Сладкая любовь

Громкий смех нарушил тишину вечернего Парижа. Темное небо было увенчано редкими звёздами, что мерцали так далеко в космосе. Пустые улицы свидетельствовали о том, что почти все парижане уже разбрелись по теплым домам, проводить время со своей семьей и насладиться отдыхом после тяжелого рабочего дня. Одетта закрыла рот рукой, отчаянно пытаясь подавить следующую волну смеха. Мерант тяжело дышал рядом, продолжая улыбаться, и пытался перевести дыхание. Сбежать с бала в честь величайшей премьеры, чувствуя себя беззаботными, свободными, как десять лет назад–что может быть безумнее для них двоих? Мужчину нисколько не волновало общественное мнение, и даже если ”важные” гости по словам Вокорбея спохватятся его, как и сам директор, ему будет все равно. Никому не под силу заставить его обмениваться любезностями с почтенными людьми. – Я провожу тебя, – произнес Мерант, накидывая на плечи женщины свой фрак. – Ещё слишком рано, чтобы возвращаться домой, – протянула Одетта, закатывая в его манере глаза. – Предлагаешь прогуляться вдвоём? – Луи улыбнулся её выходке. – Я знаю, что ты в любом случае предложишь свою компанию. Ибо не безопасно ходить женщине по темным улицам в столь поздний час одной, – бывшая прима улыбнулась, когда увидела замешательство на его лице. Вот так просто взяла и раскрыла его мотив.

***

Они медленно шли по дорожке старого парка, с обеих сторон которой росли небольшие деревья. Ветер легонько покачивал их стволы, срывал несколько листков и уносил далеко-далеко вперед, и только ему одному было ведомо куда. Луи и не помнил, как заговорил о выступлении Фелис. Они обсуждали, как тернист был этот путь для всех них, полный взлетов и падений во всех смыслах, которые можно вообразить. Одетта с улыбкой подметила, что после разоблачения обмана Луи больше не удавалось быть строгим с ее протеже. Пусть и выделять любимчиков было непедагогично, но он действительно относился к ней по другому. Мог похвалить в слух при всём кордебалете, мог одарить одобряющей улыбкой. Но что Фелис обрадовало больше всего среди этих перемен–он начал осторожно класть руку ей на плечо, чтобы передвинуть в первую линию, голос его над ее ухом становился более мягким, когда он поправлял неправильное движение. Он не смел больше грубо передвигать ее тростью, как делал это с другими ученицами. Он видел в Фелис молодую Одетту. Девочка была ее творением, и он не смел так грубо обращаться с ней. Одетта поведала ему, какой удивленной и притихшей пришла девочка после первого дня в младшем кордебалете. Дверь чердака медленно приоткрылась, тихо скрипнув, и в проеме показалась Фелис. Растрепавшиеся рыжие волосы, небрежно висящая через плечо сумка, задумчивый взгляд… – Ну и как тебе в кордебалете у Меранта? – Одетта усмехнулась, глядя на потрепанную, уставшую девочку. – Он сегодня какой-то сам не свой… – странно пробормотала Фелис, ставя сумку на пол. – В чем же дело? – Одетта удивленно посмотрела на неё, а одна бровь поползла вверх. – Он предложил мне остаться после занятия в следующий раз, чтобы помочь с пур ла пье. А на репетиции и во все вел со мной себя по другому!… – Думаю, что его отношение к тебе изменилось. Вот и всё. Пара громко расхохоталась. Женщина вытерла кулаком выступившие от смеха слезы, отчаянно пытаясь отдышаться. Давно они так не смеялись. По пустякам, почти ни о чем, но вместе. Гирлянды, освещавшие парк, слегка моргали, как звезды в ночном небе. Мерант осторожно, спрашивая дозволения взглядом, обнял женщину за плечо. Она лишь скромно улыбнулась и продолжила рассказывать о первых тренировках с Фелис. Луи замер. Ему послышалось, или их окликнули? Одетта тоже замолчала и обернулась, выискивая взглядом источник шума. В самом центре парка располагалась небольшая лавка со всевозможными десертами, у которой всегда собиралась толпа сладкоежек. Здесь были и сконы–традиционные маленькие булочки Лондона с разными начинками. И каноли–известный итальянский десерт с нежным кремом и хрустящей вафельной трубочкой. Но больше всего раскупали любимые всеми французами эклеры и круассаны. Владелец лавочки помахал двум преподавателям Оперы Гарнье и жестом подозвал к себе. На вид это был ни чем не примечательный добродушный дедушка, что уже долгие годы работал в этом парке, ежедневно продавая сласти. Чёрный фартук его был запачкан кремом, а из кармана выглядывал блокнот, куда он записывал постоянных и важных покупателей. – Стало быть, не узнали старика? – дедушка хитро улыбнулся, когда Луи и Одетта подошли к прилавку. – А вот я вас ещё молодыми помню, когда вы ко мне за ванильными эклерами ходили. Пара, занимающаяся в нашем известном на всю округу театре. Молодые танцоры балета, что каждый день славились все больше и больше… – Дедушка Адольф… – тихо пробормотала Одетта, вспомнив его имя. Он всегда просил их обращаться к нему именно по имени, потому что не терпел формальностей. – Я же говорила, что выстою дольше, чем ты! – девушка залилась смехом, легонько толкая шедшего рядом парня в бок. – Ты выиграла, признаю. Но в следующий раз я выстоять дольше, чем ты. – Выстою, Луи, а не выстоять, – танцовщица снова залилась смехом, пока Луи обиженно смирял ее взглядом. – Не переживай, я помогу тебе выучить французский. Парень какое-то время молчал, пытаясь мысленно построить правильное предложение, на пока что мало знакомом языке. Они спустились по лестнице театра, и зашагали в направлении парка. Прошло несколько дней, с тех пор как талантливый ученик итальянского театра прибыл в Оперу Гарнье и попал в один класс с Одеттой. Ей было шестнадцать, ему семнадцать. Они познакомились перед первым занятием, когда Мерант на ломаном французском высказал свое восхищение о том, как лучшая танцовщица класса выиграла в битве на прокрутку фуэте. – По дороге я видел одну лавку со сладостями. Сойдёт ли за приз одна любая сласть оттуда за мое поражение и твой выигрыш? – спросил он. – Сойдет, – Одетта счастливо улыбнулась ему, и они свернули на другую дорожку, ведущую прямиком к Адольфу. – Здравствуйте-здравствуйте. Гляжу, у меня здесь новые покупатели? Чего изволите? – дедушка добро сверкнул карими глазами, осматривая парочку. – Не хотите ванильных эклеров? Последняя коробка, между прочим! Разбирают мигом, только и успевай новые готовить. Обменявшись взглядами с Одеттой, и получив ее немое согласие, Мерант протянул хозяину деньги. Они устроились за столиком под одиноким деревцем в самом дальнем углу парка. – Неплохо, – пробормотала Одетта, надкусывая десерт. – Мне тоже нравится. Не зря нахваливал. – Каждые две недели, по понедельникам и пятницам, поздним вечером я ждал вас с оставшейся коробкой эклеров. Вы были моими самыми преданными и постоянными покупателями. Я своими глазами видел, как вы росли на протяжении года, как стали парой, а потом… – А потом Вы не поладили с кем-то из поставщиков и Вы перестали изготовлять эклеры, – закончил за него Мерант. – Буквально за несколько дней до… – одними губами произнесла Одетта, отведя взгляд в сторону. «За несколько дней до пожара.» – мысленно добавил величайший балетмейстер всех времен. Дабы заполнить неловкую паузу, возникшую в разговоре, дедушка Адольф торопливо заговорил вновь. – И больше я вас не видел. Но посмотрите! Вы стоите передо мной, ровно как и десять лет назад, вместе. А так же я наладил взаимоотношения с поставщиком, и ванильные эклеры вновь вернулись на полки моего прилавка! – он воодушевленно улыбнулся, и начал судорожно что-то искать в глубине магазинчика. – Не вы одни так любили этот десерт. Сегодня раскупили абсолютно все коробки, но, по счастливой случайности, или по велению судьбы, у меня остался один эклер. Так уж вышло, что мы испекли больше, чем необходимо было, так что, думаю, он ждал здесь только вас. Дедушка Адольф гордо положил на стол маленькую белую картонную коробочку. Мерант и Одетта смущенно переглянулись, то, с какой радостью и одним махом выпалил эти слова владелец лавки все еще удивляло их. Спустя какое-то мгновение, Мерант убрал руку с плеча возлюбленной и запустил в карман, выудив кошелёк. – Луи, не стоило, я… – бывшая прима отчаянно пыталась подобрать слова, что застряли где-то в горле. – Всё в порядке, не нужно так нервничать, Одетта, – мужчина ласково погладил её по плечу. – В конце концов, я буквально украл у тебя этот дивный вечер, ведь ты должна была сейчас обретать новые знакомства, улыбаясь каким-то знакомым нашего дорогого Вокорбея. – Я все равно хотела сбежать оттуда, – женщина улыбнулась. Напряжение, возникшее между ними, быстро растаяло. Где-то вдалеке лилась приятная мелодия, прислушавшись к которой, можно было услышать весьма необычный дуэт–соло скрипка и аккомпанемент двух гитар, а на фоне играли еще несколько инструментов, входящие в классический состав симфонического оркестра. Три девушки, на вид такие молодые, лет четырнадцати, творили музыку, стоя посередине импровизированной сцены. Две гитаристки, обменивавшиеся взглядами на важных моментах произведения, ловко перебирали струны. Скрипачка рядом мягко водила смычком, из под которого лилась чудесная музыка. – А вкус точно такой же, как и тогда, – прошептала Одетта, оторвавшись от уличных музыкантов. Она протянула руку с десертом мужчине, тем самым негласно предлагая удостовериться в ее словах. Величайший балетмейстер всех времен перевел на нее взгляд, и, помедлив всего секунду, легонько отодвинул ее руку, накрывая ее губы своими. Она слегка вздрогнула от неожиданности, но не отстранилась. Одной рукой поглаживая женщину по спине, другой он обхватил ее за талию и притянул ближе, более настойчиво касаясь манящих губ, углубляя поцелуй. Знакомое сладкое послевкусие заварного крема передалось и ему. Его теплые, мягкие ладони, трепетный поцелуй и влюбленный взгляд, пробудили в ней давно позабытые чувства, похороненные в глубине ее никому не доступного сердца. Дыхание обоих участилось, а сердца забились в бешеном ритме. Медленно, продолжая стесняться, Одетта неспешно обвила руками его шею, придвигаясь чуть ближе. – Моя любовь к тебе точно такая же, как и тогда. Обещаю, я буду делать абсолютно всё, чтобы ты была счастлива. Хочу смотреть в твои великолепные глаза, хочу утонуть в твоих тёплых объятиях, просто хочу быть рядом с тобой. Я люблю тебя, мой Лебедь. – прошептал он, отстраняясь. От звука его бархатистого голоса, ласкающего слух, и горячего дыхания, щекочущего ухо, она засмущалась еще больше. Секундное молчание, и она слегка отстранилась, чтобы смотреть ему в глаза, не выпуская его из объятий. Пристальный, чарующий, многообещающий блеск его карих глаз, который она чувствовала на себе все чаще день ото дня. – Я тоже тебя люблю. Мерцающие звезды сияли на темном небе, а выглянувшая луна освещала улочки Парижа. Два человека бесследно исчезли с величественного бала. И два человека обрели друг друга вновь в этот прохладный вечер.