Второй

Все началось с фотографии. Прикрывая глаза от солнца, проникающего в окна автобуса, Питер сидит напротив Майлза. Они едут из Квинса, в кои-то веке передвигаясь на общественном транспорте, а не на паутине. Широкие тени от балок моста монотонно скользят по залитым светом поверхностям. Прижимая рюкзак ближе, Майлз зевает и умудряется принять удобную позу в трясущейся коробке, в которой они сейчас находятся. Он сидит спиной к окну, прижимается щекой к спинке смежного сидения. Солнце обрамляет его профиль ярким контуром, золотом ложится на тёмную кожу. Питер не помнит, как камера оказалась в его руках. Он делает снимок, и щелчок затвора не слышен за гулом двигателя, но Майлз, конечно же, слышит. Приоткрывает глаза, смотрит на него вопросительным взглядом. Первым порывом было притвориться несведущим, но камера в руках была фактически доказательством «преступления», а потому Питер просто неловко улыбается в ответ и протягивает фотоаппарат. Брови Майлза удивленно взмывают вверх, когда сам он заинтересованно изучает результат на экране. «Красиво» — говорит он одними губами, выглядя при этом искренне впечатленным. Питер принимает фотоаппарат обратно, на этот раз изучает результат самостоятельно и вдох замирает в груди. Майлз на фото практически сияет, выглядит как объятая светом фигура, и Питер пугается той странной тоске, что внезапно заполняет его сердце. Происходит что-то неправильное, что-то, чего быть не должно. Он поспешно прячет фотоаппарат внутрь сумки и отворачивается, остерегаясь вновь смотреть на своего протеже. Дома он достаёт камеру, просто потому что не может перестать думать об этом. Он хочет проверить, были ли те чувства реальностью, или просто наваждением. С экрана фотоаппарата Майлз выглядит расслабленным и уютным, и Питер ловит себя на желании застыть в этом мгновении, как на снимке. Но — тени красиво очерчивают скулы, прикрытые ресницы длинно лежат вдоль щек, и это вызывает нездоровую потребность коснуться кожи. «Удалить?» — высвечивается на экране. Пальцы зависают над кнопкой, когда «Да» очерчивается выделением. Фотография перемещается в его телефон, в надежно защищенную папку, предназначенную для хранения данных о Человеке-Пауке. Питеру стыдно, он в смятении, он прячет фото возле сердца и вспоминает о нем, изредка тайком любуясь. Ему кажется глупым притворяться ничего не понимающим, но он боится произнести это даже в мыслях. Ведь это означало бы признать проблему. «Проблема» — так шифрует Питер собственные чувства, и занимается тем, что умеет довольно хорошо — игнорирует её. Каждый раз, вспоминая о «проблеме», он дёргается, отводит взгляд, отвлекает себя мыслями о других вещах. Ему нужно закончить работу. Ему нужно успеть зайти в магазин. Ему нужно выполнить просьбу горожанина. Отвлекаться не сложно, в конце концов, он занят всегда. Все усложняется, когда Майлз падает на белые простыни в его кровати и со вздохом трет глаза тыльной стороной ладони. Идея вспыхивает в разуме Питера как спичка, озаряет стоящий в центре идол, посвящённый стыду. Он должен отвернуться, должен затолкать ее в глубины сознания сразу же, едва она появилась в его голове. Вместо этого Питер очарованно приближается и спрашивает: — Могу я сфотографировать тебя? Глупо-глупо-глупо. Глупый Питер Паркер, закапывающий себя только глубже. — Сейчас? — искренне удивлён Майлз, не осознавая, что именно заинтересовало его наставника. Питер чувствует себя преступником, мошенником, пытающимся сыграть на чужом доверии. В самой фотографии нет ничего плохого, но Питер знает, что это не просто снимок. Это — знак его падения, символ низменности его желаний и слабости духа. Но он притворяется, что это не так. — Да, — казаться непринуждённым довольно легко, в конце концов, он уже несколько лет только и делает, что лжет, — Мне кажется, я вижу довольно интересную композицию. — И что мне делать? Голос Майлза неуверенный, он заинтересовано смотрит в ответ, все так же оставаясь на кровати. — Лежи так и положи руки на одну половину лица. Что-то незнакомое вспыхивает во взгляде Майлза. Коротко вздохнув, он расслабляется. Белые простыни мнутся под его весом, восхитительно контрастируя с его тёмной кожей. — Так? Он укладывает руки на правую половину лица, сцепляется пальцами и проникновенно смотрит снизу-вверх. Рисунок паутины на его черно-красных перчатках выглядит как нечто болезненно родное, но его проникновенный взгляд, кажется, пригвождает Питера к месту как насекомое. — Да, — завороженно проговаривает он, поднимает дрожащие руки, в которых зажата камера, и выбирает лучшую позицию. Смотреть так — зная, что Майлз не сможет разглядеть голода в чужом взгляде, закрытым объективом, пьянит. Его сердце колотится где-то в горле от нервного возбуждения, пока он скользит широкими линиями по чертам чужого лица. Он сглатывает и силой заставляет себя включиться в рабочий процесс. Свет на фоне — слишком желтый и слишком резкий. — Сейчас, — сосредоточено выдыхает Питер и поспешно бежит к выключателю. Он не специализировался на портретах, а потому не имел подходящего оборудования, но, в конце концов, он всегда умел импровизировать. Запуская максимум света из закрытых ранее окон, он вешает простынь на изголовье кровати и сооружает из нее своеобразный отражатель. С улыбкой Майлз наблюдает за его перебежками по комнате, но с места не двигается. Закончив, Питер возвращается к краю кровати и вновь ищет лучшее положение камеры. Его ноги почти заползают на матрас, бедра находятся слишком пугающе близко. Внизу — Майлз, завороженно смотрящий в объектив. Попадающий в его глаза свет освещает их, делает почти жёлтыми, в цвет молний в его крови. Он взволнованно вздыхает, немного сдвигает лицо и ненароком касается губой мизинца. Шум в ушах оглушает, бьется в такт сердцу, когда Питер делает снимок. Напряжение между ними практически искрит, Питер ловит себя на том, что у него хватает сил только на то, чтобы дышать. Майлз протягивает руку, забирает камеру из ослабевших пальцев и смотрит результат. Сквозь экранные пиксели на него смотрит он сам. Эта фотография слишком компрометирующая, слишком личная и слишком интимная. Они оба понимают, что она — исключительно для них двоих. Когда Майлз покидает его съемную квартиру, Питер кутается в одеяло с головой, стыдясь себя самого, и яростно дрочит. В его голове беспорядок, пальцы скользкие даже без смазки, а щеки горят от духоты и осознания произошедшего. Он не должен находить своего протеже горячим, не должен видеть его глаза за закрытыми веками. Много чего «не должен», но доказательства его падения буквально остались белесыми следами на его животе. «Проблема» трансформируется в «Катастрофу» и Питер не спит всю ночь, занимаясь самоуничижением. На следующий день Майлз ведёт себя тише, чем обычно, но Питер не слишком против, переживая внутренний кризис. У него не хватает сил смотреть Майлзу в глаза, отчего каждый раз он лишь нервно переводит взгляд в сторону. Через неделю они вливаются в свою обычную динамику, и Питер благодарен себе за навык притворяться придурком. Он отлично умеет делать вид, что все хорошо, несмотря на полный кавардак в его жизни. Так проходит ещё одиннадцать месяцев. Ситуация не покидает его разум, постоянно крутится где-то на периферии сознания и Питер анализирует происходящее снова и снова. Впоследствии приходит понимание, что болото, в котором он увяз, на самом деле цепляло его ноги и тащило на дно уже три года. Просто Питер настолько внимательный и осознанный, что заметил это только тогда, когда его затянуло по шею. То, как работает привязанность, было бы забавно, не находись Питер в абсолютной панике. Питер двадцать два года жил, не зная о существовании Майлза. У него были дядя и тётя, заменившие ему родителей, которых он практически не помнил. У него были немногочисленные друзья — двое, если конкретно — которые были с ним с раннего детства. Впоследствии ЭмДжей стала его постоянной — в плане регулярных расставаний — девушкой, а Гарри улетел в Европу. Ещё была Фелиция, но она появлялась в его жизни словно дикая кошка только тогда, когда сама этого хотела. В сухом остатке Питер Паркер был довольно одинок, несмотря на то, что Человек-Паук был знаменитостью. А потом появился Майлз. Знал ли Питер, сталкиваясь на немногочисленных миссиях с Джеффом Дэвисом, как много будет значить для него его сын, которого тот так любил упоминать? Конечно, нет, но в этом и была вся ирония. Он заговорил с Майлзом исключительно из-за чувства вины и желания помочь пережить трагедию, к которой был причастен. Питер тяжело сходился с людьми ввиду того, что, несмотря на острый ум, его навыки коммуникации представляли собой жалкое зрелище. Горько осознавать, что на двадцатом году жизни так и не научился общаться, но Питер привык и не мог слишком сильно об этом жалеть, зная о рисках. Майлз — наоборот, сиял своей экстравертной энергетикой и притягивал к себе. Он был скромным, но при этом открытым и доброжелательным. Питер не мог винить людей за то, что он им нравился, в конце концов, наступил в эту ловушку тоже. Он не планировал общаться, не планировал дружить или сближаться. Он просто должен был помочь потерянному подростку освоиться с волонтёрской работой и сделать так, чтобы ему было достаточно комфортно на новом месте. Но. Майлз был добрым — он добросовестно выкраивал свободное время для помощи людям так же, как это делал Питер. Майлз был умным — он неплохо разбирался в робототехнике и был одним из тех людей, которые действительно могли уследить за ходом мыслей Питера. Майлз был открытым — он мог легко поддержать непринуждённую беседу, отчего быстро нашёл себе множество друзей в П.И.Р.е так же, как и в школе. Майлз был весёлым — он шутил, не боясь показаться нелепым, сиял доброжелательной улыбкой каждому человеку, кто в этом нуждался. Майлз был храбрым — он бросился в опасность даже без мутации ради возможности найти антибиотики для зараженных Дыханием Дьявола. Майлз был самоотверженным — рискуя жизнью, он помог Человеку-пауку, когда тому действительно была она нужна. Майлз вызывал восхищение, не позволяя вытирать об себя ноги, умело выставляя границы и соблюдая чужие. Майлз любил музыку и забавно пританцовывал на месте, когда шёл в наушниках. Майлз был наполнен энтузиазмом к жизни и юношеским задором. Майлз был тем странным человеком, которого искренне веселили шутки Питера и его смех приятно щекотал область возле сердца. Майлз был глубоко ранен, так же, как и сам Питер — и это лишь укореняло желание позаботиться о нем. А затем судьба связала их вместе навсегда, потому что из всех возможных людей, экспериментальный паук силой случайности выбрал именно этого светлого ребёнка, желающего помогать людям. И в итоге — Майлз залез под кожу, поселился в мыслях, обнял сердце и занял неожиданно прочную позицию «важного человека». Талантливый, сияющий и такой нетерпеливый, он привязывал Питера к себе все крепче. Он был слишком хорош и представлял из себя совокупность черт личности, которыми Питер восхищался и которые искренне ценил в других людях, потому что не находил их в себе. «Майлз-Майлз-Майлз» — всегда где-то в подкорке. Как он? В безопасности ли? Что он делает? Он поел? Выспался ли после патрулирования? Майлз был ответственностью Питера, потому что, несмотря на горячее желание самого парня, именно Питер дал зелёный свет обучению. Он мог бы стоять на своём, несмотря на все уговоры, но не сделал этого. Жалеть об этом было сложно, потому что появление кого-то столь восхитительного в одинокой жизни Питера ощущалось глотком свежего воздуха. Но теперь «Катастрофа» состоит в том, что Майлз живёт в его мыслях днем и ночью, видится смотрящим сквозь объектив фотоаппарата и через экран телефона. Майлз красивый и камера любит его. Она трепетно запечатлела линии его лица, зафиксировала тени в изгибах скул. Перчатки с рисунком паутины — как напоминание об их единстве и абсолютной одинаковости. Самое ужасное было то, что это не было просто сексуальным влечением, которое можно было удовлетворить довольно просто. Его чувства — практически нужда, что-то на грани боготворения — ненормальны. Он не может, не имеет права, вываливать их на этого человека, для которого он обязан быть поддержкой. Питер должен был предположить намного раньше, что ничем хорошим это не закончится. Майлз-ребёнок нравился ему слишком сильно, чтобы он мог справиться с напором Майлза-взрослого. Казалось, только вчера Питер знакомился с Майлзом, который едва доставал макушкой до его подбородка, но по прошествии трех лет от того стройного подростка мало что осталось. Питер проклинает себя за то, что с того самого дня — замечает. Замечает, как крепнущие мышцы двигаются под кожей. Как Майлз весело прикусывает губу и улыбается хитро. Как зевает и тянется руками вверх, оголяя часть плоского живота. Как больше не задирает голову, смотрит на него прямо, соответствуя росту Питера. От того ребенка, которого он знал когда-то, осталось лишь то же сияющее обаяние и восторженная преданность в глазах. Он старше него на восемь лет и попадёт в ад. Но его это мало тревожит, как и всегда. У Питера не было проблем с чтением предупреждений, проблема была в том, что он благополучно их игнорировал, пока они не сбили его с внезапностью несущегося локомотива. Теперь, оставшись один на один с «Катастрофой», он приспособился жить с очередной ложью в его жизни. Взгляд привлекает необычно большое количество людей, столпившихся посередине тротуара. Любопытный от природы Питер тут же приземляется на фонарь, изучая обстановку. Люди были так заняты происходящим, что даже не заметили его появления, но Питер уже успел увидеть то, что заинтересовало людей. Майлз, в костюме Человека-Паука, раздавал автографы. Не веря собственным глазам, Питер тряхнул головой, словно пытаясь сбросить наваждение. Да, безусловно, Майлз уже обрёл свою долю фанатов и не удивительно, что для подобного мероприятия возникло так много желающих, но обычно парень не занимался подобным. Тем более — остановившись на земле. В костюмах они предпочитали находиться в воздухе. — Человек-Паук! — привлёк внимание он, все так же оставаясь наверху, — Что делаешь? Толпа ахнула от удивления, перевела на первого героя города десятки возбужденных взглядов. — П-привет, — негромко отозвался Майлз, растерянно оторвав ручку от бумаги. Питер нахмурился. Что-то было не так. — Так что ты тут делаешь? Я, конечно, не против автографов, но это на тебя не похоже. Странно скованно пожав плечами, Майлз неопределённо махнул рукой. — Ну вот… Забеспокоившись, Питер машинально спрыгнул вниз, приближаясь. Возможно, его движения действительно излучали не самое дружелюбное настроение, потому что толпа встревоженно отпрянула, освобождая путь к другому Человеку-пауку. Питер, наконец, смог рассмотреть парня в полный рост. То, что он смог тут же найти различия, показывало, насколько часто он рассматривал фигуру Майлза. Сердце растревоженной пташкой заколотилось в груди. — Ты не он, — прорычал он, потому что этот кто-то не был Майлзом, но костюм — точно был его. Питер достаточно часто видел его, чтобы запомнить каждый шов. Это не было костюмом из магазина, который однажды надел двойник самого Питера. Фальшивый Майлз перед ним явно почувствовал нетипичную для Человека-Паука агрессию и попятился назад. — Я… Я… Именно дрожащий голос неизвестного парня помог привести сознание в порядок — не ведут себя так те, кто хочет причинить вред. Питер сделал глубокий вдох. Недовольный тем, что люди по-прежнему окружали их, он рывком оказался рядом, подхватил фальшивого Человека-паука на руки и прыгнул вверх. То, как взвизгнул тот в его руках, лишь подтвердило догадки. Питер не стал далеко уходить, просто взлетел на ближайшую крышу, способную дать необходимое уединение. — Итак, — вкрадчиво начал он, аккуратно опуская парня на крышу, — Где ты взял этот костюм? Не удержавшись на дрожащих ногах, тот практически сполз вниз, тут же падая пятой точкой на рубероид. «Гражданский» — тут же сформировал мозг Питера, и это знание позволило его доброй натуре тут же смягчиться. — Послушай, ты ведь понимаешь, насколько это было опасно? Что, если бы ты встретил не меня, а кого-то из наших врагов? Если бы это случилось, они бы тебя не пожалели, они бы атаковали сразу же. Рвано дыша, парень быстро закивал в ответ на наставления и потянул маску вверх. Открывая вид на светлое, молодое лицо, обрамленное русыми кудрями, он посмотрел на него взглядом, полным раскаяния: — Я нашёл его! — почти крикнул он — Рюкзак был приклеен паутиной к стене возле моего окна! Вот я и… Он смущённо поджал губы, опустил блестящий взгляд в пол. — Я… Мне очень стыдно… Я думал… Его юное лицо, красное от смущения, потерялось в обрамлении волос. — Человека-Паука многие любят, мне было интересно, каково быть тем, чьего внимания хотят… «Боже мой…» — тут же все понял Питер, его сердце заныло от боли, звучащей в голосе незнакомого паренька. Вся злоба, которая возникла ранее из-за страха, покинула его тело. Перед ним был лишь одинокий молодой человек, нуждающийся в помощи. Пусть, не Человека-Паука, но Питер по натуре своей всегда будет пытаться помочь. — Как тебя зовут? — мягко проговорил он, присев на корточки. — Питер. «Ха. Тезка.» — Слушай, Питер, давай так, — предложил он, параллельно помогая собеседнику встать на ноги, — Костюм владельцу все же надо отдать. Но тут нет твоей одежды. Мы можем добраться до твоего дома на паутине, хочешь? Парень поднял неверящий взгляд, словно ожидал совсем других слов. — Правда? — Правда, — дружелюбно отозвался Питер, оборачиваясь спиной, — Маску лучше надеть. Как коала попутчик взобрался на его спину, крепко цепляясь за грудь руками. По сравнению с тем, какие обычно грузы приходилось тягать Человеку-Пауку, эта тяжесть казалась ничтожной, и он удобно перехватил парня под бедра. — Главное не бойся, я держу тебя. Питер практически был готов к воплю возле уха, когда он спрыгнет с крыши, но к его удивлению этого не произошло. Тезка за спиной судорожно цеплялся за него, но вместо криков было слышно лишь рваные вдохи. Казалось, он до боли сжимает губы, чтобы не привлекать излишнего внимания. — Ну что, как ты там? Вместо ответа возле уха надрывно провыли что-то нечленораздельное, и Питер по-доброму посмеялся над своим попутчиком. Он прекрасно помнил свои первые попытки качания на паутине и не мог винить того за излишнюю эмоциональность. — Сделать перерыв? — Нет, я справлюсь! То, что он пытался быть смелее, было в какой-то степени милым. — Хорошо, — довольно проговорил Питер, — Тогда сможешь показывать мне дорогу? Я не знаю, куда дальше. Следуя указаниям, он добрался до дома незадачливого подражателя через несколько минут. Возле окна виделись остатки срезанной паутины. Рюкзак, предположительно, был в комнате самого парня. Прилипнув к стене, Питер помог владельцу комнаты открыть оконную раму и пролезть внутрь. Судя по тому, как тот чуть не свалился на пол — ноги у него явственно дрожали. Скорее всего, он не скоро полностью отойдет от такого неожиданного прилива адреналина. — Я подожду, когда ты переоденешься, — проговорил Питер, перепрыгнул на стену, где ранее был срезан рюкзак и достал телефон. «Ты случайно костюм свой не терял?» — напечатал он. Майлз ответил довольно быстро: «Я чувствую вопрос с подвохом…» «Нет?» Замечательно, он даже не успел заметить пропажи. «Твой костюм надел какой-то паренёк и ходил по улицам раздавал автографы» «Хорошо я встретил его случайно» «Немного поругал и отвёл домой. Твой рюкзак у меня. Я надеюсь, там не было ничего, обозначающего твою личность?» »…Ахринеть» «Нет, я ничего такого там не храню» «Мне просто нужно было срочно убежать, вот и оставил рюкзак, где пришлось. Я не думал, что кто-то его достанет» «Было слишком близко к окну» Майлз прислал стикер, изображающий человека, вцепившегося в волосы. Посмеявшись, Питер продолжил печатать: «Я оставлю твой рюкзак там же, но так, чтобы никто не достал» «Присоединяйся, как освободишься» «Конечно :) » — Эм… — неловко привлекли его внимание, — Мистер Человек-Паук? — Как официально, — посмеялся Питер, забирая протянутый рюкзак, — Ты знаешь, однажды я уже сталкивался с подражателем, правда — моим собственным. Он купил костюм Человека-Паука в магазине и пришел на место преступления первее меня. Ему не повезло действительно столкнуться с моими недругами, но мы выбрались из той неразберихи без травм. Парень, частично высовывающийся из окна, впечатлено слушал. — Он хотел помогать людям? — неуверенно уточнил он. Питер кивнул в ответ. — Да, хотел. Но я сказал ему примерно то же что и тебе — это было опасно. А чтобы быть героем, не обязательно надевать на себя костюм. Ловко изменив положение в воздухе, Питер устроился напротив окна, практически глядя в лицо молодого человека. — У того парня была другая мотивация, но я скажу тебе так. В том, чтобы хотеть быть замеченным, нет ничего плохого. Но не обязательно быть Человеком-Пауком, чтобы привлечь чье-то внимание. Подкинув рюкзак в воздух, Питер точным выстрелом паутины прикрепил его к стене, на этот раз достаточно далеко от соседних окон. — Береги себя, — искренне пожелал он, и, позволив себе немного позерства, прыгнул назад, прокрутившись в сальто. Он попрощался в воздухе двумя пальцами, видя, как его тезка неуверенно машет ему на прощание. Солнце уже скрылось, превратив город в переплетение сияющих линий на боку планеты, когда Питер увидел Майлза повторно. То, что это точно был он, стало очевидно, когда второй Человек-Паук ворвался в драку с присущей себе энергией. — Привет! — весело прожестикулировал он, сбивая бандита головой в асфальт. Питер поймал себя на том, что тепло улыбается в ответ. — Привет, — отозвался он, уворачиваясь от кулака, — Ты закончил? — Ага, — бодро ответил Майлз, энергично прыгая с места на место от летящих пуль. В такие моменты Питер каждый раз поражался, откуда у Майлза столько сил. Наверняка же не отдыхал с тех пор, как проснулся утром. Этот парень действительно был пугающе работоспособен, умудряясь одновременно учиться, волонтёрствовать и помогать матери. Удивительно, что что-то оставалось для «Человека-Паука». Питер при такой нагрузке чувствовал бы себя мёртвым на ногах. Собственно, возможно, поэтому это и было его перманентное состояние. — Ты либо чудовище, либо специально дразнишь меня силой своей молодости. — Перестань прикидываться дедом, — смеётся второй Человек-Паук и фиксирует одного из преступников паутиной. Стараясь держаться подальше — Майлз имел предрасположенность периодически биться током — Питер машинально отпрыгнул от летящей пули и сшиб ногой одного из нападающих мужчин. — Расскажешь потом, что за дела возникли? — продолжил он с рваными вдохами, потому что в этот момент укладывал на пол какого-то верзилу серией ударов. Майлз, окатив окруживших его амбалов взрывом электричества, махнул рукой: — Да на самом деле всё как обычно, просто забыл забрать кое-что важное, вот и пришлось экстренно возвращаться. — Мы вам не мешаем?! — гневно взорвался какой-то бандит с монтировкой. — Хэй, смотри, они скучают по тебе из-за того, что ты перестал с ними разговаривать! — весело проигнорировал его Майлз и Питер против воли засмеялся. Работать вместе с Майлзом было так весело, особенно если забыть о голосе совести в голове, ехидно напоминающей о том, что Питер делал ночью. Разбираясь со своей частью бандитов, Питер искренне старался не отвлекаться на мелькающую черно-красную фигуру. Не хотелось бы получить ранение, потому что как идиот любовался своим напарником. Спустя пару минут они скручивают последнего преступника, слышат полицейскую сирену и ускользают со смехом. Запрыгнув на край крыши, Питер видит боковым зрением тёмную фигуру, приземлившуюся рядом. Сейчас Майлз всегда поспевал за ним, и сложно было представить, что когда-то его приходилось страховать во время прыжков. Если бы кто-то сказал Питеру несколько лет назад, что в городе появится ещё один Человек-паук, тот бы не удивился, но напрягся. Зная свою удачливость, этот кто-то вполне мог бы стать очередным суперзлодеем. От этой мысли Питер невольно фыркнул. — Что такое? — тут же заинтересовался Майлз. — Знаешь, я рад, что паук укусил именно тебя. Питер практически чувствует, как брови Майлза взмывают вверх под маской. — С чего вдруг такое умозаключение? — неловко уточняет он, устраивая руку на бедре. Сегодняшняя встреча внезапно дала понимание — а ведь то, что именно Майлз стал вторым Человеком-Пауком города, на самом деле невероятное везение. Его тёзка, Питер, не был плохим человеком, но смог бы он, например, быть достаточно смелым для их нынешней деятельности? Исходя из того, что его собственная мутация произошла именно после экскурсии в Оскорп, ему нужно было быть осторожнее с вторжением в их лабораторию. Но Удача Паркера не дремлет, а потому вышел на улицу он уже не один, а в компании незаметного попутчика. Этот паук, которого он вынес на себе по неосторожности, мог слететь с него во время полёта, мог приземлиться на любого человека. Это мог быть кто угодно, в том числе какой-нибудь преступник, давно точащий на него зуб. Питер не удивился бы внезапному появлению злого Человека-Паука со способностями Электро и невидимостью в довесок. В конце концов, именно так обычно работает его везение. Но, видимо, именно в этот момент судьба решила смиловиститься и выбрать самого подходящего человека из существующих. — Представь, что паук укусил бы какого-нибудь озлобленного преступника. Бороться со мной же, но с силами Электро и невидимостью звучит как издевательство. И не стоит забывать про чутье, которое предупреждало бы его обо всех моих атаках… На этих словах Питер выразительно вздрогнул. Стоило этой картине нарисоваться в голове, не по себе стало вполне реально. Хорошо это был Майлз, благослови небеса его нежную душу. Смех теплотой отозвался в сердце и Питер вновь ловит желание сделать фото, потому что Майлз прекрасен в обрамлении сияющих огней города. — Знаешь. У меня появилась идея, — вдруг загадочно проговаривает он, — Иди за мной. Питер настороженно присматривается, но в итоге послушно двигается следом. Они перелетают через мост и попадают в какой-то крупный промышленный сектор. Майлз приглашающе кивает головой, предлагая первым проникнуть в вентиляцию. — Что это за место? — уточняет Питер, заползая внутрь. — Этот склад сейчас не используется после того, как на крышу рухнул вертолёт Соболя. — О, я помню это! — вспоминает Питер, продолжая двигаться по линии вентиляции, — Ты тогда помог вытащить людей из огня. — Потушить получилось довольно быстро, но этот склад все равно сейчас слишком повреждён. Они выскальзывают внутрь, оказываются в большом, просторном помещении. Вертолёта внутри уже не было, но облизанные гарью стены напоминали о недавних событиях. Сквозь полуразрушенную стеклянную крышу пробивался лунный свет, давая достаточно света для двух сверхлюдей. — Итак… — заинтересованно протянул Питер, оглядывая своды, — Зачем ты меня сюда привёл? Стянув маску с лица, Майлз кинул в ответ хитрый взгляд. — Помнишь, что ты говорил не так давно? — Эм-м, — глубокомысленно изрёк Питер, — я много что говорил. Я бы не отказался от конкретики. — Ты жаловался на то, что хотел бы появления какого-нибудь суперзлодея, потому что тебе некуда деть энергию. Питер перестал осматриваться, заторможено посмотрев в лицо напарника. — Я был уверен, что ты понял, что это шутка. — Разумеется понял, — отмахивается Майлз, — Суперзлодеи приносят с собой слишком много вреда. Но почему мы не можем развлечься? «Развлечься, определённо, было бы неплохо» — тут же отзывается подсознание, но Питер лишь коротко трясет головой, выбрасывая лишние мысли. — Ты имеешь ввиду?.. Майлз смеётся и говорит нечто совершенно неожиданное: — Хочешь, я побуду твоим суперзлодеем? Это звучит странно, особенно когда он смотрит на него таким тёплым взглядом. «Слишком мило» — отдаётся в голове, и Питер неконтролируемо хихикает, не в силах унять острую привязанность, дребезжащую где-то в желудке. Снимать маску кажется откровением, но он не может не ответить взаимностью, когда Майлз уже открыл собственное лицо. Он стягивает ткань с волос, стреляет в ответ шальным взглядом, с которым ничего не может поделать. — И давно ты планировал это нападение, о мой заклятый враг? Взгляд Майлза проясняется, его лицо практически освещается широкой улыбкой и Питер в очередной раз чувствует себя значимым — если его глупые высказывания так радуют этого человека, он будет шутить даже на смертном одре. Прикусывая губы в желании прервать вырывающееся хихиканье, Майлз торжественно произнёс: — Весьма недальновидно было следовать за мной в ловушку в это богом забытое место. Теперь тебе никто не поможет, Человек-Паук! Последнее прозвучало насколько нелепо, что Питер против воли начинает вытирать слезы, выбивающиеся от сдерживаемого смеха. — А будет ли монолог, объясняющий мотивацию? — Изо дня в день я наблюдал за тем, как ты снимаешь кошек с деревьев и завидовал твоей работе, — влет злобно забормотал Майлз, — Я желал, чтобы все кошки этого города были спасены исключительно мной! А потому я избавлюсь от тебя и стану единственным кошкоспасателем. — Это такой бред, — прокомментировал Питер, чувствуя, как у него начинает сводить скулы от улыбки. — Не смей принижать мои чувства, бессердечное членистоногое! «Люблю-люблю-люблю его» — стучит в голове и, не сумев ничего поделать с собственными эмоциями, Питер истерично всхлипывает себе в ладони, скрывая красное от смеха и смущения лицо. — Боюсь, я не смогу драться в таком состоянии, — признался он, все так же утыкаясь носом в пальцы. — Легко же было найти твою слабую точку. Майлз был определённо сильнее его, если умудрился до сих пор не выйти из образа. Неловко опустив руки вниз, Питер стрельнул в ответ блестящим от слез взглядом. Голос Майлза казался ровным, но при внимательном рассмотрении выяснилось, что парень был в похожем состоянии. Он так же сиял довольством от происходящего, а глаза его, казалось, сверкали от внутреннего света, пока смотрели прямо в его душу. «Люблю тебя» — снова в голове, в сердце. Слова практически выкатываются на язык и Питер испуганно разрывает зрительный контакт. Магия рушится, он как-то слишком поспешно натягивает маску на голову, принимает боевую позицию. — Ну, что же, в таком случае я не сдамся так легко, — проговаривает он, скрывая свою оплошность за игрой, и наблюдает, как лицо Майлза теряет свою расслабленность. Он напряжённо изучает его позицию, так же приникает вниз для рывка. Когда он стреляет собственным телом вперёд, его собственная маска остаётся на земле. Отчего-то он не желает прятать свое лицо под ней, он нападает открыто и Питер видит лицо близкого друга, от которого ранее не ожидал атаки. Но это — игра. Не по-настоящему. Тем не менее, уворачивается от кулака он совершенно машинально, не привыкший к подобной динамике в их отношениях. Нужно было признать, что место, которое выбрал Майлз, действительно подходило хорошо. Оно было достаточно пустынным, чтобы они могли двигаться, не натыкаясь на предметы, а стены давали нужное уединение. — Странные у нас ролевые игры, не находишь? — уточняет Майлз во время новой атаки и его хитрая улыбка, находящаяся опасно близко, ощущается ударом поддых. — И не говори, — все, на какой ответ его хватает, пока он пытается заставить тело не отвлекаться на непреднамеренное очарование его протеже. Майлз — восхитительно быстрый, опасно сильный — действительно может его травмировать. Его удары могут сломать ему кости. Это нездорово, но от этой мысли все внутри горячо бурлит от восторга — после мутации далеко не каждый человек может ему навредить. Питер действительно чертовски удачлив, что заимел такого союзника. Майлз определённо его жалел, не используя биоэнергию, и как человек, который переживал удары током чаще, чем хотел бы, Питер действительно был благодарен за это. Электричество не было для него смертельным, но по-прежнему оставалось крайне неприятным и болезненным мероприятием. На самом деле он в какой-то степени был рад, что Майлз лишён такой слабости благодаря мутации — парень буквально мог касаться оголенных проводов. — Пит, ты ничего не хочешь мне сказать? Лицо Майлза вдруг оказывается рядом, его взгляд успевает пригвоздить Питера к месту, прежде чем от новой атаки чутье вспыхивает предупреждением. Едва успев увернуться от чужой ноги, летящей ему в лицо, он уточняет: — Что ты имеешь ввиду? Застыв на месте, Майлз скованно изучает его фигуру. Такая резкая остановка кажется неожиданной, и Питер практически запинается о воздух. Взгляд Майлза кажется нетипично серьёзным, он впивается им в белые глаза маски. Лунный свет, проникающий сквозь просветы поломанной крыши, блестит в осколках стекла, озаряет тёмную фигуру второго Человека-Паука. — Думаешь, я не замечаю, как ты смотришь на меня? — вдруг проговаривает он и слова эти заставляют внутренности Питера похолодеть. То, что пришло в его голову первой догадкой — пугает. Он чувствует, что испуганно пятится назад совершенно бесконтрольно. — К-как? Если Майлз не имел ввиду то, о чем Питер подумал первым, он будет выглядеть подозрительным идиотом. Это глупо, он не может иметь ввиду то, что замечал нездоровое вожделение в его глазах. Если бы это было так, не общался бы он с ним так, как общается. Но этот страх взрывается фейерверком в груди, заставляет его мышцы окаменеть. Майлз двигается резко, так, словно снова хочет его ударить, но чутье молчит, а Питеру хватает сил только растерянно стоять на месте. Чужие руки ощущаются на плечах, Майлз смотрит в маску так, словно может рассмотреть его растерянное лицо. — Что… Что ты делаешь? Пальцы вдруг закатывают ткань, оголяют горящие щеки. Сладкая дрожь ноет в бёдрах, Питер удивлённо всхлипывает в губы, когда те оказываются на его собственных. Прикосновение — взрыв, превративший его самообладание в ошметки. Задыхаясь от поцелуя, Майлз шепчет ему в рот: — Делаю то, на что тебе не хватило смелости. И это окончательно сносит крышу. Питер цепляется крепче, раскрывает губы и глубоко целует в ответ, потому что все в нем желало этого уже много месяцев. Нутро трепещет, он практически теряет себя в чужих объятьях. — Я видел, Пит, — бормочет Майлз, стягивая чужую маску до конца, — Видел, как ты смотришь на меня. Я думал, ты ждёшь совершеннолетия, но… — Ты едва закончил школу, — оправдывается тот, смотрит из-под ресниц. Страх в его взгляде, разбавленный похотью, хочется спрятать, и Питер водит губами по открывшейся шее, кусает за угол челюсти. — Закончил же, — бурчит Майлз, ловит поцелуй, сместившийся вдоль щеки, — И мне теперь восемнадцать. А ты… Прикосновения губ жалят, горячее возбуждение ноет в бёдрах. — Ты всегда в моих мыслях… Практически дыша в рот, Питер чувствовал себя так, словно сейчас умрёт. Кажется, толкни его сейчас, он завалится на грязный пол, просто потому что силы в ногах больше не чувствует. Он не может сейчас существовать, не может действительно быть настолько удачливым. Но Майлз по-прежнему перед ним, по-прежнему цепляется за него, как за единственное, что держит его на земле. Свет все так же проникает сквозь разбитое стекло склада, лучи в отражении битых осколков бликуют на опаленных гарью стенах, но все это — вторично, кажется лишь обрамлением его собственных чувств. Весь мир сейчас — это Майлз, трепетно ластящийся под его прикосновения. Им обоим нужно отдышаться, они отстраняются друг от друга, воздух заполняет пространство между ними. Питер не расцепляет руки, не позволяет Майлзу отходить слишком далеко. Его пальцы сжимают чужую талию, ощущают подушечками твёрдость мышц. Они молчат и часто дышат, глядя друг на друга из-под ресниц. Лицо Майлза так непривычно близко и выражает такую щемящую нежность, что у Питера сводит желваки. Не заслужил он, чтобы этот человек смотрел на него с такой искренней любовью. Он не сделал ничего для такой открытой преданности, читающейся в его глазах. — Прекращай думать о том, о чем сейчас думаешь, — вдруг произносит Майлз, пригвождая его к месту суровым взглядом. — А ты знаешь, о чем я думаю? — О том, что не заслужил этого. Питер растерянно моргает в ответ. — Ты телепат? — Нет, просто знаю принцип работы твоих мозгов, — просто пожимает плечами Майлз и неожиданно коротко целует подставленные губы, — Обычно я от них в восторге, но порой в них творится полная эмоциональная неразбериха — Должен признать, это самый странный комплимент в моей жизни, — неловко шутит Питер и прижимается носом в выемку чужого плеча. Привязанность в его груди острая, практически болезненная. Нежность щемит сердце, отчего он вполне мог бы расплакаться. Он ласково выцеловывает кожу, дышит в щеку, прижимаясь всем телом ближе. — Люблю тебя так сильно… — бормочет он, практически раздавленный потребностью выразить свою нежность, — Ты бы знал, как… Перехватывая его руки, Майлз слегка отстраняется, заглядывая в глаза. Он что-то считывает в его лице, в его взгляде мелькает какое-то чувство, которое не получается идентифицировать. — Я тоже люблю тебя, Пит, — шёпотом признается он, смотрит прямо и оглаживает лицо кончиками пальцев, — Я… — он неверяще качает головой, — Я видел желание в твоих глазах, но даже не надеялся… Догадка обжигает внутренности, Питер растерянно отстраняется. — Ты хочешь сказать, что предполагал только возможность секса? — Я мечтал о внимании с твоей стороны много лет, — медленно проговаривает Майлз, глядя прямо в глаза, — Мне все равно, какое оно. Питер качает головой. — Это неправильно. — Всё правильно, пока это ты. Слова обрушиваются на него рухнувшим зданием, подкашивают ноги. Майлз смотрит на него с непоколебимой уверенностью в собственном убеждении и это сводит с ума. Снова она — эта безумная преданность, вылезшая непонятно откуда. Но затем Майлз ластится ближе, приникает в аккуратном объятии и выдыхает удовлетворенно и счастливо. — Невероятно, — проговаривает он, — Мне даже не верится… Нежность, не покидающая кости Питера, вновь становится превалирующим чувством. «Невероятно» — эхом повторяет он в мыслях и отвечает на объятие, притягивает фигуру ближе. Кажется, он может остаться так навсегда, с Майлзом в кольце своих рук. — Если тебя так пугает возраст, дай мне ещё пару лет и я уверен, что стану выше тебя, — вдруг вкрадчиво проговаривает Майлз, проникая коленом между ног, — И по мускулатуре так же нагоню. И нагну тебя. Питер издаёт неразборчивый звук, похожий на писк. Слышать такое последнее, что он ожидал — не то чтобы он ожидал всего этого в принципе, — но, вопреки здравому смыслу, происходящее его не отталкивает. Возбуждение накрывает его с головой, практически сдавливает внутренности. Со стыдом он ловит себя на том, как с готовностью расставляет бедра и чувствует сквозь ткань прикосновения между ними. — Честно говоря, можешь хоть сейчас. Это звучит фантастически жалко, но это вылетело из его рта бессознательно. В лице Майлза — нервная улыбка от собственной выходки, возбуждение от неожиданного согласия. С едва слышным стоном Майлз приникает ближе, ныряет языком в рот и Питер позволяет этому случиться. Теряясь в ощущении влажности чужого рта, Питер краем сознания понимает, насколько это место не подходит для первого раза. Здесь грязно, стены в гари и весь пол в осколках стекла. Заниматься здесь тем, чем они занимаются, абсолютно глупо, но у Питера никогда не получалось поступать иначе, а потому он задыхается от желания и тянет напарника к стене. Кирпичная кладка, в которую он уткнулся спиной и которую мельком осмотрел, была относительно чистой. Думать о чем-то рациональном было сложно, когда желание сотрясало все его нутро и дрожало в костях. Дышать — тяжело, он ныряет в каждый поцелуй с полной отдачей, чувствуя только горячую нужду. Привязанность душит его, радостно пульсирует в грудной клетке от одного только осознания, что все это — с Майлзом. Он уверен, что будь это кто-то другой, ощущения были бы и в половину не настолько крышесносными. Не то чтобы кому-то другому он позволил бы так прижимать себя к стене. — Твоё разрешение все ещё в силе? — уточняет Майлз, ныряя пальцами под стык костюма, где идёт разделение на нижнюю и верхнюю часть. Прикосновение к коже — жалит. — Определённо, — отвечает Питер, смотрит в лицо напротив. Ему неловко, кажется, его лихорадочный взгляд выглядит слишком жаждущим. Майлз оглаживает его талию, прижимается бёдрами плотнее и на миг они застывают без движения. — Я же не заставляю тебя? — почти испуганно шепчет он и Питер ловит себя на том, что хочет поцеловать это встревоженное лицо, чтобы стереть эту эмоцию. Он целует. Ласково касается губами щеки, подбородка, оглаживает кожу кончиками пальцев. — Я хочу тебя тоже. Последняя фраза — на выдохе у самых губ. Радужка глаз напротив стремительно заполняется чернотой, и от этого вида Питер невольно сглатывает. Звук кажется оглушительным в тишине складе, а затем Майлз прижимается ближе. Они уже были на расстоянии ткани, но сейчас движение — твёрдое, целенаправленное. Рваный удивлённый вдох вырывается наружу, Питер зачарованно смотрит в ответ. Всё, что он может видеть — лицо Майлза перед собой, и он толкается ответным движением. Майлз стонет, вжимается крепче и откидывает голову назад. — Чёрт, чувак… Находя в себе силы только на то, чтобы напряжённо впиваться в чужие плечи, Питер трется бедрами в ответ. Абсолютное, сумасшедшее доверие практически душит его, вынуждает раскрыть рот: — Ты можешь делать со мной все, что угодно. Его резко дергают, толкают лицом к стене и прижимаются бедрами плотнее, словно одни эти слова окончательно снесли все предохранители. Кожа касается колючей стены, царапает её, но все, что чувствует Питер — опаляющий внутренности жар. Желание горит в животе, затмевает все остальное. Когда нижняя половина костюма стягивается вниз, Питер может только извиваться в бесплотных попытках прижаться ближе. — Майлз, пожалуйста… — Сейчас, сейчас… Шёпот позади него лихорадочный, быстрый, показывающий, что не только он горит от нужды. Питер срывает с руки перчатку, поспешно смачивает пальцы слюной и, протягивая их назад, ныряет ими в себя. — Блять, — слышится позади голосом Майлза, и Питер практически может нарисовать в голове его взволнованное лицо. Он оборачивается, не переставая двигать запястьем, и смотрит назад. Лицо Майлза именно такое, какое он себе представлял, его взгляд прикован к одной единственной точке. Его костюм так же частично стянут, отчего видно, как освобожденный от ткани член блестит от собственной смазки. — Ты делал это раньше? — заторможено уточняет Майлз, придвигаясь ближе. Питер ощущает его ладони на собственных бёдрах, они направляют его ближе, выравнивают для удобства. Убирая руку, Питер жмурится, чувствует скользкое прикосновение и признается: — Да. Когда мечтал о тебе. — Ты делаешь это специально, да? Его голос звучит сдавленно, вопреки попытке казаться недовольным, а в следующий миг Питер чувствует проникновение. Полнота заполняет его, становится все более ощутимой. Боль поглощает, обжигает его нервы, но он лишь встречает ее как давнюю подругу. Это кажется правильным, как и эта близость, несмотря на колотящуюся панику в его голове в тот злополучный день. Любить Майлза — правильно, доверять ему и отдаваться добровольно — тоже. Кажется, что боль везде. Она разрывает изнутри и покрывает кожу одновременно. Нервно сжимаясь, Питер утыкается взмокшим лбом в каменную кладку и судорожно дышит. — Пит? Голос Майлза рядом с ухом, его голос дрожит, а сам он не двигается, очевидно, встревоженный. — Н-наверное, я все же должен был позволить тебе сначала… — Нет, — поспешно качает головой Питер, не позволяя тому договорить фразу до конца, — Я хотел этого. С выдохом, он откидывает голову назад, и медленно дышит. Чужое дыхание — быстрое, рваное — на его щеке. Краем сознания приходит мысль, насколько у Майлза безупречный самоконтроль, и это заставляет восхищаться им лишь сильнее. Он ухмыляется, силой воли двигается сам, насаживая себя глубже, и слышит сдавленный стон рядом с ухом. — Вот черт… Он хочет слышать больше такого голоса, хочет больше близости, больше удовольствия. Хочет, чтобы Майлзу было хорошо. Он уже почти у цели, почти привык, осталось лишь… Его собственное возбуждение взрывается подобно фейерверку, опаляет блаженным жаром. Ощутив смену настроения, Майлз позволяет себе отпустить вожжи контроля. Он отталкивается и резко скользит обратно, удерживая на месте дрожащие бедра. — О, боги, Майлз… Удовольствие практически сокрушительное, оно заставляет Питера с гортанным стоном взвыть в потолок. Каждый нерв искрит от болезненного наслаждения, толчки ощущаются яркими, словно удары электричества. Любовь-любовь-любовь повсюду, она скручивает его внутренности, ослепляет и отзывается в каждой мышце одним единственным именем. Имя это — в голове, в сердце, на языке. Оно заполняет собой все, пока остальное не становится чем-то несущественным. Задыхаясь от горящей духоты в легких, Питер трется щекой о колючую стену, дышит запахом холодного камня с примесью гари, но лишь продолжает послушно насаживаться в заданном темпе. Член ноет, нуждающийся во внимании, но его руки словно прилипли к стене — возможно, они действительно прилипли, — помогая своему обладателю не скатиться на пол. Его подтягивают ближе, утыкаются носом куда-то в заднюю область шеи, чужая рука проскальзывает под ткань и обхватывает напряженный ствол. Почти скуля от беспомощности, Питер ловит себя на том, что бормочет что-то несвязное. Его отвлекает смех, холодом коснувшийся оголенной взмокшей шеи. — Болтун, — весело фыркает Майлз, но голос его, дрожащий от удовольствия, показывает его истинное отношение к происходящему. Привязанность вновь взрывается нежностью в грудной клетке, возникает мысль сказать что-то шуточное в ответ, но затем его бедра тянут на себя, и глаза Питера закатываются. Любая осмысленная вещь покидает его разум, когда его тело начинают одновременно вдалбливать в стену и тереть стоящий колом член. Время истончается, превращается в нечто далекое и несущественное, пока его тело сходит с ума от остроты ощущений. Опуская взгляд вниз, Питер как сквозь марево видит свой собственный член в кольце чужих пальцев. Черно-красная перчатка с рисунком паутины должна ощущаться неприятной, но он слишком возбужден для того, чтобы ткань была проблемой. Открывающийся вид пьянит, лишь добавляет глубины в пропасть, в которой уже потерян Питер. Ему хочется сделать фото. Голос надламывается, превращается в хриплые вздохи. Перед глазами, кажется, взрываются сверхновые, отчего Питер задыхается и изгибается назад. Освобождение плотно выталкивается вместе с глухим мычанием, когда с его губ горячо слизывают оргазм. Питер дрожит, все его тело практически в треморе, пока он пытается отдышаться и не свалиться на пол. Судорожно ловя воздух ртом, Майлз прижимается к его взмокшей спине, этим частично удерживая его от падения. Его частое дыхание — у уха, поцелуй лениво касается щеки. — Пит? — М? Заставляет ли деятельность Человека-Паука работать его лёгкие на пределе своих возможностей, как это было сейчас? Питер предполагал, что да, но вспомнить о точном событии не мог. Блаженная пустота заполонила его мозг, лёгкая улыбка растянула губы. Окружающая его влажность — снаружи и внутри — была неприятной, но Питер не променял бы это ни на что другое. Обернувшись, он оглядывает прижимающуюся фигуру тёплым взглядом. — А как мы будем добираться в таком виде домой? — неловко уточняет Майлз, его осоловевший от кайфа взгляд заставляет что-то внутри горячо трепетать удовлетворением. Это из-за него Майлз сейчас выглядит таким. Он тянется лицом назад и они машинально сталкиваются губами, почти бьются зубами от того, насколько безвольны сейчас их тела. Будучи абсолютно ответственным взрослым, Питер хихикает и бормочет в ответ: — Не важно, потом придумаем.