Tegninger

      В ледяной тишине, подобно изящным лебедям, низко склонившим свои головы, непокорно тонули звуки в объемом молчании. Осязаемое, оно проводило на задней стороне шеи круги и шептало в затылок о тленности бытия, не давая мечущейчся в замкнутом пространстве мысли, найти свое логическое завершение в форме бранного слова, на белых губах. Под ещё одно маленькое ругательство, Чейз отводит огненный поток в ближайший ствол дерева. Рыжие искры растворяются прежде, чем находят свою цель, ещё не зная, что цель уже достигнута. Какая навязчивая идея может быть у обезличенного пламени — спросите вы и будете правы. Только вот, последний из Харгривз с вами не согласится, в виду свой частой работы со стихиями. Они были подобны хищнику, преручение которого стоило бы откусанной руки и изжеванных мягких тканей вокруг глаз. Проводит рукой по лицу — чувует неровные сети шрамов и как на ладони падают опаленные ресницы. Дерево стоит величественным извоянием, под палящим солнцем закрывая его ничтожное существование от глаз всевышнего. Слова и звуки умирают в гущу, на глубине морских вод, едва способные бороться с ужасающими глубоководными рыбами. Острие зуба рассекает нежную кожу, пуская по черепной коробке рябь. Изумруды глаз закрываются в приступе боли, а на кромке губ умирает ругательство, вместе с коротким хныканьем. Ничком упавшая к земле грудь, воссоздаёт вокруг сцену молитвы, в которой номер Восемь вызывает к небесам с просьбой о помощи. Глаза трепещут, руки сложены вместе, пальцы приподняты вверх, подобнык остриям. Глаза, опущенные строго вниз, не имеют права встретится с портретом Дрессировщика, потому что иначе он рискует расплескать горячий воск по запястьям. Воздух вокруг не пахнет ни воском, ни парафином, а лишь медью старых монет, зловонией исходящей от его бедных пальцев. Зелёный ковер — дым и чёрное пепелище. Его колени полностью в саже и занозах. Выброшенная вперёд, в жалком жесте рука, из последних сил старается закрутить над ладонью ветер. Зрение размыто, а ведь сегодня Чейз даже не пытался использовать стихию воды. Подобно крушению самолёта, он прижимается к земле с воплем боли, когда потоки воздуха бьют его по лицу подобно веревкам. В позе отражены боль и разочарование, быстро разрастающейся по желудку взрывной волной. Руки подскакивают к огненным волосам и сильно тянут, заставляя все больше звериного шипения вырваться наружу, повиснув в воздухе как леска. Он режет кожу, когда пытается присесть на колени, чтобы дать себе ещё один шанс. Их число давно привысило сотню с жирным минусом в начале, но останавливает ли это его? Вообще-то скоро начнет. Ежедневная доза разочарования в себе стремится к критической точке, а ведь ещё даже не вечер. Сегодня весь день идёт как-то не так…       При пробуждении — Восьмой чуть не разбил себе нос о край тумбочки, поскользнувшись на ковре рядом с кроватью, потом едва не расплавил каркас щетки, чуть было не отправил Диего в госпиталь во время пробежки, случайно наступив на ботинок Второго. Неодобрительный взгляд Реджинальда был подобен острым кинжалам, впившимся в его спину. И Чейз уверен, что третий из них принадлежал бы старшему братцу, выкованный из какой-нибудь закалённой стали и способный превратиться кожу в вафельную бумагу. Рубиновые капельки стекли по спине, пропитывая лен рубашки и рисуя около лопаток кляксы красных крыльев. Воздух был тяжёлым на кончиках пальцев, когда после физической тренировки он отлучился в ванную, с целью забиться в угол и предаться жалости к себе. Мрачные думы распространились по маленькой кабинке как ядовитый дым, а он в свою очередь дышал углекислым газом, на грани сознания. Плитка быстро нагрелась и перестала приносить короткое удовольствие от соприкосновения лба с ней. Ещё одной причиной покинуть свое убежище стал громкий стук, отражающийся в задней части черепной коробки. Торопливые сборы, на ланьих ногах едва не спровоцировали ещё один инцидент, если бы Пятый не успел вовремя сделать два шага назад, одарив Чейза хмурым взглядом. Роняя неловкое извинение, огненная голова постаралась скрыться на поле для тренировок. Огромный спортивный зал, застреленный линолеумом, словно впитал все запахи мира, но единственный, который он по-настоящему различал был шлейф гари. Дойдя до своего места, ощущая себя дворняжкой загнанной в угол, он не посмел поднять взгляд на насмехающиеся лица. В неловких руках возник слабый огонёк, вызывавший шепотки и злорадствующие взгляды в тонкую спину. Руки опали к бокам, враз потерявшие всю силу, после часа неудачных попыток улучшить свои навыки пользования стихиями.       Под грозным взглядом человека в монокле он получие направление на задний двор и запрет на ужин. Живот сжался в комок, когда он вспомнил об этом. Перевернувшись на спину, после ещё одного провала, Чейз без колебания взглянул на солнце, пытаясь угадать его расположение, а вдобавок к этому и время. Светило не стремилось к закату, значит — в лучшем случае — прошло не так уж и много времени. Проверить свою теорию возможности не было, из-за забытых по невнимательно часов. Рука в саже нашла кончике носа, а раскрытая ладонь смела застывший корочкой слой слёз. Короткие ресницы закрылись с дрожью, а руки упали вокруг тела, внимая позе мертвеца, как в одном из недавних сериалов, который недавно досмотрел Восьмой. Тайком, конечно. В сознании зафиксировался тихий звук вспышки, а его грудь в облеччении упала, когда выпустила тяжёлый вздох. Драгоценные камни глаз внимали стальному блеску «золотого ученика». До сих пор было странно думать о Пятом как о своем приятеле. Назвать угольную голову как-то иначе язык не поворачивался, несмотря на то, что сердце каждый раз предательски подпрыгивало, стоило уловить точечный профиль краешком глаз. Приходилось всеми правдами и неправдами изгонять из себя желание уткнуться носом в пропитавшийся кофеином пиджак более низкого мальчика. Чейз, будто вспомнив в каком положении находится, подорвался и присел, торопливо стряхивая налипвшую на рубашку траву. Конечно же, противные растения не желали расставаться с полюбившимся полотном, а в суматохе щеки стремительно начали краснеть, превратившись в яркие томаты, когда неслышными шагами Файв зашёл ему за спину и тонкий ладонью смахнул все оставшиеся травинки. Вопрошающий острый взгляд впился в его собственный и неловкий благодарный кивок сопроводил склонение в стыде шеи. Прохладный вздох опалил кончик носа, когда гипнотизирующимй тихий голос, сообщил:       — Ты слишком напряжён.       Разлившаяся ледяной водой на колени тишина из лопнувшего графина оказала не то воздействие, на которое можно было рассчитывать. Тихое заикание, вместе с широко раскрытыми глазами и покрасневшим носом-пуговкой придавало ему глуповатый вид.       — Ч-что?       Бог должен сказать спасибо терпению Пятого, потому на его откровенную глупость он лишь слегка качает головой и негромким приятным тембром объясняет, вынуждая Восьмого хлопать глазами.       — Ты слишком напряжён, из-за этого совершаешь ошибки. Постарайся расслабиться.       Чейз опускает взгляд на свои израненные руки и делает глубокий вздох, ощущая как мягкое спокойствие распространяется по его оголённым нервам прохладной волной. Неуверенные глаза встречаются с чужими — спокойными и источающими силу. В интимном прикосновении лбов и ладоней, из-за чего в его груди вспыхивает пожар, оборвавшийся тихим воплем и заглушенный прикосновением шершавых губ. Между ладоней струятся тищие потоки ветра, а на нижних ресницах замирают хрусталики слёз от переизбытка эмоций. Воздух заканчивается слишком быстро. Молча проклиная потребность организма в кислороде, уязвимо он смотрит на Пятого, обнажив перед ним всю душу. Прикосновение узкой ладони к пожару волос вызывает только удивлённое хныканье, на которое отвечает уверенная улыбка и короткое прикосновение губ к кончику носа. Шепот опаляет раковину уха, поднимая в животе толпы маленьких бабочек. Бархатное хихиканье заставляет волну нежной розовой влюбленности окрасить зрение и взглянуть на идеального Пятого ещё раз. Рыжие волосы щекочат шею Файва и он запускает руку в них, ппочесывая мягкие кудри.       — Тебе вредно столько думать, — Стыдливо прижатый к плечу лоб и тихий вопрос растворившися дымком свечи в воздухе.       — Т-ты знал все эт-это время, н-не так ли?       Ответом ему служит лишь мягкий поцелуй в затылок. Крона высокого дерева все ещё укрывает в тени их маленький грех. Чейз давно хотел наступить на глаза у иконы Реджинальда. Теперь у него появился шанс это сделать. Даже если заикающийся Восемь не сможет противопоставить ничего в споре, у него всегда будет плечо оратора, в короторое он сможет изложить все свои возмущения, щуря прозрачные глаза и получая в ответ ласку. Словно действительно дворняжку гладит. Ему не пристало спрашивать о причинно-следственной связи тех или иных событий. Он волен насладится чертежами будущих отношений, выполненные тонким грифелем на клетчатой бумаге, размазанные палками, согнутые в самых неправильных местах. Изложенный порыв высосал всю душу через осторожные движения карандаша. Последнего из Харгривз все устраивает. Закрывая глаза, чувствует как горячее дыхание щекочет волосы на затылке. На улице постепенно смеркается.