Удивите меня, расскажите мне новость

Обессиленно закинув затекшие ноги на стол, Георгий с удовольствием откинулся в кресло и задумчиво смотрел в потолок. Перед ним несоизмеримо большой холст, только кое-где просвечивающий белым. Барабанщик критически оглядел проделанную работу и собрав мысли в кучу, кряхтя, заковылял на кухню за кофе. В квартире больше никого, что, безусловно очень радовало его: кто бы то не был, а творить в одиночестве всё же лучше. Он ненадолго завис у окна, в мрачном оцепенении выглядывая в сером Ленинградском феврале хоть что-то хорошее: снег на улице превратился в жидкую кашу и теперь знатно портил вид из окна. — Никуда сегодня не выйду. — улыбнувшись, снял турку с кипящим кофе с огня и движением свободной руки потушил голубой цветок газа. Ответом ему служила тишина, и этим Гурьянов с удовольствием наслаждался, разбавляя наскучившую атмосферу серого февраля чашкой горького кофе. Планов на оставшийся день немного: несколько часов бродить по квартире в размышлениях, затем, может, взять в руки кисть. Гурьянову читать газеты не нравилось, порой там было чрезмерно много лжи. Он вздохнул и отложил недопитый кофе на неопределённое время, хоть, в прочем следует напитку остыть, как он превращался в красящую субстанцию, которую следовало вылить. Именно так и прошёл бы один из последних зимних дней, если бы в дверь не забарабанил кто-то очень рвущийся внутрь. Ударник помотал головой, ещё надеясь, что стучат в соседнюю квартиру, но стук отчётливо повторился, более громкий и настойчивый. Ещё несколько минут он надеялся, что человеку за дверью быстро надоест ждать и кто бы то не был, оставит попытки достучаться до хозяина квартиры. Однако, непрошенный гость оказался очень настойчивым и не переставал стучать все эти пару минут. Густав вздохнул, и, отправив домашний халат, нехотя пошёл открывать. В голове роились мысли: о мрачном дне, о том, что совсем скоро будет весна и наконец, что квартира в его личном распоряжении ещё на неделю. На пороге стоял Витька, счастливый и широко улыбающийся, в подозрительно лёгкой косухе на тоненький свитер. — Густав, привет. — он протянул руку и напористо шагнул вперед. Барабанщик немного удивился, но виду, конечно не подал и ответно протянул тёплую ладонь. — Ну привет. Цой поднял голову и поморгав с секунду, сощурил карие глаза. — Ты, я вижу забыл? Гурьянов запутался окончательно: в последние два дня ни Витька, ни кто другой встреч не обозначал. Но он решил держать планку до конца. — Я? Забыл? — он немного потянул слог. — Ну нет конечно, за кого ты меня принимаешь? Виктор улыбнулся ещё шире, хотя казалось, уже некуда. — А ты так в халате на улицу и собираешься? Или для приличия пальто накинешь? Тот отвёл взгляд в сторону: на улице по-прежнему простиралась один нескончаемый талый снег. — Фу, Витя, там же холодно. — он поморщился, но посмотрев на заразно улыбающегося вокалиста, улыбки сдержать не смог. Цой фирменного вскинул брови. — Не Густ, так не пойдёт, одевайся быстрее. Ударник снова нахмурился: вопросов к гитаристу было более чем предостаточно, да в сегодняшние планы выход на улицу уж точно не входил. — Не, знаешь, я дома останусь. — растягивая слоги, он сделал несколько шагов назад и расслабленно опустился в кресло. — Кофе, может, чай? — На улицу пошли. — стряхнув с волос несколько капелек талой воды, вокалист скинул обувь и прошёл в гостиную. — Пошли, пошли. — не обращая внимания на его замешательство, как-то подозрительно торопливо встал у спинки кресла. Гурьянов задумчиво закусил губы: Витька буквально за шкирку тянет на улицу, толком не объясняя причин. Значит, обязательно что-то случилось. –сощурившись, барабанщик посмотрел тому в глаза: искренние и блестящие. «И вообще, Витя человек неразговорчивый» — мысленно произнёс он, пропустив несколько слов, а может и целых фраз мимо ушей. — Зачем мне на улицу? — наконец спросил ударник, демонстрируя, что идти никуда не собирается, практически игнорируя Цоя, нарезающего круги вокруг кресла в терпеливом молчании. — Зачем? — тот немного удивился вопросу и нашёл, что ответить только через пару мгновений. — Как зачем. Прогуляться, скиснешь ведь. — обратив внимание на холст в углу, Виктор мягко улыбнулся. — Навеет что-нибудь, может даже. Густав вновь помотал головой, хотя внимание на том, что всё-таки тот подозрительно разговорчивый, про себя заострил. Он предал особое значение тому, что помимо необычной многословности, Витька ещё и как никогда улыбчивый и радостный. — Хорошо, пойду. — наконец сдался барабанщик, снисходительно быстро вставая с кресла. — Но только если объяснишь, зачем конкретно я потащусь на улицу. — он выдержал драматическую паузу. — Тем более в такой холод и слякоть. Цой немного замялся, и, закусив губы, непринуждённо хмыкнул: — Ну, не то чтобы там прямо очень холодно. Ничего особенного, просто хотел пройтись. — А Юрик внизу что ли? — ударник мастерски сделал вид, что поверил в практически очевидную ложь. — Нет. — Тиша? — Нет, — Виктор только отмахнулся. — Ну что, идём? В глазах блеснул огонёк уверенности и Гурьянов наконец согласился, хоть и не помнил, чтобы обещал тому какую-то прогулку. «Витя если и зовёт, то на репетиции» — размышлял он, задумчиво стоя перед зеркалом. — «С чего вдруг» — Густав, побыстрее! — как-то нетерпеливо подгонял вокалист, уже выйдя за порог квартиры. С самой парадной пахнуло омерзительным холодом. Во дворе стояли голые, поблекшие деревья кое-где с одинокими и пустыми скворечниками на верхушках. А Георгий прокручивал в мыслях один и тот же вопрос. Виктор кружил рядом и всё улыбался, подозрительно усиливая от любых расспросов. Несколько пару мгновений барабанщику казалось, что случилось что-то очень нехорошее и поэтому Витька ведёт себя так странно, но тот улыбался слишком солнечно для хотя бы тени беды. Ударник хитро сощурился. — Что Вить, влюбился? Тот вспыхнул алым румянцем и отвернувшись, недовольно буркнул: — Вот всегда ты не о том думаешь. Густав по-чеширски улыбнулся и в два шага обогнал вокалиста. — Тогда говори, зачем на улицу вытащил. Ещё и без Юрика своего. — Погулять, говорю же. — Тогда где остальные? Цой состроил пафосную гримасу. «А глазки то бегают» — про себя усмехнулся барабанщик, отправляя подол длинного изящного пальто. Быстро спустившись вниз по лестнице, музыканты вышли из парадной в открытый космос омерзительной Ленинградской погоды, приправленной северным ветром и колючими капельками моросящего дождя. — Ну и куда мы идём? — ударник поморщился от холода и изящно натянул кожаные перчатки. — Просто идем и гуляем. — ухмыльнулся вокалист. «Просто. » — мысленно передразнил Георгий, закусывая губы. — «За это просто я должен мёрзнуть» Виктор вдруг заметно прибавил темп и уже через пару мгновений шагал далеко впереди, чудным образом перепрыгивая лужи. — Ещё ускорились? Зачем, Витя? — крикнул вдогонку Гурьянов, как бы нехотя поспевая следом. Тот не ответил, и, загадочно сощурившись, юркнул за ближайшее дерево, отдающее мерзким чёрным блеском, каким обычно покрывается всё, что на зиму не заносят в темноте место. Густав мрачно вздохнул и предварительно проверив шершавую поверхность на предмет какой-либо грязи, облокотился о голое, теперь некрасивое дерево. Он полуприкрыл глаза, и, полностью расслабившись, не заметил, как из кармана вытащили нетронутую пачку сигарет. Старый клён был, благо буквально необъятным и Цой, стоя позади него мог даже не пытаться спрятаться — за широким стволом он скрывался полностью. «Сигарет нет» — барабанщик брезгливо поморщился и отряхнул тонкие перчатки. — Вить, — тихо окликнул он, опасно наклоняясь, чтобы заглянуть за дерево. — Сигарет не найдётся? Виктор загадочно улыбнулся и для вида пошарив по карманам, протянул его же пачку. «К чему всё это? » — щёлкнув колёсиком зажигалки, ударник задумчиво уставился на танцующее пламя. Холодный ветер так пронизывал до костей, что Густава на секунду объяла противная дрожь — выпустив колечко дыма он выкинул тлеющую сигарету в какой-то облезлый кустик. Вокалист стоял рядом и молча курил, уставившись в чёрную гладь грязной лужи. — Мне поднадоело уже. — Георгий мерзляво поëжился и отстранился от опоры. Он заглянул в блестящие карие глаза напротив. — То есть, ты сейчас возьмёшь и вот так уйдёшь? — укоризненно нахмурился Цой, уверенно складывая руки на груди. — Типа того. — отмахнулся тот. А тем временем в Гурьяновской квартире постепенно становилось шумно: устроившись на диванчике, Юрий и Джоанна, где-то на балконе уже двадцать минут курил Игорь. В старом, гудящем холодильнике покоился торт. — Витька хотя бы Густава развлекает, а мы тут тухнем. — закинув ноги на ближайшую табуретку, Каспарян кисло улыбнулся: оживившись, Сингрей чмокнула его в щеку. — И вообще, семеро одного не ждут. — Да в том то и проблема, — проявившись в коридоре, Тихомиров сладко зевнул. — Что подарки не у нас. Из-за двери послышался настойчивый звонок, противно звенящий на всю квартиру. — Тиш, открой, пожалуйста. — сонно потягиваясь, попросил солист. — Давай-ка сам, квартира-то не моя, вдруг там милиция за дверью стоит? Заберут первого без разбору и арестуют. — нахально улыбнувшись, Игорь сделал несколько шагов в сторону: подальше от возможно летящего тапка. Джоанна вздохнула, и, закатав глаза, пошла открывать первой. Слегка растрёпанная Наташа, явно проделавшая большую часть пути бегом, коротко улыбнулась ей и смело шагнула за порог. — А если бы Витя Густава так смог так долго держать? — Каспарян укоризненно покачал головой, но будучи джентльменом, тяжелые коробки все-таки принял. — Вот именно, «если» — Наталья бегло улыбнулась. — Самое главное, что все в целости. — она скинула пальто на вешалку Наталья была старшей сестрой Густава и знала его лучше всех. Убрав с коротких рыжих волос снежинки, девушка присела рядом с Сингрей, уже с интересом разглядывавшей коробки в тонкой бумаге. — Здесь новые краски и косметика. — Наталья указала на свёртки поменьше. – А этой коробке плащ. — Зачем Густаву ещё один плащ? — Юрий немного удивился. — У него этих плащей штуки три. — Это ж Гуря. — отмахнулась девушка, тщательно проверяя каждую коробочку на целостность. — Он красоту любит. Гурьяновская квартира включала в себя всё только самое необходимое назвать её просторной язык не поворачивался и всё же, спустя пару минут вся компания заседала в спальне: кому как повезёт. Тиша откопал где-то карты и теперь, сидя на полу, во второй раз проигрывал в карты Каспаряну. — Молодец Витька, — многозначительно изрёк он, налепляя басисту карту шестёрки крести на плечо. — Долго Густава выгуливает, даже больше чем надо. — Всё ты, Юрка, жульничаешь! — Игорь выкинул остаток карт к ногам широко улыбающегося солиста. — Нет, Джо ну скажи ему! Так же не честно! Джоанна пожала плечами, но все-таки незаметно для остальных ткнула Юрия локтем. — Я так не играю. — Тихомиров окончательно нахмурился, что со стороны выглядело несколько комично. Вскоре, а именно через пару минут они заскучали окончательно: почти засыпая, Сингрей облокотилась о плечо супруга. — Чтобы Густава так держать, надо, наверное, крепкие нервы иметь. — он мягко огладил густые волосы девушки и заразительно зевнув, скептически посмотрел на Тишу. — Может, всё-таки.? — Нет, — прервал тот. — Я с тобой играть не стану больше. — Просто кто-то не умеет проигрывать. — Каспарян по-чеширски улыбнулся, но тут же получил лёгкий щипок от Джоанны и улыбка спала. — Ладно, может, Нат, расскажи что-нибудь про Гошу, а то он всё про музыку да про искусство. Та тоже улыбнулась, но уже с ноткой знакомого высокомерия: всё-таки Гурьяновская ухмылка передавалась по наследству. — Да знала бы, что вот так время убивать придётся, захватила бы его детские фотографии. Гоша вечно недовольный получался. — Да он и сейчас таким получается, — басист ностальгически сощурился и откровенно зевнув, скучающие разглядывал узор на ковре. — Хотя, теперь позирует в основном. Но если подразнить. — Ты попробуй подразни, — Юрий снова насмешливо улыбнулся и тоже зевнул. — Перехочется сразу. — Вообще, Гоша всегда таким был, — прервала надвигающийся спор девушка, задумчиво выглядывая в окно. — Однажды зимой, ещё когда детьми были, все на лестничной площадке потели, а он все шарфик выбрать не мог, перед зеркалом стоял. — Пафос любит, — прыснул солист, жмурясь от смеха. — Но ты продолжай, будет чем Густава погонять. — Только попробуй, — Наталья вдруг сердито нахмурилась. — Мне первую очередь предъявит. Снисходительно кивнув, Каспарян закинул одну ноги Джоанне на колени. — Ладно, не буду. Обещаю. — Самое смешное, что я могу вспомнить, — девушка всё-таки улыбнулась. — Это как его соседи за девушку приняли и спросили напрямую. Гоше-то всё равно было, а вот остальным не совсем.

-

Сощурившись, Виктор выкинул окурок и зачем-то посмотрел на свои часы, что Гурьянову показалось достаточно странным. «Вытащил из квартиры, провел по району, теперь на часы смотрит» — задумчиво закусив губу Густав, как ему казалось, пронзающе оглядел собеседника, как ни в чем не бывало улыбающегося в ответ. — «Витя, человек, конечно загадочный, но не настолько же. Как в шпионских фильмах. Глаза отводит » — он сдержанно хихикнул. Как вдруг Цой резко рванул с места и, толкнув барабанщика так, что тот еле устоял на ногах, со скоростью кошки перепрыгнул через несколько тёмных луж. — Ты что творишь! — возмущённо крикнул вдогонку ударник, отправляя подол драгоценного пальто. Но вокалист был уже достаточно далеко, чтобы сделать вид, что ничего не услышал. — Цой! — чертыхнувшись, Георгий всё-таки ринулся следом, но чуть медленнее, чтобы не поднимать грязных брызг талого снега. — Остановись! В безумном темпе оба музыканта достигли исходной точки достаточно быстро, в прочем и отошли не так уж далеко. Отдышавшись, Гурьянов вопросительно посмотрел на вокалиста, как ни в чем не бывало стряхивающего мелкий мусор с волос. И всё, что он увидел в Цоевском взгляде — лёгкая усмешка, навевающая что-то очень приятное. Виктор несколько раз моргнул и дёрнул дверь на себя. — Так и будем стоять мёрзнуть или уже не холодно? Густав отрешённо кивнул, витая где-то в своих мыслях, но в подъезд прошёл. — Гус, стой, — окликнул Цой, едва не запнувшись на последней ступеньке. Барабанщик остановился в недоумении. — Зачем? — зарывшись в карман, тщетно пытался найти ключи — их почему там не оказалось, на мгновение прошиб холодный пот: неужели потерял? — Закрой говорю. Руками. И не подглядывай. — Виктор отодвинул его в сторону и звучно ударил в дверь кулаком. Из квартиры сразу послышался шорох и тихие шёпотки. Вокалист улыбнулся, и прочувствовав недоумение, аккуратно накрыл лицо ударника ладонями, и, легонько подтолкнул в спину. Гурьянов слышал, как распахнулась дверь, чувствовал, какие ледяные руки у Цоя, когда машинально накрыл их своими. Виктор убрал ладони и широко-широко улыбнувшись, влился в хор голосов. — С днём рождения, Гош. Густав расплылся в улыбке и прямо с порога зажмурился - его поцеловали сразу в обе щеки: Джоанна и сама Наташа помимо всего прочего вручили по коробки. Георгий улыбался, улыбался так широко, как только мог и светясь искренним счастьем, смотрел, как торжественно Витька поджигает свечку в середине приятно пахнущего торта. – Гус, ты желание-то загадай, – остановил его прорыв Каспарян, тоже широко улыбаясь. – Кстати по старой традиции именинника таскают за уши ровно столько, сколько лет ему исполнилось. – и, коротко хихикнув, обернулся к Цою. – Но ты свечку задувай. И барабанщик загадал что-то очень приятное, хорошее, то, чего хотелось и конечно, никому ничего не сказал - не сбудется. За уши его оттягивать всё же не стали - в основном только по Витькиной инициативе. Наконец всё расселись у стола. Ударнику отделили кусочек первому и Наташа ещё раз поцеловала его - в щеку.