Жертва забвения

Если выбирать самый любимый момент Чонгука, то это пробуждение людей. Мгновение, когда хрупкое тело сводит судорогой, а под веками начинают быстро бегать глаза. Страх. Это всегда захлестывающий до онемения ужас. Паника. Иногда они плачут, иногда кричат. Последнее время особенно часто просто замирают и осматриваются, не в силах принять новую реальность. Чонгук питается этими эмоциями. Позволяет людским чувствам наполнить его изголодавшуюся из-за одиночества и тоски душу. Он прикрывает глаза, втягивая густой запах тревоги и всегда на мгновение, но падает внутрь себя. К той части, что раньше была человеком. Там пылает огонь. Жар растекается под кожей, горячит вены, запускает пусть и короткий, но новый цикл жизни. Клыкасто ухмыльнувшись, Чонгук открывает глаза и с интересом смотрит на новоприбывших. — В этот раз пятеро, — Хосок, его неизменный помощник, с интересом просматривает бумаги, вычленяя самую суть и именно ею делясь с Чонгуком: — Мин Юнги, Пак Чимин, Ким Намджун, Сокджин и Тэхён. — Семья? — Чонгук не отрывает взгляда от осматривающихся, с его позиции, крошечных человечков. В этот раз он поместил души на участок с заброшенным домом: много мест, где можно спрятаться; мало мест, которые дадут надежду на спасение. Огромный, металлический забор, который окружает землю, не сломать, не перелезть, не сделать даже подкопа. — Не все, — Хосок шуршит бумагами, мыча себе под нос что-то из мира живых, — они близкие друзья, но Чимин и Тэхён – братья по матери. Бизнес класс, отличные места, превосходный вид, но это не спасло их, когда самолёт начал падать. — Самолёт? — Чонгук хмуро смотрит на задумчивого Хосока. Что-то настолько знакомое, насколько и неизвестное. С новым планом по проверке душ у него совсем нет времени посещать мир людей. — Та штука с крыльями? — Именно, — Хосок захлопывает папку, подбивая выступающие за границы уголки документов, — что иронично, собрались все на похороны дяди. Точнее, Чимин и Тэхён летели на похороны, а все остальные полетели, чтобы поддержать. — Люди и их социальные связи, — Чонгук пренебрежительно отмахивается, не веря в то, что отношения могут быть искренними до конца, — что-то ещё, что мне надо знать? — Не думаю, — Хосок отвечает не слишком быстро, но и не заставляя ждать. Ровно так, как того ожидает Чонгук, и это напрягает сильнее, чем если бы ему хотели соврать. Но что-то спросить или уточнить он не успевает, потому что невозмутимый Хосок просто растворяется в воздухе, оставляя его наедине с пятью людьми. Превосходно. — Маленькая гнусь, жаждущая повышения, — Чонгук цокает, в одно мгновение раскусывая план Хосока: подставить его и выбиться, наконец-то, с места секретаря. Не то чтобы у него есть проблемы, но несколько последних проверок он провалил, не дав ни единой душе вернуться в мир живых. Если спросить Чонгука лично, то он ответит, что всё было справедливо. Жаль, что начальство так не считает. Не отвлекаясь больше на не заслуживающие внимания мысли, он рассматривает людей. Они все разные. И внешне, и эмоционально. Даже нельзя сказать, что все они одинаково напуганы. Трое держатся холодно, в то время, как двое паникуют больше, чем следовало бы. — Где мы? — первым, нервно оглядываясь, говорит Пак Чимин. Чонгук осматривает его с ног до головы, делая вывод – не годен. Такой человек не заслуживает шанса возродиться обратно. Он сам пусть и не мельтешит, но вот его мысли… ни капли адекватности и попыток мыслить рационально. — Я не знаю, — а вот у его спутника – Мин Юнги – всё немного лучше. Он собран, сдержан и действительно пытается найти решение. То, что решения нет в их ситуации, значения не имеет никакого. — Как мы… как мы тут оказались? — Чимин делает робкий шаг, но хоть не подпрыгивает, когда из соседних кустов юрко выбегает ящерица. — Я не знаю, Чимин. — Что нам делать? Я не помню, не помню, ничего не помню, — а вот это уже привычный для Чонгука сценарий. Он потирает руки в предвкушении небольшого шоу. Истеричка номер один выходит на сцену. — Юнги! — Я не знаю, Чимин! — Юнги громко вскрикивает, с раздражением глядя на совершенно не успокаивающегося Чимина. Чонгук чувствует, как человеку становится стыдно. Сразу же. И, поддавшись этому чувству – он притягивает к себе того, на кого кричал, прижимая к груди и обнимая. И уже тише добавляет: — Я не знаю, что мы будем делать, но я что-нибудь придумаю. «Нет», — думает Чонгук, — «не придумаешь. Ты умрешь и только твои поступки определят, попадешь ты в Ад или Рай». — Не бойся, детка, — Юнги целует Чимина в макушку, нежно оглаживая тонкое тело. Да они близки! Чонгуку ещё никогда не попадались пары, которые бы перед смертью не поссорились. — Не скажу, что всё будет хорошо, но я сделаю всё, чтобы ты был в безопасности. — Видишь, Намджун, — к ним прибиваются остальные. Чонгук, прищурившись, легко определяет, что это выкрикивает Ким Сокджин. — Вот так надо успокаивать, а не неловко блеять: «надо позвонить 911 или хотя бы вызвать скорую». Что толку ждать помощи, если мы банально не знаем где находимся. — У нас есть телефоны, в телефонах есть навигаторы. Если ловит сеть… — Но сеть не ловит, — отрезает Джин и Чонгук готов ему поаплодировать. Сеть не то что не ловит, её тут и нет. Конечно доступ к некоторой демонической сети имеют все демоны, но вот находящиеся на грани жизни и смерти люди… Такой роскоши им никто не предоставит. — И вот дальше, что дальше? Будешь пытаться искать трассу и в надежде ждать мимо проезжающую машину? — Это лучше, чем просто предъявлять мне, что я ничего не делаю. — Но ты не делаешь, — Джин скрещивает руки на груди, пока Юнги и Чимин продолжают стоять в обнимку и следить за этой ругающейся парочкой. Чонгук легко улавливает, что у него тут две максимально разные по настроению пары. — Только и умеешь, что говорить свое «посмотрим» или «если получится», или тысячу других отговорок, которые дают тебе ощущение защиты. От меня. — Джин, мне не нужно защищаться от тебя, — Намджун пробует сделать шаг вперёд, но Джин ловко делает шаг назад. Этих будет проще всего проверить на прочность. От их отношений и так не осталось ничего, кроме самого факта, что они когда-то были вместе. Чонгук довольно улыбается. — Да хватит вам спорить, — Чимин устало вздыхает, нехотя отстраняясь от Юнги, — ваша ругань не поможет. — Да и твоё нытьё не поможет, — Джин отфыркивается, явно больно коля Чимина, за что ловит ядовитый взгляд от Юнги, — что, Мин Юнги, твою сахарную конфетку бросили под дождь и она вот-вот растает? Ну, так раскрой зонтик. — Сокджин, не перегибай… — Джин, ты… — Мы мертвы, — глухой голос Тэхёна прекращает все споры, моментально привлекая внимание Чонгука, — самолёт разбился. Кажется, Чимин, мы встретим дядю лично. Этот человек помнит? Так сразу? Такое не может не привлекать внимание. Он придирчиво сканирует душу Ким Тэхёна, выискивая намёки. Может быть он восприимчив к магии демонов? Или же его однажды касался кто-то из потустороннего мира? Чонгук подаётся вперёд, впиваясь взглядом в сосредоточенного на своих ощущениях человека, но не видит ничего кроме искристо чистой души. Он действительно просто человек. — Глупости, — Джин даже находит в себе силы рассмеяться. Совершенно неискренне. — Только тебе в голову могло прийти нечто такое. — Нет, подумай, — Тэхён упрямо хмурится, сводя свои брови на переносице, — что ты делал последнее? Собирал вещи? Пил кофе из «Старбакс»? А потом мы сели в самолёт. — Я… нет, я… — Джина это затыкает на время, да и все оставшиеся тоже начинают анализировать, что последнее они помнят. Такие смешные. Они не вспомнят сразу – Чонгук не позволит. Хотя то, что Тэхёну удалось это, конечно, немного портит его планы. Не страшно. Он их быстро восстановит. Такой человек, как он или Юнги, может сплотить эту нервную кучку, а Чонгуку этого не надо. Щелчком пальцев он меняет свою демоническую форму на человекоподобную, нехотя скрывая размашистые кожаные крылья. Смазливая мордашка, оленьи наивные глазки и возраст, да, можно поменьше. Обычно детям или подросткам доверяют больше, чем неожиданно появившимся из ниоткуда взрослым мужчинам. — Я всегда по утрам пью кофе из «Старбакс», — Джин всё же находится с ответом, пока Чонгук подбирается ближе, чтобы улучить момент для своего появления, — так что это не аргумент. — Но ты не летаешь каждое утро на похороны, — голос Тэхёна звучит язвительно, что не может не привлекать. Какой дерзкий человек, спокойно принимающий факт собственной смерти. — Подумай, разве была бы ещё причина тебе находиться тут рядом с Намджуном? Чонгук удушит Хосока. Что там у них случилось, что для нахождения рядом нужны причины? — Только нечто действительно важное, — Джин признает это нехотя, словно делая одолжение, — а что Чимин тогда? Ты помнишь, что мы летели на похороны? — Нет, но… — Вот! — Джин гордо вскидывает подбородок. — У вас есть только один общий дядя. И сомневаюсь, что Ким Чонджу почил в возрасте сорока пяти лет. — Ладно, — Тэхён поднимает руки, признавая поражение. Чонгук ему не верит, как и заухмылявшиеся Юнги с Намджуном. Они явно знакомы не один год. — Твои версии где мы, почему мы тут и как же нам выбраться. А то, как начался развод, ты только и делаешь, что всех обвиняешь. Развод! Чонгук делает мысленную засечку в голове. Что же, это вполне объяснимо. Когда люди делят имущество и перекапывают общее прошлое, то рядом действительно нет желания находиться. Послушать пикировки и взаимные обвинения хотелось бы ещё немного, но Чонгук решает, что это неплохое время, чтобы познакомиться. Он решает появиться из-за дома, со спины как раз этого Тэхёна, а то с его наблюдательностью станется усомниться в том, что Чонгук настоящий. — Простите… — Чонгук делает свой голос высоким и дребезжащим, чтобы вызвать жалость и сострадание, а после ещё и шмыгает носом с мило покрасневшим кончиком. — Я потерялся и… вы не знаете, что это за место? Пять пар глаз скрещиваются на его довольно тоненькой фигурке. Потрёпанная одежда, старые кеды, но зато чистые волосы и кожа, там, где это видно. Он должен видеться подростком из неблагополучной семьи, но у которого не так уж всё и плохо. Используя этот способ, чтобы вклиниться к группе душ, он получает воистину разные реакции. Иногда сочувствие, иногда подозрение. Сейчас получается что-то среднее. — Ох, крошка, ты… ты был тут с родителями? — Чимин вот сочувствует, а Юнги молча окидывает его фигуру пренебрежительным взглядом и недовольно поджимает губы. — Замёрз? — Нет, тут не холодно, — Чонгуку даже пришлось несколько понизить температуру этого дьявольского места, чтобы они могли тут просто существовать, — и я… не уверен? Кажется, мама с папой решили устроить пикник. — Ночью, — а вот Джин, переглянувшись с Тэхёном, из тех, кто все ставит под сомнения, — и ты, конечно же, отошёл пописать и заблудился. — Джин. — Намджун явно имел раньше влияние на своего будущего бывшего мужа, но сейчас получает только тонну негодования в ответ. — Не смей меня затыкать, Ким Намджун, — Джин взвинчивается в одно мгновение, подскакивая к нему и впиваясь тоненьким пальцем прямо в центр груди, — или у тебя, как обычно на всё есть своё самое важное мнение, да? — Как и у тебя, — Намджун явно заводится в ответ, перехватывая тонкое запястье Джина и больно сжимая. Чонгук уверен, что больно. За свою жизнь он повидал такие пары с десяток. — Мистер блистательный Ким Сокджин, который всегда прав и только его мнение имеет право на жизнь. Ты не согласен с Тэ, что мы подохли в самолёте, ты сомневаешься, что ребёнок мог потеряться. Да посмотри на него! Он явно сбежал от родителей. — Ты! — Тебе не нравится, что Чимин спокойно готов показывать слабость, ты бесишься, что Юнги поддерживает его, — Чонгук про себя присвистывает. Сколько же между ними накипело негодования и обоюдного разочарования. Помрут. Эти точно помрут. — А что тебе нравится? Чтобы вокруг тебя ходили на цыпочках и ворковали, какой ты холёный, прекрасный и как много сделал? Только вот ты нихуя не делаешь. Зефирная домработница, которая не получит от меня ни гроша, и будет вынуждена выйти на панель. Чонгук про себя наслаждается. Такой сочной ссоры он не слышал давно. Чуть-чуть дав волю магии, он позволяет агрессии внутри каждого человека прорасти тоненькой лозой, чтобы в конечном итоге она уничтожила все… разумное. Ведь когда в гневе они потеряют себя и свои души, то совершенно точно не смогут вернуться. Звук пощёчины от Джина Намджуну отрезвляет повисшую тишину. — Сука ты, — Намджун сплёвывает в сторону, отталкивая от себя Джина, — не человек, а фарфоровая куколка, которая не готова слышать правду. — Ох, правду? Так вот! — Заткнитесь, — Юнги прерывает их одним словом, поразительно действующим, — оставьте свои претензии друг к другу внутри себя, потому что сейчас они неуместны. — А что уместно? — Джин легко переключается на Юнги. — Твоя страсть к контролю? — Попытки найти выход, например, — Юнги выглядит совершенно спокойным, но Чонгук знает, что под этой маской скрывается огонь. Такой пылкий! Джин определённо знает о чём говорит, упрекая в контроле. — Не думаю, что тут нас поджидает маньяк, поэтому разделимся и осмотримся. — Я с ним не пойду, — Джин презрительно кривится, отворачиваясь от Намджуна, — и с тобой тоже. — Я знаю, — Юнги кивает, словно эта ситуация происходит не в первый раз, — поэтому ты идёшь с Тэхёном, Намджун с Чимином, а я, — он смотрит на поёжившегося Чонгука, — с ребёнком. — Меня зовут Чонгук, — он не видит причин использовать любое подменное имя. Когда они умрут, то всё равно забудут случившееся. — И я видел вон там сарай. Юнги молча кивает и, не встретив возражений, позволяет им разделиться. Чонгук с интересом смотрит за тем, как он целует успокоившегося Чимина, как Тэхён смеряет предупреждающим взглядом открывшего было рот Джина. И ждёт повода. Повода их всех рассорить. Не то чтобы они не справятся сами. Только вот Юнги слишком хорошо разбил их на пары. К истеричному Джину – Тэхёна, которого за это время ещё ни разу серьёзно не оскорбили. К Намджуну мягкого Чимина, который явно нуждается в фигуре защиты. А сам Юнги взял тёмную лошадку. Значит Чонгук тоже будет играть по этим правилам. — У них всё плохо? — Чонгук пинает носком кеда маленький камушек, и забито смотрит в землю. — У меня родители так же ругаются. — Значит они скоро разведутся, — в Юнги нет сострадания к незнакомцам. Он вежлив до зубного скрежета, учтиво просит показать сарай и, осмотрев, хладнокровно берёт там нож. Таким Чонгука не убить, но и в самом Мине вроде как нет страсти к насилию. Или есть? — Грустно, когда взрослые не могут договориться, — Чонгук пожимает плечами, прокручивая в голове, что сказал бы семнадцатилетний подросток, — уже не тот возраст, чтобы позволять эмоциям управлять тобой. Да и… всегда же можно найти компромисс? — Или потрахаться, — Юнги хмыкает, и, заметив покрасневшие щёки Чонгука, продолжает: — тебе не пять лет, чтобы я не мог так шутить. Дети сейчас и в четырнадцать могут ебаться почище нас, стариков. Чонгук кивает и ждёт. Вопросов. Намёков. Хоть чего-то. Но Юнги кристально фиолетово. Он осматривает любой подозрительный хлам, прислушивается к шорохам, и Чонгуку не остаётся ничего иного, кроме как повлиять на разум. Напрягшись, он прикидывает где сейчас находятся Намджун с Чимином. Достаточно далеко, значит время подходящее. Используя магию, он влияет на разум Юнги, чтобы тот услышал, как из ближайшего закутка между домом и пристройкой, раздаётся стон. — Ты слышишь? — Юнги смотрит именно туда, где Чонгук создаёт иллюзию. Он не может соврать, что не слышит, так что, покраснев пуще прежнего, ведь стоны вполне однозначные, кивает. — Стой тут. Ну нет. Чонгук должен это увидеть. Реакцию. — Мне стрёмно оставаться одному, — Чонгук цепляется за его пиджак, и не отходит ни на шаг, — даже если там… думаешь они могли последовать тому самому? — Решению конфликту через секс? — Юнги хмыкает, но попытки отцепить от себя Чонгука прекращает. — Вот и узнаем. Юнги двигается опасно. Чонгук видел подобную выправку от солдат. Что ещё от него скрыл Хосок? Если Мин и правда бывший военный, то повлиять на его разум в несколько раз сложнее, чем на разум обычного обывателя. Проникнуть в чужую память, чтобы проверить догадку Чонгук уже не успеет, так что он просто надеется, что тот занимается самообороной. Как вариант. Почему бы и да? Когда они заглядывают за угол, то видят картину, которая должна взбесить явно ревнивого Мин Юнги. Но Чонгук ощущает только скепсис с нотками недовольства. Что-то не так? Он не раз видел, как совокупляются люди, поэтому постарался воспроизвести всё достаточно чётко: как Чимин прижимается к стене, оттопыривая полную попку, а Намджун, грубо сминая его бёдра, властно толкается в дырку. — Что случилось? Мы услышали стоны и… воу, — сбоку к ним приближается Тэхён, вот уж кого Чонгук не ожидал тут увидеть. Иллюзия создана только для Юнги. Её может слышать, видеть и осязать только он. И Чонгук. — Это… Почему тогда её видит Тэхён? — Да чего ты понёсся как угорелый? — Джин, едва поспевая, спотыкаясь о каждый выступ и недовольно ойкая на это, достигает их небольшой компании и тоже смотрит в переулок. — Тёмный переулок. Нет даже кошки. Что не так? — Ты не?.. Чёрт. Чонгук не дилетант, но он ещё никогда так не проёбывался. И не думал, что хоть кто-то может помешать его выверенному годами плану. Почему Тэхён видит то, что ему не предназначается? Почему он услышал? Чонгук не может быстро дать возможность увидеть всё ещё и Джину, поэтому просто уничтожает попытку воздействия на чужой разум. — Не нравятся мне эти групповые галлюцинации, — мрачно говорит Юнги, и двигается в переулок, чтобы осмотреть его со всех сторон, — вы что-то нашли? — Нет, — Тэхён скрещивает руки на груди, и подозрительно смотрит на Чонгука, — но знаешь, что я понял? — Что? — Я не голоден, — Тэхён хмыкает, под недовольное сопение сбоку, — не хочу спать, не хочу в туалет. Это будет для тебя аргументом, Джин-а? — Может, ты обкурился травки, — Джин высокомерно фыркает, — вместе с Юнги на пару. Это объяснит, почему вы смотрите на пустой переулок и ведёте себя настолько подозрительно. Они словно продолжают какой-то диалог, и Чонгук как никогда раздражается от того, что не может быть в нескольких местах одновременно. Что ещё он упустит? Эти люди на поверку оказываются куда более психически устойчивыми, нежели все, с кем ему доводилось сталкиваться раньше. Словно специально подобраны. И Тэхён этот. — Возвращаемся к дому, — Юнги решительно выходит из тёмного переулка, и кивает, чтобы следовали за ним. Чонгук бы не пошёл, но тут не спорит даже вечно вставляющий поперёк слова Джин. — Я видел высокие стены. — Они гладкие, не перелезть, — Тэхён охотно отчитывается, — не уверен, что получится сделать подкоп. Вариант соорудить лестницу и перекинуть её – не подходит. Мы в ловушке, тут только если искать выход. Юнги кивает, и подозрительно косится на Чонгука. Невинно хлопая глазками в ответ, он чувствует упирающийся в затылок жгучий взгляд Тэхёна. Вот уж два действительно крайне подозрительных человека. И оба не так просты. Чонгук обязательно вздрючит Хосока… Стоп. Может это проверка? Чонгук несколько раз слышал, как в демонической канцелярии решали проверить особенно ленивых пограничников. Но он не такой уж и ленивый. Просто не даёт никому возрождаться, отправляя после проверки дальше по дороге. Больно надо ему следить за людишками и их глупыми человеческими прихотями. Помер и помер. Чонгук в целом не понимает, в чём смысл его работы. — Что-то нашли? — Чимин и Намджун приходят примерно одновременно со всеми. На них нет и следа от той страсти, что Чонгук пытался показать Юнги. — Мы обошли вон ту часть, но нет ни двери, ни намёка на неё. — И у нас пусто. — Если не считать групповой галлюцинации, — едкий комментарий Джина явно не радует Тэхёна с Юнги, — что? Надо было молчать? — Галлюцинация? — Чимин удивлённо смотрит на скривившегося Юнги. — И что там было? — Не важно, детка. — Ты и ты, — может остальные и будут молчать, но Чонгук не собирается. Он тычет пальцем сначала на Намджуна, а потом на Чимина, и заканчивает: — трахались. Из Юнги получился бы отличный демон, потому что полыхнувшая злоба почти сдувает его с места. Но это того стоило – Джин взрывается. Он выплёскивает поток обид на несчастного Намджуна, припоминая все подозрения в измене, приплетая к этому находящегося в смятении Чимина, и визжит. От него разом исходит такой флёр неразрешённых вопросов, каких-то внутренних обид и разочарования, что Чонгуку, чисто по-человечески, хочется достать попкорн и начать его есть. То, что надо. Он только подливает масла в огонь бушующих эмоций. То тут подкинет коварную мысль, из-за чего у Джина открывается второе дыхание. То там вынудит Намджуна потерять самообладание. С Юнги и Чимином сложнее. Они словно действительно знают друг друга всю жизнь и легко избегают конфликтов или сглаживают их так, что впору завидовать. Чонгук не завидует, но рыщет по изгибам чужой памяти в поисках подсказки. Как. Их. Разругать. На то, чтобы поссорить Тэхёна с кем-то, он и не рассчитывает, но в этой ситуации важнее заставить хотя бы две пары обмениваться всем тем, что они так упрямо сдерживают в себе. Невысказанная когда-то мысль, короткое недовольство, способное сейчас разрастить до размеров планеты. Что угодно, лишь бы они все, каждый из них, показал свою натуру. Не сказать, что время у Чонгука ограничено, но он предпочитает делать всё быстро. И уже одно то, что остановка этих пятерых так затянулась, бесит его достаточно сильно. Пора ли переходить на крайние меры? — Чонгук, — Тэхён отвлекает как раз в тот момент, когда он, кажется, находит нечто интересное в голове Чимина. Постыдное воспоминание. То, о чём Юнги точно не знает. — Отойдём? — Зачем? — Понимаю, тебе явно нравится смотреть на этот концерт, но мне он уже приелся, — Тэхён лучезарно улыбается, показывая довольно симпатичную улыбку, — а я хочу тебя кое о чём спросить. — Спрашивай. — Не тут, — Тэхён теперь не просто говорит, а поднимает ладонь и опускает её на напрягшееся плечо Чонгука, — ты же не откажешь тому, кто старше? Чонгук бы поспорил о том, кто тут старше, но у ребёнка, чей облик он принял, такого аргумента нет. Поэтому он поднимается и кивком предлагает отойти не слишком далеко, но чтобы ощущалось уединение. И сразу же запрыгивает на невысокий заборчик, устраиваясь поудобней. Хочется вернуться ко всем, проконтролировать каждое грубое высказывание, сделать его более хлёстким, жестоким. Таким, что ударило бы наотмашь и оставило после себя неизлечимый след. Чонгуку нравится смотреть, как души медленно разрушаются от увечий, которые сами себе и наносят. — Я понимаю, чего ты хочешь добиться, — Тэхён щурится, исследуя вальяжно сидящего на заборе Чонгука. Человеческий интерес понятен и приятен. Настолько, что он даже отвлекается от остальных. Чонгук демонстративно откидывается назад, открывая вид на шею. Пусть любуется. Это, в какой-то степени, тоже раскрывает натуру. Какой же Ким Тэхён? — И чего же? — Поссорить нас всех. — Зачем мне это? — Чонгук влажно ведёт языком по губам, замирая кончиком в уголке рта. — Я такая же жертва, как и вы. — Нет. — Нет? — Кто ты? — Тэхён подходит ближе. Его лицо опасно, для человека опасно, замирает слишком близко к лицу Чонгука. Такой беспечный. Для демона его уровня ничего не стоит прямо сейчас поцеловать и просто высосать душу, напитаться ею. Поглотить. Но Чонгук этого не делает. Чуть позже. — Кто я? — Хватит повторять за мной, — Тэхён злится и от этого его душа становится ещё более приятной на вкус. Сладковатый, местами терпкий, местами острый, запах забивается через нос прямо в глотку. — Ты… демон? — Думаешь, демоны существуют? — Мы умерли, я точно не помню никого похожего на тебя в самолёте, рядом с нашими местами, но ты – тут, — Тэхён суживает глаза в подозрении, — и играешь с нами, как котёнок играет с мышами. Или это всё групповая галлюцинация, или демоны существуют. — Мне нравится вариант с галлюцинациями, — Чонгук как ни в чём не бывало отмахивается от слишком подозрительного человека, — тем более, доказать обратное ты не сможешь. Он не знает, зачем дразнит Тэхёна, но совершенно точно не ожидает, что человек его… толкнёт. Легко и непринуждённо вскинет ладони и пихнёт в грудь. Чонгук ненавидит ощущение парения и только по этой причине он может оправдать свои раскрывшиеся от неожиданности крылья. Ему просто не хотелось падать. — Могу. — Чёрт подери, — Чонгук делает несколько взмахов, восстанавливая равновесие, и смотрит на самодовольную мордашку Тэхёна. Её хочется уничтожить. — Как ты понял? Ты не человек? — Я… умирал, — Тэхён склоняет голову набок, — и бывал уже тут. Не у тебя, встречался с кем-то другим, не помню имени, но мы с ним играли в игру. И так как я победил, то смог вернуться. Снова жить. Я и не помнил об этом, пока не оказался тут вновь. Ты тоже играешь? — Вы не выиграете, — Чонгук неприятно хмыкает, хрустя пальцами, — у меня никто не побеждает. Так что сейчас я наслажусь тем, как вы все поссоритесь друг с другом, как прозвучит самое желанное «да чтоб ты сдох» — и всё. Я отправлю ваши души туда, куда им полагается и буду ждать следующей партии. — А что насчет сделки? — Тэхён нервно прикусывает губу. — Есть что-то, что ты можешь хотеть? А я могу тебе дать. — Ты, — Чонгук ухмыляется. Это крошечная лазейка в его работе: если человек предлагает сделку, то они, демоны-пограничники, могут забрать человека себе. В вечное рабство. — Будешь моим помощником, как раз старый уже замышляет что-то против меня, и ты был бы кстати. — И они все выживут? — Один ты против четверых? — Чонгук выгибает бровь, удивляясь чужой жадности. С другой стороны… это выровняло бы его список. Четыре души, которые заслуживают спасения, хотя, если бы он выбирал непредвзято, то дал бы выжить только троим. — Нагло. — Я буду твоим рабом, пока они доживут свою жизнь и вновь не окажутся тут, — Тэхён пожимает плечами, пряча ладони в карманы брюк, — мне кажется, это ты мне должен будешь ещё доплатить. — Чем же? — Хорошим отношением. Очаровательный и дерзкий. Ещё и довольно хорошенький. Чонгуку и не хочется раздумывать, но он делает вид, что оценивает предложение. Пусть помучается, поймёт и прочувствует всё то, что с ним произойдёт. — Тебя забудут, — Чонгук обязан рассказать об этом, — ты будешь стёрт из памяти мира. Существуешь только тут и только для меня, ну и других демонов. А там, в мире живых, будет переписана история. Тебя, как брата, возлюбленного, друга – никто больше не будет знать. Они продолжат жить своей жизнью, пока ты будешь ползать на коленях и выполнять любой мой каприз. — Они будут жить, — Тэхён кивает, — большего и не надо. — Договорились, — Чонгук вскакивает со своего насеста, на ходу обращаясь в свою демоническую форму и распрямляя затёкшие крылья, — для скрепления договора нужен поцелуй и кровь. Так что придётся помучить твои губки. Тэхён не успевает ответить, когда его подбородок грубо фиксируют двумя пальцами, а в рот впиваются кусачим поцелуем. Чонгук думает о том, что ещё можно заставить делать этот рот. У него никогда не было раба, Хосок так – всего лишь помощник из демонов, чистокровный выходец ада. А вот Тэхён… Чонгук с наслаждением исследует человеческий рот, вылизывая его, впитывая выступившие на губах капельки крови и, прокусив язык, вталкивает в глотку Тэхёна свою. Она чёрная, вязкая, не самая приятная, но так они будут связаны до конца дней. Его личный раб. Звучит более чем неплохо. — Готово, — Чонгук отстраняется, причмокивая, — я не позволю тебе попрощаться, но ты можешь убедиться после, что они выжили. А сейчас… Он щёлкает пальцами. И пограничный мир для душ исчезает, меняясь на пылающий Ад.

***

Тэхён и не думал сомневаться в своём решении, но когда видит смеющихся Юнги, Чимина, Джина и Намджуна, то тепло улыбается. С ощутимой тоской, с застывшим в окончательно мёртвом теле, сердцем. Его не просто не помнят, его и не могут вспомнить. Может быть, только раз, перед самой смертью или точнее уже после неё – кто-то нахмурится, попытаясь понять, что за светлое пятно было всегда рядом с ними. В прошлой жизни. В несуществующей жизни. — Жалеешь? — Чонгук властно оглаживает его по боку, притягивая к себе. В услуги раба входит не только помощь, но и необходимость согревать чужую постель. Тэхёну особо не на что жаловаться, потому что его не берут насильно. Спустя несколько недель после того, как он стал частью демонического пласта, Чонгук показал своё жилье. Довольно скромное по адским меркам, но вполне уютное. А потом повалил на горячие простыни. Его голодные губы исследовали извивающееся тело Тэхёна, а ладони с отросшими когтями неизменно оставляли следы. И всё же он не был против. Не был против прогибаться в пояснице и подставляться под властные толчки. Не был против кричать, стонать и просить ещё. Не был против, развалившись голым на кровати, раздвигать ноги и приглашать к себе. Тэхёну даже нравилось, пусть он и не чувствовал той любви, которая присуща людям. Зато чувствовал иное. Всепоглощающее обожание. Желание услужить и услышать в ответ похвалу. Тэхён боролся с этими подавляющими его волю чувствами, но когда Чонгук прихватил острыми клыками загривок, пометил своим знаком, тогда он просто сдался. И почувствовал облегчение. Как чувствует и сейчас, вместе с крепкой ладонью на тонкой талии. Его тело тоже подверглось изменениям. Стало не таким грубым, из висков теперь торчат небольшие рожки, а плечи и ключицы покрыты красноватыми чешуйками. В тон демонической кожи Чонгука. — Я искал несуществующее спасение, — Тэхён не может отвести взгляда, когда Юнги целует Чимина. Не так, как его целует Чонгук. А нежно, трепетно удерживая шею и поглаживая подушечкой большого пальца скулу. — А нашёл тебя. — Не самая плохая перспектива, — Чонгук хмыкает, и надавливает сильнее, уводя за собой, уводя от прошлого, — идём, нам, кажется, придётся поработать. — Ты хотел сказать мне поработать? — Тэхён не может сдержать колкости. Когда Хосок счастливо передавал ему все дела Чонгука, то он понял с каким безалаберным демоном связался. Лентяй. — Потому что записи, сделанные твоей рукой, датируются седьмым веком. — Значит, хорошо, что у меня появился раб, — Чонгук, как обычно, отмахивается от нравоучений, — который не имеет права со мной спорить. — Как прикажете, мой Господин, — Тэхён говорит это настолько фальшиво, насколько может, — ведь ваше слово для меня – закон. Тэхён принимает новые правила игры, но обещает себе, что поменяет их. И поменяет так, что Чонгук сам предложит.