом своеобразной теплотой с ноткой напыщенности. Запах дорогих сигарет, аромат повисшего в воздухе облака туалетной воды с бергамотом и жасмином, чёрные Jimmi Choo на высоком каблуке, оставленные у порога. Всё это лишний раз напомнило Энни, что мама дома. — Проходи в комнату, я сейчас приду. — девушка направилась налево по коридору, на кухню. — А точно.. — Ну конечно можно, иди. — эдаким "громким" шёпотом ответила Энни, предвидев вопрос. Коридор выходил в просторный холл с лестничным пролётом на второй этаж. Там комната Сугиямы. Справа по коридору. Мидари так часто тут бывала, что и без единственного глаза нашла бы дорогу. Дверь в кухню медленно приоткрывалась. Осторожно, явно опасаясь, Энни вошла в комнату максимально беззвучно. Небольшая кухня преимущественно в кремово-белом цвете так же украшена сухоцветами: гербарии на стенах, букет в стеклянной вазе на столе. Слева — кухонный гарнитур и небольшая барная стойка, справа — круглый столик за которым, облокотившись спиной о стену, сидела женщина, лениво перелистывующая страницы какого-то журнала. Густые, длинные кудрявые волосы чёрными, как смоль, копнами спадали с плеч на грудь. Такая «грива», которой можно только позавидовать, не давала разглядеть лица сбоку. Увы, в генетической лотерее волосы Энни в отца — светлые и тонкие, едва вьющиеся. Складки домашнего, но вычурного бордового атласного халата с золотистым узором спадали на пол, словно стекая по античной скульптуре. Старомодность. Помпезность. Искусственность. Те же высушенные цветы, давно отдавшие свои яркие краски при жизни, мелькали на каждом углу в доме. Терпкий аромат до боли знакомых духов с новой волной окутывал силуэт. Повернувшись к девушке лицом, женщина вопросительно окинула её взглядом таких же глубоких зелёных глаз. Кожа бледная, скульптурная. Черты лица мягкие, точно как у Энни: пухлые щёки и острый подбородок. И выглядит достаточно молодо. — Если что, мы будем в моей комнате. — руки сминали костяшки пальцев за спиной. Энни старалась говорить уверенно, но по невербальным признакам чувствовалось, что она дрожит, как осиновый лист, стоя в проходе. Словно готовится защищаться. — Ясно, — лениво, с грацией домашней кошки перевернув страницу, протянула женщина, — всё невестку свою водишь к нам. — Мама! — подала голос Энни, да так, что и дверь не стала преградой такому громкому возгласу. Тут же стало стыдно. Тепло накрыло щёки, — Почему ты снова так её называешь? — А почему не могу? — картинно надув губы, переменилась она в лице, дразня. Ухмыльнувшись как лиса, она продолжила, — Вон глазки как забегали. — Мы уже это обсуждали. Мы просто близки и хорошо дружим. — слово "близки" приятно прокатилось по языку. Близки, действительно. — Дружите? — она явно знала больше, чем предполагала Энни. Гораздо больше. — Ну-ну. Впрочем, ладно, если дружите. Хоть кому-то тебя можно доверить. — снова вернувшись к вяло-безразличному тону, женщина перелистывала журнал дальше, словно и не съязвила сейчас. Поморщившись от этого "доверить" Энни почувствовала, как начала закипать внутри. Вот она. Сплошные провокации. Выдохнув, девушка всё же проглотила. Тут она бессильна. — Рада, что хоть кто-то из моих друзей тебе нравится. — перевела тему Сугияма. — Когда мне понравится кто-то из твоих друзей, я тебе обязательно дам об этом знать, милая. Такую вечеринку тебе устрою. — удивительно, как женщина могла совмещать в одном предложении сразу игривость, ласковый тон и едкий сарказм, при этом говоря всё это очень сладко. К слову, мама Энни не имела длительной постоянной работы, пробуя себя то тут, то там. В данный момент, как раз, занималась организацией торжеств. Так что даже очень хорошо зная свою маму, Энни не могла сказать, сколько в этой шутки правды. Надеясь, что она отчиталась перед ней по полной программе, девушка поджала губы, а потом вежливо улыбнулась. Это позади. Это пройдёт. Это закончилось. — Я пойду тогда, невежливо заставлять ждать. — Постой, — отложив журнал на столик, женщина села в пол-оборота. Плохой знак. — подойди-ка. — обречённо вздохнув, Энни повиновалась. Начнёт спорить, то быстрее закончится день, чем чужая обида. Ещё сильнее развернувшись в сторону Энни, не вставая со стула, женщина положила руки на плечи Энни, театрально-возмущённо скривив лицо. Взгляд бегал то по складкам формы, то по снова наэлектризовавшимся непослушным волосам из-за вязанного кардигана. Ладонь опустилась на блондинистые локоны, приглаживая их и укладывая за плечи. — Носи ты пиджак, а не это шерстяное чудо, выглядело бы лучше. Ну, ладно. — последний раз оглянув дочь, руки прогладили чужие предплечья, прежде чем отпустить. — Твоя мм.. Подружка не хочет со мной поздороваться? Уже как постоянная гостья. — Энни сощурила глазки. То, что для обычного человека являлось актом вежливости, для её мамы — представление. Её личное представление, где она в главной роли. — Если на этом всё.. — Безусловно! Ну же, приведи её ко мне. — сколько хитрости было за этой улыбкой, словами не передать. Оставив напоследок очередной глубокий и самый обречённый на сегодня выдох, Энни вышла из кухни. Поднимаясь по лестнице, девушка проклинала всё, что можно. Ну почему они просто не могут быть вдвоём? Легонько похлопав себя по щекам, Сугияма собиралась с мыслями. Сейчас нужно думать, как сгладить все возможные углы. Характер её мамы напоминал грозу: неизвестно, попадёт в тебя молния или ты отделаешься каплями дождя, а может и вовсе тучи разойдутся. Нужно подготовиться. Постояв какое-то время перед дверью в свою комнату, девушка повернула дверную ручку. Икишима, будучи здесь далеко не в первый раз, по-барски полу-сидя развалилась на чужой кровати, расположенной посередине комнаты. Милый интерьер, просторные окна, плюшевые игрушки, гирлянда, всё это знакомо с детства и как будто не сильно менялось со временем. Встав напротив кровати и поймав на себе озадаченный взгляд Мидари, без слов ощутившей напряжение Энни, девушка уперлась руками о свои бока, вставая в стойку. — Ты мне нужна сейчас. Встань. — Прям сильно нужна? — лукаво улыбаясь, едва не промурчала Мидари, но Энни не разделила с ней этот настрой. Раздражительно надув губы, девушка продолжала стоять на месте, всем видом показывая, что ей не до шуток. — Ладно-ладно, — с неохотой поднявшись с мягкой постели, мазохистка скрестила руки на груди, — теперь что? Без слов подойдя к Мидари вплотную, девушка оглядывала её снизу вверх, словно присматривала себе новую вещь с манекена. Всмотревшись в глубокий вырез расстёгнутого на несколько пуговиц верха рубашки, Энни, обхватив воротник пальцами и едва касаясь шеи, расправляла его. Икишима ничего не говорила. Молча наблюдала из интереса, что будет дальше. От воротника руки спустились к пуговицам и начали их быстро застёгивать. — Я привыкла, что их обычно расстёгивают. — отшутилась Мидари, на что Сугияма тихо цыкнула. Темп был нервный, спешащий. Ладошки разглаживали складки на жилетке, поправляли юбку, как бы спуская её чуть ниже. — Хочешь меня облапать, так и скажи, чего мелочиться. — продолжала подшучивать Икишима, дожидаясь, когда девушка сама объяснится. Дразнила, забавлялась реакции, спешке. А Сугияма всё молчала. Взяв Мидари за запястья, Энни распрямила её скрещенные на груди руки. Взор опустился на бинтованные руки, неряшливо задранные рукава. Мазохистку напрягло даже не это. Сугияма так пристально и серьёзно рассматривала чужие руки, что по спине длиннющей сколопендрой пробежал мимолётный страх, тревога. Она никогда не смотрела так. Она смотрела на неё её глазами. Когда Сугияма начала спускать края задранных рукавов, терпение Мидари с треском лопнуло, осколками раня всё живое рядом. Одёрнув локоть, как от огня, Икишима взъелась: — Объясни хотя бы, что делаешь. Че это за цирк с конями начался сейчас? — шутки кончились, как и терпение. Ох, ты даже не представляешь себе, какой цирк ждёт тебя дальше. — Мама хочет с тобой пообщаться. — достаточно серьёзным и вкратчивым тоном ответила Энни, находящаяся ещё в большем напряжении, чем Икишима. Разница только в том, у кого больше терпения. Девушка опять взяла Мидари за руку, уже более нежно, и продолжила расправлять рукава, ощущая, как сопротивление ослабевает. — И? Нужно готовиться как к приёму у английской королевы? — требуя ответа, возмущалась Икишима. Энни остановилась, осознав всю грубость и сумбурность ситуации. — Послушай, — тон сменился на мягкий, уговаривающий. — ты кое-чего не знаешь. — правда в том, что Энни и сама не знала, как объяснить некоторые вещи. Вещи, которые являлись обыденностью для их семьи, о которых забывали, приняв за данность. Но другим это трудно понять, как и другие странности, не выходящие за пределы громоздких стен коттеджа. Сугияма знала, ей это необходимо постараться объяснить, потому что прятать за ширмой уже поздно, — моя мама очень зациклена на внешности. Я не знаю, с чем это связано, но она сильно судит по обложке. Ты поймешь, о чём я, когда пообщаешься с ней. — Мидари, правда, ничего сейчас не понимала. Внешность? Знакомство? Всё свалилось в одну кучу. — А, ну, — редкий случай, когда острая на язык Икишима не знала, что сказать. Однако сопротивляться перестала, дав одёрнуть и застегнуть рукава, как полагается, — и что будет, если я не понравлюсь? — задала она вопрос, который, на удивление действительно волновал. — Нет-нет, такого не будет. — уверенно сказала Энни, финально оглядев Мидари. — Просто доверься мне, хорошо? — Ладно, — вздохнула она, задрав голову, — давай тогда быстрее с этим покончим. И её желание тут же исполнилось. Мазохистка моргнуть не успела, как её взяли за запястье и повели вниз по лестнице. Даже не сообразив заранее, что можно сказать, девушка уже оказалась у двери. Энни не отпускала её руку. Женщина сидела за тем же столиком, явно выжидая "добычу". Журнал без дела лежал на столе, уже не интересуя маму Энни. Сейчас будет развлечение куда интересней. Лучезарно улыбаясь и смотря на ничего не понимающую Мидари, мявшуюся в проходе, брюнетка встала со стула, за два шага преодолела расстояние между ней и гостьей. Поприветствовав друг друга в одзиги, женщина, не переставая улыбаться, махнула рукой в сторону столика. — Присаживайся, Икишима, верно? — Мидари кивнула и послушно села за соседний стул, а Энни, словно телохранитель, встала прямо позади неё. Женщина затараторила так, словно внутри неё ключом бил фонтан энергии, — Сугияма Эико, приятно познакомиться. Прямо нарадоваться не могу, что Энни мне хоть кого-то из своих подружек познакомиться привела, а то почти ничего не рассказывает мне, ну представляешь? Вот как так можно, а? — сделав наигранно-встревоженное лицо, возмутилась Эико, на что Энни лишь закатила глаза. Для неё это очередное представление. Одно из многих, которые мама устраивала при гостях от нечего делать. Вы посмотрите, при разговоре с дочерью умирала со скуки, а тут вся расцвела! — И мне приятно познакомиться.. — только и смогла вставить Мидари в этот поток слов. Сказать, что под таким пытливым, изучающим взглядом она чувствовала себя некомфортно, не сказать ничего. Хотелось сбежать, раствориться в воздухе, но только чтобы на неё не смотрели. Не смотрели так. — Вот ты рассказываешь родителям о друзьях? Делишься с ними? Энни бы взять пример с кого-то в этом. Оу, — прикрыв рот ладошкой и опустив руку обратно на стол, женщина вдруг сочувственно взглянула на мазохистку, — правда, я знаю, у тебя сложная ситуация, так? — Мама! — возмутилась Энни, — Она не обязана тебе на это отвечать. — Ох, ну, конечно не обязана. — с прежним артистизмом продолжала Сугияма, — Конечно-конечно. Но в этом нет ничего такого, знаешь, я в 15 лет около полугода жила у подруги, потому что поругалась с отчимом. Ужасный человек, ужасный.. Поэтому просто знай, — неожиданно для Мидари, которая, как ей казалось, уже ничему не удивиться, руки женщины вдруг накрыли её собранные в замок ладони, — нам совсем ничего не жалко, будь как дома! Энни хотелось провалиться сквозь землю. Даже не так, провалиться и оказаться где-то на другом конце планеты, солнечной системы, вселенной. Где угодно, но не здесь. Продолжая жестикулировать маме, чтобы та прекратила Сугияма параллельно продумывала, как извиниться перед Икишимой. Ох, даже не видя её лица, она представляла её удивление, шок, непонимание. Какой стыд, какой стыд. — Спасибо, конечно, — внезапно спокойно ответила Мидари, хотя её единственный глаз по прежнему был широко распахнут от удивления, — я ценю ваше гостеприимство, Сугияма-сама. Сугияма-сама? Что это ещё такое? Тут уже впала в ступор сама Энни. Мидари даже в студсовете не обращалась к тем, кто старше её в уважительной форме, а тут.. Она хочет ей понравится? Она напугана? Что происходит? Сугияма не знала, что и думать, недоумённо смотря на Икишиму. Напряжение возрастало, но уже не между Мидари и Эико, а исключительно внутри Энни. — У вас, кстати, прекрасный дом, — Чего? "Прекрасный дом"? Да что на неё нашло? Энни продолжала впадать в ступор, а её мама, напротив, прямо таки расцвела, снова сложив руки перед собой и окинув Мидари доброжелательным взглядом, — Европейский стиль, верно? Очень выделяется среди остальных в этом районе. — Да-да, верно! — заискрилась Эико, как бенгальский огонь, прямо распыляясь в гордости, а Мидари, тем временем, чувствовала себя более комфортно. Сев в привычную ей позу, она глянула на сзади стоящую Энни, опрокинув голову, довольно ухмыляясь и выражая, что уж кому кому, а ей защита не требуется, — Неужели ты нашла себе подругу со вкусом, Энни? Никто из гостей не обращал на это внимание. Так невежливо! Если бы я увидела подобное у кого-то, то подметила бы. А всё дело вкуса, дело вкуса.. — женщина ненадолго задумалась, устремив взгляд куда-то в пол, а потом снова, словно обдавшись новым зарядом энергии, посмотрела на Икишиму, — Энни говорила, ты состоишь в студсовете. Как оно? И тут Мидари ощутила себя так, словно в её руках все возможные козыри одновременно. Тут точно есть, чем хвастаться. — А, да. Я глава комитета по благоустройству, — откинувшись на спинку стула и закинув на неё локоть, пока другая рука расслабленно лежала на столе, спокойно произнесла Мидари. Эико кивала на каждое слово и моментально давала реакцию мимикой, — обязанностей, конечно, полно: сбор долгов, перевоспитание неблагонадёжных студентов, а также безопасность и уход за окружающей средой. Благоустройство же включает в себя буквально всё, что обеспечивает нормальную жизнь, комфорт. Я, конечно, поначалу не знала, справлюсь ли, но дела идут хорошо. Врушка! Да плевать тебе было на твои обязанности, ты так спонтанно получила эту должность! Мысленным возмущениям Сугиямы не было конца. Но, судя по довольной реакции матери, эти сладкие речи имели свои плоды. В немом удивлении продолжая наблюдать за этим, Энни заметила одну интересную вещь. При разговоре почти со всеми её мама не находила себе места: активная жестикуляция, мимика, смена тона голоса. Всё это излучало артистизм. И, по мере длительности их диалога, Сугияма заметила, как Мидари отвечает тем же, активно жестикулируя и внимательно слушая. Является частью этого "представления", но не затмевает "главную звезду". Быстро же сообразила, чертовка. — Вот оно как! — ахнула Эико, — Знаешь, сначала у меня сложилось такое паршивое мнение о вашем студсовете. Но ты, конечно, производишь совсем иное впечатление, скажи же, скажи? — обращалась она уже к Энни, словно Мидари и не сидела рядом, — Она мне все равно нравится побольше той пластиковой куклы. Как её звали? Имя такое забавное, правда как у кулолки.. Ю-Ю.. Не помню. — Юмеми. — огорчённо ответила Энни, закатывая глаза на то, что мама теперь переключилась на хорошую подругу её дочери. — Да! Она! — снова оживилась Эико, вернувшись к Мидари, — Вот и что она там делает? Такая странная. Но ты мне нравишься гораздо больше, однозначно. — Мидари прямо таки расплылась в ухмылке, довольно слушая похвалу в свой адрес, — Сразу видно, что ученица Академии. Теперь мне хоть спокойнее, что у вас там есть кто-то нормальный. — не удержавшись, Энни прыснула в кулак от смеха. Нормальный, как же. Видела бы ты, что в её сумке. Неодобрительный и даже суровый взгляд матери тут же начал прожигать насквозь, — А ну! Что это такое? Вот что мне с ней делать? — с наигранным драматизмом продолжала она, вгоняя Энни в краску, — Ты уж подай ей пример, как старшая. А то из её окружения, по моим наблюдениям, одна сплошная безнадёга. — Да-да, обязательно буду её наставлять. Энни, тихо стоящая сзади, не то что сгорала от стыда, а уже истлела, оставив после себя едкий дым и несколько обуглившихся кусочков, обречённо валявшихся на земле и дожидавшихся момента, когда воссоединятся с ней, сгнив. Как бы хороша, красива, успешна и умна я не была мама всегда найдёт, за что пристыдить, кого поставить в пример. Сколько можно уже возвышаться надо мной? Она что, конкурентку во мне видит? И параллельно с этим в груди, под рёбрами, закипал вулкан злости на всё. На Эико, на Мидари, на эту пьесу, в которой Энни — антигерой, главный антагонист и одновременно с тем декорация. Благо, мучениям настал конец. — Ладно, девочки, отдыхайте. — сказала Эико, поднимаясь из за стола, — и нечего ютиться в комнате Энни, идите вон в гостиную, телевизор посмотрите. Только не громко, я пойду в спальню, вздремну. От этой мигрени ничего почти не помогает, будь она неладна. — Хорошо, мам. — спокойно сказала Энни, пока в голове раздавалось оглушительное «ты и есть одна сплошная мигрень». Гостиная, находящаяся перед кухней рядом с лестничным пролётом, просторна. Светло-зелёные стены, длинные шкафы и изумрудного цвета диван с такого же цвета пуфиками, стоящими по обе стороны от него, выглядели уютно, но, как и остальной дом, искусственно. Мягкий ковёр приятно расстилался под ногами, а в обивке дивана, Икишима готова раствориться. Снова приняв положение полу-лёжа, вытянув вперёд длинные ноги, Мидари заметила, как Энни робко села на противоположную сторону дивана, держа в руках пульт и смотря в одну точку. Молчание. Икишима собралась уже сама нарушить тишину, как прозвучал скрип щеколды закрывающейся двери на втором этаже и Энни тут же повернулась, убедившись, что мама их не побеспокоит. — Ну, и что это было вообще?! — возмутилась Сугияма, держа в руках пульт так, словно точно хотела им хорошенько пальнуть. — А что было? Мы мило пообщались с твоей мамой. — совершенно расслабленно говорила Мидари. Вы на неё поглядите. Сама невинность! — Что за рассказы о заботах в студсовете? Мне по-подробней расскажи, а то я что-то в первый раз всё это слышу. — вспыхнула Энни. От матери ей передалось гораздо больше, чем только черты лица и рост. Хоть обычно девушка спокойна и сдержана, но не менее яркие эмоциональные вспышки могла выдать не хуже мамочки. Правда этот артистизм был больше забавным, чем угрожающим. Таким, формирующимся и не окрепшим, — И что за «буду наставлять»? Меня кто-то спросил вообще? — Постой-постой, — Мидари полностью развернулась к девушке, закинув левое колено на диван, — ты думаешь, я врала? — Приукрашивала. — Ну, смотри тогда, — выставив ладонь, Икишима принялась загибать пальцы. Энни продолжала сидеть боком «по ту сторону баррикады», изредка поглядывая, — из студентов долги выбиваю? Выбиваю. Лилии президента поливаю? Поливаю. В саду убираюсь? Убираюсь. Так, че там дальше.. А. Ну, с наставничеством может и загнула, ухе-хе-хе. Но какая разница? — посмеивалась Икишима, только забавляясь реакции Энни. Пока что забавляясь. — Никакой, конечно. — сердилась Сугияма, скрестив руки на груди вместе с пультом, плотно сжатым в одной из ладоней. Смешно раздувая ноздри, чем напоминала Мидари мультяшного кота, Энни возмущалась. И возмущение её росло по мере того, как несерьёзно Икишима его воспринимала, — Откуда эта чрезмерная вежливость? В школе я что-то ни разу не слышала, чтобы ты к кому-то настолько уважительно обращалась. Похвала, дома, жесты. Ты такой манипулятор. — последнее предложение слетело с уст беззлобно, на выдохе, но достаточно серьёзно. Мидари нахмурилась, раскинув руки в непонимании. — Эй, Энни, алё! — Икишима защёлкала пальцами правой руки, пока левая лежала вдоль спинки дивана. Энни тут же отвернулась. — Ты же сама хотела, чтобы я ей понравилась, не так разве? Ну, скажи, не так? — Сугияма молчала. А Мидари, не получая отдачи, разгонялась ещё больше, пуще доказывая свою правоту, — Я всего лишь поспособствовала этому без твоей помощи. — Очень хорошо. — наконец, отозвалась Энни, — Нет общих тем для разговора с моей мамой? Не беда, можно просто вместе начать меня попрекать. — с нешуточным возмущением высказывалась Сугияма, вскипая, как маленький чайник, после добавив, — Ахренеть можно! — Энни! Не выражайся! — донеслось, в буквальном смысле, сверху. Резко обернувшись, девушки увидели маму Энни, спускающуюся по лестнице. Пока по спине Сугиямы бежал холод, как ледяной струёй окативший спину, Мидари не упустила возможности и тут шуточно подыграть в свою же пользу. — Да, Энни. Что я тебе говорила? — тут же вспомнив своё обещание "наставлять", Икишима лукаво поглядывала на Энни, как бы говоря ей "это же шутка. не более". Тем временем, мама её была явно довольна такой реакцией подруги дочери, не заметив неискренность. — Ты куда? — спросила Энни, не понимая, почему её мама, переодевшись в парадное и как всегда вычурное одеяние, спускается в холл. — Встречусь с подругой. — Эико красовалась перед зеркалом, пшикаясь любимыми духами и расправляя складки длинной плиссированной юбки из шёлка. Наконец, надев чёрные туфли, показушно стоящие у порога, женщина взяла кожаную сумку, не менее дорогой фирмы, и открыла дверь, напоследок взглянув на девушек, — А ты веди себя хорошо. Икишима, приятно было пообщаться! Оставайся у нас, сколько хочешь. — нужно быть глухим, чтобы не почувствовать разницы тона голоса по обращению к девушкам. К Энни — строгий и вкратчивый, к Мидари — любезный и дружеский. Внутри Сугиямы всё сжималось, скрипело и вскипало. С новой волной нахлынули эмоции, с которыми она стояла тогда, позади Икишимы, слыша, как её то и дело принижают. — Взаимно! До свидания. — Хлопок. Дверь закрылась и можно, наконец-то, выдохнуть. Обернувшись на Энни, лицо которой сбоку закрыто волосами, конечно, не такими густыми как у её матери, но немного вьющимися, Мидари придвинулась к ней, также сидя в пол-оборота и всё ещё сохраняя озорной и шуточный настрой. Думая, что Энни понимает, чувствует так же. Что для неё всё это не больше, чем напускной фарс, который она считывает. Как же она ошибалась. — Кажется, я ей понравилась. Энни склонила голову, а волосы ещё сильнее спали на лицо от этого. Плечи начали подрагивать, а дыхание учащаться, как при смехе. Мидари, обрадовавшись, что тучи между ними разошлись, улыбнулась сама. — Ну? Самой-то смешно. — молчание. Улыбка сползла с лица, когда до неё дошло: она не смеётся. — Энни? — Мидари качнула головой вправо, пытаясь рассмотреть лицо девушки. Всхлип. Икишима опешила. Слёзы? Но в чём причина? С поддержкой у Мидари, не сказать, что совсем всё плачевно, но могло быть и лучше. Как и с пониманием чужих эмоций. С приходом Энни всё складывалось по-другому. Она старалась её понять. Правда старалась делать то, чего была лишена. Потому что Энни делала тоже самое: поддерживала, помогала. Исцеляла. — Энни, посмотри на меня. — натянув на ладонь рукав рубашки, который очень кстати оказался спущен, Мидари тянула руку к лицу Сугиямы, собирась собрать росу выступивших слёз. Та одёрнулась, сильнее отвернув голову в противоположную сторону до упора. Так, что шея заныла от резкого напряжения. Икишима в смятении. Ещё минуту назад она забавлялась раздражению Энни, а сейчас осознала, насколько оно не шуточное. Что-то в ней надломилось в момент диалога Мидари с её мамой. Тот разговор. Что же там было? На чём они остановились? Необходимо вернуться к нему. Сейчас же. В противовес отвернувшейся Энни, Икишима придвинулась ещё ближе, едва не дыша ей в затылок, а затем приобняла левой рукой. Совсем невесомо, чтобы та снова не одёрнулась. — Ты сказала, тебя попрекали. Что ты имела ввиду? — осторожно спросила Икишима. Да с такой осторожностью, с какой в обычной жизни импульсивную мазохистку можно увидеть крайне редко. Энни хватала ртом воздух. Перенервничала. Скопившееся напряжение дало о себе знать. Жадно и бесшумно наполняя лёгкие, сдерживая рваные всхлипы, которые, так или иначе, всё равно прорывались. Под своей рукой, более крепко лежащей на плече блондинки, Икишима чувствовала подрагивания. Но, что не могло не радовать, Энни хотя бы повернулась боком. Уже что-то. — Когда вы разговаривали. Опять она это делала. И сейчас. — попытки скрыть дрожь в голосе были разбиты, как капли слёз, падающих на школьную клетчатую юбку, края которой Энни сейчас сжимала. — Сравнивает меня, принижает. А ты подыгрываешь. Бесит. — бессилие душило, сдавливало грудь и ломало рёбра до неистовой боли, в которой сейчас пребывала Сугияма. — Ну-ну, — рука начала поглаживать худое плечо, как бы успокаивая ту самую не унимающуюся боль, — успокойся сейчас. И давай вспомним, как было. Она разве отчитывала тебя? Отчитывала Юмеми, Академию, кого угодно, но не тебя. — Отчитывала мой выбор. — немного успокоившись, более твёрдо сказала Энни. С этим не поспоришь. — А потом "доверила" меня тебе. Видит-то в первый раз. Ну что за женщина. — пальцы сминали переносицу, собирая капли слёз. — Она излишне беспокоится за тебя. Контролирует, хоть в этом и нет объективной нужды. Я подыграла ей и не более, думала, что ты поймёшь. — несвойственно для себя, перешла она на оправдания. Но, поймав на себе хотя бы мимолётный взгляд Энни, поняла, что это работает. — Правда так думала. Не хотела этим тебя принизить. Просто подумала, что это типа.. Выгодно? Если я ей понравлюсь, сыграю на руку своим "примерным" поведением. Только чтобы нам потом было легче видеться. Заметив, как уменьшилась дрожь в чужом теле, Мидари осторожно потянулась к светлым прядям, убрав их с лица и заправив за ухо. Мокрые дорожки рассекали пухлые, покрасневшие щёки. Кончик носа порозовел. На блондинистых ресницах остались капли, склеивая их между собой. Наконец, посмотрев на Мидари, девушка уже не отрывала взгляда. Успокоилась. Она на верном пути. Продолжая приобнимать одной рукой, другая, как бы невзначай, накрыла ладонью пальцы Энни, трепавшие край собственной юбки. Чуть встряхнув чёлку девушке, Мидари добавила, сохраняя утешающий тон: — Она слишком опекает тебя, в какой-то мере. — стояла на своём Икишима, — А про зацикленность на внешнем виде.. Не заметила, чтобы она меня как-то особо пристально осматривала. Энни захлопала ресницами. Поджав губы, они растянулись в сдержанной улыбке. Девушка отвела взгляд на секунду, словно вспомнила что-то, а потом снова посмотрела на Мидари, совершенно обычно. Только лёгкая краснота на лице выдавала недавнюю истерику. — Я не говорила раньше об этом, но в прошлом году умерла моя тётя. — внезапно начала Энни, да так, что Икишима вновь впала в ступор. То ли от того, как спокойно Энни это рассказывала, то ли от новости, которую слышала первый раз, Мидари не знала, как реагировать. Но Сугияма продолжала, смотря куда-то в пол и вежливо улыбаясь, — Близились похороны, мама взяла на себя всю организацию, так как ближе всех с ней общалась при жизни. Перед церемонией она подарила мне чёрную вуаль. Я удивилась, спросив: "Мама, это же не праздник. Зачем она мне?", а она сказала, что.. — голос едва дрогнул, но темп повествования сохранился, как разговор о погоде, новостях, о чём угодно, но не о смерти, — Что я уродлива, когда плачу, а на похоронах будут её старые друзья. В тот день я была единственная, кто пришёл с вуалью на лице. Сама не понимая, почему, но Энни выдала то, что держала в себе больше года, как на духу. Словно одним резким выдохом выпустила весь негатив. Полегчало. Немного, но полегчало. Снова посмотрев на Мидари, взгляд которой выражал непонимание, сочувствие и ужас одновременно, девушка не узнавала в ней прежнюю Икишиму, ту, что так мило болтала с её мамой. Мидари не верила, что разговаривала с тем же человеком, о котором сейчас рассказала Сугияма. — Энни, это ужасно. Пиздец как ужасно, даже жестоко. Блять.. — Мидари всё ещё отходила от шока, пока Энни, после того, как открыла "ящик пандоры", сидела абсолютно спокойно. Это капля в море. Осколок из мозаики. Одна из множества диких историй, хранящихся в её семье. И, судя по всему, хранящихся довольно скудно и слабо. После мимолётного облегчения волной накрыл стыд, сожаление. Но хотя бы Мидари знает правду. Знает и еле как переваривает. — Прости. — выпалила Энни, пока Мидари прикрывала рот ладошкой, — Прости, что рассказала. Я не знаю, что на меня нашло сегодня. На тебя и так многое свалилось, я.. Я пойду, приведу себя в порядок. — начала вставать Сугияма, как руки Икишимы, лежащие на плечах, усадили девушку обратно. Дескать, мы не закончили. — Не извиняйся. Помнишь, что говорила мне? Это не твоя ответственность. Посмотри-ка лучше на меня. — сев ещё ближе, мазохистка обхватила ладонями лицо Сугиямы, тут же выполнившей просьбу. — Ни грамма макияжа. Убирать-то нечего. Позволишь? — Энни кивнула прежде, чем осознать, что, собственно, позволяет сделать. Подушечки пальцев заскользили по щекам, собирая остатки слёз. Приятные ощущения после столь мерзкого чувства, некогда разрывающего грудь, сейчас казались раем. Энни разомлела, смотря на лицо Мидари напротив, которая как никогда была сосредоточена. И действительно. Она часто была в из доме, но только сейчас в полной мере увидела воочию, какого приходится её близкому человеку здесь. Наконец, убрав все мокрые дорожки, Мидари поняла, что им нужно отвлечься. Да, именно сейчас, чтобы спасти этот вечер. — Давай лучше телек глянем, а? Распустила тут нюни, нужно отвлечься. — предложила она, на что Энни тут же закивала, добровольно подав Икишиме пульт. Мидари чуть отодвинулась, чтобы занять привычную ей позу с широко раздвинутыми коленками. Расслабленно щёлкая каналами, Икишима пыталась найти среди всей цветасто-яркой массы то, что подойдёт им сейчас. Нейтральное, отвлекающее. Энни, тем временем, смотрела на Мидари и крепко задумавшись. Неправильно получилось, нескладно. Изначально она сама предложила Икишиме расслабиться вместе, поехать к ней домой, перетереть проблемы, наконец, отвлечься. Сменились планы, как и из позиции. — Чё смотреть то будем? Вон, детектив какой-то идёт, ещё бадяга и.. Животные! Да ладно! — во мгновение ока ожила Икишима. — Я этот канал лет сто не видела. Посмотрим? — со светящимися искорками в глазах, спросила Мидари. — Хорошо. — улыбнулась Энни. К животным она относилась нейтрально и даже, по правде говоря, считала каналы про мир фауны скучноватыми. Но знание, как Мидари их любит, всё в корне меняло и она уступила, — Посмотрим на животных. — Отлично! — отложив пульт, довольная Мидари уселась ещё удобнее, вытянув ноги, — Совсем другое дело. Смотря несколько минут на скрытую съёмку мест обитания какого-то редкого вида птиц, сопровождающейся плавным голосом диктора, Энни посматривала на Икишиму чаще, чем на экран. Такая счастливая. Смотрит с детским любопытством то на птиц, то на животных. Обычно при совместном просмотре фильма мазохистка то и дело вставляла свои 5 копеек мнения, а тут — затаила дыхание, с горящими глазами слушая про очередную животину. Сугияма про себя умилялась. Расстояние между ними сохранилось, хоть и изменилась атмосфера вокруг. Решив сделать просмотр для себя чуть интереснее, Энни призывно глянула на пустующие колени Мидари, широко раздвинутые. — Подвинься немного. — попросила Сугияма, пододвигаясь от подлокотника к девушке. — А, ну, — Икишима пересела ближе к противоположной стороне, плюхнувшись на мягкую обивку, — так? — Ага, — снова придвинувшись к Мидари, девушка легла на бок, чуть согнув стройные ноги, а голову положив на колени Икишимы. Идеально. — Так-то лучше. Мидари сначала оторопела, замерев и смотря уже не на фильм, а на блондинистые локоны девушки, отливающие цветом шампанского при свете. Зная, что от неё нужно, Икишима мягко опустила ладонь на светлую макушку. Темп поглаживаний от невесомых, робких, изучающих, переходил к настойчивым и равномерным. Пропуская через пальцы пряди тонких волос, которые тут же ускользали из ладони, Мидари продолжала то круговыми, то продольными движениями массировать голову, поглаживать, опускаясь к шее, распрямлять рукой, наблюдать за тем, как они спадают, а потом, убирая с лица, начинать заново. На телевизоре тем временем начали показывать какой-то лес, демонстрируя обитателей. — Ты похожа на енота. — внезапно сказала Энни, когда на экране крупным планом показали пушистого зверёныша с полосатым хвостом. Мидари удивилась такому сравнению, а потом вопросительно подняла бровь. — Которые роются в помоях? Серьёзно? — Ну они же милые. — сделала Энни непрямой комплимент. Мидари всматривалась в животных дальше, ища, на кого из них больше всего похожа Сугияма. Вид перемещался на саванну. — А ты тогда львёнок. — Энни сразу же повернулась, одарив Икишиму вопрошающим взглядом, вперемешку со смущением. Мидари усмехнулась. — Почему это? — Маленький, светлый, неуклюжий. — поясняла мазохистка, наклонившись к чужому лицу и едва не в губы прошептав эти слова. Энни замерла, рассматривая Мидари, хлопая светлыми ресницами, а потом отвернулась, когда ощутила прилив тепла к лицу. Её запах. Сейчас она чувствует его так отчётливо. — Я не неуклюжая! — с наигранной обидой, картинно надув губки, запротестовала девушка. Икишима прыснула от смеха. — Да-да-да, как скажешь. — продолжая лукаво смотреть, Мидари делала вид, что согласна с этим. Ну конечно. Поглаживания продолжались. Длинные, ловкие пальцы освоились на чужом теле, переходя от головы на спину, бока, очерчивая рёбра. Энни прикрыла глаза от наслаждения, поддаваясь ласкам, выгибаясь так, чтобы Мидари было удобнее гладить её спину. Несмотря на вязанный кардиган, ощущения не притуплялись. Всё бы ничего, только рука уже начинала уставать, а за окном темнело. Со временем работающий телевизор стал самым ярким источником света, не считая приглушённые лампы в коридоре. Тёмный, синеватый сумрак накрыл вуалью комнату. Открыв глаза и поморщившись от яркого света телевизора, Энни зевнула. — Я сейчас усну, если так и будешь меня гладить. — Тогда подъём, — потрепав по плечу, сказала Икишима, — у меня рука сейчас отсохнет. Вставай.***
Темнело. По небу, сапфирового цвета медленно проплывали мрачные облака. Девчачья комната Энни, как называла её Икишима, освещена единственным ночником и маленькими огоньками гирлянды, похожих на светлячков во всей этой мгле. Они решили, что лучше оставить Мидари на ночь, чем она будет ждать в полутьме автобус до дома. Тем более, что отсюда её не гонят. Тем более, что домой она не хочет. Тем более, что дом там, где тебя ждут, верно? Валяясь на широкой кровати, за изголовьем которой располагались два просторных окна с собранными бледно-розовыми шторками, Мидари лежала на спине, втыкая в потолок. Растянутая футболка и шорты, любезно одолженные Энни на смену школьной формы, приятно прилегали к телу. Продолжая неподвижно лежать на мягком одеяле, Икишима крутила в руке твёрдый портсигар, думая, какая вероятность, что ей разрешат закурить? Энни, переодевшись в домашние штаны и лёгкую укорочённую майку, зашторила все окна на первом этаже и поднялась в свою комнату. Дверь тихо открылась, пропуская свет из коридора. — Так и будем в потёмках сидеть? — спросила Энни, прищуриваясь, чтобы рассмотреть Мидари. — Не включай. Давай так оставим. — вяло ответила Икишима, тихо щёлкая твёрдой коробочкой, в которой хранились сигареты. — Ладно. Закрыв дверь, Энни легла рядом. Спать не хотелось. Разве что немного. Обеих накрывало ощущение нереальности, словно какая-то часть тела уже спит, а другая бодрствует. Икишима переваривала события сегодняшнего дня. Так много всего. Начался так сумбурно и отвратительно и так спокойно завершается. Впрочем, он ещё не закончился. Продолжая неподвижно лежать друг рядом с другом какое-то время, в комнате сохранялась полнейшая тишина, иногда разбавляемая дыханием девушек. — У тебя нет сейчас ощущения, что всё какое-то ненастоящее? — внезапно спросила Икишима. — Это потому, что ты у меня дома. — пояснила Энни, — Здесь искусственность — часть жизни. — Раньше я этого не замечала. — Мидари повернулась к девушке, ненавязчиво разглядывая. — Ты так похожа на свою маму. — Энни вздохнула, ожидая услышать дальше что-то вроде «у вас одинаковые глаза», «почти одно лицо», но никак не, — Характером. Чувствуется, где в тебе её задатки. — Что? — удивилась Энни, повернувшись к девушке и почти соприкоснувшись с ней лбом. — Эмоции, Энни. — указала Икишима, свободной рукой потянувшись к лицу девушки, как тогда, когда вытирала её слёзы. Проведя ребром пальца по подбородку, а потом подушечкой по носу, Мидари продолжила, — Ты тоже умеешь их так ярко выражать, как и она. Но ты всё же сдерживаешься. — Ам.. — Сугияма не знала, что ответить. Щекочущие прикосновения оглаживали лицо, а после Мидари добавила: — Черты лица, конечно, тоже схожи, но энергия.. Почти такая же. — щёки, лоб, нос улавливали каждое невесомое касание, пока Энни старалась сфокусироваться всё же на словах, а не ощущениях. Это один из их частых ночных разговоров. Тех, которые начинаются так же плавно, как и заканчиваются. О которых утром никто не говорит и не вспоминает днём. Которые настолько искренние, нужные и даже интимные, что начинаешь сомневаться в том, где начинаются и заканчиваются границы слияния, взаимопонимания. В них вы другие, раскрепощённые, раскрывающиеся с новых сторон. Такие, которыми днём, при всех, быть неудобно, неуместно. Энни всё пыталась понять, о чём говорит Икишима. Вспомнив свою сегодняшнюю истерику, ладони накрыли собственные щёки. — Прости. — пробормотала девушка, сквозь пальцы, — Прости за это "выступление". И моё, и мамино. — Ну опять ты начинаешь, — Мидари запрокинула голову назад, почти что взвыв, а потом резко перевернулась на бок, ложась впритык к девушке и нависая над ней, — хорош уже извиняться, нормально всё. Ты мой балаган дома не видела. — Это из крайности в крайность, ты же понимаешь. — и Мидари правда её понимала, хоть их ситуации и разные. Хоть и внешне они, как две противоположности, схожие травмы удерживали вместе, как оковы. Объединяло и то, что они, как никто другой, лучше всего знали, как друг другу помогать, — Тебе недодают внимания, у меня избыток. Но нам обеим всегда говорят, что.. — Недостаточно. — дополнила Мидари словом, которое чаще всего мелькало на протяжении её детства. И если раньше из уст родителей, то повзрослев, уже и в собственной голове. — Да. — выдохнула Энни. Она правда её слишком сильно понимала. Понимала и то, что если сейчас разгонять эту тему дальше, то может стать только хуже, — Ладно, о чём я.. — внезапно внимание переключилось на щёлкающие звуки, доносящиеся со стороны Мидари. Не разглядеть в потёмках, — А чем это ты там щёлкаешь? — Портсигар. — положив жёсткую коробочку прямо на плоский живот Энни, который чуть выглядывал из-под домашней майки на тонких бретельках. Взяв в ладошки неизвестный предмет, Сугияма начала его рассматривать: коробочка из эпоксидной смолы нежно отливала блёстками и цепями, вложенными внутрь. Выглядело интересно, абстрактно, но не кричаще. Так ей подходит. Продолжая крутить чёрно-фиолетовый портсигар, девушка открыла его, увидев внутри сами сигареты. — Хочешь курить? — в ответ кивок и жалостливое выражение кота. Вздохнув, Энни вернула ей коробочку, поднимаясь на локтях. — Ладно. Дай только окно пошире открою. Недовольно распахивая широкие окна над кроватью, девушка прямо ощущала ликование Икишимы. Раньше такое не разрешалось. — Вот спасибо, — с улыбкой мартовского кота, едва не пропела Мидари. Коленками она стояла на мягком матрасе, пока локти упирались в подоконник. Свежий воздух. Благо, сейчас тёплое время года и беспокоиться за холод не стоит. Однако, лёгкое дуновение прохладного вечера, перетекающего в ночь, пробежало по телу. Энни ощутила, как чуть затвердели выступающие точки груди под майкой. Поёрзав, она села на подушку, разворачиваясь в пол-оборота к Икишиме и подпирая кулаком щёку, пока локоть упирался в подоконник. В слабом ночном свете кожа Мидари выглядела ещё бледнее, холоднее. Снежная королева — вдруг пронеслось в голове. Высунув голову и руки, чтобы запах минимально пропитал комнату, девушка делала одну затяжку за другой. Едкий дым уносился вместе с ветром, едва попадая в саму комнату. Тяги к курению у Энни никогда не было, но и отвращения к Мидари, которая к нему пристрастилась, она не испытывала. Наблюдая за тем, как аккуратные, словно выточенные из мрамора, пальцы держат сигарету, и как Икишима обхватывает её губами, затягиваясь, Сугияма испытывала странное спокойствие. Спокойствие рядом с ней. — Не понимаю, — начала блондинка, — ты совсем не «примерная» девушка. Я имею ввиду, что в жизни не та, с кем я себя представляла, но.. — мысли сыпались под взглядом лимонно-янтарного глаза, но Энни не сдавалась, — Так понравилась моей маме. Не бери на свой счёт, но я готовилась к худшему. А Мидари и не взяла. Тут же хрипло рассмеявшись, она шуточно тыкнула Энни в живот свободной рукой, от чего та едва не подскочила и пискнула, как мышка. — Значит, тебе тоже надо стать плохой девочкой. И волноваться ей будет не о чем. — наигравшись, она сделала очередную затяжку, после взяв сигарету зубами, освободив руки. — Впрочем, это не проблема. — развернув к себе Энни, прикрывающую живот скрещёнными руками, чтобы избежать очередной «атаки», Мидари потрепала её по голове, взъерошив волосы. — Э-эй! Ну что ты делаешь? — протестовала девушка, пытаясь отмахнуться от рук, ядовито пахнущих табаком. Больше вопросов появилось, когда Мидари подставила к губам Энни сигарету. Сугияма опешила, непонятливо посмотрев на неё, пока Икишима довольно таки изучающе рассматривала девушку. Дождавшись, когда та, морщась, всё же возьмёт никотиновую палочку в рот, Икишима тут же вытащила её, отвернувшись к окну. — Не. Пиздец, тебе даже сигарета во рту не идёт. Это безнадёжно. — перейдя с серьёзного тона на игриво-дразнящий, Мидари продолжила, — Придётся тебе оставаться пай-девочкой и дальше, блонди. — Мне и гниющие кости не идут, знаешь ли. Хватит уже паясничать! — забавно злилась она. А злиться на Мидари долго ей было ну очень сложно. Практически невозможно. — Хорошо, что мои окна выходят на задний двор, а то увидели бы. — Увидели что? — Как ты куришь эту гадость. Просто ужасный запах. — Ну, запах может и да, — задумалась Мидари, — а вот ощущения.. Ты сама хоть раз пробовала? — Энни помотала головой, уже с любопытством начав смотреть на никотиновую палочку в руках Икишимы. — А хочешь? — Не знаю. — Сугияма серьёзно задумалась, — Я не хочу закашляться потом. Запах едкий. — Есть один способ, — Мидари покрутила сигарету в пальцах, продолжая держать её прямо над улицей, — если ты хочешь, конечно. Буду ещё настаивать. — Ну.. Ладно? — слабо кивнула Энни, смотря на тлеющую никотиновую палочку, — что за способ? — Без "ладно". — жёстко, но честно сказала Мидари, — Я тебя не заставляю. — Раз так, то я хочу. — любопытство одержало вверх над страхом. И правда как маленький львёнок. — Что за способ? Мидари хмыкнула такому рвению, развернувшись к Энни и продвинувшись к ней поближе. — Сложи губы трубочкой и делай медленный вдох ртом. — наклонившись на секунду к окну, Мидари сделала затяжку, и, оставив одну руку высунутой наружу, другой она обхватила талию Энни, придвигая ещё ближе к себе. Энни сделала всё, как просили. Дальнейшее проносилось яркой, непонятной, но очень приятной вспышкой, которую в памяти хотелось прокручивать вновь и вновь. Едва не касаясь губами, Мидари выдыхала ртом струйку дыма. Вдыхай, вдыхай. Энни застыла. Мысли путались. Ощущения перекликались друг с другом, яркими вспышками разносясь по телу. Мидари находится так близко. Предельно близко, почти прижимаясь к ней всем телом. Она чувствовала её запах, вперемешку с никотиновым ядом, чувствовала её тело, ноги, бёдра, касающиеся бёдер Энни, руки, чуть сминающей талию. Жарко, очень жарко. Соски снова начали твердеть, но уже не от холода, не от дуновения ветра. Дым, который она послушно втягивала, заполнял лёгкие. Но фокус внимания, конечно же, был на Икишиме, её неожиданному «фокусу». Только прикрыв глаза, Энни почувствовала, как от неё отстранились. — Ну, как тебе? — Сугияма молчала. Даже лунного света достаточно для того, чтобы разглядеть румянец, не отпускающий щёчки. Молчала и смотрела то в окно, то на Икишиму, не выдыхая. — Ты чего там, оглохла? Всё, конечно, прошло лучше, чем могло бы. Вкус не был таким резким, не жёг горло, а слегла отдавал в него неприятные ощущения. Всё хорошо, за исключением одного: ей не сказали, когда и как нужно выдыхать. Мидари не могла понять её реакции. Заметив странно бегающий взгляд и то, как замешкалась Энни, Икишима вдруг выдала, едва не рассмеявшись: — Выдыхай уже! — И Энни выдохнула, раскрасневшись ещё больше и начав наполнять лёгкие чистым воздухом. Взгляд прятался куда-то в сторону. Мидари, как ни в чём не бывало, повернулась к окну, смотря на тлеющую сигарету, — Ну? И как тебе? — Н-Нормально. — почесав затылок, пробормотала Энни, искренне не зная, что и испытывает сейчас. Икишима бросила едкую усмешку. — Первый раз вышел не самым плохим, скажи? — оскалившись в пугающей улыбке волчицы, Мидари игриво подглядывала на Энни, свою добычу. Беленькую и чистую зайку, которую так и хочется утянуть глубоко в свой омут. — Скажешь, если захочешь снова, я поделюсь. — ни на что не рассчитывая, как бы невзначай бросила Мидари, уставившись в даль и уже собравшись делать новую затяжку. — Поделись, пожалуйста. Мидари впала в ступор на долю секунды. Она не ожидала такого скорого ответа от мявшейся Энни. Не ожидала и того, что она не заморщится в тот же миг, когда лёгкие только начал наполнять ядовитый дым. Она хотела лишь подразнить её, будучи уверенной, что ей не понравится, а вышло, что вышло. Ну надо же. Наша блонди не так проста. — Чё, серьёзно? — кивок. Что же, деваться некуда. Улыбнувшись и сделав ещё одну затяжку, девушка жестом указала Энни придвинуться. Сугияма послушно прильнула к девушке снова. Снова эти касания, губы, запах, ощущения. Всё это вместе дурманит пуще, чем курение чего-то более серьёзного. Сам никотиновый дым лишь усиливал это. Губы всё чаще