«мы — два пятна на карте мира
и нам холодно, но значит — мы живы
мы под этим бледно-ржавым небом
подгоняемые ветром в спины,
словно листья… или льдины»
Мороз щиплет щёки и нос, украшает темные ресницы и волосы, выбивающиеся из под капюшона, пушистыми снежинками. Рикс плотнее запахивает ворот куртки, добираясь к приличному на вид дому по протоптанной снежной дороге, по сторонам обрамлённой сугробами. Если бы не эта дорога, которую они самостоятельно и протоптали тяжёлыми усилиями, Рикс бы давно свалился от усталости. Благо, день был солнечным и тёплым – словом, вполне дружелюбным и новогодним. Самое то, чтобы сходить в город неподалеку за продуктами на оставшиеся деньги. Получилось набрать лишь хлеба, гречки и немного овощей, отчётливо пахнущих химией и синтетикой – во времена Нового Рима и генной инженерии натуральные продукты встречаются крайне редко и цены у них обычно огромные, так что подобную роскошь себе могут позволить лишь сливки общества. Благо, им на двоих этого хватает. Рикс открывает дверь – его встречает запах дыма, костра и пыли, который не выветрился даже с открытыми окнами. Да, им нужно экономить тепло по максимуму, однако дышать дымом тоже никому не хотелось. С виду дом казался вполне красивым и пригодным для жизни, однако внутри – полная разруха: прокоптившийся потолок, пыль, старая и затёртая мебель, полупустые комнаты. В этом доме, находившемся вдали от цивилизации, не чувствовалось жизни, присутствия людей и, впрочем, так оно и было: скорее всего, хозяева уехали отсюда ещё давно, вынесли из него всё, что могли вынести, и оставили его бесхозным. Как вариант. А, может, с ними что-то случилось. В любом случае, стены этого жилища не смогут рассказать людям свою историю. Он переступает через небольшие скопления мусора под ногами, намеренно шелестя пакетом с продуктами. – Я вернулся! – Радостно восклицает Рикс, ожидая, когда его сосед выйдет к нему из гостиной или спальни, чтобы забрать продукты, как оно обычно и бывает. К нему никто не выходит. Из гостиной до него доносится бесцветный голос: – Слышу, не глухой. Рикс напрягается. Он ставит пакет на стол и, расстегнув куртку, направляется к источнику звука. Хотч сидит на диване и, сгорбившись, оперевшись локтями о расставленные ноги, с тоской во взгляде рассматривает что-то в своих руках. – Все нормально? – Спрашивает Рикс, подходя бесшумными шагами. Ответа не следует. Он осторожно садится на подлокотник дивана и видит в руках Хотча фотографию. Двух счастливых, улыбающихся людей – мужчину и женщину – на фоне золотого заката и ребёнка лет пятнадцати между ними. У Рикса болезненно щемит сердце. В знак молчаливой поддержки он кладёт руку Хотчу на спину, решив, что слова сейчас ни к чему. Рикс вообще сомневается, что Хотч его сейчас слышит. Фотография его родителей – единственное, что у него осталось на данный момент. Они с Риксом уже давно путешествуют по Населенному Космосу в поисках родных Хотча, о судьбе которых он не слышал с момента попадания в рабство к Флавию. Они облетели большое количество планет в поисках одной-единственной с одним-единственным домом на отшибе. Рикс был готов поклясться, что видел искры в его разноцветных глазах, когда на горизонте показался тот заветный дом, вид которого Хотч не успел забыть за большое количество лет жизни где угодно, но только не здесь. Его настроение резко изменилось, когда внутри их встретила сплошная разруха, пустота, валяющиеся на полу доски, механический мусор и отсутствие каких-то намеков на то, что здесь когда-то жили люди. Хотч молчал, как, впрочем, и обычно. Не кричал, не впадал в истерику, не отказывался верить в то, что видел перед собой – это просто не в его характере. Но Рикс отчётливо видел – в его глазах рушился весь Новый Рим. Рикс никогда не видел его... таким. Стало понятно, что в этом жилище давно никто не живёт. Можно было даже не гадать. Рикс помог Хотчу разгрести завалы мусора, чтобы найти хоть что-то, забрать себе что-то на память. Глубоко в ящиках нашёл фотографию, на которой он был ещё подростком. Подобные фотографии казались едва ли не роскошью, потому что с появлением цифровой фотографии надобность в сделанных на бумаге экземплярах будто бы пропала. А зря – цифровые версии пропадают, теряются в большом количестве информации, стираются, а бумажным даже с годами все ни по чём. Их можно найти в укромных уголках дома, а цифровые – нет. Рикс заметил, как потух огонь в его глазах. Хотч, оправившись, иногда пытался отшучиваться, но Рикса, который знает его больше пяти лет, сложно обмануть такими простыми трюками.«все это — тест на знание себя
здесь, в самом сердце,
в сердце декабря
мы среди миллиарда тех, кто ищет нужные слова,
но слов не надо, нужен просто взгляд».
Все то время, что Хотч пытался справиться с гнетом действительности, Рикс был рядом. Он променял свою славу и силу, наработанную за годы испытаний, лишь для того, чтобы уйти в неизвестность и стать никем, но быть рядом с Хотчем на протяжении всего его пути. И он был готов стоически переносить все трудности и испытания, с которыми им предстояло столкнуться. Вскоре они решили отправиться на следующую планету, на которой могли жить его двоюродные родственники. Хотч отчаянно пытался зацепиться за любую ниточку, лишь бы не соглашаться с тем, что у него не осталось родных людей. И Рикс разделял его стремление: понимал, каково это, терять родных. И при худшем раскладе событий он поможет ему справиться с горькой правдой. Они заселились в заброшенный дом планеты, покрытой снегом. Если на родной планете Хотча было тепло, и они могли обходиться палатками и – в крайнем случае – теплой одеждой, то теперь им приходилось придумывать что-то посерьёзнее. Они даже спали в верхней одежде, не раздеваясь. Рикс видел, что Хотч переживает. Что с каждым днём у него, видимо, остаётся все меньше надежды встретить своих родных, и их фотография – единственное напоминание о них. Да, они были гастролирующими циркачами, но что-то им подсказывает, что возвращение их сына и гастроли – на старости лет – не могли так неудачно совпасть. Сейчас Хотч сверлит взглядом, полным вселенской тоски, этот злосчастный кусочек бумаги. Остер даже успел забыть, что вообще-то хотел заняться готовкой ужина. – А если их уже нет? – Произносит он одними губами, спрашивая, скорее, пустоту, чем сидящего рядом Рикса. Однако в тишине полупустого дома тот его замечательно слышит. – Надейся на лучшее, готовься к худшему. – Честно отвечает Рикс. – Ты справишься, дружище. Мы со всем справимся. Хотч грустно усмехается. – Я не думал, что будет... так. Я ведь давно не видел их. – Это нормально, – успокаивает Рикс, – Такие раны долго не дают о себе знать, а потом... накатывает жутко. Это тяжело. Рикс судил по своему опыту. Потому что сам думал, что смирился со смертью родителей, пока не разбил те злосчастные резервуары, которые выкачивали все силы из его полуживых отца и матери. Хотч заметил, как изменилась интонация Рикса, и с некоторой резкостью перевел свой взгляд от фотографии на него. Рукой, лежащей на его спине, Рикс чувствовал, что тот был напряжен, словно струна. – А ты расскажешь, ну... как это было у тебя? Рикс принимается перебирать воспоминания. – Очень тяжело. Сначала мне казалось, что весь мир рухнул и ничего больше не имеет смысла. Поначалу я не верил, что время лечит. Но потом, когда ты знаешь, что все прошло и ничего больше не вернуть... Проще смириться с этим и жить дальше. Я не говорю, что нужно опускать руки и сдаваться. Просто... должно пройти время. Рикс старался осторожно подбирать слова, чтобы не сделать Хотчу ещё хуже и надавить на больную мозоль. Он печально усмехается. – Понятно. Не представляю, через что тебе пришлось пройти... – Зато теперь я с тобой, дружище. И я помогу тебе пройти это. Мы же договаривались. – Рикс ободряюще улыбается. Фраза оказывается обезоруживающей: Хотч улыбается ему в ответ, – Рикс чувствует, как мышцы под его ладонью расслабляются – а затем придвигается ближе и робко обнимает. Так как сидел на подлокотнике, то Хотчу пришлось щекой прижаться к его тёплой груди и утонуть лицом в объемном свитере друга, а Рикс смог уткнуться носом в его тёмные волосы, крепко прижимая к себе. – Неужели ты – единственный, кто у меня остался? – Вновь шепчет. – Ну почему же. А как же он? – Рикс решает беззлобно пошутить, указывая жестом на Гендаля, свернувшегося калачом в углу. Обнаглевшего, но прошедшего всё путешествие вместе с ними. Затем он наклоняется к уху Хотча и говорит заговорщицким шёпотом, словно его здесь может кто-то услышать. – Не опускай руки раньше времени. Хотч молчит, но Рикс чувствует: он улыбается. – Умеешь же ты поддержать, чертяка. Рикс тепло улыбается.«так сложно расцепить ладони,
да и эта погода не позволит
молча будем оставаться теми,
кто безудержно, навеки болен
чужим теплом... словно зомби».